7 минут рая. Спин-офф | Глава 9. The Jones (Часть 4)
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Ощущения изменились кардинально. Чонину показалось, будто в него проник кто-то другой. Под новым углом бугристая головка и вздувшиеся вены задевали совсем иные, нетронутые точки, высекая искры удовольствия.
В тишине комнаты громко переплетались два сбивчивых хриплых дыхания.
Чонин не мог ответить, из горла вырывались лишь стоны. Чейз стиснул его ногу еще крепче. Он двигался с животной одержимостью, почти рыча, и снова и снова, как мантру, повторял его имя:
Тяжелая плоть быстро входила и выходила, выбивая из них дух. Чейз дышал так часто и тяжело, словно только что завершил изнурительную тренировку.
— Ха-а... х-х... Кажется, сейчас опять...
Когда Чейз хотел оттянуть финал, он менял положение. Так он поступил и сейчас, не прерывая контакта: опустил ногу Чонина, развел его бедра шире и подхватил под колени, складывая тело партнера пополам, как в самом начале.
Даже сейчас, сквозь туман удовольствия, мозг Чонина, изучавшего генетику, цеплялся за знакомые понятия. Он прекрасно знал о репродуктивных стратегиях. У многих видов, включая человека, «конкуренция сперматозоидов» являлась важнейшим эволюционным механизмом, основанным на двух факторах: глубине проникновения и объеме эякулята.
Особь с длинным пенисом, способным доставить семя максимально глубоко, и достаточно толстым, чтобы «запечатать» выход, имела больше шансов передать свои гены.
Каждый раз, когда Чейз приближался к пику, Чонин видел, как сквозь налёт цивилизации прорывается эта древняя программа. Словно срабатывал инстинкт, требующий одного: засеять, присвоить, оставить потомство.
Чейз с силой надавил на бедра Чонина, прижимая их к его груди, и навис сверху. Уперевшись ступнями в матрас, он опустился всем весом. Член вошел вертикально, словно кол, сверху вниз.
В этой позе мышцы были растянуты до предела, обеспечивая пугающе плотное прилегание. И невозможную глубину.
Чейз вбивался в него, вкладывая в каждый толчок тяжесть своего тела. Он проникал так глубоко, что казалось, сотрясал внутренности. Амплитуда была сумасшедшей, он входил до упора, пока мошонка с влажным шлепком не ударялась о ягодицы, а затем выходил почти полностью, до самой головки, заставляя Чонина снова и снова переживать мучительное чувство вторжения.
Воздух смешивался со смазкой, порождая непристойные, хлюпающие звуки. Чонин почти выл.
— Ха-а... Как же... хорошо... — Чейз смотрел на него сверху вниз, не скрывая пьяного наслаждения.
Голова Чонина находилась ниже уровня сердца. Кровь прилила к лицу, делая ощущения острее, а приближающийся оргазм в разы мощнее. Его лицо побагровело, он балансировал на грани потери сознания.
Чонин мотал головой, пытаясь хоть немного уклониться, и разбрызгивал слёзы по подушке. Он выглядел сломленным, полностью подчиненным. И этот вид пробуждал в Чейзе что-то темное.
Глаза Чейза покраснели от напряжения. И вдруг он улыбнулся виноватой улыбкой, совершенно неуместной в разгар этого безумия. Контраст между этим мягким выражением лица и хриплым голосом, полным похоти, был до неприличия развратным.
Он опустился ниже, наваливаясь грудью на согнутые ноги Чонина. Обнял его, сложенного пополам, так крепко, что перехватило дыхание. Это было уже не объятие. Это был захват, живые оковы.
Чонин оказался полностью обездвижен. Всё, что ему оставалось — кричать, пока Чейз вбивался в него, казалось, доставая до самого желудка.
Движения стали рваными, быстрыми.
Огонь, полыхавший в паху, ударил вверх по позвоночнику, взрываясь в мозгу белой вспышкой. Чонин бессмысленно моргал, глядя сквозь пелену слёз. Реальность уплывала.
В этот момент Чейз жестко схватил его за подбородок.
— Чонин... язык... высунь язык...
Чонин с трудом повиновался, приоткрывая рот. Их языки встретились, сплелись в мокром узле. Чейз впился в него, втянул язык Чонина к себе в рот и принялся сосать жадно, грубо, словно пытаясь вырвать с корнем. Одновременно с этим он перешел на мелкие судорожные толчки.
Головка бешено терлась о простату. Чонина скрутило судорогой.
Пламя, занявшееся в паху, мгновенно охватило всё тело. Жар был таким, что казалось, он сейчас дойдет до кончиков пальцев и сожжет его заживо. Под сомкнутыми веками взрывались ослепительные вспышки.
Это был его третий оргазм. Сил не осталось совсем, вместо фонтана из него вытекло лишь несколько мутных скудных капель. Сознание балансировало на грани — он уже не понимал, открыты его глаза или закрыты.
Чейз, всё еще находясь внутри, содрогался в конвульсиях. Он кончал, но даже в этот момент, повинуясь инстинкту, сделал еще несколько глубоких, властных толчков, до предела напрягая ягодицы, чтобы выдавить в Чонина всё, до последней капли.
Когда Чейз наконец разжал хватку, Чонин безвольно рухнул на матрас. Каждая мышца в теле кричала от боли и перенапряжения. Ресницы, слипшиеся от слез и пота, мелко дрожали.
Тело налилось свинцовой тяжестью. Хотелось просто исчезнуть, провалиться в сон, но ладонь Чейза, снова скользнувшая по талии, недвусмысленно намекала, что эта ночь еще далека от завершения.
Чонин пришел в себя от шума воды и горячих струй, бьющих в лицо.
Они стояли в душевой кабине — просторной, обшитой камнем, где легко поместилось бы человек шесть. Но они жались к одной стене, словно в переполненном лифте. Сверху лились потоки кипятка, перед глазами плыла мокрая мраморная плитка, а сзади — твердый неумолимый ствол, который снова и снова пронзал его измученное тело.
Из-за воды и замкнутого пространства звуки ударов тел стали оглушительными. Влажное, бесстыдное хлюпанье гулким эхом разносилось по заполненной паром ванной.
— Чей... х-х... я... я спать хочу...
Чонина выжали досуха, словно белье в центрифуге. Он давно сбился со счета, сколько раз кончил. Чувствительность притупилась, сменившись ноющей пустотой, а член болел от любого неосторожного касания.
— Ха-а... прости. Еще разок. Последний.
Пальцы Чонина, упиравшиеся в скользкую стену, побелели от напряжения. При каждом толчке Чейза его пятки отрывались от пола.
Ноги, дрожавшие все это время, наконец отказали. Колени подкосились. В тот момент, когда он начал оседать вниз, Чейз подхватил его, обхватив широкими ладонями поперек живота, и рывком приподнял.
Ступни Чонина повисли в воздухе, не касаясь пола.
Руки Чейза вдавились в живот, и внутренности непроизвольно сжались от давления. Чейз сам задрожал от того, насколько теснее стало внутри. Чонин почувствовал, как то, что распирало его изнутри, вдруг стало... еще больше, заполняя собой всё пространство.
— Х-х... сжал... Господи... как туго...
Чейз держал его на весу, продолжая грубо размашисто трахать. Ноги Чонина беспомощно болтались, не находя опоры.
— Чей! Ха... э-это... странно! Х-х... странно!
Ощущение было пугающим, физиологически неправильным. Казалось, будто он терпел несколько часов, и мочевой пузырь сейчас не выдержит. Это было чувство потери контроля, унизительной и неизбежной.
Он в ужасе посмотрел вниз. Его член, снова набухший, хотя внутри уже было пусто, раскачивался в такт движениям, как маятник.
Его охватило чувство падения в бездну. Он отчаянно закричал, царапая ногтями мокрые руки Чейза, удерживающие его. В ответ Чейз, не выпуская его из захвата, свободной рукой скользнул ниже, грубо обхватил его член и начал ритмично дергать.
— А! Ха-а... А-а-а... х-х... м-м...
Чонин захлебнулся стоном. Он хватал ртом влажный горячий воздух, словно задыхался.
И в этот момент, на пике невыносимого давления, из его дергающегося члена брызнула тонкая струйка прозрачной жидкости.
В глазах Чейза всё залило багрянцем. В голове мелькнула шальная мысль: «Может ли человек действительно сойти с ума от похоти?»
Он скользнул рукой ниже, накрывая ладонью мошонку Чонина, и сжал её. Яички, опустошенные и легкие, сморщились, подтянувшись вплотную к телу.
— Они... они совсем пустые. Сморщились... — выдохнул он с пугающей нежностью. — Такие маленькие... Ха-а... Как мило.
В любой другой ситуации Чонин оскорбился бы до глубины души и ударил его. Но сейчас у него просто не было сил даже на гнев.
Чейз почувствовал, как подступает его собственный финал. Он рывком подбросил Чонина, перехватывая его крепче, и, стиснув зубы до скрежета, задвигался с последней отчаянной яростью. Казалось, он пытался не просто кончить, а выскрести себя в Чонине до последней капли.
Ноги Чонина беспомощно бились в воздухе. Ему хотелось кричать не «Хорошо!», а «Помогите!». Но разум отключился. Все английские слова испарились из памяти, оставив звенящую пустоту. Он чувствовал себя идиотом. Одно-единственное слово сорвалось с его пересохших губ:
Чейз хрипел ему в самое ухо. Звук был низким, горловым, словно за спиной, оскалившись, дышал дикий зверь. И хотя сверху лился кипяток, по шее Чонина от этого звука пробежал ледяной озноб.
Издав глухой, надрывный стон, Чейз излился внутрь.
Душевая кабина, затянутая густым паром, наполнилась звуками их тяжелого сбитого дыхания.
Когда спазмы утихли, Чейз осторожно опустил Чонина на пол и медленно отстранился. Плоть выскользнула наружу, потянув за собой покрасневшую, вывернутую слизистую, которая тут же втянулась обратно.
Чонин, дрожа всем телом, уперся руками в скользкую стену, чтобы не упасть. Он с трудом разлепил веки. Истерзанные мышцы внизу всё еще непроизвольно пульсировали, помня вторжение.
Он опустил взгляд. Между его ног на пол шлепались густые белесые сгустки. Попадая под струи душа, они смешивались с водой и мутным вихрем уносились в сливное отверстие.
Это было последнее, что зафиксировал его мозг.
Вслед за водой его сознание тоже закрутило в воронку и утянуло в темноту.
После той ночи, когда они сожгли друг друга дотла, на третий день началась ломка.
Чейз просыпался среди ночи и, как лунатик, тянул к нему руки. Во сне он инстинктивно искал под одеялом тепло чужого тела, утыкался носом в шею, вдыхая запах. Он прижимался к Чонину, спавшему на боку, и начинал неприкрыто, требовательно тереться о его бедра.
Каждый раз Чонин молча убирал его руки и устало вздыхал. А прошлой ночью, поняв, что так больше продолжаться не может, он просто встал, забрал подушку и ушел спать в гостевую комнату.
Чейз вернулся домой после ночного дежурства и, не успев даже снять ботинки, уже рыскал взглядом по квартире. Чонин, собиравшийся на работу, отозвался из гардеробной:
Чейз пошел на голос. Чонин только что вышел из душа, с кончиков его влажных волос срывались капли. Он стоял в одних боксерах, как раз натягивая брюки.
— Тяжелая смена? Иди мойся и ложись. Ты, наверное, вымотался.
Чонин снял с вешалки коричневый кожаный ремень.
Чейз не ответил. Он даже не подумал переодеваться. Он застыл в дверях и просто... смотрел. Его взгляд прикипел к рукам Чонина.
— Кстати, из Кореи приезжает моя старшая тетя. Вроде бы в пятницу, к полудню.
Чонин привычным движением продел жесткий конец ремня в шлевки брюк. Звук затягиваемой кожи в тишине комнаты прозвучал неожиданно громко.
Сьюзи уже сообщила новость о свадьбе родным в Корее. У неё были брат, старшая и младшая сёстры. Но приехать согласилась только одна — старшая тётя. Сьюзи пыталась объяснить Чонину, что все очень заняты, у всех работа и дела, но он прекрасно понимал: это была лишь удобная ширма. Кому-то было просто некомфортно. Однополый брак всё ещё оставался для них чем-то чужеродным, неудобным фактом, который проще игнорировать.
Чейз тут же предложил взять все расходы на себя: перелёт, проживание, любые траты. Он настаивал, что деньги не должны становиться препятствием для тех, кто хочет разделить с ними этот день. Но Чонин отказался категорически.
Да, время и деньги — это важно. Но он хотел видеть рядом только тех, кто прилетит вопреки обстоятельствам. Тех, кто искренне за них рад. Ему не нужны были «туристы», согласные потерпеть «неудобную свадьбу» ради бесплатного тура по Америке.
Разумеется, тем, кто всё-таки решится приехать, он собирался возместить всё сторицей. Устроить в лучшем отеле, оплатить апгрейд до бизнес-класса, организовать экскурсии... Но это станет сюрпризом. Наградой за искренность.
Выслушав его, Чейз осторожно спросил, не слишком ли он подозрителен? Не воспримет ли семья это как проверку на вшивость?
Чейз помолчал, но в итоге кивнул. Он уже знал, эта настороженность, эта щепетильная принципиальность — неотъемлемая часть Чонина. Он хотел просеять своё окружение через сито, чтобы оставить только чистое золото настоящих отношений. И Чейз решил не спорить.
— Тётя, наверное, дар речи потеряет, когда узнает, что мы поменяли ей эконом на бизнес, — сказал Чонин, снимая с полки чистую белую футболку. В его голосе звучало мальчишеское предвкушение. — Встретим их в аэропорту вместе?
Но Чейз не слушал. Его взгляд расфокусировался и приклеился к одной точке — к груди Чонина. Точнее, к его светло-розовым соскам.
Чонин выразительно указал пальцами на свою грудь, а затем поднял руку и ткнул себя в глаза, привлекая внимание.
Чейз, казалось, вообще не улавливал сути. У него был такой вид, словно мозг отключился от системы управления, оставив только базовые инстинкты.
— Я говорю, тётя приезжает. Из Кореи. С двоюродной сестрой.
— А... да. Корея... Корея — это хорошо! — невпопад кивнул он.
Видя этот стеклянный взгляд, Чонин лишь покачал головой. Поняв, что конструктивный диалог невозможен, он быстро натянул футболку, скрывая тело.
Чейз медленно, как под гипнозом, подошел к нему, всё ещё не отрывая взгляда от груди, теперь спрятанной под белым хлопком. Он сделал движение, будто хочет обнять, прижался всем телом, но тут же скользнул ладонями за спину и мягко сжал ягодицы.
Это было грубое нарушение установленных границ.
— Мы можем... просто достать их? — голос Чейза дрогнул от отчаяния. — И... ну... просто потрёмся? Чуть-чуть?
— Тогда... тогда просто покажи мне грудь, как сейчас. Я сам всё сделаю.
Поняв, что просьбы не работают, Чейз сменил тактику и перешел к эмоциональному шантажу. Его голос зазвучал трагически, как у актера в плохой драме:
— А если у твоего мужа... отсохнут и отвалятся яйца? Из-за застоя? Ты готов взять за это ответственность?
— ...Ты точно врач? — Чонин окинул его скептическим взглядом. — Я тоже учил биологию, Чейз. Если долго не кончать, организм сам утилизирует излишки. Сперматозоиды просто подвергаются реабсорбции. Ничего у тебя не отвалится.
Чейз в отчаянии проклял интеллект Чонина. Тот, невозмутимо натянув свитер поверх футболки, предложил до смешного простое решение:
— Можешь просто пойти в душ и... справиться сам.
Но это было не то. Ни по сути, ни по эффекту.
— Мой член слишком умный, — мрачно парировал Чейз. — Он узнает руку хозяина. Его не обманешь.
— Ой! Уже так поздно... Я опаздываю. Всё, я побежал!
Чонин быстро чмокнул его в щеку и выскользнул из гардеробной, старательно отводя взгляд от внушительного бугра, бесстыдно натягивающего ткань брюк Чейза.
Чейз проходил все стадии ломки, как по учебнику наркологии. Сначала пришли тревога и беспокойство — зуд от того, что к Чонину нельзя было даже прикоснуться. Через пару дней начались резкие перепады настроения. Затем наступила фаза рассеянности. А теперь, на десятый день, он начал нести откровенный бред.
Прим.: Пояснение как в начале главы, Jones — на сленге означает сильную зависимость, непреодолимую тягу к чему-либо или ломку (синдром отмены).
— ...И почему «ломку» называют «Джонсом»?
Чейз, распластавшийся на диване в позе морской звезды, запрокинул голову и уставился в потолок, ведя философский диалог с самим собой. Затем, не меняя позы, нашарил телефон и полез в поисковик.
— Тут несколько теорий... Говорят, был такой дилер в Гарлеме, по фамилии Джонс...
Чонину эта сцена показалась даже милой. Он усмехнулся, глядя на это несчастное создание, и покачал головой.
— ...Разница лишь в том, что мне нужен не мистер Джонс, а мистер Чонин... Ха. «Мистер Чонин». Звучит как-то слишком... благочестиво. Как название для воскресной школы.
Чонин смотрел на его страдания со смешанным чувством жалости и веселья.
— Вижу, тебе и правда тяжело, — вздохнул он. — В таком случае...
— Мы?.. Мы сделаем это? — глаза Чейза, до этого тусклые, как у дохлой рыбы, мгновенно вспыхнули надеждой.
— Нет. Если тебе так невмоготу, я лучше сегодня переночую у Джастина. Или сниму номер в отеле. Чтобы не мельтешить у тебя перед глазами и не соблазнять.
— Ты... ты жестокий... — Чейз с трагическим стоном рухнул лицом в подушку, изображая мучительную смерть.
Чонин поспешил сменить тему, пока тот окончательно не погрузился в пучину мрачной депрессии.
— А! Нам сегодня в лабораторию привезли новый микроскоп. Огромный! И разрешение — просто отпад. Я сделал вид, что работаю, а сам игрался с ним битый час.
Но у Чейза, лежавшего бревном, все мысли сводились к одному. Он медленно поднял голову, посмотрел на Чонина самыми печальными в мире глазами и проскулил:
— У меня... у меня тоже есть один... большой... высокоточный микроскоп... с которым ты мог бы поиграть...
Чонин устало выдохнул, закатив глаза. Но в глубине души что-то шевельнулось.
«Чёрт», — подумал он, — «а мне ведь это... нравится».
Ему нравилось быть объектом этого отчаянного желания. Нравилось видеть, как взрослый, уверенный в себе мужчина сходит с ума от одного его слова, от одного взгляда.
«Кажется, я открываю в себе садистские наклонности. Это уже пугает».
Стараясь не выдать торжествующей улыбки, он снова перевел разговор в практическое русло.
— Ладно, хватит валяться. Давай собирать вещи. Нам завтра лететь.
Чейз, снова превратившийся в недвижимое имущество, даже не пошевелился. Чонин покосился на него, взвесил все «за» и «против» и решил выложить свой главный козырь:
— Кто знает... Может быть, после свадьбы... когда вернемся... я позволю тебе сделать то. Ну... ту самую твою безумную фантазию.
Не успел он договорить, как Чейз, словно распрямившаяся пружина, подскочил с дивана и ураганом понесся в гардеробную собирать чемодан.