Сбеги, если сможешь| 7 Глава
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Когда его рука коснулась моего плеча, я замер, широко раскрыв глаза и растерянно глядя на него. С вежливой улыбкой на безупречном лице он на что-то указал.
Одним простым движением он убрал волос с моего костюма, даже не коснувшись ткани. Но я всем телом ощутил, как пришло в движение само пространство вокруг. Его аромат, потревоженный этим жестом, проскользнул мимо и снова ударил по обонятельным рецепторам.
А потом этот мужчина вышел из кабинета.
Лишь тихий звук закрывшейся за ним двери вернул меня в реальность. И в тот же миг опоры исчезли. Силы покинули тело, колени подогнулись, и я рухнул на пол. Я жадно хватал ртом воздух, но с каждым судорожным вдохом его запах, оставшийся в комнате, забивая легкие, будто смолой. Казалось, что я задыхаюсь, умираю прямо здесь, на полу собственного кабинета.
Боже, будь я омегой, то забеременел бы, просто подышав с ним одним воздухом.
Нужно было немедленно распахнуть окно, выветрить этот проклятый аромат, но я не мог заставить себя даже пошевелиться. Мысленно проклиная Натаниэля Миллера, я так и сидел на полу, беспомощно пойманный в ловушку его запаха, пока тот не начал рассеиваться. Чудилось, будто он осел на коже невидимой пленкой, и от этого ощущения по телу несколько раз прошла дрожь.
— Говорят, ты встречался с Натаниэлем?
Я едва не поперхнулся хот-догом, услышав вопрос генерального прокурора, с которым столкнулся в закусочной у здания суда. Я не мог заставить себя посмотреть ему в лицо. Все утро пошло насмарку: после визита Миллера мне пришлось несколько раз уединиться, чтобы снять напряжение, и после этого я был выжат как лимон, не в силах даже смотреть на буквы в документах. Решив пораньше сбежать на обед, я, как назло, нос к носу столкнулся с начальником. Воспоминания о вчерашней стычке и осознание того, что я сейчас выгляжу как последний бездельник, не давали поднять головы.
Он, очевидно, неверно истолковав мое молчание, продолжил:
— Он просил передать тебе привет. Я, признаться, удивился. Думал, будет язвить или отпускать колкости, а он был так немногословен.
Заметив горечь в его тоне, я все же неохотно спросил:
— Он уверен, что выиграет дело, вот и все. Это все, что он сказал?
Он без спроса вламывается в мой кабинет, превращает мое утро в ад, а потом идет к генеральному прокурору и насмехается надо мной. От этой мысли стало так паршиво, что челюсти невольно сжались. Начальник, щедро поливая свой хот-дог горчицей, буднично ответил:
— Сказал, что на фото ты выглядишь хуже, чем вживую.
Я замер с салфеткой в руке и медленно поднял на него глаза. Он, словно ничего особенного не произошло, откусил огромный кусок и продолжил с набитым ртом:
— Ну а я ему ответил, что ты у нас вообще самый красивый в отделе. Просто констатировал факт.
— ...И что он на это? — не выдержав, спросил я и тут же пожалел. Черт бы побрал мое проклятое любопытство.
Прокурор ответил, не особо задумываясь:
— Сказал, что ты самый красивый не в отделе, а среди всех прокуроров нашего штата.
Щеки вспыхнули. Смущение, неловкость, глухое раздражение нахлынули целым ураганом смешанных чувств. Какого черта этот мужчина говорит подобные вещи генеральному прокурору? И зачем он вообще приходил? Неужели и правда «просто проходил мимо»?
Вторгнуться в мое пространство, пометить его своими феромонами, как собственную территорию, а потом уйти, оставив после себя хаос и двусмысленные комплименты. Какой неприятный тип.
Больше начальник о нем не заговаривал. Я рассеянно кивал, слушая рассказ о его собаке, которая научилась новому трюку, а сам думал только о Натаниэле Миллере.
Быть занятым — это хорошо. Воспоминание о первом встреченном доминантном альфе забылось уже через сутки. Точнее, оно утонуло в работе.
Чтобы противостоять юридической машине «Миллер» с ее безупречной репутацией, приходилось снова и снова перепроверять все материалы и протоколы. Готовиться к тому, что свидетели внезапно изменят показания или, что хуже, просто исчезнут. Я снова и снова прогонял материалы дела, доводя подготовку до автоматизма.
Но даже в этой суматохе было одно событие, которое нельзя было пропустить или отменить. Ежемесячный ужин с приемными родителями.
Ресторан назывался «The Starry Night».
Его владельца, словно в насмешку судьбы, звали Винсент. Уж не знаю, о чем думали его родители, называя сына в честь гения, покончившего с собой в приступе безумия, но сам он с большим удовольствием обыгрывал это совпадение. Одна стена ресторана была целиком отдана под репродукцию той самой картины Ван Гога, а летняя терраса искусно имитировала атмосферу «Ночной террасы кафе», и даже дизайн сайта был выполнен по мотивам работ. Благодаря этому место было довольно популярным.
— Ухо себе отрезать не планирую, — пошутил как-то владелец при нашем знакомстве.
Он определенно был в моем вкусе., и я даже подумывал провести с ним ночь. Но обручальное кольцо на пальце заставило отказаться от этой идеи. Смотреть на недоступного мужчину, который полностью в твоем вкусе — все равно что дразнить самого себя. Поэтому с тех пор я старался сюда не приходить, как бы ни была хороша местная кухня.
И вот, когда приемная мать назначила встречу именно здесь, в душе сошлись в поединке предвкушение отменной еды и застарелая неприязнь к хозяину. Мать обожала это место, потому что его владелец был примерным семьянином. Типичная семья белых из среднего класса с четырьмя детьми, должно быть, казалась ей идеальной картинкой. Я согласился без возражений. В конце концов, какая разница, куда идти, если люди, с которыми встречаешься, от этого не меняются.
— Давно вас не было, — узнав, поприветствовал меня Винсент, едва я вошел.
Я коротко кивнул в ответ и пожал протянутую руку. Всего на мгновение я окинул его взглядом, но этого хватило, чтобы снова убедиться — он был дьявольски хорош. С трудом отведя глаза, я начал искать в зале знакомые лица.
Приемная мать радостно замахала мне рукой. За столом, разумеется, сидел и приемный отец. Я натянул на лицо дежурную выверенную улыбку и направился к ним. Озноб прошел по спине, но внешне я сохранял абсолютное спокойствие. Готов был поспорить на все свое скромное состояние, что ни одна живая душа не догадалась бы, что творится у меня внутри.
Я позволил ей заключить себя в теплые объятия и поцеловал в щеку. Приемный отец все это время не сдвинулся с места.
— Отец, — ограничился я лишь словом.
Он молча кивнул и протянул через стол руку для рукопожатия. Она повисла в воздухе, но я сделал вид, что не заметил этого жеста, сел на стул и тут же раскрыл толстую папку меню.
— Вы, наверное, голодны? Уже заказали? — спросил намеренно бодро.
— А... нет, сейчас будем. Том, что ты хочешь?
Мать, как ни в чем не бывало, тоже открыла меню. Отец, убрав наконец руку, сделал вид, что с головой ушел в изучение названий блюд. Не встречаясь с ним взглядом, я водил пальцем по строчкам, не видя букв.