Линия смерти | Глава 16
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Первоочередной задачей была зарядка. Чха Минхёк с видеокамерой в руках направился к офису, но вдруг остановился и обернулся. Звон тамбурина, который он слышал до этого, прекратился. Рука Рю Довона уже была поднята на тридцать градусов. У него определённо были врождённые атлетические способности.
Чха Минхёк, держа видеокамеру в одной руке, решительно подошёл к Рю Довону. Тот сохранял прямую осанку, даже когда угол его руки увеличился. Левая рука Ча Минхёка выхватила тамбурин, поднятый к небу. Тамбурин вырвался из безмолвия и весело зазвенел.
Влажные от пота ресницы Рю Довона, словно веер, опустились и снова взлетели. Их разделял всего один шаг. Чха Минхёк внезапно нахмурился. Причина была в том, что к прохладному запаху парфюма Рю Довона примешивался сладковатый аромат его пота, щекоча ноздри.
Красивые брови Чха Минхёка дрогнули. Чистое, разгорячённое лицо безучастно смотрело на него. В тот момент, когда Чха Минхёк уловил запах, его взгляд упал на черты лица, идеально заполнявшие небольшое пространство.
«…Он что, всегда так выглядел?»
«Какого чёрта этот свинопас Ким Сокхо выбрал такую фотографию? Она и в подмётки не годится оригиналу. Я же точно помню, что, когда мы встретились несколько дней назад, у меня не было таких мыслей…?»
Жила-была на земле полторы тысячи лет одна лисица-кумихо, ставшая в итоге божественным зверем. Эта лиса, чей хвост разделился на девять частей, своей врождённой красотой очаровывала не только людей, но и токкэби, и жнецов. Её много раз предупреждали, но она, даже став божественным зверем, не могла бросить эту привычку, и в конце концов слухи дошли до самого И Чонъюна.
Король токкэби, Чхорян, махнул рукой, мол, пусть развлекается, что в этом такого. Но у И Чонъюна с гибкостью было куда хуже, чем у Чхоряна. Жнецы, увлёкшись кумихо, пренебрегали своими обязанностями, и он потребовал сурового наказания. Чха Минхёку пришлось отправиться в глубокий лес на горе Чихвансан, где обитала кумихо.
Гора Чихвансан была горой токкэби, так что уже на подходе возникли трудности. Маленькие токкэби, едва вышедшие из колыбели, окружили кумихо и с рёвом требовали не обижать её. Полдня ушло только на то, чтобы разогнать этих синих карапузов.
Первое впечатление от встречи с кумихо было такое: просто ничтожная, избалованная лисица. Чха Минхёк тогда в лицо ей бросил: «И на что в тебе, тварь, все так западают?», а кумихо, схватившись за свой отрубленный хвост, рыдала и причитала.
— «Эй. Не будь таким самоуверенным. С тобой однажды случится то же самое. Думаешь, тебя это не коснётся?»
Если подумать, это было не причитание, а, скорее, проклятие. И Чха Минхёк даже не предполагал, что поймёт это, глядя на Рю Довона.
…Он всего лишь осознал, почему Рю Довон кривляется на телевидении, а мысли уже унеслись к кумихо. О камере в руке он и думать забыл.
— Почему… — пробормотал Рю Довон, оказавшись под пристальным взглядом Чха Минхёка.
Рю Довон, чья профессия и состояла в том, чтобы питаться чужим вниманием и любовью, прекрасно умел отвечать на взгляды, но с таким типом, как Чха Минхёк, он столкнулся впервые и был немного сбит с толку. «Он сказал, что я должен справиться за два часа, но, может, на самом деле он не собирался давать мне и часа? Что ему не понравилось?»
— Если движения были неточными, я немедленно исправлюсь.
Чха Минхёк закрыл глаза и слегка склонил голову набок. Он замер, словно в медитации, а затем резко открыл глаза.
— Если увидишь в жизни что-то странное, сразу говори мне.
— А если это странное покажется ещё и подозрительным, то говори ещё быстрее. Я буду где-то рядом, но если меня не будет видно, звони.
Хотелось отхлестать себя тамбурином по губам, но слова уже были сказаны. «Зачем я это ляпнул? А, плевать. Когда это я фильтровал то, что говорю?» Чха Минхёк с безразличным лицом резко отвернулся от Рю Довона, чьё спокойствие начинало давать трещину, и кивком указал на аккуратно лежавшую сумку.
— Болтовня окончена. Доставай палочку для сого.
Это были странные, бессвязные слова, которые, казалось, должны быть понятны, но смысл ускользал. Рю Довон, разминая ноющую правую руку, пристально смотрел на Чха Минхёка, который подкуривал сигарету. А время шло.
Чха Минхёк прибыл в крепость кумихо, в глубине горы Чихвансан. После того как два её хвоста были безжалостно отрублены мечом Ча Минхёка, она еще глубже ушла в уединение, общаясь только с маленькими токкэби. А при внезапном визите этого буяна, спрятала оставшиеся семь хвостов под подол юбки и затряслась от страха.
— Будет она ещё тут рассуждать, хочет она или не хочет. Раз сказал — делай.
Чха Минхёк, разлёгшись на боку, как у себя дома, и подперев голову рукой, поманил пальцем кумихо, которая, пятясь назад, вжалась в стену.
— Подойди ближе. Тебе не кажется, что между нами слишком большое расстояние?
Кумихо, вместо того чтобы подойти, сжалась в комок, словно собираясь проделать в стене дыру и спрятаться, и закричала:
— Не хочу! Амулеты проси у шаманов! Почему ты пришёл ко мне, живущей спокойно, и требуешь амулет?
— Эй, зачем мне искать шаманов, которые получают силу от божественного зверя, если этот самый зверь прямо передо мной? Надо было тебе не хвост, а башку отрубить. Зачем она тебе, если в ней одни опилки? А?
— Отлично. Сегодня на ужин отведаю жаркое из хвоста кумихо.
Чха Минхёк резко вскочил на ноги и выхватил меч. Лезвие со звоном рассекло воздух, вспыхнув алым заревом, и повсюду заструилась демоническая энергия. Кумихо, завизжав, закрыла голову и, в отчаянии, попыталась спрятать хвосты. Воспоминание о боли, с которой беспощадный меч отрубал их, было таким ярким, что она от страха сбросила человеческий облик и, превратившись в белую лисицу. Чха Минхёк окинул взглядом её дрожащую белую шерсть и семь пышных хвостов, которые невозможно было спрятать, и присел перед ней на корточки.
— Уходи! Нет у меня для тебя никаких амулетов!
— Эй, так ты меня расстраиваешь. А если я тебе за амулет дам то, что ты любишь, всё равно не хочешь?
Он же принёс ей пять килограммов свежей говяжьей печени. Но она всё равно упрямилась. Кумихо на мгновение высунула голову, но, встретившись взглядом с Чха Минхёком, затряслась от ужаса и закричала:
— Ты мне в любом случае не нравишься!
— Ах, эта лиса слов совсем не понимает. Может, мне поймать парочку токкэби и отрубить им руки, чтобы ты стала сговорчивее?
— Они-то тут при чём! Руки нужно отрубать не им, а тебе, тебе! И если ты это сделаешь, думаешь, Ч-чхорян б-будет, будет молчать?!
— Плевать мне на этого ублюдка.
В глазах, полных страха, выступили слёзы, а затем полились ручьем, смачивая блестящую шерсть. Кумихо, видя перед собой Чха Минхёка с мечом наголо, разрыдалась от обиды.
— Хнык, я, хны-ы-ык, что я такого сделала, хнык, я же просто играла, это люди сами за мной бегали, а ты, хнык, мой хвост, хны-ы-ык, мой хвост отрубил!
Видимо, ей было очень обидно. Её причитания были такими громкими, что в ушах звенело. Чха Минхёк, у которого от её завываний разболелась голова, потряс ей.
— Эй. Это было недоразумение. Думаешь, я по своей воле это сделал? Это И Чонъюн приказал.
— Даже если он приказал, ты мог не слушать!
— Вот ведь тварь, командира гвардии ни во что не ставит. Если постоянно идти на уступки, зачем тогда вообще система и правила? Смотрю я на тебя, смотрю, и ты совсем распоясалась. А ну, иди сюда.
Он сделал вид, что хочет схватить её за шкирку, и кумихо в ужасе подпрыгнула и вскарабкалась на стену. Чха Минхёк, глядя, как белая лиса, найдя лазейку, бросилась наутёк, встал и с ухмылкой пошёл за ней. Кумихо, убегавшая со всех ног, на мгновение обернулась и, увидев, что Чха Минхёк хоть и улыбается, но смотрит на неё так, словно собирается отрубить все оставшиеся хвосты, в панике взобралась на дерево.
— У-у-уходи!.. — еле выдавила она.
Чха Минхёк, закатив глаза, сменил тактику.
— Ай, ладно, ладно. Мир. Я погорячился. Милая, давай помиримся. А?
От слова «милая» кумихо вздрогнула и посмотрела на Чха Минхёка полными слёз глазами. Этот головорез, который никогда в жизни не использовал таких ласковых прозвищ, вдруг заговорил нежным (притворным) голосом, и её сердце на мгновение дрогнуло.
К несчастью для кумихо, она, умевшая своей красотой очаровывать живых существ, сама была ужасно падка на красивых мужчин. Не хотелось признавать, но Чха Минхёк, хоть и был наглым и развязным, был объективно красив. Личные предпочтения кумихо склонялись к откровенному красавцу Царю Ёнчхону, но, когда красивый парень называл её ласковым прозвищем, слёзы тут же высыхали, уступая место смущению.
— Т-ты извинишься передо мной?
— Ты извинишься за то, что отрубил мои хвосты...? — робко спросила кумихо с дерева.
Чха Минхёк кивком указал на землю.
— Боишься спускаться? Поймать тебя?
Он даже вытянул руки, готовясь поймать её. «Говорят, если кто-то так резко меняется, значит, скоро умрёт». Кумихо, не зная, верить ли этому негодяю, осторожно опустила переднюю лапу с ветки.
На это Чха Минхёк лишь лениво поманил её протянутой рукой. Кумихо, навострив уши и принюхавшись, всё же не устояла перед красотой смотревшего на неё снизу Чха Минхёка и, вильнув семью оставшимися хвостами, спрыгнула вниз.
Глава 17