Экс-спонсор (Новелла) | Глава 151
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
— Есть опекун пациента Мун Дохона? — в этот момент у стойки регистрации раздался окрик, сотрудник больницы высматривал ответственного за школьника. Телохранитель осторожно опустил ребенка на пол и, торопливо выдохнув, развернулся.
— Да, сейчас подойду, — отозвался он, уже собираясь идти к сотруднику, но вдруг остановился и снова повернулся к Дохону.
— Молодой господин, мне нужно уточнить результаты обследования и оплатить счёт. Не могли бы вы буквально минутку присмотреть за моим сыном? Простите за неудобство.
Дохон коротко кивнул, словно это было делом привычным. Как только телохранитель исчез из поля зрения, мальчик явно занервничал — то переминался с ноги на ногу, то тёр ремешок рюкзака, будто не знал, куда себя деть.
Старательно изображая безразличие, малыш бросал в сторону Дохона неловкие быстрые взгляды, будто хотел убедиться, что его не оставили совсем одного.
Дохон, ощущая неприятную ноющую боль в плече, вдруг подумал, что этот ребёнок с огромным рюкзаком, явно сбитый с толку шумом больницы, кажется ему удивительно трогательным.
— Ой, посмотрите, какой крошка! — донеслось от проходящей мимо медсестры. — У него рюкзак почти с него самого!
— Ха-ха, такой хорошенький! — поддержала другая женщина, бросив улыбку через плечо.
Мальчик, похоже, страшно стеснялся чужих взглядов: он сразу спрятал руки и стал мять в ладошке край кофты. Но спустя пару минут решился, сделал крохотный шажок к Дохону — и вдруг, совсем по-детски, вытянул к нему обе руки.
Дохон несколько секунд смотрел на него, не сразу понимая, чего тот хочет, и только потом сообразил: малыш просится на руки.
Он неловко, почти неуверенно, но всё же подхватил ребёнка, стараясь не дернуть пострадавшее плечо. Стоило прижать к себе лёгкое тёплое тельце, малыш сразу устроился у него на руках, будто так и было задумано.
— У-унг... — выдохнул тот почти неслышно, зарываясь носом в его ворот рубашки. От мальчика пахло чем-то невесомым, свежим, едва уловимым — как сирень, расцветающая ранней весной.
«Так вот как пахнут маленькие дети...» — мелькнуло у Дохона, пока он осторожно придерживал его за спину, чтобы тот не соскользнул.
Одновременно с этим в голове у Дохона промелькнул вопрос: нормально ли, что ребёнок так безбоязненно тянется к незнакомому человеку? Ему прежде не приходилось общаться с детьми младше себя, и эта непосредственность сбивала с толку, оставляя ощущение чего-то непривычного и неестественно лёгкого.
«Ты хоть понимаешь, кто я...» — мелькнула мысль, почти с упрёком. Уже собираясь, как взрослый, отчитать малыша за то, что тот так запросто бросается в объятия, Дохон вдруг почувствовал, как маленькая ручка коснулась его плеча.
— Ой! Хён-а, тебе больно? — малыш вдруг вскинул голову, будто только сейчас заметил багровое пятно на белой рубашке.
Хотя форма была аккуратной, на плече остались следы свежей крови. Видимо, пока он поднимал ребёнка, рана снова открылась — и алая капля медленно проступила на ткани.
— Ага, — коротко отозвался Дохон, не придавая виду особого значения.
— Очень больно? Колется-колется? Что же делать тогда? — ребёнок говорил удивительно чётко и бойко. В его больших растерянных глазах металось волнение, а пухлые губы задрожали, будто он вот-вот расплачется. Все чувства читались у него на лице, и у Дохона невольно потеплели уголки губ, хотя он и сдерживал улыбку.
«Неужели дети правда такие смешные и трогательные?»
Каждый раз, когда малыш надувал губки или вздыхал с отчаянием, его круглые щёки чуть дрожали, и взгляд невольно останавливался именно на них.
— Не знаю… Что надо делать? — с ленивой небрежностью пробормотал Дохон, слегка сжимая ребёнка на руках.
— Фу-у-у! — малыш замотал головой, потом неожиданно наклонился и осторожно подул на рану, как будто это был самый надёжный способ исцелить любую боль. — Мне говорили, если подуешь — всё пройдёт!
— Всё равно больно, — честно ответил Дохон, наблюдая, как малыш морщит нос.
— У-и-инг… Может, позвать доктора? — ребёнок всё больше паниковал и, кажется, уже был на грани слёз. Дохон, боясь, что тот сейчас заплачет взаправду, решил прекратить игру.
— ...Уже не болит, — соврал он мягко, пытаясь улыбнуться. Но стоило крови вновь проступить сквозь ткань рубашки, малыш, не выдержав, вдруг всхлипнул и зажал лицо ладонями.
Дохон на миг растерялся, не зная, как поступить. Держать малыша было трудно: плечо ныло всё сильнее, с каждым движением кровь проступала настойчивее, но опускать испуганного ребёнка он не решался. Малыш прильнул к нему всем телом, и Дохон вдруг почувствовал себя чем-то похожим на большой, неуклюжий якорь в мире этого маленького существа — если отпустить, тот наверняка расплачется в два раза громче.
Телохранителя всё не было — похоже, очередь на оплату затянулась, и сейчас весь груз детских переживаний, растерянных вздохов и сдавленных всхлипов ложился на плечи Дохона. Ему, привыкшему к строгой дистанции и рациональности, это казалось почти нереальным.
«Вот так не видно, да?» — мелькнуло у него в голове, и он, осторожно приобняв ребёнка, прижал его поближе к здоровому плечу, защищая от кровавого пятна. Медленно, чуть неумело похлопал по хрупкой спинке.
Малыш, уткнувшись лицом в его рубашку, хлюпал носом, но постепенно дыхание становилось ровнее. Тёплое мягкое тело прижалось к груди, а лёгкий запах сирени снова коснулся обоняния Дохона — тихий, ни с чем не сравнимый аромат детства.
— Хён-а… — выдохнул малыш, не отрываясь от его плеча.
— Ага, — отозвался Дохон, стараясь говорить мягче, чем обычно.
Дохон чуть удивлённо моргнул: такая быстрая смена темы озадачила его, и он едва сдержал улыбку.
«У детей в разговорах совершенно нет логики…»
— Первого сентября! — важно сообщил малыш, даже всхлипывая, умудрился сказать это звонко.
— И правда, совсем скоро, — кивнул Дохон.
— А ты, хён-а, чего хочешь на день рождения?
— Я? Нет, ничего, — Дохон пожал плечами, привычно уходя от ответа.
— А я хочу! — малыш в этот момент оторвался от его плеча, взглянул снизу вверх широко распахнутыми, светло-карими глазами. Было видно, что он ждёт именно встречного вопроса, и вся его поза выдавала предвкушение, как будто он готов выдать самый важный секрет.
Дохон поймал себя на том, что разглядывает это крошечное лицо с неожиданной внимательностью.
«Удивительно — в глазах у малышей действительно будто бы рассыпаны звёзды. Каждый раз, когда он моргает, кажется, свет переливается где-то внутри, как в стеклянных шариках.»
— …Ну и что же ты хочешь? — Дохон наконец не выдержал, задав тот самый вопрос, ради которого малыш, кажется, был готов терпеть всё что угодно.
Малыш тут же оживился, забарахтался в его объятиях и попытался слезть на пол, чтобы поделиться своей мечтой как можно быстрее и громче.
Осторожно усадив малыша на соседний стул, чтобы тот не свалился, Дохон заметил, как ребёнок всерьёз взялся стаскивать с себя рюкзак — огромный, нелепо громоздкий, почти с него самого. Глаза у мальчика, всё ещё заплаканные, влажно поблёскивали, а сам он, пока копался в недрах рюкзака, напоминал Дохону маленького щенка, который усердно роется носом в корзине.
Малыш, наконец, извлёк помятую бумажку — на ней, большими корявыми буквами, значился список желанных подарков. Дохон наклонился поближе, чтобы разобрать детский почерк:
Список получился удивительно разнообразным — тут были и игрушки для мальчиков, и девчачьи украшения. Забавно было представить, как он всё это записывал по слогам, боясь вдруг позабыть что-то важное.
— У-у… — малыш надул щёки и уставился в записку с видом глубокого разочарования. — Но так трудно выбрать только один…
— Если хочешь, попроси, чтобы тебе всё это купили, — небрежно бросил Дохон, мельком отмечая, что ни одна из вещей не казалась ему неподъёмной или недоступной.
— Папа сказал, что у него нет денег… Может купить только один, — тихо буркнул малыш, опустив голову и невесело ковыряя край бумажки.
Дохон снова взглянул на список. Всё это — не телефоны, не велосипеды, просто то, чем радуются дети. В душе что-то неприятно кольнуло: так хотелось взять и сразу купить малышу всё, что он задумал, чтобы только стереть эту затянувшуюся детскую обиду.
«Нет… ну как тут можно отказать, если так сильно хочется?»
— Молодой господин! Не слишком заждались? — как раз в этот момент вернулся телохранитель, чуть запыхавшись и улыбаясь виновато.
— Дядя! — малыш тут же забыл обо всём, бросился к нему и обнял за шею, вцепившись с силой маленькой коалы.
— Ах да, — телохранитель, обернувшись к Дохону, быстро пояснил: — У меня сегодня семейные обстоятельства, поэтому до дома вас отвезёт дежурный водитель. Он уже ждёт на парковке, машина на месте.
С этими словами он подхватил тяжёлый рюкзак, поправил на плече малыша ремешок.
Дохон на секунду задумался, не вернуть ли ребёнку список, но тот уже был целиком поглощён тем, чтобы обнять дядю и тихонько напевать себе что-то под нос, глядя в сторону. Записка словно растворилась в водовороте новых впечатлений.
Дохон, не сказав ни слова, медленно сжал бумажку в руке и не спеша убрал её в карман.
Второй раз он встретил этого мальчика уже на похоронах телохранителя.
Тот погиб в автокатастрофе в Америке: Дохон тогда отделался лишь парой царапин, а мужчина, который долгие годы отвечал за его безопасность, в итоге погиб.
Организацией перевозки тела в Корею Дохон занимался сам — всё было обставлено максимально официально, без лишней суеты. Как только похоронная процессия прибыла, он сразу отправился в траурный зал.
«Директор-ним… в Корее… у меня остался племянник. Ему ещё очень нужна помощь. Если вдруг… если со мной что-то случится — пожалуйста, присмотрите за ним…»
Слова, сказанные тогда на грани, звенели в голове особенно остро. Даже только ради этой последней просьбы он чувствовал себя обязанным встретиться с семьёй погибшего. И когда увидел мальчика, сразу его узнал. После той встречи в больнице их пути пару раз пересекались случайно, мельком, но теперь, повзрослевшего, он увидел Чонёна впервые так близко.
Он стоял в зале, слишком хрупкий для строгого чёрного костюма, с неестественно бледным лицом, похудевший после пережитого шока. Большие круглые глаза казались ещё больше из-за усталости и слёз, а кожа казалась почти прозрачной.
В отличие от старших — дяди и двоюродного брата, принимавших гостей у входа, — Чонён молча возился в дальнем углу: убирал тарелки, менял благовония, поправлял подушки, делая всё, чтобы не попадаться никому на глаза.
— Его зовут Ю Чонён, рецессивный омега, — тихо проговорил за спиной секретарь Шим, ловко подсовывая заранее подготовленную справку.
— Говорят, он работает в шоу-бизнесе. Семья была против, но после смерти брата никто особенно не настаивал. Да и видно — с этим светло-каштановым цветом волос особо не замаскируешься.
Дохон молча наблюдал за Чонёном. Тот, даже не замечая, что за ним следят, всё так же опухшими от слёз глазами убирал за очередными гостями, стараясь не привлекать внимания.
— Начать объяснение родственникам по поводу компенсации? — спросил адвокат, приехавший вместе с Дохоном, но, не получив ответа, замолчал. Дохон не отрывал взгляда от Чонёна, который двигался чуть шатко, будто всё ещё не верил в реальность происходящего.
Секретарь Шим тоже не спешил отходить:
— Старший, говорят, способный. Уже поступил в медицинский… Младший, вот, ушёл из школы, потому что денег не хватало на обучение двоих. Подрабатывал, а потом… вот так и оказался в индустрии развлечений. Старший…
— Боже мой, это же Чонён! Я бы не узнала тебя с такими волосами! — вдруг в зале раздался громкий женский голос, перебив бормотание Шима.
Чонён растерянно обернулся, вежливо поклонился.
— Ты всё ещё там, поёшь, что ли? Или работаешь? Пора бы уже остепениться, родителей не мучить. Омегам, тем более рецессивным, нужно поскорее устроить личную жизнь, понимаешь? А то кто тебя потом возьмёт…