7 минут рая. Спин-офф | Глава 3. Не одолжения, а любовь (Часть 4)
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Осознание того, что Чонин был там, в этот самый момент, снова заставило сердце Чейза ухнуть в ледяную пустоту.
Именно тогда он и заметил велосипед, небрежно прислонённый к фонарному столбу. Видимо, кто-то убрал его, чтобы не мешал прохожим.
Чейз мог бы проехать мимо, но цвет рамы и форма показались смутно знакомыми. И неудивительно. Он сам его купил для Чонина. Тот ещё долго выбирал — прочный, обязательно с корзиной для рюкзака, и по такой цене, чтобы не рыдать, если украдут.
Чейз погрузил велосипед в багажник. Затем собрал разбросанные рядом вещи — то, что, как он теперь понял, купил Чонин.
Он перевёл взгляд на Чонина, сидящего рядом.
— Я просто сгрёб всё, что валялось. Это твоё?
Чонин не ответил. Он молча смотрел на свою тонкую эко-сумку. Ткань, насквозь пропитанная красным вином, потемнела так, что нельзя было разобрать её первоначальный цвет. А продукты, которые он так тщательно выбирал всего несколько часов назад, превратились в бесформенный мокрый мусор.
К горлу снова подкатил тугой ком. Всего несколько часов назад он с таким воодушевлением всё это покупал, уже представляя их ужин, представляя лицо Чейза. Это яркое воспоминание о той недолгой радости сделало нынешнее опустошение ещё более горьким.
Чейз смотрел на застывшего мрачного Чонина.
— Ты… собирался что-то приготовить? — осторожно спросил он.
Этот вопрос не был праздным. Чонин готовил крайне редко. Он был из тех, кто искренне считал верхом неэффективности тратить два часа на то, что съедается за двадцать минут.
— Чонин! — позвал он снова, уже настойчивее, требуя ответа.
Но тот, казалось, твёрдо решил молчать. Чейз полностью развернулся к нему, насколько позволяло водительское кресло.
— Ты что, даже разговаривать со мной не собираешься? — в его голосе на удивление не было злости. Напротив, он звучал ласково и уговаривающе. — И смотреть не будешь?
Чонин упрямо сверлил взглядом лобовое стекло.
— Мне нечего сказать. Вернись я в ту ситуацию, я поступил бы точно так же.
Ему бы стоило на этом замолчать. Но он уже не мог остановиться, слова сами срывались с языка, горькие и злые:
— И если ты не можешь этого понять и так бесишься… значит, мы просто не подходим друг другу.
Воздух в машине застыл. Только сейчас Чонин по-настоящему осознал, что именно он сказал. И хотя это он произнёс страшные слова о конце, у самого от них перехватило дыхание.
— Ты закончил? — Голос Чейза был пугающе тихим. — Как бы ты ни злился, есть вещи, которые нельзя говорить.
В этом ледяном спокойствии звенела такая сдерживаемая ярость, что стало трудно дышать. Подбородок Чонина мелко задрожал. Плотина, которую он так отчаянно держал, рухнула.
— Ты! — выкрикнул он, и голос сорвался. — Ты хоть раз спросил, больно ли мне?! Не испугался ли я?! В порядке ли я?! Ты даже не спросил!
Вся боль, весь пережитый страх и обида, которые он так отчаянно сдерживал со вчерашнего дня, хлынули горячими злыми слезами. Он тут же начал яростно стирать их тыльной стороной ладони, ненавидя себя за эту слабость, не желая, чтобы Чейз это видел.
Чейз застыл. Он не мог вымолвить ни слова, просто смотрел на Чонина. Несколько долгих секунд он ошарашенно моргал, пытаясь осмыслить услышанное.
Он издал короткий удушливый звук — не то вздох, не то стон.
— Прости… — это было первое извинение за вечер. — Я… да? Я правда… я даже не спросил, да?.. Я просто… набросился?
Чонин резко отвернулся к боковому окну, пряча лицо. Он не хотел, чтобы Чейз видел его слёзы.
Он так хотел быть храбрым. Хотел прийти, с гордостью показать свой «шрам», полученный в бою, и рассказать, как его зашивали. Он и представить не мог, что этот маленький шрам приведёт вот к этому — к слезам и такой уродливой ссоре.
— Прости, — Чейз паниковал. — Я так испугался, что… нет, это не оправдание. Это только моя вина.
Только сейчас Чейз осознал, как он вёл себя в приёмном отделении. Он летел туда, воображая самое худшее, прокручивая в голове все возможные травмы. А потом увидел Чонина… который был жив. Который был в порядке. Который улыбался Джастину.
В тот момент у него потемнело в глазах от слепой иррациональной ярости.
Он не дал себе разобраться. Он просто набросился. И только сейчас вспомнил, как Чонин тогда растерялся, как побледнел, как неловко и вымученно ему улыбнулся…
Чонин только потянулся к ручке двери, но Чейз перехватил его запястье. Рывок был таким резким и сильным, что Чонина бросило прямо на него, в жёсткие отчаянные объятия.
— Прости меня. Я знаю, ты, должно быть, ужасно расстроился. А я… я во всём виноват.
Чонин забился в его хватке, упираясь ладонями Чейзу в плечи. Он цеплялся за ткань его куртки, колотил его, куда придётся, но, разумеется, вырваться из стальной хватки не мог.
Голос дрожал и срывался. В этом единственном выкрике прорвалось всё, что он давил в себе последние сутки.
Чейз не ослабил хватку. Он только уткнулся лицом в волосы Чонина, дыша ему у самого уха, и прошептал:
— Войди в моё положение. Когда я услышал, что ты в отделении неотложной помощи после аварии… как я мог оставаться в здравом уме?
— Пока я бежал в приёмное, знаешь, о чём я думал?
Чонин молчал, всё ещё пытаясь выровнять дыхание.
— Я думал о том, что если с тобой что-то случится… каким способом я смогу уйти вслед за тобой.
Чонин замер. Только сейчас он поднял голову и посмотрел на него.
— Я же врач. Я подумал, что это будет несложно.
Чейз осторожно нашёл его раненую руку и накрыл её своей ладонью поверх бинтов.
— …Я так испугался, что даже боли не почувствовал.
Чейз осторожно коснулся пальцами повязки. Провёл большим пальцем по бинту, прямо над раной, будто мог стереть её.
— Меня бесит, что твою рану зашивал кто-то другой, — его голос был глухим от досады. — Бесит, что в твоей карте в графе «врач» стоит чужое имя.
Чонин действительно об этом не подумал. Но сейчас, задним числом, ощутил сожаление. Было бы… правильнее, если бы это сделал Чейз. Шрам со временем побледнеет, но если бы его зашил Чейз, он стал бы чем-то другим. Вечным следом, который тот оставил на его теле.
Чейз, не в силах скрыть досаду, продолжал поглаживать повязку.
— А я так хорошо швы накладываю.
— Ну, тот парень тоже, кажется, был довольно умелым.
— Даже в шутку не говори, что другой мужчина был «умелым».
Из губ Чонина вырвался тихий сдавленный смешок.
Чейз молча обхватил ладонями его лицо, заставляя смотреть на себя. Его ладони были тёплыми, и это тепло медленно просачивалось сквозь всё ещё дрожащую кожу.
— Для меня нет ничего важнее тебя. И я хочу, чтобы для тебя я был таким же.
Чейз провёл большим пальцем по контуру уха Чонина, затем осторожно убрал всё ещё влажную от слёз прядь волос с его щеки.
— Я хочу, чтобы тебе было абсолютно всё равно, что подумают другие. Чтобы в такие моменты ты был сосредоточен только на мне.
Чейз понимал, что для Чонина это было непросто. Тот не вырос в культуре западного индивидуализма — он провёл детство в среде, где оглядываться на чужое мнение и ожидания было болезненной нормой.
— Чонин… — Чейз мягко коснулся его щеки. — Ты же в школе спокойно носил ту дурацкую футболку с математическими символами. Тебе было плевать, что думают другие, ты просто оставался собой. Я всегда восхищался этой твоей чертой.
Чонин посмотрел на него и тихо покачал головой.
— Проблема не в том, как смотрят на меня.
Чейз вопросительно вскинул бровь.
— Неважно, как меня судят. Я могу это вытерпеть или проигнорировать. Мне плевать, что думают о нас случайные прохожие на улице. Но там… — он запнулся, — там, Чей, твоя работа! Это может напрямую повлиять на твою карьеру! Что, если кто-то из твоего начальства — гомофоб? И он зарубит твоё продвижение? Или просто создаст тебе проблемы?
Чейз посмотрел на Чонина с такой пронзительной нежностью, словно тот был самым хрупким и дорогим существом во вселенной.
Чонин поднял глаза. Перед ним было лицо Чейза — когда-то мальчика, а теперь совсем взрослого мужчины. Медово-золотистые волосы, голубые глаза, похожие на Средиземное море в полдень — всё было по-прежнему, но на тонких чертах лежал едва заметный отпечаток глубокой усталости. И всё же он был невыносимо красив.
— Запомни, — голос Чейза стал тверже. — Это я сужу других, а не становлюсь объектом их суждений.
Это прозвучало донельзя высокомерно, но в его устах почему-то имело неоспоримый вес.
— Я знаю, что тебе плевать на чужое мнение. Но мне нет, — упрямо ответил Чонин. — И я всегда буду об этом беспокоиться. Всегда буду думать, а вдруг у тебя проблемы… и это из-за меня.
Чейз на мгновение задумался, не отрывая от него взгляда, а потом спокойно сказал:
— Тогда скажу иначе. Финансовые гиганты вроде Goldman Sachs, JPMorgan Chase, Wells Fargo — все они регулярно жертвуют или инвестируют в медицинские фонды и больницы. Morgan Stanley вообще отстроил детский госпиталь имени себя. Но Прескотты ещё ни разу не делали пожертвований в медицинскую сферу.
— Директор больницы так хочет получить эти инвестиции, что просил об аудиенции со мной. Я отказал.
Чейз добавил последнюю фразу, словно вбивая гвоздь:
— Как думаешь, кто-то в этой больнице посмеет создать мне проблемы?
Чонин на мгновение отвёл взгляд, обдумывая это, и молчаливо признавал правоту. В такие моменты его невероятно длинные тёмные ресницы ложились на щеки веером. И тогда становилась видна тонкая, почти невидимая складочка века. Когда он смотрел прямо, она была лишь едва заметной линией у внешнего уголка, но стоило опустить взгляд, как она проявлялась чётко и ясно.
Чейзу всегда казалось, что в этот миг он видит нечто тайное, интимное, скрытое ото всех.
Сколько бы лет они ни были вместе, Чонин всё ещё казался ему неразгаданной тайной. Каждый день он открывал в нём что-то новое, и Чейз был абсолютно уверен — он никогда ему не наскучит.
Чонин снова поднял на него глаза. Его зрачки, тёмные, как самая глубокая ночь, по-прежнему затягивали, словно чёрная дыра.
— Говорят, любовь не умоляет, — тихо произнёс Чейз.
Он осторожно взял его раненую руку и приподнял её. А затем благоговейно поцеловал тыльную сторону ладони, прямо под повязкой. Этот жест был одновременно и бережным, и отчаянным. Почти как часть священного ритуала.
— Но я умоляю тебя. Позволь мне быть первым, кто узнает, что ты ранен. Если тебе больно — скажи сначала мне. Всё, что касается тебя — я должен знать об этом раньше всех.
— …Просто люби меня. А эта твоя «забота»… мне не нужна, — пробормотал Чонин.
Только после этих слов тяжёлый осадок, давивший на сердце, начал растворяться. Чонин глубоко выдохнул и опустил плечи. Всё напряжение, державшее его в тисках, разом схлынуло.
В тот же миг он почувствовал, как под сиденьем пробежала лёгкая вибрация. Чейз завёл машину.
Не успел Чонин и слова возразить, как машина уже плавно выезжала на тёмную дорогу.
— Вот так сразу? Но я оставил там все вещи! И лекарства…
— Я заберу их завтра утром, первым делом.
— Ты что, и правда собирался ночевать у другого мужика? — невозмутимо бросил Чейз, сворачивая к их дому.
Кондоминиум находился всего в десяти минутах езды от квартиры Джастина.
Открыв дверь, Чонин вошёл внутрь. Их встретила тишина. Квартира выглядела точь-в-точь так, как он оставил её этим утром, уходя за продуктами. Он замер посреди гостиной, глядя в сторону тёмной кухни. На душе стало странно и пусто.
Чейз, войдя следом и закрыв дверь, тихо окликнул его:
— Я… хотел приготовить рагу, — глухо сказал он, не оборачиваясь.
— То, которое мама готовила мне, когда я болел. Ты выглядел таким измученным…
Признание наконец сорвалось с губ, и в груди снова мучительно заныло, возвращая всю горечь от испорченного вечера.
Чейз подошёл к нему вплотную и мягко положил руки ему на плечи, слегка поворачивая к себе.
— Завтра первым делом идём в супермаркет. Купим всё и приготовим его вместе. Это ведь ты ранен, значит, тебе и нужно восстанавливаться.
Чейз осторожно прижался своим лбом ко лбу Чонина. Их носы соприкоснулись, и он легонько потёрся своим носом о его.
Этот простой жест снял последнее оцепенение. Руки Чонина, безвольно висевшие вдоль тела, медленно поднялись и легли Чейзу на спину, обнимая.
— …Ты, наверное, так устал, — тихо сказал он.
Почувствовав, что Чонин наконец расслабился и принял его, Чейз уткнулся ему в плечо и начал капризничать.
— Ага… Устал до смерти. Доктор Джексли снова спихнул на меня своё дежурство и слинял.
— Опять Джексли? Чёртов Джексли! Я этого так не оставлю. Давай накатаем на него жалобу в медицинский совет!
Тело Чейза, прижатое к нему, мелко вздрогнуло от смеха. Он уткнулся носом в изгиб шеи Чонина и капризно прошептал:
— Я сегодня так напугался, что, кажется, не смогу уснуть. Уложи меня спать в объятиях.
— И руку мне под голову подложи. Я лягу на твою здоровую, — не унимался Чейз.
— …Пойдём. Тебе нужно поспать.
Вздохнув, Чонин повёл своего огромного любовника, так убедительно притворявшегося капризным ребёнком, в спальню.
Быстро умывшись, Чейз забрался в кровать. Неуклюже сложив своё длинное мощное тело, он ввинтился в хрупкие объятия Чонина. Его просьба «уложить спать» явно не была шуткой.
Уткнувшись лицом куда-то в ключицу, Чейз пророкотал низким, уже сонным голосом:
— Знаешь… Кажется, это была наша первая настоящая ссора.
— А как же тот раз, когда ты припарковался как попало, и нам влепили штраф?
— Разве это была ссора? — пробормотал Чейз. — Я помню, что меня просто отчитывали в одностороннем порядке.
Чонин хмыкнул, но решил не спорить. Он просто закрыл глаза. Сон навалился почти мгновенно. Слишком уж много всего случилось за этот день: шок, травма, чудовищное эмоциональное истощение. Тело просто сдалось.
Но в тот самый миг, когда он уже проваливался в темноту, странное щекотное ощущение заставило медленно открыть глаза.
Он опустил взгляд. Его футболка на груди странно топорщилась и подрагивала. Чейз засунул голову к нему под футболку и лизал его грудь.
Чонин, мгновенно проснувшись, схватил его за волосы, пытаясь оттащить, но тот и не думал двигаться.
— Сейчас не время! Ты же не спал нормально несколько дней! Ты так здоровье угробишь! Тебе срочно нужно…
— Мне не нужна эта «забота», — пробубнил Чейз, не отрываясь от дела. Его голос доносился глухо из-под футболки, где уже стало жарко и влажно.
Он снова прижался к коже, и Чонин почувствовал его слова скорее вибрацией, чем звуком:
В этих словах, прозвучавших одновременно и капризно, и искренне, было столько всего, что пальцы Чонина, всё ещё державшие его за волосы, медленно разжались. Они легли ему на затылок, уже не отталкивая, а просто принимая.