Линия смерти | Глава 39
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
— Эй! Блять, Кё Субок. Ты договорил?!
Кабинет начальника наполнился напряжением, словно вот-вот могла начаться драка. И Чха Минхёк, и Кё Субок, не в силах сдержать тяжёлого дыхания, угрожающе смотрели друг на друга. Столкновение их мощных энергий, не выявив победителя, отскочило к окну, и стекло с грохотом лопнуло, брызнув осколками во все стороны. Один из них, прочертив новую царапину по старому шраму под глазом Чха Минхёка, покатился по полу.
Кё Субок буравил егояростным взглядом. На его щеке тоже виднелся свежий порез. Ещё мгновение — и они бы схватились за мечи, чтобы вспороть друг другу животы.
За тонкой дверью кабинета слышалось обеспокоенное бормотание собравшихся: «Может, войти и разнять их?», «Да разве их разнимешь? Вот же беда», «Может, Чхоряна позвать?». Ссора с Чха Минхёком устроила в управлении целый переполох. Кё Субок, с трудом вернув себе самообладание, провёл рукой по волосам. Порез на щеке тут же затянулся.
— Я верил, что ты, в отличие от других, никогда не поддашься бесполезным чувствам. Очнись и не веди себя как идиот.
Царапина под глазом Чха Минхёка тоже мгновенно затянулась, оставив лишь старый шрам, но треснувшая дружба так легко не восстанавливалась. Жалоба Кё Субока была упрёком, который Чха Минхёк и сам себе не делал. Он, с выражением крайнего раздражения, посмотрел на Кё Субока, а затем, решив, что в такой атмосфере говорить больше не о чем, схватил свой меч, готовый уйти.
— Да. Ты прав, блять. Живи и дальше в своём величии и достоинстве. А этот идиот пойдёт своей дорогой.
Бросив на прощание ругательство, Чха Минхёк отвернулся. За его спиной Кё Субок тяжело вздохнул.
— Перед тем как ты пришёл, пришёл отчёт. Дата смерти кандидата в жнецы изменилась.
Рука Чха Минхёка, уже готовая сорвать с петель дверную ручку, замерла.
На лице Чха Минхёка не осталось и следа эмоций. Не веря своим ушам, он, словно одержимый, подскочил к Кё Субоку и схватил его за грудки. Тот, резко сбросив с себя очки, попытался вырваться, но хватка Чха Минхёка была на удивление крепкой.
Его губы мелко дрожали. Кё Субок изо всех сил пытался отцепить его руки.
Перед глазами панорамой пронеслись короткие встречи с Рю Довоном. Тепло его губ всё ещё так отчётливо ощущалось, что он, даже погрузившись в пруд Доричхона, не мог уснуть и постоянно думал о нём. А теперь… теперь дата его смерти изменилась. «А если это сегодня? Если в этот самый миг? Если Рю Довон уже пересекает реку Сандзу?»
«Спокойно. Этого не может быть. Если бы это случилось, я бы узнал. Все жнецы слетелись бы к нему, я бы точно заметил».
Он разжал руки, и Кё Субок, отлетев, тут же вскочил и схватился за меч. Чха Минхёк, не обращая на него внимания, пытался унять бурю в душе.
— Я всё это время ошибался, — пробормотал он с горькой усмешкой и, подняв голову к потолку, попытался отдышаться. — Нужно было делать по-своему, а не слушать этих умников. Да.
Чха Минхёк опустил голову. Его губы скривились. Проигнорировав Кё Субока, который, прикрыв лоб, что-то бормотал себе под нос, он с такой силой распахнул дверь, что та чуть не слетела с петель. Слухи о его ссоре с начальником, видимо, уже дошли до парковки, и там собралась целая толпа зевак. Под его ужасающим взглядом толпа расступилась, но продолжала шептаться. Увидев разгромленный кабинет и Кё Субока, в ярости пинавшего диван, все благоразумно замолчали и разошлись.
Ким Сокхо с тревогой в голосе догнал его. Чха Минхёк, даже не взглянув в его сторону, отрезал:
— И ты заткнись. С этого момента я сам разберусь.
Он проснулся посреди ночи от острой боли в глазах. Рука, высунувшись из-под одеяла, нашарила на тумбочке искусственные слёзы. Он так часто ими пользовался, что теперь мог закапать глаза даже в полной темноте. Прохладные капли опустились на глазное яблоко, принося знакомую, надоевшую боль.
Пока Чха Минхёк неделю просидел в пруду Доричхона, Рю Довон выполнил бесчисленное количество дел. Прошла автограф-сессия в честь рекламной кампании одежды, были две фотосессии для журналов, и он съездил в студию для озвучивания законченного фильма. На завтра была назначена читка сценария новой дорамы.
Неделя в его жизни была очень коротким сроком. Напряженные и насыщенные дни мгновенно поглотили эти семь дней. Рядом с ним, как и всегда, были менеджер Ким и взятый в заложники жнец, а на каждой съёмочной площадке его встречали новые люди. В его, уже ставшей привычной жизни, не было только Чха Минхёка, если не считать того, что глаза стали болеть ещё сильнее.
«Что бы ты ни увидел впредь, считай, что ты ничего не видел. Просто прими это».
Последние слова, оставленные Чха Минхёком, были, честно говоря, бесполезны. Как можно не видеть то, что видишь? Рю Довон изо дня в день видел существ, что нельзя было назвать людьми. Среди них были и те, кто, воспользовавшись кратковременным отсутствием жнеца, подкрадывался к нему и разевал гнилую пасть, и те, кто, пуская слюни, пытался подползти и лизнуть его лодыжки и икры.
Честно говоря, зрелище было не из приятных. Нет, не просто неприятных – отвратительных. Обычный человек, увидев такое, упал бы в обморок, но Рю Довон, уже привыкший к подобному, дошёл до стадии, когда это было уже не так уж и невыносимо.
Ему было всё равно, в каком виде они разгуливают, лишь бы не мешали работать. Но, видимо, это было слишком большим желанием. При виде Рю Довона, призраки начинали пускать слюни и жадно смотреть на него.
[Хи-хик, сладенькое, пахнет сладеньким!]
Они издавали эти странные стоны. Даже на расстоянии их голоса, словно шёпот, отчётливо доносились до него, царапая натянутые до предела нервы. Поэтому в нерабочее время Рю Довон не снимал наушников.
Менеджер Ким не находил себе места от беспокойства. После окончания одного проекта и до начала другого, можно было не соблюдать диету и есть вволю, но Рю Довон на корпоративе съел всего две порции самгёпсаля. Он даже отказался от супа и лапши, лишь пил соджу, и директор с менеджером Кимом только и делали, что переглядывались, не чувствуя вкуса еды.
«Довон-а. Тебе нужно поесть. Ты в последнее время совсем не ешь».
«Да, в перерывах нужно набираться сил».
Дело было не в отсутствии желания, а в полной пропаже аппетита. Что бы он ни ел, всё было безвкусным, как бумага, и он решил, что лучше уж совсем не есть, чем делать это через силу. Проблема была в том, что он стал есть меньше, чем во время строгой диеты. За неделю Рю Довон похудел на три килограмма, и его черты лица стали ещё более резкими. Тренер, сокрушавшийся, что он потерял целый килограмм мышечной массы, составил новую программу тренировок. Он говорил, что возможность вернуться к прежнему графику появится, только когда он наберёт вес, и вручил ему кучу протеиновых напитков, от которых его несколько раз чуть не стошнило.
К несчастью, Рю Довон прекрасно понимал, почему у него пропал аппетит и почему он становился всё более раздражительным. Всё из-за Чха Минхёка, который внезапно появился, провозгласил «Ты мне не нравишься», даже не спросив его мнения, и исчез.
В первый день после его исчезновения он отнёсся к этому спокойно. Он пришёл к выводу, что это не романтические чувства, и пытался успокоиться. Он не собирался заводить с ним роман из-за одного поцелуя, да и до этого он и не воспринимал его как потенциального партнёра. (К тому же, поцелуев ему и на съёмках хватало.) Поэтому было лучше похоронить эти мысли, пока разум не запутался еще сильнее. Так он и провел три дня.
Проблема началась ночью. Вопреки его ожиданиям, что из-за занятости он не будет о нём думать, Чха Минхёк появлялся повсюду: в спортивной сумке, где все еще лежала палочка для сого; на проспекте за окном машины; у входа в студию; на подземной парковке; в защитном амулете, до сих пор висевшем на входной двери.
В полночь, на четвёртый день, Рю Довон, глядя на амулет, наконец признался себе. Он хочет встретиться с Чха Минхёком. Хочет встретиться и спросить, зачем он сказал те слова, из-за которых он не может сосредоточиться на работе, и почему он не появляется, когда вокруг него кишат призраки, а он даже слышит их голоса. Подавленное смятение всколыхнулось и перевернуло всё внутри.
«Но я от тебя всё равно не отстану».
«Зачем было давать обещания, которые ты и не собирался сдерживать?»
Вопросы продолжали накапливаться. К концу недели Рю Довон, как и сегодня, просыпался даже посреди ночи. Симптомы боли в глазах стали лишь предлогом. Закрывал он глаза или открывал, ему мерещился Чха Минхёк.
Из-за искусственных слез сон пропал, и он, в конце концов, встал с кровати. Надев очки, он в пижаме вышел в гостиную и тяжело опустился на диван. На столике лежало несколько сценариев, которые он просматривал. Он взял один из них, но буквы не складывались в слова. Рю Довон, по привычке, закрыл глаза и сделал гимнастику для глаз. Боль становилась всё сильнее.
«Чёрт, вот же…» У него даже возникло сомнение, правильно ли он делает, что терпит, не имея ни лекарства, ни решения.
— Глаза сильно болят? — спросил жнец, незаметно подкравшись и сев рядом, поджав колени.
Рю Довон открыл глаза и прислонил голову к спинке дивана, чувствуя головокружение от бессонницы. За неделю, проведённую с ним наедине, без Чха Минхёка, жнец, похоже, решил, что они стали довольно близки. Рю Довон намеренно позволял ему эту фамильярность.
Глава 40