Съешь меня, если сможешь (Новелла) | Глава 18
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
На подъездной дороге к вилле, поднимая облако раскалённой пыли, показался автомобиль. Поскольку ожидался лишь один гость, Доминик неторопливо развернулся и направился к парадному входу, отперев его за мгновение до того, как машина замерла у крыльца. Это был маленький, но выверенный жест полного контроля.
Он подождал, пока Джульетта захлопнет дверцу и, помедлив, подойдёт ближе. Лишь затем Доминик нарушил тишину:
— Я же извинился за тот день, — с плохо скрытым раздражением упрекнул его Джульетта. — Я еле выкроил время. В тот день, когда ты звонил, я тоже был с ней.
— Должно быть, было непросто убедить невесту.
Доминик скрестил руки на груди, небрежно прислонившись к дверному косяку и наблюдая за гостем с ленивым интересом хищника.
— Я не убеждал, — напряжённо ответил Джульетта и, не дожидаясь вопроса, добавил: — Сказал, что у меня срочная командировка. Так что мой приезд сюда — секрет.
Доминик какое-то время молча смотрел на него, а затем его губы тронула усмешка.
— Это ложь во благо, — жёстко парировал Джульетта. — Иногда нужно давать голове отдохнуть. Чтобы потом быть более верным друг другу.
Проходя мимо Доминика в прохладный полумрак дома, он мельком взглянул на него снизу вверх и бросил с вызовом:
Глядя вслед его удаляющейся спине, Доминик пробормотал себе под нос с тихой издевательской интонацией:
Джульетта, не расслышав его слов, прошёл в гостиную и, не спрашивая разрешения, тяжело опустился на диван. Его нервозность ощущалась физически. Он поставил локти на колени, беспокойно оглядываясь по сторонам, словно ища пути к отступлению. Доминик, не обращая внимания на его суету, подошёл к бару и, взяв бокал с коктейлем, заранее приготовленным для себя, сел в кресло напротив.
— Не думал, что ты так послушно приедешь.
«Потому что ты шантажировал меня, ублюдок», — Джульетта подавил желание выплюнуть эти слова и промолчал. Вместо этого он одарил Доминика взглядом, полным нескрываемой ненависти. Тот в ответ лишь улыбнулся, явно наслаждаясь зрелищем.
— Расслабься. Я же сказал, я просто хочу тебя поздравить.
— А я сказал, что в этом нет нужды.
— А для меня есть. Я не успокоюсь, пока не доведу начатое до конца. — Он как ни в чём не бывало добавил, делая глоток: — На этот раз нужно всё закончить как следует.
Сколько бы он ни спрашивал, ответ был один. Джульетта не знал, что замышляет этот человек, но ему ничего не оставалось, кроме как подыгрывать.
— Хорошо, спасибо, — безжизненным голосом ответил он и тут же посерьёзнел, решив сыграть на опережение. — Говорю на всякий случай: на моей машине установлен GPS-трекер. Если я вдруг пропаду, полиция немедленно приедет сюда.
Он молился, чтобы опасения оказались напрасными и эта жалкая предосторожность не выставила его полным идиотом. В ответ Доминик прищурился, и его плечи беззвучно затряслись от смеха.
Джульетта вместо ответа просто отвернулся, давая понять, что не доверяет ему ни на грош. Видя его неутихающую настороженность, Доминик словно что-то вспомнил, и смех в его глазах сменился прежним ледяным спокойствием.
— Впрочем, — голос Доминика стал ниже, отсекая все возможные возражения, — есть одна вещь, которую я потребую.
Джульетта замер, всё его тело превратилось в туго натянутый нерв. Он ждал приговора — унизительного, жестокого, какого угодно, только не того, что он услышал в следующий миг.
— Нам нужно закончить нашу партию.
Слова упали в тишину, как камни в воду, не вызвав ни всплеска, ни волн. Они были настолько абсурдны, настолько выбивались из канвы происходящего, что сознание Джульетты отказывалось их принимать.
— Что, прости?.. — выдохнул он, когда нашёл голос. — Какую партию?
— Шахматную, — с непроницаемым лицом пояснил Доминик. — Счёт по-прежнему два-два. Ты ведь не забыл, что победа присуждается после трёх выигранных игр?
— Я помню, но… — Джульетта осекся, чувствуя себя идиотом. — Какое это сейчас может иметь значение? Всё ведь решено, всё кончено!
— Это имеет единственное значение, — ровно ответил Доминик, отсекая сталью любые возражения. — Игра не окончена. А я не оставляю дела незаконченными. Никогда.
Он говорил так, будто излагал незыблемый закон природы. Джульетта вглядывался в его спокойное лицо, пытаясь найти трещину, подвох, хоть какой-то намёк на истинный замысел. Ловушка? Очевидно. Но какая? Убить его? Для этого не нужен был такой сложный предлог. Унизить ещё больше? Он уже был унижен до предела. Тогда что?
— Я не настолько глуп, чтобы тратить свою скучную жизнь на пустяки, — устало добавил Доминик, словно прочитав его мысли. — Мне нужна только игра.
Этот усталый тон, эта почти искренняя апатия сбивали с толку. Доверие к этому человеку было сродни самоубийству, но и выбора не оставалось. Джульетта отчаянно цеплялся за единственный факт: Доминик пришёл в H&J, не потребовав для себя ничего. Он сдержал слово тогда. Эта мысль, единственная твёрдая точка в круговороте страха, стала его якорем. Якорем, прикованным к тонущему кораблю.
— Только игра? — переспросил он, и его голос был едва слышен. — И больше ничего?
Джульетта выдохнул, и вместе с воздухом из него ушла последняя частица сопротивления.
— Хорошо, — сказал он, и это слово прозвучало как капитуляция.
Доминик, словно салютуя невидимому началу их третьей игры, вскинул бокал и осушил его одним глотком. Он поднялся, и Джульетта на мгновение решил, что тот направился за шахматной доской, но ошибся.
— Но перед этим, — Доминик сделал паузу, и на его губах промелькнула странная улыбка. — Поужинаем?
К его изумлению, в столовой их уже ждал безупречно накрытый стол. Изысканная сервировка и разнообразие блюд, источающих тонкий аромат, на мгновение лишили Джульетту дара речи. Этот мужчина не мог готовить сам.
— Разогреть еду я в состоянии, — произнёс Доминик с сухой усмешкой.
«Заказал из ресторана». — Джульетта мысленно ухватился за эту простую логику. Значит, по крайней мере, еда будет съедобной. Он почувствовал, как один из узлов напряжения внутри него слегка ослаб. Но тут Доминик отодвинул для него стул, молчаливым, властным жестом приглашая к столу. И Джульетте снова стало не по себе.
«Этот человек должен желать моей смерти, а вместо этого он предлагает мне сесть.»
Он отчаянно пытался найти логику, построить теорию. Возможно, Доминик — раб своего собственного, почти патологического кодекса приличий. Высокомерный, ядовитый на язык, но до смешного щепетильный в поступках. Может, эта вежливость — его последний рубеж, клетка, из которой он не выпустит зверя? Эта мысль принесла слабое успокоение. Если так, он справится.
«…Если этот рубеж существует. И если он сам не решит его переступить», — пронеслось в голове, и два этих допущения заставили его снова напрячься.
— Спасибо, — сказал он, решив подыграть. Это самое меньшее, что он мог сделать, учитывая содеянное.
Первые несколько минут они ели в гнетущей тишине. А затем Доминик заговорил, и его вопрос был так же неуместен в этой атмосфере, как шах в самом начале партии.
— У твоего бывшего главы совсем нет волос на голове?
Джульетта, только что поднёсший вилку ко рту, поперхнулся. Воздух застрял в горле. Он закашлялся, глядя на Доминика расширенными от изумления глазами. Тот как ни в чём не бывало продолжил:
— Я заметил, у всех членов совета директоров H&J проблемы с растительностью. Тебе стоит быть осторожнее. Если захочешь стать одним из них, возможно, придётся выдернуть все свои волосы.
Джульетта не сдержался. Из его груди вырвался нервный сдавленный смешок. Он попытался тут же вернуть лицу серьёзное выражение, но это было нелегко. Уголки губ, которые он с усилием сжал, предательски поползли вверх.
— Сделай вид, что не знаешь, — сказал он, и голос его всё ещё дрожал от подавленного смеха. — Глава очень чувствителен к этой теме. Он может меня невзлюбить.
К его полному изумлению, Доминик усмехнулся в ответ.
— Да, — кивнул Джульетта, и сам не заметил, как ледяные тиски напряжения, сковывавшие его, ослабли. Впервые за вечер он смог почувствовать вкус еды.
— Восхитительно, — искренне произнёс он, попробовав курицу.
— Рад это слышать, — ровным тоном ответил Доминик. — Если хочешь, я скажу тебе, что это за ресторан. Отличное место для свиданий.
Джульетта снова с изумлением посмотрел на Доминика. Тот продолжал есть с непроницаемым лицом, и эта маска спокойствия давила на Джульетту сильнее любой открытой угрозы. Ему отчаянно хотелось извиниться, но простое слово застряло в горле, тяжёлое и бесполезное. Он снова замолчал, уставившись в тарелку.
Блюда были безупречны, но сама их подача была странной. Всё — от закусок до десерта — было выставлено на стол одновременно.
— Я не хотел постоянно бегать туда-сюда за едой, — просто объяснил Доминик.
Благодаря этому их разговор не прерывался, и Доминик вёл его с искусством хирурга, искусно обходя любые темы, которые могли бы причинить боль или смущение. Они говорили о погоде, о недавних громких процессах, вспоминали забавные случаи из университетской жизни. Джульетта, поначалу отвечавший односложно, постепенно оттаял. Его плечи расслабились, а смех, сперва нервный и короткий, через какое-то время стал почти настоящим.
Тот день в ресторане, день предательства, казался теперь событием из другой жизни. Чувство вины, острое и жгучее, заставляло Джульетту ещё глубже погружаться в эту иллюзию мира. Он был даже благодарен за этот шанс. Шанс закончить их историю не на ноте ненависти, а на чём-то, похожем на прощение.
— В чём дело? — внезапный вопрос Доминика вырвал его из мыслей. Джульетта понял, что слишком долго и пристально смотрел на него. Он хотел было отмахнуться, но вместо этого заговорил, словно прорывая нарыв.
— Странно, — помедлив, произнёс он. — Я думал, ты захочешь меня убить.
Но время, проведённое здесь, было лишено даже тени враждебности. Эта нормальность была пугающей, но она же и убаюкивала. Доминик отнёсся к его признанию с полным безразличием.
— Люди почему-то часто думают, что я способен на убийство.
Джульетта сам не понял, откуда взялась эта дерзость.
«Эй, не переходи черту», — шепнул тихий голос внутри, но он проигнорировал его. Это их последний разговор. И это осознание пьянило, снимая все тормоза.
— Кто знает, — Доминик умело ушёл от ответа. — Убить человека не так-то просто, как кажется. Прятать тело хлопотно. А благодаря развитию криминалистики уйти от расследования почти невозможно.
Услышать от этого человека такой прагматичный, даже скучный ответ…
— Должно быть, обидно, — усмехнулся Джульетта. — Хотеть убить, но не иметь возможности.
Осознание того, что даже для этого мужчины, которому, казалось, доступно всё, есть что-то невозможное, было странно приятным. В ответ на его слова Доминик лишь безразлично заметил, не меняя тона:
— Я не говорил, что не могу тебя убить.
Джульетта замер. Воздух в комнате снова стал плотным и тяжёлым. Напряжение, только что отступившее, вернулось с новой удушающей силой.
— Если ты сам покончишь с собой, полиция ничего не сможет сделать, не так ли? — продолжил Доминик своим ровным лекционным тоном. — А о теле позаботятся.
— А-а… — только теперь до Джульетты дошёл ледяной смысл его слов, и он заставил себя расслабить плечи, которые снова окаменели.
Заметив эту мимолётную панику, Доминик добавил с тенью усмешки:
— Если ты не собираешься кончать с собой, то и представлять, как я тебя убиваю, не нужно. Этого не случится.
— Если бы я думал иначе, то не приехал бы сюда, — Джульетта заставил себя дерзко улыбнуться, чувствуя, как по спине стекает капля холодного пота.
Он — гамма. Невосприимчивый. Это был его единственный настоящий щит, причина, по которой он вообще осмелился приехать. Доминик не мог управлять им, не мог подчинить его своей воле, если не прибегать к грубой физической силе. А вероятность этого, как убеждал себя Джульетта, была ничтожно мала. Какая ему от этого выгода? Их всё равно больше ничего не связывало.
Назойливый червь сомнения уколол его, и Джульетта тут же мысленно раздавил его. Он выстроил для себя удобную непробиваемую логику: доминантные альфы почти лишены эмоций. То, что он сказал «люблю», было ошибкой, импульсом. Он был на пике, опьянённый успехом и видом этого мужчины, и слова вырвались сами.
«А что, если?..» — промелькнула тогда шальная мысль. И то, что Доминик отреагировал именно так, как было нужно, и подписал контракт — разве это не было доказательством его невероятной удачи?
Сколько он себя помнил, судьба всегда была на его стороне. Редкие препятствия рассыпались в прах от одного его прикосновения. Когда он спал с профессором и был на грани отчисления, в университете внезапно разразился другой скандал, и он, ловко сыграв роль жертвы, вышел сухим из воды.
Каждый раз, когда он, казалось, должен был утонуть, какая-то невидимая рука выталкивала его на поверхность. Этот раз не стал исключением. Он справился с самым большим испытанием в своей жизни. Как и всегда. Нечего бояться.
Его жизнь и дальше пойдёт по идеальной траектории, начертанной его родителями.
После ужина они начали игру. В комнате слышался лишь тихий стук фигур по доске и звон льда в бокале Доминика. Джульетта пил только воду. Он не притронулся к алкоголю, твёрдо решив самому сесть за руль, как бы поздно они ни закончили.
Опьянение — непозволительная роскошь, когда нужно быть готовым к худшему.
К его удивлению, время шло спокойно. Внешне всё было как раньше. Их игра была отражением их беседы — осторожным танцем на лезвии ножа. Когда Джульетта атаковал, Доминик отвечал зеркальной контратакой. Когда Джульетта уходил в оборону, Доминик сбавлял напор.
От этого давно забытого ощущения комфорта и интеллектуального равенства уголки губ сами поползли вверх.
— А если я сейчас выиграю, ты не захочешь снова поменять правила? Сказать, что эта партия не в счёт? — сделав ход, пошутил Джульетта.
— Признавать поражение — тоже часть правил. Хотя в прошлый раз я проиграл лишь потому, что был неосмотрителен.
Джульетта внутренне похолодел. Доминик произнёс это, глядя не на доску, а прямо на него, и двусмысленность этих слов повисла в воздухе, как дым. Было непонятно, говорит ли он об их последней игре или о чём-то большем. Джульетта сделал единственно возможный выбор: проигнорировать угрозу и ответить на слова.
Доминик усмехнулся его дерзкой колкости.
— Это так ты признаёшь поражение? Сваливая всё на неосмотрительность, а не на нехватку мастерства?
— Для меня — да. Не расстраивайся. Я впечатлён тем, что ты так хорошо держишься. — Поднеся бокал к губам, он добавил: — Но второго шанса не будет.
Джульетта в ответ лишь поправил его:
— Мне и не нужен второй шанс. Я уже получил то, что хотел.
Он ответил на эти слова, в которых не было и тени злобы, но тут же его лицо стало серьёзным. С каждым ходом время, которое им оставалось, неумолимо сокращалось. Скоро и это станет лишь воспоминанием. Интересно, что он почувствует, вспоминая этот день много лет спустя? Горечь? Или светлую грусть от приятного прощания?
Если быть до конца честным с самим собой, то время, проведённое с Домиником, обладало странным тёмным очарованием. Он был единственным, с кем не нужно было притворяться, а секс с ним… он был подобен шторму, несравнимому с тихой заводью всех его прошлых связей.
На одно мимолётное безумное мгновение он представил себе другую жизнь. Жизнь, где он не гамма, а его тело способно на иную судьбу. Возможно, в той жизни он выбрал бы Доминика.
Но иллюзия рассыпалась, ударившись о холодную стену реальности. Все «если бы» были бессмысленны. Он был тем, кто он есть, — мужчиной с природой гаммы. И его родители никогда бы не приняли иного выбора. А значит, вывод был только один, высеченный в камне.
Он никогда не выбрал бы Доминика. Абсолютно никогда.
Странная неуместная искренность, рождённая этой минутной слабостью, заставила его заговорить.
Слова прозвучали глухо. Доминик, чьё внимание было приковано к доске, медленно поднял голову. Его взгляд пронзал насквозь, взвешивая каждое слово. Джульетта не выдержал этого взгляда и уставился на шахматные фигуры, продолжая свою исповедь.
— Я сожалею, что обманул тебя. Но H&J — хорошая компания, так что, думаю, ты будешь доволен.
Последняя фраза была жалкой попыткой самооправдания. Такой человек, как Доминик, получил бы лучшие предложения в любой точке мира в любой сфере. Эти слащавые слова были утешением не для него, а для самого Джульетты.
Доминик никак не отреагировал. Он просто молча смотрел на Джульетту, который так и не осмеливался поднять на него взгляд. После короткой тяжёлой паузы он заговорил:
— Ты сожалеешь, но не чувствуешь вины?
Джульетта упрямо смотрел вниз.
«Пусть считает меня бессовестным чудовищем», — с вызовом подумал он. Было бы разумнее промолчать, но он не жалел о сказанном. Это была его точка, его финал. Не извинись он сейчас, сожаление грызло бы его позже.
Джульетта замер. Два этих слова, произнесённые спокойным, почти одобрительным тоном, обескуражили его. Он поднял голову. Доминик смотрел на него с лёгкой загадочной улыбкой, которая не достигала его глаз.
— Как тебе ужин? Тебе ведь очень понравилось, не так ли?
Джульетта смог издать лишь один глупый растерянный звук. И услышал тихий смех Доминика. Низкий, спокойный, совершенно неуместный. И этот звук стал ключом, запустившим в голове Джульетты лихорадочный отчаянный механизм.
Сознание, до этого пребывавшее в ступоре, заработало с бешеной скоростью. Он прокручивал вечер в обратном порядке, пытаясь найти ошибку, пропущенный ход.
Алкоголь? Нет, он пил только воду, он был осторожен. Значит, еда. Какое именно блюдо? Салат, с которого всё началось? Стейк? Или рыба?
Мысли метались, сталкивались, пока не слились в одну-единственную чудовищную догадку, от которой кровь застыла в жилах.
Всё. С самого начала. Каждый кусок был отравлен.
— Что… ты сделал? — просипел он, и в следующую секунду, осознав всё, вскочил на ноги.
В тот же миг мир потерял свои очертания. Пол качнулся под ногами, как палуба в шторм.
Он выбросил руку вперёд, вслепую вцепившись в спинку стула. Дерево заскрипело под его пальцами. Это спасло его от падения ничком, но тело уже не слушалось.
Доминик наблюдал за ним, не меняя позы, с тем же спокойным любопытством.
— Осторожнее, — донёсся его ровный, пугающе заботливый голос. — Пора бы уже подействовать.
Джульетта медленно, с нечеловеческим усилием повернул голову. Лицо напротив расплывалось, но он всё ещё мог различить на нём тень улыбки.
— Ты… отрава… — это был даже не шёпот, а сиплый выдох. — Ты… ты ведь тоже ел…
— Да, ел, — Доминик улыбнулся безмятежным удовлетворением. — Но моя природа ведь отличается от твоей, не так ли?
Из горла вырвался булькающий звук. Инстинкт кричал: бежать. Мозг отдал приказ, но тело уже не принадлежало ему. Это был последний бессмысленный порыв воли, прежде чем мышцы окончательно предали его, и он мешком рухнул на пол, захлёбываясь собственным прерывистым дыханием.
Рваный судорожный хрип вырывался из груди Джульетты, но не приносил облегчения. Ледяной огонь расползался по венам, тело билось в неконтролируемой дрожи. Он пытался осмыслить то, что сейчас должно было произойти.
Нужно было с самого начала сомневаться в этом показном спокойствии, в этой театральной нормальности. Доминик просто ждал. Ждал, когда он расслабится, потеряет бдительность и сделает последний роковой ход в его игре.
В его голове выли сирены. Он даже не знал, что за яд подмешали ему в напиток, но одно было ясно. Доминик не собирался отпускать его домой. Никогда.
Он попытался отползти к двери, цепляясь за ковёр ослабевшими пальцами, но за его спиной послышался тихий скрип кресла. Доминик неторопливо поднимался.
— Какая забавная самоуверенность у вашего вида, у гамм, — сказал он, и его голос, спокойный и ровный, прозвучал в тишине комнаты как приговор.
Он медленно, шаг за шагом приближался. В поле зрения Джульетты попали фиолетовые глаза, холодные, как осколки льда. От того мужчины, что всего несколько минут назад смеялся и шутил с ним, не осталось и следа.
— Вы не чувствуете феромонов, не подвержены их влиянию, и потому считаете, что доминантные альфы не представляют для вас никакой опасности.
— Ы-ы, ы-ык… — Джульетта не мог ничего ответить, лишь издавал болезненные животные стоны.
Доминик подошёл и встал над ним, широко расставив ноги так, что дёргающееся тело оказалось в ловушке между его ботинок.
— Почему? — он смотрел на него сверху вниз, без тени злобы или гнева. — Почему вы думаете, что достаточно остерегаться одних лишь феромонов, когда существует бесчисленное множество других, куда более изящных способов?
Он склонил голову набок, и в его взгляде было лишь чистое бесстрастное любопытство естествоиспытателя, разглядывающего бабочку с оторванными крыльями. Он просто наблюдал, как Джульетта корчится у его ног. Не предлагая помощи. Наслаждаясь агонией.
— До… мини… к, — задыхаясь, взмолился Джульетта. — Прошу… скорую… в больницу… я… был неправ… неправ…
Он не мог закончить даже простого предложения. Глядя, как тот съёживается, издавая мучительные, удушливые звуки, Доминик усмехнулся.
— «Здесь яд. Его я выпью за твою любовь».
Это была цитата. Из «Ромео и Джульетты». В голосе, которым он повторил слова Ромео, слышался леденящий душу театральный смех.
— Не волнуйся, Джульетта. Джульетта ведь умерла не от яда. И ты тоже не умрёшь, — он невозмутимо продолжил, присаживаясь на корточки рядом с ним. — Я же говорил, я не совершаю убийств.
Джульетте показалось, что он слышит громкий хохот, но это была лишь слуховая галлюцинация. Тот просто сидел рядом и с загадочной нежной улыбкой наблюдал за ним. От удушья и этого неотрывного изучающего взгляда Джульетта обезумел от ужаса.
«Ложь, всё это ложь. Он ведь прямо сейчас убивает меня.»
Взгляд Доминика не двигался. Он просто смотрел. И будет смотреть до тех пор, пока дыхание не остановится. Это осознание ввергло его в бездну отчаяния.
«Вот видишь. Ты ведь точно кого-то убивал.»
Задыхаясь, Джульетта посмотрел наверх. В его затуманенном взоре фигура мужчины расплывалась, пока окончательно не потеряла форму и не исказилась в пульсирующей тьме.
«Кого-то… вот так же, как меня сейчас…»
Глядя на то, как сознание окончательно покидает Джульетту, как его глаза закатываются, Доминик наклонился к самому его уху и прошептал:
(Никто не оскорбит меня безнаказанно.)
С этой старинной фразой, обещавшей неотвратимое возмездие, Джульетта провалился в небытие.
— Вы действительно прекрасная пара!
— Живите счастливо! Слышал, в свадебное путешествие летите в Европу? Эх, завидую!
Поздравления лились нескончаемым потоком. Они смешивались со звоном бокалов, запахом дорогих духов и вспышками фотокамер, создавая ослепительный кокон. В центре этого кокона стоял он, улыбаясь.
Глава фирмы, а теперь и тесть, подошёл и сжал его в объятиях, которые больше походили на скрепление выгодной сделки.
— Я действительно горжусь тобой, зятёк. Не волнуйся о работе. Как только вернёшься, сразу же организуем тебе место в совете директоров, так что готовься.
Тесть с энтузиазмом показал ему большой палец. Джульетта ответил громким отрепетированным смехом. Обменявшись с ним крепким рукопожатием, он обернулся и увидел своих родителей, ожидавших своей очереди с сияющими лицами.
— О, дитя моё, — мать заключила его в тесные объятия. — Ты и вправду особенный. Я не зря вложила в тебя столько лет.
Следом подошёл отец. Он крепко стиснул руку Джульетты, а другой ладонью с силой похлопал его по плечу.
— Я всегда верил, что ты прославишь нашу семью. Ты наконец-то сделал это, — он наклонился, и его голос превратился в змеиный шёпот на ухо: — Теперь осталась только должность главы H&J.
Отец отстранился, его лицо расплылось в довольной улыбке. Джульетта заставил себя улыбнуться в ответ.
— Да. Конечно, отец, — ответил он, и его собственная улыбка казалась ослепительной. — И с этим я тоже справлюсь.
Мать, стоявшая рядом с мужем, тоже широко улыбалась. Их общее счастье было похоже на картину, написанную на заказ. А Джульетта всё продолжал улыбаться и улыбаться. Мышцы лица окаменели от напряжения, но нужно было терпеть. Нужно было играть роль. Притворяться счастливым. Притворяться, что не устал, что полон сил, что можешь и дальше бежать без остановки.
Он только что пересёк финишную черту, но вместо отдыха и лавров победителя ему указывали на старт новой, ещё более длинной дистанции.
Сознание вернулось не плавно, а так, словно его вышвырнуло из чёрной воды на голые камни. Фантомный шум свадьбы — звон бокалов, смех, музыка — ещё отдавался в ушах, но в следующее мгновение его поглотила вакуумная могильная тишина. Тишина, которую нарушал лишь его собственный рваный, судорожный хрип.
Он распахнул глаза. Вокруг не было никого. Ни матери с её собственнической любовью, ни отца с его жадными амбициями, ни женщины, только что ставшей его женой. Ни роскошных цветов, ни сияющих люстр, ни оркестра.
Место, где он лежал, было изнанкой того сверкающего мира. Бетонная комната, едва ли больше чулана, освещённая одной-единственной болезненно-жёлтой лампочкой под потолком. Он резко повернул голову. Грубые холодные стены без единого окна. Полностью замкнутое пространство, если не считать глухой плиты двери, почти сливавшейся со стеной. Воздух был спёртый, пахнущий пылью и безнадёжностью.
Джульетта, широко распахнув глаза, судорожно хватал ртом воздух. Он попытался резко сесть, но движение было мгновенно пресечено.
Разряд боли пронзил плечо. Руку, которую он попытался поднять, что-то дёрнуло назад с такой силой, что всё тело содрогнулось от этого невыносимого ощущения. Что-то крепко, нечеловечески крепко сковывало его запястье.
Кое-как успокоив дыхание, он с опаской поднял голову.
«Нет, нет. Этого не может быть. Этого просто, просто не может…»
Взглянув на свои руки, Джульетта в ужасе задохнулся. Крик застрял в горле. Его широко раскинутые руки были закованы в тяжёлые наручники и пристёгнуты к разным столбикам старой металлической кровати.
Он отчаянно дёрнул ими, но в ответ раздался лишь сухой, издевательский лязг металла. Цепи не поддавались.
Но не только руки были обездвижены. Ноги — тоже. Он был распят на кровати, с раскинутыми в стороны конечностями, выставленный на обозрение. И что было ещё ужаснее — на нём не было даже белья. Абсолютно голый. Очнуться прикованным к кровати, нагим — можно ли представить себе кошмар унизительнее и страшнее?
— Не, не может быть… это, это… неправда…
Впав в панику, он закричал отчаянным животным воплем, который тут же поглотила тишина камеры. Он извивался всем телом, бился в оковах, но ничего не менялось. Лишь раздражающий лязг цепей становился громче, вторя бешеному стуку его сердца.
Джульетта кричал до хрипоты, до боли в лёгких, но ответом была лишь пустота. Внезапно его крик смешался с другим звуком. Снаружи послышались шаги. Медленные, тяжёлые, неотвратимые. Кто-то приближался. Джульетта напрягся всем телом, уставившись на дверь. Раздался тяжёлый металлический звук, затем неприятный скрежет отпираемого замка. Дверь открылась. В проёме показался тёмный силуэт на пороге его личного ада.
Тусклый свет лампы сперва выхватил из темноты носки безупречных туфель, затем медленно пополз вверх по брюкам, торсу… и замер на лице. Медленные шаги замерли. Джульетта с ужасом смотрел на затенённое лицо мужчины, глядящего на него сверху вниз.
Имя застряло в горле, не успев родиться. В оглушающей тишине они просто смотрели друг на друга: хищник и его пойманная сломленная добыча.