Линия смерти | Глава 36
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
— Эй. Что ты там ему в глаза льёшь, принеси сюда. И ещё одну бутылку воды.
— Быстрее, твою мать. Копаешься, как сонная муха.
Менеджер Ким, совершенно не понимая, почему он подчиняется приказам этого хама, всё же, беспокоясь о Рю Довоне, побежал к реквизиторам, искоса поглядывая на режиссёра-постановщика. Тот с довольным видом вместе с режиссёром по боевым сценам просматривал на мониторе отснятый материал с Рю Довоном. «Хорошо, что сняли с одного дубля». Вскоре у монитора собралась толпа, и со всех сторон послышались восхищённые возгласы.
— А это кто? Раньше его не видел, внезапно появился, — спросила главная героиня, указав на Рю Довона и Чха Минхёка.
Менеджер Ким, с охапкой вещей в руках, обливаясь потом, пролепетал:
— А, э-э, э, а, это частный телохранитель актёра Рю Довона. Аха-ха. Ха-ха-ха-ха.
От зычного крика Чха Минхёка все обернулись в его сторону, но тут же снова уткнулись в монитор. Лишь менеджер Ким с несчастным видом побежал обратно.
Чха Минхёк остановился у фургона с закусками, отправленного фан-клубом Рю Довона в знак поддержки. На огромном баннере сбоку грузовика красовалась надпись: «Наслаждайтесь вкусными угощениями от Довона и наберитесь сил♥», а рядом — изображение Рю Довона, держащего чашку. Чха Минхёк с серьезным видом разглядывал баннер. Разве это не фотография? Лицо Рю Довона, а тело какое-то пухленькое, словно нарисовано от руки. Чха Минхёк, не знавший слова «персонаж», изо всех сил пытался понять, почему лицо — фото, а тело — рисунок, но так и не смог.
— Попробуете пэксольги? — как раз в этот момент Рю Довон протянул ему маленький рисовый пирожок. Миниатюрный пэксольги, украшенный небесно-голубым зонтиком, был творением лавки «Пирожки от Токкэби». Фан-клуб остался доволен предыдущим заказом, и заказал их снова. Пирожки были маленькими и очень милыми, так что корзина почти опустела. Чха Минхёк, увидев пирожок, скривился.
— Не буду. Больше всего на свете ненавижу пирожки.
Из-за экспериментального духа Чхоряна, в офисе перепробовали столько ужасных пирожков, что теперь всех от одного их вида воротило. К тому же, у Чхоряна была широкая душа, и он всегда готовил свои чудовищные творения огромными партиями, раздавая всем подряд. Даже всеядный Чха Минхёк, который и траву жевал, от них отказывался. Рю Довон, не настаивая, взял пирожок себе и встал перед баннером. Чха Минхёк, попивая кофе, наблюдал за ним.
Рю Довон, включив на телефоне режим селфи, с улыбкой принял позу, чтобы в кадр попал и пирожок, и баннер. Чха Минхёк, нахмурившись, смотрел на него, не понимая, что тот делает, и лишь по щелчку затвора понял, что тот фотографируется.
Рю Довон сделал не один снимок, а целую серию, меняя ракурсы и выражения лица. «Природа вокруг такая красивая, зачем он фотографируется на фоне этого получеловека-полурисунка?»
Чха Минхёк, допив кофе, посмотрел на Рю Довона. Рука, державшая телефон, была чистой, без единой царапины. Это он отвёл его в туалет и, как и в прошлый раз, подул ему на рану. И Чонъюн говорил, что нужно избегать любых сексуальных контактов, но это был не «сексуальный», а «целебный», так что проблем быть не должно. «Хотя, конечно, я чуть было снова его не поцеловал, как в ту ночь…»
Что поделаешь, если в тесном пространстве, оставшись с Рю До Воном наедине, он видел лишь его губы? Чха Минхёк, осознав невероятный факт, что он, оказывается, святой, с трудом отвёл от них взгляд.
Рю Довон, выбирая удачный снимок, вдруг опустил взгляд на свою ладонь. Он долго смотрел на неё, не находя и следа от раны, а затем посмотрел на Чха Минхёка. Тому показалось, что Рю Довон притягивает его взгляд. Как противоположные полюса магнита, их взгляды встретились.
Рю Довон слегка помахал рукой.
Обычно Чха Минхёк на такое ответил бы: «Спасибо в карман не положишь», но сейчас он не мог быть настолько бесцеремонным. В голове было слишком много мыслей.
Он смотрел, как Рю Довон с мягкой улыбкой любезно разговаривает с человеком, похожим на владельца фургончика. В его душе царил хаос.
И Чонъюн сказал, что если он будет рядом с Рю Довоном, то очень скоро его духовное зрение полностью откроется. Время неведения ушло в прошлое. Теперь, когда он осознал реальность, верным поступком было бы держаться от него подальше и просто ждать, когда тот пересечёт реку Сандзу. Ему вообще не следовало появляться здесь. Он должен был спокойно, как подобает великому военачальнику, подавить свое желание увидеть его, которое оказалось сильнее любых разумных действий, и проявить сдержанность, но он не смог.
На душе было неспокойно. Когда он испытывал такое чувство в последний раз? Даже когда его связанного тащили в зал суда, он ничего такого не чувствовал. Даже когда он вместе с Ким Сокхо умирал в мире людей, он воспринял это как должное, не испытав ни малейшего беспокойства.
«Нужно уйти. Так будет правильно. И Чонъюн — отличный воин, он и сам прекрасно справится с этой чёртовой предварительной обработкой. А мне нужно держаться подальше».
…Но что делать, если постоянно так тянет увидеть его?
«Что я, как сопливый мальчишка, который не соображает, что делает?» Он пришёл сюда с твёрдой решимостью, но, увидев Рю Довона, его сердце затрепетало, как у подростка. У него была чёткая цель, он должен был сказать заранее подготовленные слова, но язык не поворачивался. «А-а-а!». Беззвучный крик застрял в горле. Хотелось, получив разрешение господина, забиться в горы и орать три дня и три ночи.
Но на зов Рю Довона он тут же откликнулся.
Причём довольно любезно. «Рю Довон мне что-то сказал…? Что этот человек со мной делает?!»
— Это самое популярное блюдо в этом фургончике, попробуете?
Почему он уже держит в руках этот чуррос, утопленный в мороженом?
— Я такое никогда не пробовал.
— Тогда, может, это хороший шанс попробовать?
Почему он ставит недопитой кофе, и с аппетитом обмакивает чуррос в ещё более сладкое мороженое и ест?
И почему он отчитывается перед Рю Довоном и продолжает есть? «…Ах, я с ума сойду». Чха Минхёк, набив щёки, замер.
В тот миг, когда Рю Довон встретился с ним взглядом, Чха Минхёк почувствовал, как чуррос застрял у него в горле. Перед глазами так отчётливо возник образ Рю Довона: волосы, собранные в пучок, и окровавленный ханбок. А поверх него — образ Рю Довона в одежде жнеца. Шляпа-кат и повязка-манггон, чёрный турумаги. Этот унылый чёрный халат, который он наденет вместо своего прекрасного голубого, — вот его будущее. Если Чха Минхёк на вершине, то Рю Довон — где-то внизу, на самой низшей ступени.
«… С ума сойти. Зачем я приплетаю сюда еще и статус, и ранг? Как же подло и низко». Чха Минхёк стряхнул с губ крошки сахара. Так больше продолжаться не может.
От столь неожиданного заявления Рю Довон рефлекторно обернулся на владельца фургончика. К счастью, тот был занят жаркой чуррос и, похоже, ничего не слышал.
— Вы говорите о том, о чём я и не спрашивал… Раз тут могут услышать, может, поговорим в фургоне?
Он спокойно забрал у Чха Минхёка стаканчик с мороженым, поднял с земли его кофе и, вернув всё владельцу, повёл его к парковке. Чха Минхёк с тяжёлым сердцем смотрел на шелестящие полы его многослойного турумаги. Когда он наблюдал за ним с дерева, он видел только Рю Довона, и мысль о том, что вместо этого прекрасного наряда он должен будет носить чёрную униформу, угнетала его. «Почему, даже сказав, что он мне не нравится, мне не становится легче?»
Рю Довон открыл дверь самого дальнего фургона среди вереницы похожих. Менеджер Ким, спавший за рулём, вздрогнув, проснулся.
— Кх-х, хр-р. Кто… О? Довон. Закончили?
— Нет. Директор, извините, что разбудил, но не могли бы вы ненадолго нас оставить? Это не займёт много времени.
Менеджер Ким, протерев сонные глаза, увидел за спиной Рю Довона нахального Чха Минхёка и, охнув, замахал руками. Он, видимо, решил, что Рю Довон так зол на этого хама, что решил с ним разобраться. Оставив кондиционер включённым, менеджер Ким вышел из машины, обошёл её и тихо прошептал Рю Довону:
— Довон. Как бы ты ни злился, рукоприкладство — это не выход.
— Я буду рядом, как закончишь, позвони.
Менеджер Ким, приняв подавленный вид Чха Минхёка за злость, поспешно удалился. Рю Довон, сев в фургон, похлопал по сиденью рядом.
«Если я сяду туда, мы снова окажемся вдвоём в тесном пространстве. Я не уверен, что смогу удержаться и не поцеловать его». Чха Минхёк, поколебавшись, перегородил своим телом проход.
— Я бы хотел, чтобы господин Минхёк сел рядом. Или вы не хотите?
«А, чёрт… почему он так говорит?» Он чуть было не растаял. «Спокойно, спокойно. Нужно вернуть себе стойкость воина».
Рю Довон, если присмотреться, был то безразличен ко всему на свете, то внезапно становился совершенно другим. То он казался воплощением вселенской доброты, то, как лис, начинал соблазнять, и устоять было невозможно. Делал ли он это намеренно, или его безразличие было маской, а это — его истинное лицо? И без того в голове был бардак. Чха Минхёк отрезал:
— Я же сказал, ты мне не нравишься.