Отвали (Новелла) | Глава 67
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
— Почему ты вдруг плачешь?! — от абсурдности происходящего мой голос неожиданно взвился, соскользнув в высокие ноты.
Что я такого сделал, чтобы он разрыдался? Это ведь он виноват во всём, не я! Неужели он пришёл, даже не допуская подобного исхода? Какая же это самоуверенность…
Меня буквально ошеломило происходящее, растерянность и злость всплывали внутри так быстро, что я едва мог их различить. Но Люсьен, не обращая на меня ни малейшего внимания, продолжал плакать крупными тяжелыми слезами, всхлипывая громче с каждой секундой.
Я замер, потеряв дар речи. Казалось, ни одно из знакомых мне слов не подходит для этой нелепой сцены. Люсьен, почувствовав, что я его не останавливаю и не подхожу ближе, вовсе разрыдался в голос, вздрагивая всем телом. Такого зрелища я выдержать не мог.
— Перестань плакать! Ты же сам виноват! Почему ты плачешь, чёрт возьми?! Прекрати! Прекрати, я сказал! — повторял я в надежде, что слова подействуют, и от их настойчивости у меня самого начинал дрожать голос.
Люсьен наконец утёр глаза тыльной стороной ладони и, всхлипывая, проговорил так, что слова прерывались рыданиями:
— П-прости… я, я тоже… п-понимаю. Но Э-Эмилио… он сказал, что ты выбрал его… и когда он это сказал, я… я не смог сдержаться… поэтому. — Казалось, он и правда винил слова Эмилио в своей несдержанности, а потом и вовсе разразился горькими сетованиями: — Я… я пытался поздравить вас обоих… но зачем было говорить так? Р-разве можно? Он же не знает, к-как сильно ты мне нравился… Эмилио был слишком жесток! А ты… ты… только на стороне Эмилио! Вы оба… вы ужасны!
Что за чушь он сейчас несёт?.. Я не мог поверить, что всё это происходит наяву, что передо мной стоит парень, значительно крупнее меня, но плачет так беззащитно, что рядом с ним даже Эллиот выглядел бы взрослым. Вдруг грудь сдавило так, что я до физической боли почувствовал жалость к Люсьену. А потом с горечью осознал:
Он продолжал всхлипывать. Я откинул голову назад, уставившись в безликий белый потолок. Тишину комнаты нарушали лишь прерывистые, жалкие всхлипы Люсьена. Внезапно навалилась такая всепоглощающая усталость, что захотелось всё бросить. Однако я мысленно приказал себе:
Нельзя поддаваться слабости. Я вцепился в остатки своего гнева, как утопающий в соломинку. Нельзя забывать, почему я так на него разозлился!
Я заставил себя вспомнить. Перед глазами мелькнул образ: его стальная хватка, моё отчаянное сопротивление, ощущение собственной беспомощности. Воспоминание о той почти звериной силе на мгновение отрезвило меня, как пощёчина.
Пока я мысленно убеждал себя в этом, сбивчивые всхлипы Люсьена продолжались.
— Я… я п-правда… уже сдался… — бормотал он сквозь рыдания, — но теперь… я подумал, что мы даже друзьями быть не сможем… и мне стало так… так больно… поэтому я пришёл… кх… хнык…
Не поддавайся, идиот! Я продолжал мысленно кричать на себя, но эта битва была проиграна ещё до её начала. Вид этого парня, крупного и сильного, но рыдающего с такой детской беззащитностью, обходил все мои защитные барьеры и бил прямо в сердце. Раздражение на собственную мягкотелость обожгло изнутри. Я до боли стиснул зубы и свирепо посмотрел на него, пытаясь скрыть за маской гнева подступающую жалость.
— Ты… ты нарочно плачешь, да? — с подозрением спросил я.
Люсьен вздрогнул, его глаза испуганно расширились, он резко вскинул голову.
— А, нет! Прости, я не хотел… — бормотал он, торопливо вытирая слёзы рукавом дорогого пиджака.
Я смотрел на него с тяжёлым раздражением. От того сияющего, уверенного в себе типа, что я встретил в гостиной, не осталось и следа. Безупречное лицо было залито слезами, щёки раскраснелись, глаза опухли. Он так сильно плакал, что даже дыхание стало прерывистым, а широкие плечи то и дело вздрагивали.
Глядя на это жалкое зрелище, я больше не мог произнести ни одного резкого слова.
Он же сейчас в обморок упадёт... И тут злость окончательно уступила место глухому беспокойству. Наконец я сказал только:
— …Сколько бы ты ни плакал, это в последний раз.
Едва я это произнёс, лицо Люсьена снова исказилось. И после он сказал то, чего я больше всего боялся услышать.
— Д-да, наверное. Я ведь… м-мусор.
Это слово — «мусор» — прозвучало в оглушительной тишине комнаты как приговор. Это было слово его отца, произнесённое его собственным сломленным голосом. Оно пронзило острой тошнотворной волной чужой вины, такой тяжёлой, что захотелось согнуться пополам.
Да почему же я должен расплачиваться за злодеяния Джона Херста?!
— Ы-ы-ых… — я застонал, закрыв лицо руками и резко откинув голову назад. Но даже сквозь шум в ушах я слышал, как Люсьен продолжает всхлипывать.
В конце концов, я сдался. Потому что просто не мог, не хотел становиться ещё одним человеком, который клеймит Люсьена социопатом, мусором, хладнокровным эгоистом только из-за его вторичного пола, игнорируя очевидную, сокрушительную боль.
Глядя в потолок сквозь пальцы, я убеждал себя, что Люсьен искренне сожалеет. Даже если из-за страха больше меня не увидеть, всё равно это искренне, да? И желание извиниться, и желание увидеть меня — всё это.
Эта мысль принесла хрупкое, но необходимое успокоение.
Наверное, поэтому прощение и считается высшей добродетелью? В этом самообмане было что-то, что позволило начать дышать. Мне вдруг показалось, что я повзрослел на целый уровень.
— Ха-а-а, — я сделал долгий, прерывистый выдох, изгоняя остатки паники. Мысли прояснились. И, наконец, почувствовал, как на смену буре приходит холодное трезвое спокойствие. Открыв глаза, я посмотрел на Люсьена — не как на чудовище или жертву, а просто как на человека, сидящего в моей комнате.
— Сначала сядь, — сказал я, и, поймав Люсьена за руку в тот момент, когда он всё ещё торопливо вытирал слёзы, мягко, но настойчиво подвёл его к дивану. В какой-то момент он замедлил шаг, собираясь сесть рядом, почти касаясь моих плеч.
— Постой, — остановил я его, указывая на кресло напротив, намеренно не смотря ему в глаза. — Ты сядешь напротив.
Люсьен снова сник, плечи его осели так, будто он за один миг стал легче на несколько килограммов. Его движение напоминало побитого щенка, неуверенного, разрешат ли ему остаться. Он медленно опустился на край кресла, сжав колени, сложив на них руки. Его взгляд был цепким, напряжённым, будто он искал в моём лице хоть какой-то намёк на прощение или жалость.
— Да? — тут же отозвался он. Раздался всхлип, его плечи сильно вздрогнули. Я молча пододвинул к нему коробку с салфетками, стоявшую на кофейном столике между нами. Этот жест был единственной уступкой, которую я мог себе позволить.
— С-спасибо, — всё ещё прерывисто дыша, пробормотал Люсьен, протягивая дрожащую руку.
Я молча ждал. Какое-то время в комнате было слышно только его шмыганье носом. Наконец, когда его дыхание немного выровнялось, я заговорил, чеканя слова, которые репетировал в голове последние полчаса.
При этих словах лицо Люсьена на мгновение просветлело, в нём промелькнула слабая, отчаянная надежда. Я тут же её уничтожил.
— Но это наша последняя встреча. В будущем давай больше не будем видеться. И не приходи ко мне вот так, и не связывайся со мной.
В этот миг я увидел, как свет в его глазах погас. Просто погас, будто кто-то выключил рубильник. Его плечи, которые только что начали расправляться, снова опустились, а руки безвольно упали по бокам кресла. Он смотрел на меня совершенно пустым, отсутствующим взглядом, а я продолжал говорить, как заученный урок:
— Если бы ты сегодня не шантажировал меня, я бы с тобой не встретился. Я дал тебе последний шанс, так что давай на этом и закончим. Если ты сделаешь что-то ещё, я и правда начну тебя ненавидеть.
— Н-но… — с трудом выдавил Люсьен, — н-неужели… обязательно так?.. Может, иногда… просто видеться… нет, хотя бы просто созваниваться…
— Нет. Нельзя, — холодно отрезал я, качая головой. — Я обещал Эми. Я обещал, что больше никогда не буду с тобой ни встречаться, ни связываться.
Услышав это, Люсьен снова застыл, будто в один миг окаменел. Некоторое время он молчал, словно не решаясь поверить услышанному, а потом медленно открыл рот:
Голос его, казалось, с трудом пробивался сквозь сжатое горло, и сам звук этого вопроса был почти беззвучен, глух. Я коротко кивнул, не отводя взгляда.
— Да. То, что мы сейчас встретились, — это уже нарушение моего обещания Эми. Моя вина. Я больше не повторю этой ошибки.
Люсьен глубоко прерывисто вздохнул и снова спросил:
— Из-за Эмилио… ты не будешь со мной встречаться?
В его голосе было столько опустошения, что показалось — если прикоснуться, он рассыплется, как пыль. Я же, не отводя взгляда, ответил с твёрдой решимостью:
— Правда, Эми не хочет, чтобы я с тобой встречался, но и я сам этого не хочу.
Люсьен не сказал ни слова, просто смотрел сквозь меня куда-то мимо — так, будто всё происходящее больше его не касалось. Я не был уверен, что он вообще меня слышит.
— Я не могу ответить на твои чувства, и нет причин встречаться с тобой, причиняя боль тому, кого я люблю. Для тебя же будет лучше, если мы больше не будем видеться. — На этом следовало бы остановиться, но я перешёл черту и добавил, обращаясь к всё так же молчавшему Люсьену: — Ты скоро встретишь кого-то лучше меня, Люсьен.
В этот момент взгляд Люсьена впервые дрогнул: по лицу, застывшему, как маска, пробежала едва заметная тень, мышцы на скулах невольно дёрнулись. Зачем губы устрашающе медленно зашевелились.