Линия смерти | Глава 44
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Ванная комната была самым «обжитым» местом в доме Чха Минхёка. Он мог не спать сутками, но мылся каждый день. После крупной ссоры с Кё Субоком он приходил сюда, мылся в той же ванне, которую сейчас вытирал Рю Довон, а затем чистил зубы перед этим идеально чистым зеркалом. Даже специально высушенная мочалка висела на своём обычном месте.
По сути, единственной вещью, которая активно использовалась в доме, полном всего нового, было это жёлтое полотенце на голове Рю Довона. В этот момент Чха Минхёку показалось, что Рю Довон буквально утонул в его следах. Как только он осознал это, у него в мозгу что-то щёлкнуло и оборвалось.
Рю Довон, закончив вытирать всё насухо, выстроил в ряд флаконы с гелем для душа и шампунем, повернулся и увидел Чха Минхёка, который стоял, держа бутылку с водой как скипетр, и смотрел на него с ничего не выражающим лицом.
Рю Довон, которому очень хотелось вытереть даже капли воды с плитки, но не было возможности, снял полотенце с головы и ответил:
— Это привычка. Я закончил, можете заходить.
Рю Довон собирался уйти, но тут его, как и в тот раз, схватили за руку. Он посмотрел на запястье в руке Чха Минхёка. Вокруг свежей раны на ладони кожа покраснела. То ли из-за того, что ему не дали вытереть плитку, то ли из-за пятен крови на руке, внутри него всё закипело. Рю Довон резко вывернул руку и сам схватил Чха Минхёка за запястье. Бутылка с водой с грохотом упала на пол.
— А я-то думал, почему вы не хотели показывать мне руку.
Это определённо была сквозная рана. Разбившаяся люминесцентная лампа пронзила не только злого духа, но и эту руку. «Отдал должок?» Кто вообще так отдаёт долги? Никто. Если хотел скрыть, нужно было скрывать до конца.
Быстро зажившая рана потрясла его до глубины души. Это было... просто невыносимо. Гнев за неделю, когда он не выходил на связь, снова резко нахлынул на него.
Его гнев, вспыхнувший внезапно, быстро охватил все действия Чха Минхёка, начиная с этого момента. Он заявлял, что Рю Довон не будет видеть призраков, но при этом довёл свою руку до такого состояния. Он играл с ним, давая обещания, которые не мог сдержать.
— Тогда мне казалось, что это лучшее решение, — смущённо ответил Чха Минхёк, пытаясь вспомнить, что именно он говорил.
Рю Довон был в бешенстве. «Лучшее решение?» Оставить такие слова и исчезнуть, когда человек был завален работой и даже не знал, что ему суждено умереть?
— Вы говорили, что не оставите меня. Для вас, Чха Минхёк-сси, это может и пустяк, но для меня — нет. Я больше всего на свете ненавижу людей, которые не сдерживают свои обещания, и по моим меркам, вы давно уже выбыли из игры.
Спокойный, безэмоциональный голос Рю Довона нарушил тишину. Обращение «Минхёк-ним» сменилось на «Чха Минхёк-сси». Как будто обращение «Минхёк-сси» было просто ролью, а это — настоящие чувства.
— Вы наговорили мне всякой ерунды и исчезли, разозлив меня до предела. А теперь появились без предупреждения, превратив свою руку в лохмотья, и думали, что я вас прощу?
Он был зол? Почему он злится? Неужели для Чха Минхёка было легко добровольно запереть себя в Доричхоне на целую неделю? Конечно, нет. Он погрузился туда, чтобы Рю Довон больше не страдал из-за него. Он был в тёмной воде, не видя даже поверхности, и думал только о Рю Довоне. Все вокруг говорили, что всё наладится, если он просто будет сидеть тихо, и он поверил.
— Я же сказал. Мне казалось, что это лучший вариант.
Но все ошибались. Чха Минхёк понял, что заблуждался. Теперь он решил никого не слушать. Даже интуицию, которая подсказывала, что всё пойдёт насмарку. «Я возьму ответственность», — подумал он. — «Я защищу тебя, несмотря ни на что, по-своему». Он решил, что даже если Рю Довон будет недоволен, он просто будет рядом. Он вернулся с гордостью, думая, что это самый простой и правильный путь, но Рю Довон злился.
Сжатые губы и напряжённая челюсть Рю Довона причиняли боль Чха Минхёку. Хоть рана была на руке, сдавливало и кололо в груди. Он не мог выразить свои чувства ни жестами, ни словами. Он никак не мог понять, почему Рю Довон так рассержен.
«Думаешь, я играл с тобой?.. Блядь, а насколько мне было хуёво... когда я сам отправлялся в Доричхон...»
Он впервые в жизни почувствовал, каково это — быть несправедливо обвинённым. «Вообще-то это мне надо злиться и выяснять отношения, а не тебе», — хотел сказать он, но, глядя на суровое лицо Рю Довона, не посмел. Он просто хотел, чтобы тот успокоился. Он думал, что это он должен злиться и возмущаться. Но, глядя на мрачного Рю Довона, он чувствовал, что что-то не так. Он просто хотел успокоить его.
«Чего ты так злишься? Всякое бывает. Неужели в твоей жизни не случалось ситуаций, когда ты ничего не мог сделать?» — хотелось спросить ему, но...
...Единственное, что вырвалось из его уст, был прямой вопрос. Его голос был таким подавленным, что Рю Довон удивлённо посмотрел на него.
— Прости. — обычно наглый Чха Минхёк смущенно извинился, не решаясь посмотреть ему в глаза. Извинение давалось ему так тяжело, будто он совершил настоящее преступление. Он боялся, что если сейчас что-то скажет, Рю Довон выбежит из дома, как в прошлый раз, и будет скитаться по улицам, пока не умрёт.
Когда он сидел на дне озера Доричхон, ему казалось, что он высыхает, хоть и был в воде. Он был так поглощён тревогой, что даже не почувствовал, как вода стала холодной. Настолько, что жидкость на коже застывала ледяной коркой.
Чха Минхёк хотел, чтобы Рю Довон прожил в мире живых как можно дольше. Поэтому он поднялся на поверхность. Всё было так просто. Поэтому он обязательно выполнит свою цель и сдержит обещание.
— Да, я был неправ... Я больше никогда не оставлю тебя.
Вопреки амбициозному заявлению, его голос звучал тихо и дрожал, и это поразило Рю Довона. Он привык к его обычной дерзкой манере — «чего ты от меня хочешь?» — но теперь всё изменилось. И от этого жалкого извинения его гнев, который только что кипел внутри, вдруг улетучился, словно пар. Рю Довон отвернулся, глубоко вздохнул, а потом снова посмотрел на Чха Минхёка.
Он был слишком эмоционален. Не та показная безразличная чувствительность, а что-то иное — настоящее, прорвавшееся наружу без предупреждения. Тот же хаос, что охватил его во время их поцелуя, снова накатывал волнами.
— У меня много вопросов к вам, Чха Минхёк-сси. Возможно, нам не хватит и всей ночи.
Тон Рю Довона стал мягче. Чха Минхёк кивнул. Поскольку сегодня он должен был пересечь линию смерти, Рю Довон не должен перешагнуть порог этого дома. Так будет лучше.
— Эй, раз уж ты больше не злишься, может, снова будешь называть меня «Минхёк-ним»? — он небрежно упомянул о своём любимом обращении, но Рю Довон проигнорировал его.
— То есть, если я правильно понял: боль в глазах утихнет, когда моё духовное зрение полностью откроется. А «предназначение стать жнецом» означает, что когда я умру, то попаду в ад и стану жнецом. То есть, это что-то вроде призыва в армию, так?
Чха Минхёк поставил бутылку соджу на стол и повертел в руке пачку сигарет. Оба пили прямо из горла, без стаканов. Ящик с соджу был наполовину пуст.
— Тот мелкий засранец, который везде за тобой таскался, был жнецом низшего ранга, но он уже бывалый, так что у него большой стаж. А тот, ну, тот ублюдок, что с тобой поздоровался, — он их главный жнец, их босс.
Рю Довон, казалось, был совершенно не заинтересован. Чха Минхёк рассказал ему, что все жнецы, которых он видел, станут его начальниками, но Рю Довона это не волновало. Чха Минхёк продолжал открывать и закрывать пачку сигарет.
— Тогда я должен умереть, чтобы стать жнецом?
Вопрос был с подвохом. Чха Минхёк отрицательно покачал головой.
— Нет. Тебе суждено было умереть, а в жнецы тебя просто выбрали. Даже если нам не хватает рабочих рук, мы не убиваем тех, кому ещё суждено жить.
Его ответ был твёрд. Рю Довон тихо вздохнул, услышав «суждено было умереть». Чем дольше продолжался этот разговор, тем больше он чувствовал себя опустошённым. Честно говоря, вся эта иерархия ада вообще не укладывалась у него в голове.
— ...Я не понимаю. — пробормотал он, проведя рукой по лицу.
Он ежедневно тренировался, жил по чёткому расписанию и каждый год проходил полный медосмотр. Ни одного дня он не проводил без заботы о себе. И вдруг узнаёт, что ему суждено умереть. Казалось, что все его годы усердного труда прошли впустую. Чха Минхёк, тщательно подбиравший слова, в конце концов, с выражением «будь что будет», попытался его утешить:
— Эй, не расстраивайся так. Ты знаешь, как трудно стать жнецом? У того ублюдка И Чонъюна стандарты просто заоблачные, и его условиям нет конца. Каждый день умирают сотни людей, но уже почти десять лет никто из них не становится жнецом. Посмотри на это с другой стороны: ты жил настолько чисто, что у тебя нет причин, по которым ты не мог бы стать жнецом.
Чха Минхёк понимал, что его болтовня не принесёт никакого утешения и не поможет Рю Довону. Неважно, сколько раз он будет твердить ему, что он счастливчик и избранный, — всё это относилось к будущему. Рю Довон ещё даже не умер, так зачем ему знать что-то о загробном мире?
Что действительно Рю Довона беспокоило, так это то, что «линия смерти», день, когда человек уходит из мира живых, изменилась, и дата не отодвинулась, а наоборот, приблизилась, и это могло произойти уже сегодня. Важными были не те, кого он встретит после смерти, а дела, которые ему нужно было закончить до неё.
— Хорошо. Тогда почему эта «линия смерти» изменилась?
Чха Минхёк причмокнул губами и прищёлкнул языком.
— Иногда такое случается. Даже когда список умерших уже утверждён, он может измениться в одночасье. Поэтому никогда нельзя ничего гарантировать. Тот ублюдок И Чонъюн, когда впервые определил твою линию, поклялся, что она не изменится. А теперь смотри. Вот что бывает, когда болтаешь лишнее.