Проливной дождь (Новелла) | Глава 52
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Я достал из ящика стола пастилу, которую подарил Джин Ёвон. Осталась всего одна. Та, что я заказывал в интернете, тоже уже закончилась. Я впился в янгэн зубами, наслаждаясь мягкой текстурой. Этот момент, прямо перед тем, как укусить, был самым лучшим. А есть не большими кусками, а отгрызая понемногу, — в этом тоже была своя прелесть.
Пользуясь тем, что в офисе никого не было, я, постукивая зубами, грыз пастилу. Кажется, теперь даже в том, как я ем, сквозила нервозность.
Прошедшие пять дней пролетели незаметно, а оставшиеся два тянулись, казалось, целую вечность. Я понимал, в чем причина моей тревоги. «А что, если за эти несколько дней его чувства изменятся?» Из-за этого страха у меня не хватало смелости позвонить. Я лишь решил для себя, что если, когда он вернется, его взгляд, обращенный ко мне, не изменится, я скажу все без колебаний.
«По крайней мере, я так планирую. А как увижу его, может, и язык проглочу».
Так-так-так, — я доел пастилу. Внезапно на мой стол упала тень. Я вздрогнул от неожиданности. Сонбэ Джэун, стоявший рядом, вздрогнул тоже.
— Ой! Напугал до полусмерти! Сокён, у тебя что, бешенство? — он растерянно улыбнулся. Непонятно, как давно он за мной наблюдал.
От него пахло хлоркой — видимо, только что из бассейна.
Никак не мог отвыкнуть от этого «сонбэ». Сонбэ Джэун провёл рукой по влажным волосам. «Хорошо быть директором. Обеденный перерыв давно закончился, а он спокойно плавает в бассейне. Надо будет тоже прикупить акций „YOUM“, когда разбогатею. А кто знает, может, получу огромную премию и стану главным дизайнером».
— Не понимаю, почему все дизайнеры, которых я знаю, так часто уходят в себя.
Он говорил так, будто сам не был дизайнером. Хотя, на мой взгляд, он и сам часто «уходил».
— Я вообще ни о чем не думал. Кстати, что-то случилось?
— Да нет, ничего особенного. У тебя все в порядке?
— Начальник отдела Ли уехал на встречу, а дэ-ри Квак — на фабрику из-за финальной версии туфель «Femme».
— А-а… Директор Джин уехал, и приходится мне вместо него сотрудников подбадривать. Устал до смерти.
Похоже, сонбэ Джэун уже обошел все дизайнерские отделы.
— Директор ведь не из тех, кто любит подбадривать.
— Если бы директор Джин был молчаливый муж, то я был бы его заботливой женой, верно?
— Я бы сказал, не молчаливый, а язвительный.
«Мусор». «Выбрось это». «Ты в своем уме?». Каждый раз, когда Джин Ёвон браковал эскиз, его язвительность выходила на новый уровень. Благодаря ему психика наших сотрудников скоро станет стальной.
— Кстати, а куда директор уехал в командировку?
Сонбэ Джэун, оглядев офис, плюхнулся на стул Квак Ильёна.
— А-а-ак! — стул вместе с ним откинулся назад. — Что за стул у дэ-ри Квака?
— Он специально его не закрепляет. Любит раскачиваться.
— Ну, чудачеств у дэ-ри Квака не меньше, чем у нашего Сокёна.
— У меня не чудачества, а жизненная мудрость.
Сонбэ Джэун, посмеиваясь, поставил стул на место, но садиться снова не стал.
— Директор Джин во Францию улетел.
Он ткнул пальцем в металлический логотип «YOUM» на моей колонке.
— Каждый раз, как вижу, вспоминаю.
Дрожь. Услышав имя бывшей девушки Джин Ёвона я вздрогнул и заволновался. Я бесцельно поводил мышкой, чтобы вывести монитор из спящего режима.
— Тебе не кажется, что название компании похоже на ее имя? Мию, Мию, Ми-юм… если произносить быстро.
Звучало немного притянуто за уши, но когда я повторил про себя, мне тоже показалось, что похоже. И в ту же секунду жар ударил мне в голову. «Ах ты ж… Неужели он до сих пор не может выбросить из головы свою бывшую? По слухам, они были почти женаты, а он еще и компанию назвал в её честь? Змеюка ядовитая, еще и романтик, оказывается».
Я искоса посмотрел на логотип.
Кажется, я непроизвольно ухмыльнулся. «Спокойно, спокойно», — я попытался унять бурю в душе. — «Это лишь домыслы сонбэ, ничего общего с реальностью». Но если бы название компании действительно начиналось на букву «М», версия сонбэ показалась бы мне абсолютно неоспоримой.
— Так у тебя точно все в порядке?
Кажется, сонбэ пришел не подбодрить меня, а вывернуть мне душу наизнанку.
— Директор, может, вы хотели сказать что-то еще? — спросил я, когда он уже направился к выходу.
Он покачал головой. Странная реакция. Развернувшись было, чтобы уйти, он вдруг снова открыл рот. Вжжж, вжжж. В этот момент мой телефон на столе завибрировал. Я перевел взгляд с него на телефон.
— Ладно, потом поговорим, — махнул он рукой.
Только когда он вышел, я посмотрел на экран. Крупными буквами светилось: «Отец». Он редко звонил в такое время. Что-то случилось? Воспоминание о том, как он отчитывал меня за стрекоз, было таким свежим, что я почувствовал себя виноватым без всякой причины.
— Что-то случилось? — я плохо его слышал и увеличил громкость.
Голос у него был хриплым. Он не курит, с чего бы ему так охрипнуть?
— Что с голосом? Вы не заболели?
Я с облегчением выдохнул. Но это «я» прозвучало так зловеще.
— Ты не мог бы после работы подъехать в Каннам?
Он не говорил прямо, и от этого становилось только тревожнее.
— Отец, что происходит? Что с мамой?
— Что значит «поговорим»? Что-то случилось?
Я чувствовал, как по кончикам пальцев пробегает холодок. В голове роились самые худшие мысли.
Минён — так отец называл маму. «Минён-сси, наша Минён-сси». Он всегда произносил ее имя с такой нежностью.
— Отец, что случилось? Зачем вы меня пугаете?
Я почти кричал на него, надеясь, как и в тот день со стрекозами, что ничего страшного не произошло. Потому что голос отца звучал до ужаса зловеще.
Тяжелое, долгое молчание. Руки начало покалывать, я больше не мог ждать.
— Где именно в Каннаме вы сейчас?
— Что же нам делать?.. Что же будет с нашей Минён?.. Сокён, я даже увидеть ее не могу. Ее увезли в реанимацию… туда не пускают.
От медленного, сдавленного голоса отца у меня земля ушла из-под ног. Я схватился за запястье руки, державшей телефон. Иначе я бы его уронил.
— В какой вы больнице? Не надо так, скажите мне толком, пожалуйста.
— Я сейчас ничего не соображаю. В голове пусто… только ты, Сокён, и наша Минён.
— Отец, если рядом кто-то есть, передайте, пожалуйста, трубку.
В глазах потемнело, и я с трудом заставил себя говорить медленно. еще немного, и я, как и отец, перестал бы соображать. Нет, от ужаса я просто отказался бы думать.
Услышав голос медсестры, я дрожащей рукой записал название больницы и номер реанимационного отделения, где лежала мама. Как только звонок прервался, я вскочил с места. По пути я пытался дозвониться до коллег, но никто не отвечал. Не было времени даже оставить сообщение. Крепко сжимая телефон, я бежал, и ноги несколько раз подкашивались. «Нужно держать себя в руках. Отец, который всегда был моей опорой, сейчас сам рассыпается на части, и я, как сын, не могу позволить себе того же».
В такси до Каннама сердце бешено колотилось. Дневное время, а такие пробки. Я не мог сидеть спокойно и безостановочно тряс ногой. Слово «реанимация», написанное на листке, пульсировало в такт моим мыслям. Отец ведь говорил, что у мамы болит голова. Но на обследовании сказали, что все в порядке, и я беспечно пропустил это мимо ушей.
Нельзя было так поступать. У всего есть причина. Я был слишком занят работой, а голос мамы по телефону звучал как обычно бодро, и я даже не задумался. Только сейчас меня накрыло чудовищное раскаяние. Сколько бы я себя ни успокаивал, тревога не уходила.
Не дожидаясь сдачи, я выскочил из такси и как сумасшедший бросился в больницу. Не извиняясь перед людьми, с которыми сталкивался, я бежал по адресу, указанному в записке. Вдалеке, в зале ожидания у реанимации, я увидел отца. Он сидел, закрыв лицо руками, и низко опустив голову. Волосы у него были седые. Когда он так успел поседеть? И разве он всегда был таким… щуплым? Он выглядел таким хрупким, словно мог упасть от малейшего толчка.
С трудом переведя дух, я позвал его. Он убрал руки и поднял голову. Глядя в его налитые кровью глаза, я стиснул зубы. Я отпустил его взгляд, чтобы он не видел, как мутнеет мой собственный. Только сейчас я понял, что приехал в шлепанцах. Я был в таком шоке, что не мог вымолвить ни слова.
В горле стоял ком. С трудом выдавив из себя голос, я спросил:
— Мама… сейчас там? — я растерянно посмотрел на двери реанимации.
— Расскажите мне все по порядку. Все будет хорошо. Обязательно будет.
Я сел рядом и взял его за руку. От работы в поле она была грубой. Я понял, что забыл, какие у него руки. Я так давно не держал его за руку, что и не вспомнить.
— Утром… она рано ушла… и не возвращалась. Я пошел посмотреть… а она в огороде…
По его сбивчивому, дрожащему голосу я понял, какой шок он пережил. Видимо, он сам нашел маму, лежавшую без сознания.
— Все хорошо, отец. Вы же знаете, какая мама сильная. Все обойдется.
Я крепко сжал его руку. Он рухнул на мое плечо, и его грудь затряслась в беззвучных рыданиях. Я помог ему опереться на стену и быстро подошел к медсестре.
— Моему отцу нужно отдохнуть. Можно ли его положить в палату?
Медсестра, сказав, что и сама за него беспокоилась, посмотрела через мое плечо.
— Есть свободная палата, я вас провожу.
Пока она доставала капельницу, я помог отцу дойти до палаты. Уложив его, обессилевшего, на кровать и дождавшись, пока ему поставят капельницу, я наконец вытер пот с лица.
— Отдыхайте здесь. Я схожу в приемный покой.
Отец с трудом закрыл глаза. Я впервые в жизни видел его таким слабым. Наверное, я просто заблуждался, думая, что он всегда будет непоколебим. Он всегда казался сильнее, чем был на самом деле, потому что считал, что должен защищать нас с мамой. Когда в университете случился тот скандал, он утешал маму, а потом утешал меня. Но его самого в тот день не утешил никто.
Глядя на других людей, плачущих у реанимации, моя тревога росла. Мне всегда казалось, что такие несчастья случаются только с другими. С какой же легкомысленностью я думал, что нашу семью это обойдёт стороной?
Я надавил на глаза. Зайдя в туалет, умылся холодной водой, чтобы прийти в себя. Снаружи кто-то громко позвал: «Родственники Ли Минён-сси!». Я бросился к медсестре. Она проводила меня к стойке, где врач в белом халате уже брал у нее медицинскую карту. Чтобы успокоить меня, он ободряюще улыбнулся.
— Я говорил с мужем пациентки. Он вам что-нибудь передал?
— Нет, отец сейчас не в том состоянии. Я сын Ли Минён.
— Хорошо, что вы так быстро приехали. В таких ситуациях люди часто теряются.
Врач начал объяснять мне состояние пациентки, но мозг отказывался воспринимать информацию. Шок из-за стенокардии, необходимость аортокоронарного шунтирования — все эти непонятные слова пролетали мимо. В голове отложилось лишь одно слово: «операция». Даже его слова о том, что нам повезло, что мы успели вовремя, не принесли утешения. «Повезло» — это когда ничего не случилось. А у нас — случилось.
Услышав, что операция неизбежна, я вцепился в стойку.
— Благодаря тому, что ваш отец быстро среагировал, если операция пройдет успешно, все будет хорошо. Сама по себе операция не из сложных.
Он не сказал ни «серьезно», ни «несерьезно». Я слышал, что врачи редко говорят прямо о состоянии пациента. Но очень хотелось, чтобы он солгал, просто чтобы успокоить меня. Я уже собрался было подписать согласие на операцию, но замер. Одна фраза в длинном тексте бросилась в глаза.
«Во время данной операции и анестезии (или обследования) могут возникнуть непредвиденные осложнения или несчастные случаи, вызванные индивидуальными особенностями организма пациента».
За этой витиеватой формулировкой скрывалась вероятность смерти пациента. Я поднял на него глаза.
— Ах, да, я только что объяснял этот пункт. Повторить?
— А если… не делать операцию… это очень опасно?
— В данный момент — да. Стенокардия — это как незваный гость. Раз уж мы его обнаружили, нужно в первую очередь устранить закупорку артерии.
Даже понимая, что операция неизбежна, я не мог заставить себя подписать. Но выбора не было. Оставалось лишь надеяться, что врач сделает все возможное. Я с силой сжал ручку. Подписав согласие на операцию и договор на госпитализацию, спросил:
— Пациентка еще не пришла в себя после шока. Если очнется до операции, то сможете.
— Пожалуйста… сделайте все, что в ваших силах.
Я чувствовал себя беспомощным. Мама там, а все, на что я способен, — это просить.
Услышав этот дежурный ответ, я вернулся к креслам в зале ожидания и сел. От холодной стены по спине побежали мурашки. Внутреннее помещение реанимации не просматривалось, и я не знал, в каком состоянии мама. Вытирая липкий пот о брюки, я достал телефон. Позвонив Ли Джэхве и сообщив, что я в больнице, я наконец смог немного выдохнуть.
«Если бы я был чуть внимательнее, если бы не был так поглощен своей работой…»
Но сколько бы я ни жалел, случившееся уже не изменить. Врач сказал, что операция несложная, значит, она скоро поправится. Я силой подавлял дурные мысли. От полного изнеможения я прислонился головой к стене. Чьи-то крики, плач, люди, пришедшие навестить больных, снующие врачи и медсестры — все это казалось нереальным. На мгновение мне даже показалось, что это сон.
«Все хорошо, все будет хорошо», — повторял я про себя, закрывая глаза. Тело, тяжелое, как будто погруженное в воду, медленно тонуло.