Отвали (Новелла) | Глава 72
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Эта мысль не просто пронеслась — она родилась одновременно в сотне голов, став безмолвным неоспоримым диагнозом. Тишина, повисшая после раскатов хохота Грейсона Миллера, была оглушительной. Это была не тишина напряжённого ожидания, а вакуум, в котором законы логики и человеческого поведения перестали действовать. Мир накренился, и осью этого безумия был один-единственный человек, который с ленивым удовольствием упивался произведённым эффектом.
Капитан, чьё лицо из багрового стало почти фиолетовым от бессильной ярости, сделал ещё одну, последнюю попытку воззвать к порядку. Он шагнул к Миллеру, и в его движении была вся тяжесть человека, чей авторитет только что стёрли в порошок.
— Мистер Миллер, я вас прошу… — голос капитана, обычно властный и резкий, был теперь напряжённым, почти умоляющим. Он пытался сохранить остатки профессионализма перед лицом чистого хаоса. — Не провоцируйте её. Если с ней сейчас… что-то случится…
Страшное слово так и не сорвалось с его губ. Грейсон Миллер перевёл на него свой взгляд, и в фиалковых глазах не было ни веселья, ни злости. Лишь чистое, незамутнённое, почти детское недоумение. Он склонил голову набок, будто услышал нечто совершенно абсурдное.
— А в чём проблема? Она сама туда залезла.
Он сказал это так просто, с такой обезоруживающей искренностью, что все вокруг замерли, окончательно утвердившись, какой безумец стоит перед ними.
Именно в этот момент, когда Дилан увидел бессилие капитана и улыбку Миллера, в его голове что-то щёлкнуло. Громко, отчётливо, словно взвели курок. Шок, гнев, отголоски собственного прошлого, весь этот хаос эмоций, кипевший в нём, мгновенно испарился, выжженный дотла одной-единственной мыслью.
Он сорвался с места так резко, что Итан, стоявший рядом, испуганно вскрикнул:
Но Дилан его уже не слышал. Он не просто бежал ко входу в здание — он бежал навстречу хаосу, чтобы стать его частью.
Взлетая по лестнице, он перепрыгивал через три ступеньки, не чувствуя, как горят лёгкие. Каждый пролёт был очередным шагом прочь от мира бессильных наблюдателей и ближе к эпицентру трагедии. Когда он ураганом ворвался на седьмой этаж, дежурившие там офицеры вздрогнули. Их лица были напряжены, позы выдавали многочасовое изматывающее ожидание.
— Офицер Эбботт? Что случилось?
Не отвечая, Дилан растолкал их, бросившись к окну. Первое, что он почувствовал — порыв ветра. И первое, что увидел — её. Она всё ещё была там. На мгновение захлестнуло облегчение, но оно тут же схлынуло, сменившись тревогой. Состояние женщины было критическим. Бледная кожа обтягивала скулы, волосы спутались от ветра, а всё тело сотрясала мелкая неудержимая дрожь человека, чьи силы на исходе.
— Я умру! Я правда умру! — её голос срывался на истерический визг, который ветер тут же уносил в пропасть.
— Пожарный рукав! Срочно! — рявкнул Дилан, и его голос, полный неожиданной власти, заставил оцепеневших коллег действовать.
Один из них тут же сориентировался и через мгновение вернулся, волоча за собой тяжёлый брезентовый шланг. Не теряя ни секунды, Дилан обмотал рукав вокруг пояса, завязав его тройным узлом, который было бы невозможно развязать случайно. Он проверил его натяжение. Это была его единственная страховка.
— Офицер, может, не стоит? — с тревогой произнёс кто-то за спиной.
— Спровоцируете её ещё больше, — неодобрительно поддержал другой. — Внизу подушка на случай падения…
Их правильные осторожные слова потонули в новом взрыве веселья, донёсшемся снизу. Это снова был Грейсон Миллер. Его голос, усиленный акустикой городского каньона, звучал так громко и отчётливо, будто он кричал ему прямо в ухо.
— Боже правый! Да ты для меня и пылинки не стоишь! Но если хочешь развлечь меня хоть на минуту — отлично, прыгай давай! Хоть какая-то от тебя польза будет!
Кровь схлынула с лица Дилана. Вокруг него, в комнате, послышались сдавленные ругательства.
— Что несёт этот ублюдок?! — прошипел кто-то за спиной. Кулаки офицера рядом сжались до побелевших костяшек, всё его тело дрожало от бессильной, сдерживаемой ярости. Если бы Миллер был сейчас здесь, наверху, его бы разорвали на части. Но он был внизу, а им нужно было работать.
И словно в ответ на его слова, с карниза донёсся полный отчаяния, разрывающий душу крик женщины:
— Ты же говорил, что любишь меня! Говорил, что я у тебя одна! Родственные души, ты говорил!..
Каждое её слово было осколком стекла, вонзавшимся прямо в сердце. Дилан невольно вздрогнул, услышав исповедь женщины, душу которой вывернули наизнанку и выставили на всеобщее обозрение.
— Ну и сукин сын, — выдохнул кто-то рядом.
«Не то слово», — мысленно согласился Дилан. Он дождался, пока порыв ветра стихнет, и осторожно поставил вторую ногу на карниз, медленно перенося вес тела за пределы окна. За спиной послышались нервные сглатывания.
И снова снизу донёсся голос Миллера, небрежный и пустой:
— Это было заблуждение. Прости.
В его тоне не было ни капли раскаяния. «Зашить бы ему рот», — со злостью подумал Дилан, балансируя на узкой кромке. — «Лучше бы это он сейчас стоял здесь, и всем нам не пришлось бы проходить через этот ад!»
Он выдохнул, наконец обретя хрупкое равновесие. Прижавшись спиной к холодной стене, он увидел в окне лица коллег, их беззвучно шевелящиеся губы, читавшиеся как молитва: «Держись! Давай!». Оставив их поддержку за спиной, он вытянул руку. До женщины было ещё далеко, но он всё рассчитал: если она сделает шаг навстречу, он сможет её схватить. Нужно было её содействие. Он уже прикидывал, с каких слов начать, как вдруг Грейсон нанёс новый удар.
Внутри черепа у Дилана взорвалась бессловесная, ядовитая ругань — белый шум чистой ненависти, который он тут же задавил, заставив себя дышать. Женщина обернулась на голос, и их взгляды встретились.
— Ай! — коротко вскрикнула она, словно только сейчас осознав, что она на карнизе не одна.
— Опасно! — раздался следом чей-то крик из окна.
Её каблук соскользнул с кромки. Это было почти неуловимое движение, но на такой высоте оно стало катастрофой. Тело качнулось назад, в пустоту, и с улицы донёсся единый многоголосый вздох, полный ужаса.
— Нет! — выкрикнул Дилан, инстинктивно выбрасывая руку вперёд в бесполезном отчаянном жесте.
К счастью, её инстинкты оказались быстрее. Женщина отчаянно вцепилась пальцами в кирпичную стену, её тело изогнулось, но устояло. Волна облегчения, такая же мощная, как и волна ужаса секунду назад, прокатилась по толпе и по комнате наверху. Дилан тоже выдохнул, чувствуя, как бешено колотится сердце, отдаваясь гулом в ушах.
Но передышка была короткой. Женщина, с трудом придя в себя, теперь смотрела на него с новым диким страхом. Он был не спасителем, а ещё одной угрозой на её крошечном островке отчаяния.
— Не подходи! — закричала она, и в её голосе звенел чистый ужас. — Уходи отсюда!
— Мисс Эдисон, успокойтесь, — сказал Дилан, и ему стоило неимоверных усилий, чтобы его голос звучал ровно и мягко, а не отражал бурю, что бушевала внутри. Он чувствовал себя актёром на самой страшной сцене в мире, ощущая на себе сотни взглядов снизу: тревожные, испуганные, сочувствующие. И одну пару — ту, что наблюдала за этим театром с ленивым хищным любопытством, которое обжигало даже на расстоянии.
— Он того не стоит! — продолжил Дилан, вкладывая в слова всю возможную убедительность. — Подумайте, стоит ли ваша жизнь мужчины, который так открыто над вами насмехается? Зачем вам это? Вы должны жить. Наслаждаться жизнью.
Чем больше Дилан говорил, тем сильнее закипала в нём тёмная, глухая злость. Каждое успокаивающее слово, слетавшее с его губ, разжигало внутри яростный пожар.
«Какого чёрта я должен рисковать жизнью и распинаться здесь из-за этого сукина сына?!» — мысль молотом стучала в висках.
— Хны-ы-ы… — женщина снова всхлипнула, её плечи затряслись в новом приступе рыданий.
— Я… я заставлю его пожалеть!.. — бормотала она, и слова тонули в слезах. — Если я умру… он точно…
— Пожалеть?! Этот сукин сын?! — не сдержавшись, вырвалось у Дилана. — Вы видели, как он хохочет внизу, и всё ещё на это надеетесь?!
Он осёкся, мысленно прикусив язык.
«Тормози, Эбботт. Она на грани. Она не слышит логику, только боль».
Он видел её горе, но чем этот подонок заслужил такую всепоглощающую любовь, оставалось для него загадкой.
— Он был таким ласковым… — прошептала женщина, проваливаясь в бред воспоминаний. — Говорил, что не может жить без меня… что живёт только ради меня… он правда всё для меня делал…
«И тем холоднее потом отвернулся?» — Дилан тряхнул головой, отгоняя лишние мысли. Сейчас не время для анализа.
— Кларис! Посмотрите на меня! — снова воззвал он. — Тогда тем более вы должны жить! Если вы хотите, чтобы он пожалел, вы должны это увидеть! Если он однажды одумается, а вас уже не будет — проиграете только вы!
Ответа не последовало, но Дилану показалось, что её рыдания стали чуть тише. «Зацепилась? Пожалуйста, зацепись за эту мысль…»
— Умереть можно в любой момент! — крикнул он, вкладывая в голос отчаянную надежду. — Подумайте ещё раз, прошу вас! А? Давайте так: мы спустимся, и я угощу вас самым лучшим и горячим кофе в этом городе. Хорошо?
Взгляды сотен людей внизу были наполнены тревогой, страхом, сочувствием — целый калейдоскоп человеческих эмоций. Но лицо Грейсона Миллера, даже с такой высоты, было чужеродным пятном в этой картине. Оно не выражало ничего из этого списка. Что-то, отчего у Дилана похолодела спина, было в его позе, в его неподвижности. Это было не веселье. Это было не любопытство.
Это было чистое, ничем не замутнённое… ожидание.
Дилан с ужасом понял, что Грейсон смотрит на неё с восторженным предвкушением ребёнка, который в рождественское утро стоит у ёлки и вот-вот развернёт самый желанный подарок. Его губы были слегка приоткрыты, глаза блестели. Он не просто смотрел — он предвкушал.
«Чего он ждёт?» — пронеслась в голове ледяная мысль, и ответ на неё был таким чудовищным, что мозг отказался его формировать. Дилан отчаянно не хотел знать ответ.
Он заставил себя снова повернуть голову к женщине, чтобы сосредоточиться на ней, на спасении, на плане, но что-то заставило его замереть и ещё раз, в последний раз, посмотреть вниз. На Грейсона.
Имя не было произнесено. Оно не прозвучало. Оно словно родилось из самого воздуха, прошелестело по ветру, как слуховая галлюцинация, порождённая стрессом. Но женщина это услышала — она вздрогнула так, словно к ней прикоснулись, и её тело напряглось, как струна. В тот же миг взгляд Миллера изменился. Насмешка исчезла. Осталась лишь голая концентрированная воля хищника, гипнотизирующего свою жертву.
И всё, что случилось потом, растянулось в одну бесконечную тягучую секунду.
Грейсон с медленной выверенной плавностью вынул руки из карманов. Он расправил плечи, и его ладони медленно раскрылись, а руки начали расходиться в стороны. Это была чудовищная пародия на объятие. Молчаливое, всепоглощающее приглашение.
Прыгай. Прямо ко мне. В мои объятия.
В тот же миг в глазах женщины погасло всё: слёзы, отчаяние, страх. Их сменил странный, пустой, почти просветлённый блеск безумия. Она нашла свой покой. Она приняла его волю. И прежде чем Дилан успел осознать этот блеск, прежде чем из его горла вырвался крик, её нога легко и почти грациозно шагнула в пустоту.
Взрыв сотен криков ударил снизу и сверху, единый рёв ужаса и неверия.
На одно невозможно противоестественное мгновение её тело, отделившись от карниза, словно зависло в воздухе, бросая вызов гравитации. Волосы вспыхнули тёмным ореолом вокруг головы. А потом неумолимый закон вступил в свои права, и она начала падать.
И в тот же миг Дилан, не думая, не решая, подчиняясь лишь одному первобытному инстинкту защитника, бросился следом.
Он оттолкнулся от подоконника, ныряя в пустоту головой вперёд. Крики коллег остались где-то позади, в другом мире, где ещё существовали правила и инстинкт самосохранения. Воздух со свистом бил в уши, город превратился в смазанные вертикальные полосы. Его взгляд был прикован к одной точке — к тёмной фигуре, стремительно удаляющейся от него. Падая мимо неё, в слепом отчаянном рывке он выбросил руку, пальцы вслепую заскребли по воздуху, наткнулись на ткань её платья, соскользнули, и он изловчился, сомкнув их мёртвой хваткой.
Резкий оглушительный рывок чуть не вырвал плечо из сустава. Пожарный рукав натянулся, как гитарная струна, с вибрирующим стонущим звуком, и их падение было остановлено. Тела с чудовищной силой мотнуло из стороны в сторону, превратив в живой маятник, раскачивающийся над замершей в ужасе улицей.