Отвали (Новелла) | Глава 109
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
На мгновение Дилану показалось, что разум, переполненный суматохой и напряжением последних дней, начал подсовывать слуховые галлюцинации. Он тупо смотрел на Люсьена, не веря собственным ушам. Но тот, по-прежнему сияя улыбкой, продолжал, будто делился какой-то семейной историей за обеденным столом:
— Он вывалился из окна головой вниз и разбился вдребезги. Мгновенная смерть. Хм… хотя, может, минуту или две он ещё был жив. Когда я спустился, он всё ещё дышал. Правда, мозги у него вот настолько вытекли. — Люсьен развёл пальцы, показывая, «насколько», и при этом всё так же спокойно улыбался.
Дилан не знал, как реагировать. Моргал часто и растерянно, словно надеялся, что это морок рассеется, что слова не прозвучали на самом деле.
«Почему он говорит это так спокойно? И улыбается?»
И вдруг в памяти вспыхнуло забытое воспоминание: женщина, кричащая, что умрёт, и мужчина, хохочущий так сильно, будто её отчаяние было для него развлечением.
«Тот мужчина тоже был Доминантным Альфой».
По позвоночнику пробежал ледяной ток. Люсьен вдруг показался ему незнакомцем. Он всегда был рядом — то сияюще ласковый, то подавленный и уязвимый. Но сейчас в нём проступало нечто иное, чужое, пугающе хищное. Будто перед ним стоял другой человек.
«Доминантные альфы все чокнутые».
Расхожая фраза, когда-то звучавшая в его окружении как ирония, впервые отозвалась с такой силой, что пробрала до дрожи. Дилан смертельно побледнел и посмотрел на Люсьена. Тот всё так же улыбался, чуть склонив голову набок, и с мягкой любопытностью спросил:
Будто и правда не понимал, что могло так испугать его.
У Дилана раскалывалась голова, в висках стучало. Он закрыл глаза, прижал ладонь к лбу, пытаясь отгородиться хотя бы от этого взгляда.
— Дилли, тебе плохо? — голос Люсьена моментально стал тревожным.
Не колеблясь ни секунды, он поднял его на руки. Для Дилана это ощущение было одновременно и унизительным, и спасительным, он не мог сопротивляться, мышцы не слушались. Люсьен повернул голову к дворецкому:
— Да, разумеется, сэр, — отозвался тот без тени эмоции и быстрыми шагами направился вперёд по коридору.
Дилан, полуприкрыв глаза, смотрел ему вслед. Серое постаревшее лицо слуги казалось таким же, как в воспоминаниях, и одновременно с этим иным. Затем веки снова сомкнулись. Каждое широкое движение Люсьена сотрясало его тело, отдавалось в желудке неприятным толчком, и тошнота начала подступать всё сильнее.
Когда, наконец, послышался скрип двери и прохлада новой комнаты коснулась кожи, Люсьен осторожно опустил его на кровать.
— Отдохни немного. Ты, похоже, сильно устал. Хочешь чего-нибудь выпить? — голос звучал по-прежнему мягко, будто всё, что происходило несколько минут назад, было лишь недоразумением.
Только тогда Дилан решился открыть глаза. Перед ним снова было знакомое ласковое лицо. И от этого стало ещё тяжелее. Диссонанс между увиденной улыбкой, с которой он рассказывал о смерти, и этой заботливой маской довёл его до оцепенения. Не находя слов, Дилан молча покачал головой.
— Хорошо. Тогда если что-то понадобится, просто позвони. Нажмёшь любую кнопку на панели и прислуга откликнется, — Люсьен наклонился и поцеловал его в лоб, вновь спокойно улыбнувшись.
Дилан понял, что тот собирается уйти, чтобы дать ему передышку. Как и ожидалось, Люсьен бережно укрыл его, будто заботясь о ребёнке, и только потом повернулся, направляясь к двери. Эта мягкая нежная забота неожиданно сломала ту хрупкую настороженность, что успела зародиться у Дилана.
— Мм? — едва прозвучало имя, он тут же остановился и обернулся.
Увидев, что Дилан колеблется, не решаясь говорить, Люсьен чуть склонил голову набок с удивлённым выражением и снова подошёл ближе.
— Дилли, если у тебя есть вопросы, просто спроси. Всё, что угодно, — мягко сказал он, скользнув пальцами по его щеке. В голосе звучала непривычная, странно уговаривающая сила, и Дилли, сам того не желая, словно зачарованный, произнёс:
— Когда твой отец умер… тебе было всё равно? То есть, я имею в виду, ты был шокирован или…
Люсьен моргнул. Несколько секунд он молчал, глядя на Дилана сверху вниз, потом отвёл взгляд в сторону, будто в памяти всплыло что-то неприятное. А затем слегка наклонил голову и спокойно ответил:
— Нет. Я вообще ничего не почувствовал.
Дилан растерялся, не зная, как реагировать. Ответ прозвучал слишком просто и прямо. Люсьен, уловив выражение его лица, словно решил, что нужны пояснения, и сел на край кровати.
— Мой отец всю жизнь называл меня чудовищем, — произнёс он ровным голосом. — Бил, унижал, говорил, что я недостоин его имени. Тот день мало чем отличался от остальных.
Внутри у Дилана что-то болезненно дрогнуло. Он вспомнил то, что успел забыть. Как мог он упустить это? Как мог не помнить, что Люсьен всегда носил в себе этот груз?
Пока Дилан судорожно пытался осознать и совладать с нахлынувшей неловкостью, Люсьен продолжил, не меняя интонации:
— Проблема была в том, что я стал выше отца, а он постарел и уже не был так силён, как раньше. Он всё ещё хотел подчинять меня, но понял, что это больше невозможно. И тогда он взбесился. Как сумасшедший.
— Значит, он сам выпрыгнул? — осторожно предположил Дилан.
— Нет, — Люсьен решительно покачал головой.
Дилан ощутил, как внутри холодеет. Нехорошее предчувствие сжало грудь, и, словно в ответ на его молчаливый страх, Люсьен добавил:
— Он пытался столкнуть меня. Но я увернулся. И тогда он сорвался.
С лица Дилана мгновенно исчезла вся краска. Он оцепенел, не в силах пошевелиться. Люсьен, глядя на него так же спокойно, невозмутимо улыбнулся:
— Сестра до сих пор уверена, что это я убил отца.
У Дилана перед глазами тут же всплыло лицо женщины, которую он видел лишь однажды. Люсьен продолжал тем же ровным тоном:
— Вся семья отчаянно сопротивлялась тому, чтобы я унаследовал дело. Но все члены правления выбрали меня, так что другого выхода у них не было. Отец не оставил завещания.
«Наверное, он и представить себе не мог, что умрёт так внезапно», — машинально подумал Дилан. Он осторожно кивнул, не находя других слов. И даже на этот кивок Люсьен откликнулся так, словно получил подтверждение. Его глаза засияли от искренней радости.
— Спасибо, Дилли. За то, что веришь мне.
— Конечно, верю… — пробормотал он, смутившись под тяжестью этого взгляда. Договорить он так и не смог.
Люсьен крепко сжал его руку и поцеловал её тыльную сторону. Прикосновение было тёплым, трепетным, и от этого ещё более тревожным. Глядя на Дилана с выражением безграничного доверия, он продолжил:
— После этого потребовалось время, чтобы полностью принять дела и разобраться с активами. Поэтому я не смог приехать к тебе сразу, как только узнал, где ты. Нужно было всё устроить так, чтобы моё временное отсутствие не имело значения.
— …Ты, должно быть, был очень занят.
— Несколько месяцев я почти не спал, — игриво ответил Люсьен, — но награда была очень велика.
Дилан вдруг понял, что эта «награда» — он сам. Смутившись, он осторожно попытался высвободить руку. Люсьен отпустил, будто и не заметив, и снова улыбнулся.
— Вот и вся история. Больше нет вопросов?
Резкая смена тона сбила его с толку. Мысли путались, ускользали и не давали зацепиться. Он почувствовал, что не может сформулировать ничего связного, и после короткой паузы покачал головой:
— Больше нет. Спасибо, что рассказал.
— Не за что. Тогда отдыхай, — сказал он и вышел из комнаты.
Наконец, оставшись один, Дилан погрузился в оглушающую тишину. В комнате слышалось лишь его собственное неровное дыхание. Он закрыл глаза, пытаясь всё спокойно обдумать.
Даже если родители били и унижали тебя, даже если их смерть казалась освобождением — увидеть, как они умирают, вот так, на глазах… это всё равно должно было быть шоком. Но Люсьен говорил об этом так просто, и безмятежно. Словно констатировал факт.
«Это не похоже на нормальную реакцию», — подумал Дилан, сжимая простыню в кулаках.
А потом в голову закралась новая страшная мысль: «Но имею ли я право решать, что для него нормально?»
Люсьена с детства подвергали насилию и, судя по обрывкам услышанного, это не прекращалось до самой смерти его отца. Дилан мог только догадываться, через что тому пришлось пройти: бесчисленные унижения, переломы, синяки, оскорбления на глазах у других, и при этом — полное отсутствие защиты. Никто не встал на его сторону, никто не остановил руку, которая снова и снова поднималась на ребёнка.
«Если его эмоции стали… словно притуплёнными, может, это и есть его единственная форма «нормальности»?»
Дилан невольно пытался оправдать Люсьена. Возможно, постоянное насилие изменило его мозг, оставив глубокие трещины там, где должны были формироваться привычные человеческие реакции. Тот, кто мучил его всю жизнь, исчез. Почему бы ему не почувствовать облегчение? И то, что этот мучитель был отцом, вовсе не гарантировало иных чувств.
Додумав до этого, Дилан ощутил, что внутри стало чуть спокойнее. Пусть ненадолго, но он нашёл объяснение, за которое можно было зацепиться. Закрыв глаза, он попытался уснуть, чтобы уйти от неприятного осадка. Сладкий аромат, висящий в воздухе, постепенно накрыл его сознание густым туманом, и вскоре он утонул в глубоком сне.
Он спал долго, почти полдня, и очнулся только к вечеру, когда за окнами уже садилось солнце. Комната окрасилась мягким золотистым светом. В этот момент дверь осторожно приоткрылась. Дилан повернул голову и увидел Люсьена, старающегося войти беззвучно. Но, заметив, что Дилан проснулся, тот сразу оживился.
Он пересёк комнату в несколько шагов и, словно только этого и ждал, коснулся его губами в лоб.
— Как раз время ужина, — сказал он с улыбкой. — Вот я и заглянул. Ты не голоден? Хочешь поесть здесь, или пойдём вместе?
Только теперь Дилан почувствовал пустоту в животе. После целого дня без еды голод напомнил о себе мгновенно. Он приподнялся и тихо ответил:
Но сначала нужно было умыться. Люсьен поддержал его за локоть, помогая дойти до ванной, и сам открыл дверь.
— Я распоряжусь, чтобы тебе оставили сменную одежду на кровати, — сказал он между делом. — Очень кстати. Я хотел познакомить тебя с семьёй.
— Что? — только теперь Дилан вспомнил, ради чего его сюда привезли.
Он растерянно посмотрел на Люсьена, но тот уже наклонился и легко поцеловал его в губы.
— Все очень ждут тебя, — произнёс он с лицом, полным восторга, как подросток, идущий на первое свидание. — Пятнадцати минут хватит, я думаю? Подготовься, я скоро зайду.
Он крепко обнял Дилана напоследок и вышел, оставив его одного.
Оставшись в ванной, Дилан встал под душ. Но даже это не помогло рассеять туман в голове.
Мысль отозвалась внутри неприятным холодком. И тут перед глазами внезапно возникло лицо женщины, которую он видел лишь единожды. «Интересно, будет ли там его сестра? Та, что тогда дала мне деньги…»
При воспоминании о ней сердце болезненно сжалось. Что-то неуловимое в её взгляде, в том дне, снова пробудило тревогу, от которой не было спасения даже под холодной водой.