July 29

Съешь меня, если сможешь (Новелла) | Глава 8

Над главой работала команда WSL;

Наш телеграмм https://t.me/wsllover

Доминик какое-то время молча наблюдал за ним, не спеша прерывать тишину. Джульетта стоял напротив, освещённый косыми лучами утреннего солнца, и выглядел почти так же, как накануне, — и всё же в нём чувствовалось что-то иное, едва уловимое. Возможно, дело было в том, как после душа его волосы темнели влажными прядями, непослушно падая на лоб, или в ярком румянце, проступившем на щеках. Доминик хмуро прищурился и, наконец, заговорил:

— Ты мылся в моём доме?

— Да, — с обезоруживающей искренностью ответил тот, легко улыбаясь на изумлённый вопрос. — Я же гамма, а нам не так просто мутировать, но если вдруг такое случится… это была бы большая проблема, вы ведь сами прекрасно знаете.

Джульетта произнёс это с оттенком смущения, словно извиняясь за безвыходность ситуации, которая и вынудила его к такой вольности.

В его словах, конечно, была правда. Вчерашний день они провели вдвоём — сперва в тесном салоне машины, потом в этом пропитанном феромонами доме. Атмосфера была насыщена ими до такой степени, что любой, оказавшись здесь надолго, не мог не ощутить на себе воздействие. Пусть мутация у гаммы не случился бы так просто, риск, хоть и мизерный, всё же оставался.

Доминик знал это и сам. Если быть честным, такая осторожность вовсе не казалась излишней. Для гаммы подобная случайность могла стоить жизни. Возможно, этой ночью, оставаясь здесь, Джульетта испытывал страх, даже если не подавал виду. Можно быть сколь угодно смелым, но когда речь идёт о собственной безопасности, трудно сохранять равнодушие.

Впрочем, сам Доминик настоял, чтобы тот остался. Теперь спрашивать, почему он воспринял всё столь буквально, было бы неуместно — звучало бы нелепо, будто он сам не понимает последствий собственных слов.

«Какая нелепость», — с неохотой отметил про себя Доминик.

Он провёл рукой по волосам, чуть сдавив виски, и вновь взглянул на Джульетту, пытаясь понять, кто же перед ним стоит на самом деле. Тот будто играл с ним, но ни разу не позволил схватить себя по-настоящему. Он впервые встречаюсь с таким человеком, и это беспокойство трудно было игнорировать. Виноват ли здесь статус гаммы? Или, может, этот парень куда более тонкий адвокат, чем Доминик предполагал?»

Хоть Джульетта и был в той же одежде, что и вчера, ощущение перемен все еще не отпускало. Растрепанные влажные волосы делали его моложе, и будто даже беззащитнее. Доминик только теперь заметил, что на нем больше не было тугого галстука — из-под небрежно расстегнутых верхних пуговиц рубашки выглядывали ключицы, переходящие в длинную шею.

Взгляд скользнул ниже, вдоль пиджака, небрежно накинутого на локоть, и задержался на босых ступнях, выглядывавших из-под брюк.

Он застыл, заворожённо уставившись на них. На каждом пальце — крошечные молочно-белые ногти, тонкие и гладкие, как морские ракушки, тщательно обточенные волнами. Ступни были розовыми, ещё чуть влажными после душа, как и щеки Джульетты, тронутые жаром воды и свежего утра.

В этот момент Доминик с особой остротой ощутил, как от его собственного тела по комнате начинает растекаться густой, тяжёлый аромат феромонов. Если бы Джульетта мог её почувствовать, он, наверное, побледнел бы от ужаса: запах был настолько насыщенным, что, казалось, мог задушить. Но, к несчастью — или к счастью, — этот аромат ощущал только сам Доминик.

Он нарушил тишину обычным холодным тоном, не позволяя себе ни тени раздражения:

— Не стоит так бояться мутации. Я не стану совершать глупость, насыщая воздух феромонами для того, кто их всё равно не чувствует.

Конечно, это была ложь. До этого он уже дважды он поступал именно так — и оба раза именно с этим мужчиной.

Теперь уже трижды.

На губах Доминика мелькнула усмешка, видимая лишь ему одному, и он залпом осушил бокал. Когда хрусталь со стуком опустился на барную стойку, Джульетта подал голос:

— Итак, что мне теперь делать?

Вместо ответа Доминик молча наполнил свой бокал снова. Уловив в этом жесте скрытый смысл, Джульетта осторожно предложил:

— Если нет ничего особенного, как насчет игры?

Доминик вскинул на него вопросительный взгляд.

— Игры?

На его хмурый тон Джульетта ответил улыбкой, которая не коснулась глаз. Их разделяла короткая полоса пространства — всего несколько шагов вдоль бара. Но Джульетта превратил это расстояние в сцену. Словно собираясь лично измерить это расстояние, Джульетта уверенно шагнул вперед. Доминик замер, превратившись в неподвижного наблюдателя, и следил, как сокращается дистанция между ними.

— Ну конечно.

Наконец Джульетта остановился. Он опёрся руками о стойку по ту сторону и перегнулся через неё, вторгаясь в личное пространство Доминика. Воздух между ними загустел. Это была территория, слишком широкая для поцелуя, но уже достаточно узкая для любой провокации. И в этой опасной близости Джульетта чуть наклонил голову, глядя на Доминика снизу вверх с обезоруживающей дерзостью. Его голос, пониженный до интимного шёпота, прозвучал почти на ухо:

— В шахматы.

Доминик на миг застыл, и лишь коротко повел бровью. Увидев, что его выпад достиг цели, Джульетта отстранился. На его лице расцвела широкая улыбка, и он произнёс лёгким светским тоном:

— Я ведь вчера проводил вас. Почему бы не считать партию своеобразной платой за услугу?

Сдавленный выдох вырвался из груди Доминика. Он не мог скрыть раздражения. И переспросил:

— В шахматы?

— Именно, — кивнул Джульетта, наслаждаясь замешательством оппонента. — Я не привык оставаться в долгу.

Глядя на его улыбку, Доминик, словно только этого и ждал, съязвил:

— Значит, и пожертвования не делаешь?

Но Джульетта парировал с лёгкостью гроссмейстера, отражающего дилетантскую атаку.

— Мистер Миллер. Разве вы производите впечатление человека, которому нужны пожертвования?

При виде этой незыблемой, непроницаемой улыбки тот, кто только что пытался язвить, ощутил внезапную пустоту. Словно его выпад, не найдя цели, вернулся и ударил по нему самому.

C коротким вздохом Доминик ещё раз окинул лицо Джульетты цепким взглядом. Он изучал его так, будто пытался прочесть тайнопись на пергаменте, а затем резко отвернулся. Обойдя барную стойку, Доминик без колебаний двинулся мимо него.

— Жди в игровой комнате.

Бросив короткий приказ, он направился в гардеробную. Там, переодеваясь в удобную рубашку и лёгкие хлопковые брюки, более подходящие для отпускного затишья, чем для поединка, он почти не изменился в лице. Но в его голове бушевал шторм.

«Наглец».

Холодная усмешка тронула его губы

«Этот парень ведёт опасную игру, балансируя на грани. Ему ведь совершенно ни к чему выводить меня из себя, так в чём же дело? Это просто его несносный характер, врождённая дерзость? Или за этим кроется выверенный умысел?»

Доминик вышел из гардеробной. Его размеренные шаги гулко отдавались в просторном холле, пока он спускался по лестнице.

«Нужно выяснить, что именно.»

Когда Доминик распахнул дверь игровой комнаты, Джульетта поднялся ему навстречу. Все уже было подготовлено. Расставив фигуры на шахматном столе, он стоял в столпе яркого полуденного света, который лился из окна за его спиной. Этот свет превращал фигуру в тёмный силуэт, а лицо — в сияющую маску, на которой играла радостная улыбка.

— Я всё приготовил, — тихий ясный голос Джульетты наполнил комнату: — Я начал играть в шесть лет. В моём окружении не было других детей, ни братьев, ни сестёр. Родители были людьми амбициозными и придерживались принципа, что качество всегда важнее количества. Вместо того чтобы рожать сразу нескольких, они решили произвести на свет одного — и вложить в него всё.

Благодаря этой философии, хоть его семья и принадлежала к обычному среднему классу, Джульетта получал всё, что только мог пожелать.

— Итак, — произнёс Доминик, делая первый ход и решительно передвигая пешку. — Чем ещё ты занимался?

Джульетта, не отрывая взгляда от доски, задумчиво хмыкнул.

— Пожалуй, почти всем, чем и остальные. К тому же… — он небрежно бросил следующую фразу, одновременно с этим отправляя свою ладью в атаку. — Я с самого детства прекрасно умел нравиться людям.

Доминик стремительно просканировал взглядом доску, пытаясь разгадать истинный смысл хода Джульетты. А затем ответил ровным голосом:

— Удобно, должно быть.

— Очень хлопотно, — ответил Джульетта с короткой усмешкой, и Доминик впервые за всё время их знакомства безоговорочно ему поверил. В этом Джульетта был совершенно не похож на него — и в то же время до странности напоминал. Осанка, приятная внешность, подвешенный язык — он был из тех, кто без сомнения нравится большинству. Было ли это врождённым талантом или качеством, приобретённым из острой необходимости, Доминик не знал. Но чувствовал, что этот парень, вероятно, одинаково добр ко всем, кто оказывается в его орбите.

«Но что у него на самом деле на уме?»

«Скучно. Скучно до смерти».

Слова прозвучали будто не в голове, а у самого уха. В то же мгновение Джульетта заговорил:

— А вы?

На вопросительный взгляд Доминика он ответил вежливой улыбкой:

— Теперь ваша очередь, не так ли? Каким вы были ребёнком?

Доминик хмыкнул, его взгляд скользнул по фигурам на доске.

— Ничего особенного. Я был таким же, как все.

— И в чём же именно? — не отступал Джульетта, подталкивая его к ответу.

Доминик сделал ход, уводя своего коня из-под удара ладьи, и бросил небрежно:

— Моей первой любовью была няня. Как у всех мальчишек.

Услышав это, Джульетта, до этого изучавший доску, резко вскинул голову. Его лицо исказила странная усмешка, будто он не поверил своим ушам.

— У вас была няня?

— Да, — ровным тоном подтвердил Доминик.

Джульетта на мгновение замолчал, переваривая информацию. Затем спросил снова, теперь уже с неподдельным любопытством:

— И что потом? Чем всё закончилось? Ваша первая любовь.

Доминик охотно удовлетворил его интерес, глядя прямо в глаза напротив.

— Тем, что однажды я увидел, как она целуется с моим отцом.

Он произнёс это с таким холодным безразличием, что слова повисли в воздухе, как иней. Джульетта потерял дар речи. А Доминик, видя его растерянность, равнодушно добавил:

— Разве у всех не так?

Джульетта, казалось, на секунду судорожно подыскивал слова, но в итоге лишь неопределённо натянуто улыбнулся. В повисшей тишине настенные часы глухо пробили раз. Металлический звук был тихим, но он прорезал напряжение в комнате, сдвинув минутную стрелку и будто подводя черту.

Замерев на мгновение, Джульетта медленно опустил взгляд обратно на шахматную доску. С его губ сорвался тихий вздох.

А Доминик, сидевший напротив, неторопливо наблюдал за ним.

Джульетта, казалось, ушёл в свои мысли с головой. Шла уже вторая партия, и Доминик начал замечать закономерности, составлять карту привычек своего визави. Первой была предсказуемость дебюта: Джульетта всегда начинал игру, выводя коня на F3. Увидев, как фигура и в этот раз встала на ту же клетку, Доминик мысленно поставил галочку.

Вторая привычка была куда более интимной. Обдумывая ход, Джульетта сгибал указательный палец и медленно, задумчиво поглаживал средним суставом нижнюю губу.

Доминик помнил, как в детстве сам касался фигур, водил пальцами по их гладким бокам, пока ему несколько раз не сделали замечание. Он с трудом отучился от этого, но, похоже, у Джульетты потребность в тактильном контакте нашла иной выход. Каждый раз, погружаясь в расчёты, он бессознательно повторял этот жест.

И сейчас, глядя на палец, медленно скользящий по губам, Доминик мысленно подменил его фигурой. Картина возникла перед глазами живо и неотвязно, будто происходила наяву: Джульетта подносит к губам чёрного коня и медленно катает его по коже, почти целуя.

Доминик прищурился.

«Если бы эта привычка все еще осталась, я бы заставил его взять ладью. Чтобы увидеть, как шахматная фигура мутнеет от его дыхания».

Палец наконец оторвался от губ — ход был найден. Доминик перевёл взгляд на доску, оценивая произошедшие изменения.

«Неплохо».

Он размышлял на удивление долго, но придумал достойный ответ. Джульетта не просто ушёл из-под удара — он создал острую угрозу, вынуждая Доминика перейти к обороне.

«Так вот почему он предложил сыграть первым».

Доминик пробежал взглядом по доске, мысленно проигрывая варианты. Решение пришло почти мгновенно.

«Думает, что загнал меня в угол, но он видит не всю картину», — только и подумал Доминик. Его пальцы сомкнулись на слоне, который, казалось, сам светился на доске, призывая обратить на себя внимание. Фигура скользнула по полю.

Вместо того чтобы защищаться, Доминик выбрал нападение.

— Шах и мат.

— Ах! — короткий возглас поражения прозвучал наградой. Джульетта издал тихий вздох и отодвинул своего поверженного короля в сторону.

— Ты не мог не видеть этот ход, — в голосе Доминика не было вопроса, только констатация факта.

— Возможность была, — горько ответил Джульетта. — Но в таких ситуациях большинство людей выбирает защиту.

Доминик молча смотрел на его неловкую растерянную улыбку. Палец Джульетты снова взлетел ко рту. Медленно погладив губы, он переместился выше, к уху, то ли от бессознательного зуда, то ли в жесте полного замешательства. Он замер так на мгновение, склонив голову и нахмурившись, а затем, словно приняв окончательное решение, протянул руку через стол.

— Я проиграл.

На лице Джульетты, признавшего поражение, застыло серое уныние. Неудивительно, ведь это был второй проигрыш подряд, и теперь у него оставался лишь один, последний шанс. Доминик позволил их рукам встретиться в формальном рукопожатии, но тут же отдернул свою, оборвав контакт. Смесь разочарования и плохо скрытой тревоги на лице противника была на редкость занятным зрелищем. Становилось даже немного жаль, что следующая партия оборвёт это представление.

— Мне больше ничего не нужно делать? — спросил Джульетта. Судя по тону, мысль о том, чтобы просто уйти, была ему не по себе.

Доминик хотел было неторопливо сесть в кресло, закурить сигару и ещё немного понаблюдать за этим растерянным лицом, наслаждаясь моментом триумфа. Но внезапный приступ головокружения и волна душного жара, накрывшая его изнутри, сделала это невозможным.

«…Чертов гон».

Проглотив грубое ругательство, он вдруг поймал себя на том, что не может оторвать взгляда от босых ног Джульетты. Аккуратные ногти на светлой коже, что цветом напоминала топлёные сливки, держали его внимание с необъяснимой силой.

— Уходи, — произнёс Доминик медленнее обычного, с трудом отрывая взгляд от его ступней. Он поднялся с места. — Игра окончена. Я хочу отдохнуть.

Джульетта молча стоял на месте. Лишь когда Доминик развернулся, намереваясь покинуть игровую комнату первым, он наконец подал голос:

— В таком случае, если вам больше ничего не нужно, я пойду.

Он, как и всегда, вежливо простился. Доминик, стоя у бара и наливая себе выпить, услышал, как за Джульеттой закрылась входная дверь. Затем донёсся короткий механический звук — автоматические ворота парковки пропустили машину. Только тогда, в наступившей тишине, Доминик в полной мере ощутил, что остался один. Воздух в доме был густым и тяжёлым от витавшего в нём аромата его собственных феромонов.


Несколько дней подряд погода была отвратительной, а сегодня и вовсе разразилась буря. С неба начал падать град размером по меньшей мере с кулак. Глядя в новостях на репортажи о пробитых автомобильных стёклах, Доминик неторопливо потягивал виски, развалившись на диване.

Это был день их последней партии. С той самой встречи Доминик ни разу не связывался с Джульеттой, как и тот с ним. Лишь накануне вечером пришло короткое сообщение:

«Наши завтрашние планы в силе?».

Однако, вопреки договорённости, Джульетта так и не появился. Назначенное время давно прошло. Этот поступок был слишком нескладным и детским, чтобы счесть его какой-то интригой или попыткой подставить Доминика. Куда убедительнее звучала версия о банальном бегстве.

«Сдался?»

Неужели струсил, сломленный прошлым поражением? Что ж, в таком случае он оказался всего лишь тем, кем и казался с самого начала. Ничтожеством.

Отвернувшись от окна, за которым свинцовые тучи извергали на землю ледяную дробь, Доминик поднялся и направился к бару. Время от времени в глухой рокот грозы вплетался резкий стук града о стекло. Специально изготовленные пуленепробиваемые панели не треснут, но от самого звука, от этого назойливого барабанного боя, они не спасали.

«Раздражает».

Он как раз осушал третий бокал, когда сквозь шум бури прорвался резкий механический звук — система оповестила о прибытии гостя. Доминик, чья рука уже тянулась к бутылке, замер и рефлекторно бросил взгляд на часы. С назначенного времени прошло больше двух часов.

«Неужели это он?»

Сомнения были, но на его частную парковку мог заехать только тот, чей визит был одобрен. Значит, других вариантов не было.

Медленно поставив бутылку, Доминик ещё минут пять неподвижно простоял у бара, прислушиваясь. И, как он и ожидал, раздался звонок в дверь. Только тогда он сдвинулся с места. Личность посетителя была известна, так что не было нужды смотреть на экран домофона. Несмотря на то, что дверь была открыта, раздался короткий звонок, вероятно, сделанный из вежливости. Доминик смутно догадывался о намерениях гостя, но то, что он увидел, превзошло все его ожидания.

«Вовремя же ты явился».

Колкая фраза, уже готовая сорваться с языка, застыла на полпути. Доминик замер, глядя на человека, стоявшего на пороге.

Это была руина, а не человек. Насквозь промокшая одежда была в полном беспорядке, волосы неопрятно спутались. На мертвенно-бледном лице не было выражения. Он дрожал всем телом, съёжившись от пробирающего до костей холода. Джульетта с видимым усилием разлепил посиневшие губы, чтобы выдавить из себя едва слышный звук:

— П-простите, что опоздал, мистер Миллер.

Его голос, прерываемый дрожью, походил на сдавленное всхлипывание. Доминик несколько секунд ошеломлённо смотрел на него, а затем, очнувшись, схватил за руку и рывком втащил внутрь. Не время было стоять столбом. Кровь, тонкой струйкой стекавшая из раны на лбу, уже окрасила в алый не только воротник его белой рубашки, но и лацкан пиджака.

Немедленно усадив Джульетту на диван, Доминик направился в ванную и вернулся с полотенцем. Осмотрев источник кровотечения, он увидел длинную рваную рану у самой кромки волос и с силой прижал ткань к голове Джульетты, чтобы остановить кровь. Голос звучал как никогда резко:

— Что случилось?

— Простите, — дрожа всем телом, снова извинился Джульетта. — Из-за града… стекло машины разбилось. Меня задело по касательной, так что всё в порядке. К-кровь… она скоро остановится.

При каждом слове изо рта вырывалось облачко пара. Коротко цыкнув языком, Доминик задал единственный вопрос, который имел значение:

— Больница?

На его вопрос, брошенный столь небрежным тоном, Джульетта ответил без малейшего колебания:

— Шахматы важнее.

Впервые в жизни Доминик испытал такое ошеломление, что у него пропал дар речи. Он прокрутил в голове всю свою жизнь, силясь вспомнить, был ли хоть один случай, когда ему было настолько нечего сказать. Нет. Никогда. Ни разу. Да что же это, чёрт возьми, за человек?

Джульетта, похоже, неверно истолковал его молчание, приняв его за отвращение.

— Простите, я не смог связаться, был слишком сосредоточен на дороге… Н-но играть я могу.

Все ещё дрожа, он говорил сбивчиво и задыхался от каждого слова. Даже если учесть поездку в больницу, два часа опоздания — это слишком. И в этот неудобный момент Джульетта неохотно признался в причине:

— Меня ударило градом, и я ненадолго потерял сознание… Ненадолго, правда, все в порядке.

— …Ха, — этот вздох был единственным, на что оказался способен Доминик. Он схватился за лоб и откинул голову назад, а Джульетта с тревогой следил за его реакцией.

— Сначала тебе нужно обработать рану, — наконец произнёс Доминик, приняв единственно верное решение. И прежде, чем Джульетта успел возразить, отрезал: — В кондоминиуме есть медицинская служба. Я вызову врача, он окажет первую помощь. Шахматы потом.

В его голосе не было и намёка на вопрос или слащавую заботу. Доминик говорил так, будто подчинение ему было единственным возможным вариантом. Он тут же повернулся и отдал распоряжения по интеркому, а Джульетта, так и оставшись сидеть на диване, лишь молча слушал.

Врач появился меньше чем через десять минут. Он быстро осмотрел рану, обработал её и наложил повязку. К счастью, всё оказалось не так серьёзно. Пока медик произносил банальности о необходимости покоя, Джульетта, закутанный в одеяло, смирно слушал с покорным видом.

— Спасибо за заботу, — сказал он Доминику, когда за врачом закрылась дверь.

— Я просто не хотел играть с противником, истекающим кровью, — равнодушно ответил тот.

— Да, я постараюсь не испачкать шахматную доску, — с обезоруживающе естественной улыбкой ответил Джульетта, но тут же не сдержал гримасы боли.

Доминик на мгновение задержал на нём взгляд, но тотчас отвернулся и зашагал прочь. Джульетта, кутаясь в одеяло, мелкими шажками последовал за ним в игровую комнату.

За окнами продолжал барабанить град. Холод, казалось, немного отступил, и Джульетта больше не дрожал, но одной рукой всё ещё крепко прижимал к груди одеяло. Он был полностью поглощён предстоящей игрой, устремив весь свой взор на шахматный стол. Доминик же, напротив, не проявлял к доске никакого интереса. На самом деле он неотрывно смотрел на лицо Джульетты.

Тот время от времени морщился или прикусывал губу — рана, видимо, давала о себе знать, — но держался поразительно стойко. Лицо, на котором, казалось, сосредоточилась вся его воля, было бледнее обычного, а губы отливали синевой. Растрёпанные волосы всё ещё были влажными и местами блестели от капель воды. Когда взгляд Доминика остановился на прядях, слегка прикрывавших марлевую повязку, Джульетта сделал ход — отвёл коня назад и забрал пешку.

Неохотно оторвав взгляд от его лица и переведя его на доску, Доминик после долгой паузы произнёс:

— Неплохо.

— Я много готовился, — уверенным тоном ответил Джульетта на его ленивую реплику.

И это была правда. В сложившейся ситуации его пешка была неудержима и вот-вот должна была дойти до конца доски. Любая попытка остановить её вела к неминуемому мату с другой стороны.

Джульетта был так уверен в себе, что в нём не осталось и следа того промокшего дрожащего человека, что стоял на пороге час назад. Казалось, тот самый парень, что провоцировал его в первую встречу, вернулся, и Доминик ощутил укол странной иронии. Как ни парадоксально, он поймал себя на мысли, что этот дерзкий самоуверенный образ нравился ему куда больше.

На лбу виднелась аккуратная, но толстая марлевая повязка. Джульетта всё ещё был укутан в одеяло, но холод, похоже, окончательно отступил: рука, которой он прежде плотно запахивал ткань, теперь была расслабленно опущена. Сквозь распахнувшиеся полы виднелась грудь, обтянутая тонкой рубашкой. Кровь на воротнике высохла, оставив бурые разводы. Обескровленное лицо было живой картой тех испытаний, через которые ему пришлось пройти ради этой единственной партии.

Доминик знал, как ответить на его ход. Он видел контригру. Быстро просчитав позицию, однако, не прикоснулся к фигуре. Вместо этого он поднял глаза и заговорил:

— Хорошо, ты выиграл.

От этого великодушного и неожиданного признания поражения Джульетта прикрыл рот рукой. Он подавил готовый сорваться бесцеремонный возглас победителя, но не смог скрыть сияния, затопившего его лицо.

— Наконец-то… я отыграл одно очко.

Доминик пристально, не мигая, смотрел на это сияющее лицо, а затем коротко кивнул.

— Да, молодец.

Джульетта изумлённо моргнул. На его лице отчётливо проступило сомнение: тот ли это человек сейчас его похвалил? Но Доминик, проигнорировав его реакцию, поднялся с места.

— Град, кажется, прекратился. Сможешь вести машину?

Судя по ране, стекло в его машине было выбито вдребезги. Новый шторм вряд ли обрушится на город снова, но дорога будет нелёгкой. На вопрос Доминика Джульетта тут же встрепенулся:

— Да, конечно. Спасибо за сегодня…

Он поднялся вслед за ним, но внезапно замолчал на полуслове. В тот же миг Доминик увидел, как его ясные ореховые глаза внезапно расфокусировались и подёрнулись мутной пеленой.

— Доусон…

Он рухнул прямо в руки, которые Доминик успел подставить в последнее мгновение.

И вот он стоял. Неподвижно, посреди игровой комнаты, держа на руках потерявшего сознание Джульетту.

Глава 9