Экс-спонсор (Новелла) | Глава 150
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Тяжёлое дыхание Чонёна наконец выровнялось: он лишь несколько раз беспокойно перевернулся, но больше не бормотал, не путал сон с реальностью и не покрывался ледяным потом. Лишь после того, как жар ощутимо спал, Дохон позволил себе выйти из офистела.
На подземной парковке его уже ждал начальник службы безопасности. Увидев босса, тот шагнул вперёд и почтительно склонил голову.
— Директор-ним, вы уже уходите?
Дохон коротко кивнул и открыл дверь.
— Оставьте людей на месте ещё какое-то время, — сухо бросил он. — Если кто-то покажется подозрительным возле подъезда — сразу задержать и докладывать мне лично.
— Принято, будем следить, как вы велели. Кстати… может, мне отвезти вас домой? Вы сегодня явно устали…
— Не нужно, — оборвал Дохон, уже опускаясь на водительское сиденье.
— Если что, скажите, — неуверенно добавил начальник, делая полшага назад.
Дохон не стал отвечать. Только захлопнул дверь, включил зажигание — и только тогда, глянув в зеркало, понял, почему ему предложили помощь. Его отражение выглядело крайне удручающе: тёмные круги под глазами, покрасневшие белки, взлохмаченные волосы, как после бессонной ночи. Даже лицо, натянутое и усталое, будто казалось обесточеным изнутри.
Дохон нарочно отвёл взгляд от зеркала — будь что будет. Машина мягко выползла из узкого переулка, втягиваясь в густой поток.
Первый же светофор удержал его, как крюк: красный горел упрямо, а перед лобовым стеклом наваливались шеренги задних огней. Город дышал тяжело и гулко, и эта монотонная пульсация вдруг наложилась на собственное сердце, заставляя грудь сжиматься.
Он так и не смог ничего разрешить.
Чонён всё так же отказывается от больницы, и виновник этого страха — он, Дохон. Снова тянуть силой? Значит, увидеть в тех глазах такой ужас, после которого пути назад может не быть. А причина охватившего его жара так и оставалась загадкой.
Он опустил стекло: ночной воздух ударил в лицо прохладой, тронул вспотевшие виски. Но облегчения не принес — лишь усилил ощущение пустоты. Пальцы сами собой забили дробь на руле — негромко, будто пришлось согревать замёрзшие мысли. В этот момент зазвонил телефон: на панели высветилось имя секретаря Шима.
— Да, говорите, — сухо отозвался он, переключив связь на громкую.
— Директор-ним. Как вы планируете поступить с завтрашним расписанием? — раздался в салоне ровный голос Шима. — После обеда запланировано совещание. Вы ещё не подтвердили, япоэтому я звоню, чтобы уточнить.
— Расписание?.. — Дохон на миг опустил подбородок, словно пытаясь вспомнить, в каком вообще дне находится.
— Да, я говорю о совещание с финансовым блоком. — подтвердил секретарь.
Он совершенно об этом забыл. Более того, не вспомнил даже такую простую и очевидную вещь, как собственную работу.
Загорелся зелёный. Дохон взъерошил волосы, вдавил педаль, и машина рванулась вперёд.
— Я проверю график и отвечу вам утром.
— И ещё, — вспомнил Дохон, когда перекрёсток уже остался позади. — Найди для меня нынешний адрес родительского дома Чонёна. Кажется, они недавно переехали.
— Адрес, вы имеете в виду? Сейчас проверю. Но зачем вам понадобился дом родителей Чонёна-нима?..
— Телевизионщики связались даже с ними и пытаются что-то разузнать. Думаю, лучше заранее пресечь возможность возникновения лишних хлопот.
— Понятно. Я как можно быстрее свяжусь с ними. — подтвердил секретарь Шим и отключился.
— Ох, директор-ним! Вы уже вернулись? — домработница, протирая мрамор в прихожей, вздрогнула, услышав скрип входной двери, и быстро выпрямилась.
Дохон лишь кивнул в ответ. Его шаги отдавались глухим эхом по тихому дому, и в этом приглушённом звуке было что-то непривычное. Домработница опустила взгляд, собираясь вернуться к уборке, но, подняв голову, невольно задержалась: что-то неуловимо изменилось. Тот же костюм, но сидит не так; тот же человек — а будто померк. Лицо усталое, глаза словно смотрят сквозь предметы, даже походка и та была медленнее обычного.
— Бабушка дома? — спросил он, не снимая обуви, будто пересекал прихожую на автопилоте.
— Ах… нет, она уехала около часа назад. Сказала, встречается с председателем Чан Мёнгоном.
— Она не говорила, когда улетает обратно в Америку?
— Нет, директор-ним, дату вылета она не называла, — покачала головой женщина.
Лёгкое «понял» — даже без звука, одним движением головы, — и Дохон уже поднимался по лестнице. Домработница смотрела ему вслед, пока тёмный лацкан пиджака не исчез за поворотом.
Чан Мёнгон… Председатель «Ньюдэй Медиа» — империи, контролирующей половину эфирного времени и большую часть печатной прессы. Человек, который по одному звонку закрывает скандал, не оставляя ни строчки в утренних выпусках.
У бабушки сеть контактов куда шире и тоньше, чем у него, Дохона: круги старых однокурсниц-политиков, благодарные меценаты, врачи, медиа-акулы — всё пересекается. Раз она лично поехала к Чану Мёнгону, значит хочет не завтра, а сегодня перекрыть любые публикации, где мелькнёт имя Чонёна.
Досадно, конечно, что она узнала о разводе. И всё же… с другой стороны, в этом даже есть выгода: с её ресурсами шум удастся заглушить быстрее, чем рассчитывал он сам, — возможно, ещё до того, как заголовки успеют перелиться на зарубежные ленты.
Дохон закрыл дверь и вошёл в свою комнату. Замок щёлкнул чуть громче обычного. Он небрежно бросил пиджак на спинку стула — ткань мягко соскользнула и легла складкой, словно растерянно повторяя его усталый жест. Затем, тяжело выдохнув, сел на край кровати.
Это был действительно долгий день. Эмоциональное напряжение, долго державшее его на плаву, спало, и теперь запоздало навалилась застарелая усталость. Руки и ноги едва слушались, но сознание, вопреки телу, оставалось удивительно ясным, как перегоревшая лампа, что всё ещё даёт тусклый свет.
Дохон откинулся назад и уставился в потолок. Тишина окутала спальню плотным, почти осязаемым слоем. Во времена, когда Чонён привычно встречал его у порога, эта тишина казалась желанной передышкой; теперь же она давила, напоминаля об отсутствии.
Он некоторое время без движения смотрел в пустоту — и только когда веки сами начали опускаться, позволил глазам закрыться.
Сознание медленно всплывало, будто со дна мутного пруда. Закрытые веки дрогнули; неясный прямоугольник потолка постепенно обрел фокус. Он втянул воздух, ощущая в груди слабое покалывание, и прижал ладонь ко лбу — кожа была прохладной, но под ней пульсировала лёгкая тупая боль.
Спал он, похоже, дольше обычного: электронные часы на тумбочке показывали за полночь. От пережитого напряжения в висках глухо ныло, как после долгого шума. Подобного обвала не случалось со времени, когда Чонён, требуя развода, захлопнул за собой дверь.
Дохон сел, поймав равновесие, и потянулся к телефону. Экран загорелся чередой уведомлений. Сердце невольно ускорило ход, но надежда угасла мгновенно: только рабочие письма и краткий отчёт от охраны — ни звонка, ни сообщения от Чонёна.
«Интересно, как он сейчас? Снизилась ли температура хотя бы немного?»
По инерции Дохон вошёл в контакты и уже почти коснулся зелёной трубки возле имени «Ю Чонён», но палец замер на полпути. Пустой сигнал ранее, казалось, обжигал сильнее любого упрёка; теперь же сама возможность остаться без ответа внушала странную, почти паническую слабость.
Он почувствовал, как поднимается бессильное отчаяние: когда не можешь проверить всё собственными глазами, внутри словно проворачивают тугую пружину.
— Может, съездить ещё раз? — сорвался с губ непроизвольный шепот.
«Если я только загляну, убедиться, что он дышит спокойно… что в этом плохого?»
Мысль манила несколько секунд, но воспоминание о том, как Чонён отворачивается, будто от ожога, остудило пыл: неловкость — ладно, он выдержит; вот отвращение уже нет.
Дохон отложил телефон, раскрыл ноутбук. Голубоватый свет залил тёмную комнату, на мгновение высветив на стене его собственную тень. Он забил в поиск имя Чонёна. Список свежих ссылок оказался короче обычного. Должно быть, усилия бабушки давали результат.
Материалы, которые утром занимали первые строки, исчезли с главных страниц. Даже в социальных сетях публикации или уходили в «приват», или внезапно становились недоступными. А ленты новостей разрывал скандал, который «Ньюдэй Медиа» выложила эксклюзивно: разоблачение известного парламентария на внушительную сумму откатов.
Классика смены фокуса, но работало безотказно: хайп размазывал прежнюю тему, словно ластиком по мокрой бумаге.
Дохон выдохнул с облегчением и щёлкнул мышью, открывая корпоративную почту: там давно скапливались отчёты. Он попытался втянуться в цифры, в сухие колонки план-факта, но каждые пять минут взгляд сам метался к телефону. Экран оставался немым.
Едва ловил себя на привычном жесте — сразу открывал браузер и снова вбивал «Ю Чонён», проверяя, не выскочила ли новая спекуляция.
Так, теребя телефон, он провёл больше десяти минут. Экран тух-зажигался, и каждая пустая секунда, казалось, отщёлкивала у Дохона по тонкому слою терпения. И наконец оно лопнуло.
Дохон резко поднялся. Просто съездит, убедится, что Чонён дышит и температура не подскочила. Он уже шагнул к вешалке, рука потянулась к пиджаку, как взгляд зацепился за смятый конверт, прижатый стаканом на краю стола.
Заявление об отказе от наследства, поданное Чонёном.
Движение, которое секунду назад было порывистым и решительным, обрубилось в пустоте.
«Его сердце давно уже не с тобой. Если у тебя осталась хоть капля совести, сам разберись с этой шумихой в прессе и отпусти его».
Стоило ему осознать, что это был тот самый проклятый документ, который он до сих пор так и не убрал, как в памяти с пугающей отчётливостью всплыли слова бабушки. Они будто оплели суставы тугими верёвками — тело замерло, движения остановились.
— Отпустить?.. — глухо пробормотал Дохон, оставаясь стоять посреди комнаты. В груди застыло что-то тяжёлое и болезненное.
Если отпустит сейчас — будет настоящий финал, без эпилога. Между ними с Чонёном не останется даже тонкой ниточки, за которую можно ухватиться, чтобы снова притянуть к себе.
Хотя он и понимал, что ответ здесь может быть только один, стыд и жалость к себе навалились почти физически: вопреки своей обычной прямолинейности он продолжал лихорадочно перебирать варианты, искать обходной путь.
Чонён однажды сказал, что не хочет даже заглядывать в бездну. Но теперь, прижатый к стене собственными ошибками, Дохон с ужасом чувствовал: именно его низменная и грязная бездна снова поднимает голову и тянет за рукав.
— Чёрт побери! — Дохон выдохнул сквозь стиснутые зубы; злость и что-то доселе незнакомое, липкое, сводили грудь.
Сделав шаг к двери, он вдруг резко остановился, вернулся к столу и выдвинул самый нижний ящик. Из аккуратной стопки бумаг вынул тёмно-синюю папку. Внутри лежал контракт, который они с Чонёном подписали после развода.
Пальцы на мгновение застыли над винным отпечатком пальца Чонёна, едва заметно размазанным по полю подписи. Несколько секунд Дохон тёр пятно, будто хотел стереть и уже въевшуюся в бумагу вину, затем перевернул страницу.
Изнутри выпал бледный, почти порванный клочок. Мятая бумага, будто долго хранилась в кармане. На ней, неровным, слишком крупным для взрослого почерком: одно предложение, выводимое ребёнком.
Он осторожно развернул записку, и воспоминание ударило с неожиданной, яркой отчётливостью.
— А-ай! Чёрт! Это же кровь! Ты в порядке?!
Школьный двор гудел на обеде: мяч, кроссовки, визг тормозов велосипеда. Тогда Дохон, семиклассник, подскочил за мячом и неудачно упал, содрав плечо о щебёнку. Кровь тонкой струйкой стекала по предплечью, цепляясь за рукав.
Увидев кровь, капавшую с его плеча, столпившиеся вокруг ученики принялись кричать. Он всё ещё не чувствовал настоящей боли — только оцепенение, как в замедленном фильме, когда всё происходит не с тобой.
Когда его доставили в больницу, рану обработали быстро и профессионально, не дав боли разрастись. Только после того, как шум стих, в отделение неотложной помощи, запыхавшись, прибежал его опекун — водитель и по совместительству телохранитель.
— Молодой господин! Хх… Простите, у моего племянника сегодня в школе неприятности… пришлось ненадолго забрать его… ха-а… опоздал… — Он, тяжело дыша, подбежал к койке, на руках держа маленького мальчика.
— Всё в порядке, — отозвался Дохон, не выражая особых эмоций. Он выглядел уставшим и равнодушным, будто всё это не его касалось.
— Как ваша рана? Я хотел встретить вас у школы, но только услышал, что вы в больнице… так испугался… — Телохранитель виновато поклонился, прижимая к себе мальчика.
Дохон взглянул на ребёнка — тот был совсем маленький, с громадным, едва не сваливающим его с ног рюкзаком, в чистой форме и с огромными, круглыми глазами, полными испуга и любопытства. Он молчал, цепко держась за руку взрослого, и изредка моргал, разглядывая незнакомое помещение.
Секунду Дохон глядел на него равнодушно, потом отстранился и вновь погрузился в свои мысли. Всё происходящее казалось ему отдалённым, как будто он наблюдал за этим через толстое стекло.
И только потом, уже на выходе из больницы, этот мальчик — Ю Чонён, тогда ещё совсем ребёнок — неожиданно подошёл к Дохону, протянул ему маленькую, сжатую в кулачке записку и исчез в толпе.