Отвали (Новелла) | Глава 107
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
«Что, чёрт возьми, произошло?»
Эта мысль первой вспыхнула у Дилана, когда веки с трудом разомкнулись. Голова была тяжёлой, будто наполненной ватой, а воспоминания разрывались на обрывки, оставляя после себя лишь несколько резких пугающе ясных слов.
Слова, которые никак не могли относиться к нему, звучали в сознании чужими и нелепыми. В смятении он осторожно коснулся живота, словно надеясь убедиться, что всё это иллюзия. Но чувство не отпускало.
«Что-то есть здесь, внутри?..»
И в тот же миг до него донёсся странный запах. Он был и незнаком и мучительно знаком одновременно, как эхо, которое прежде тонуло в сильнейших ароматах и потому ускользало. Сейчас же он ощущался отчётливо, резал дыхание, и вместе с этим всплыло забытое воспоминание.
Сознание тут же сжалось в узел. Дилан смертельно побледнел и застыл, не смея пошевелиться, будто одно это слово могло изменить его тело.
Резкий оклик пробил тишину. Он вздрогнул и поднял голову. Над ним, близко наклонившись, находился Люсьен. Лицо его было пепельно-серым, а во взгляде горела тревога такой силы, что Дилан ощутил, как внутри сжимается предчувствие беды. Люсьен осторожно коснулся его лба.
— Жар спал, — произнёс он облегчённо. — Как ты себя чувствуешь? Всё в порядке?
— А, да… — губы Дилана сами сложили слова, но мысли пронзило другое: «Значит, всё-таки была простуда. Но тогда что это было?..»
Он не мог убедить себя, что всё приснилось. Тело выдавалo правду — внизу живота всё ещё пульсировала тягучая боль. Он ясно помнил, с какой жадностью занимались сексом с Люсьеном. Но где проходила граница — где был сон, а где реальность?
Люсьен, заметив его смятение, спросил тихо:
Дилан только теперь заметил стакан в его руке и кивнул. Попытался подняться сам, но тело протестующе застонало, и он едва не повалился обратно. Люсьен тут же подсунул руку под плечи и мягко приподнял его. С его помощью Дилан сел, с жадностью припал к стакану и осушил его до дна. Всё это время Люсьен молчал, только внимательно следил за каждым его движением.
— Спасибо, — выдохнул Дилан, возвращая стакан.
Люсьен коротко улыбнулся, отставил его на столик и снова встретился с его глазами.
— А, да. Наверное, — машинально отозвался Дилан, но в голосе прозвучала неуверенность. Он задержал взгляд на Люсьене, в котором уже проступали подозрение и тревога. — Я хотел спросить… что-нибудь случилось до того, как я потерял сознание? Потому что я… плохо помню.
После недолгой паузы Люсьен произнёс:
Слова прозвучали с каким-то странным весом, словно его ответ зависел от того, что скажет сам Дилан. На миг мелькнула тревожная догадка, но он, собравшись, решил быть честным. Лгать сейчас казалось бессмысленным — Люсьену ведь нет причин его обманывать.
— Я… кое-что помню. Ты говорил про течку, про матку… Это ведь был сон, правда? Я же бета. Со мной такого не могло случиться…
Его голос становился всё тише, будто силы покидали его вместе со словами. Но в тот же момент, заметив, как меняется лицо Люсьена, как взгляд тяжелеет и холодеет, и у Дилана в груди что-то оборвалось.
— Что? — выдохнул он, вцепившись взглядом в Люсьена. — Что такое?
— Говори, чёрт побери! — сорвался он, резко дёрнувшись вперёд. — Ах!
Попытка схватить Люсьена за воротник сорвалась, перед глазами всё потемнело, и тело обмякло. Люсьен успел подхватить его, удерживая, пока тот тяжело дышал.
— Ты в порядке? — повторил он, но Дилан, задыхаясь, уже не слушал.
— Быстро говори, что такое? Что произошло?! Со мной… что…
Слова вылетали рывками, голос срывался на хрип. Люсьен, опустив голову, словно борясь с самим собой. Наконец он выдавил:
— Прости, Дилли… Это… из-за меня.
— Да что из-за тебя?! — яростно закричал тот. Пальцы дрожали.
Люсьен прикусил губу, потом опустил голову и признался:
— Когда у тебя поднялся жар и ты потерял сознание… у меня тоже начался гон. Я не смог себя контролировать. Ты знаешь, после окончания гона альфа проваливается в глубокий сон на пару два или три дня. Так что я… я не заметил, как всё вышло из-под контроля.
— Что ты несёшь, ублюдок?! — голос Дилана сорвался на отчаянный панический крик. Казалось, он сейчас взорвётся, не в силах удержать внутри то, что сжимало его изнутри.
Пульс грохотал в висках, будто удары молота, дыхание сбивалось, превращалось в резкие болезненные вдохи. Всё тело наполнила тревога.
«Неужели… неужели… неужели… нет, этого не может быть…»
— Ты трансформировался, Дилли.
Слова Люсьена прозвучали глухо, отдалённо, как будто сквозь толщу воды, и в тот же миг мир вокруг застыл. Дилан, широко раскрыв глаза, тупо смотрел на его лицо, не моргая, словно ожидал, что сейчас оно растворится, исчезнет, и всё окажется нелепым сном. Но Люсьен продолжал, не давая ему уйти от этой реальности:
— Прости, это из-за моих феромонов. Мне следовало сразу же смыть их с тебя и дать лекарство, но… прошло слишком много времени…
— Что… что ты такое говоришь? О чём ты вообще? Я… что я сделал?.. — Дилан заикался, запинался, повторял одни и те же слова, как заевшая пластинка, не в силах собрать их в связное предложение.
Люсьен выпрямился и терпеливо выдал то, чего Дилан боялся услышать больше всего на свете:
Тишина накрыла их тяжёлым куполом. В комнате слышалось только его прерывистое рваное дыхание. Люсьен сделал шаг вперёд и крепко его обнял.
— Прости. Это моя вина. Я возьму на себя ответственность. Не волнуйся, я всё улажу, сделаю всё, что должен…
Он продолжал говорить — обещания, клятвы, слова сожаления, — но половина из них даже не достигала сознания Диллана. Он не слушал. Он был полностью раздавлен, словно мир рухнул ему прямо на плечи.
То, что последовало дальше, было сущим кошмаром. Осознание слов Люсьена вонзилось в него, и вместо ступора пришла слепая ярость. Диалн сорвался, бил его кулаками, отталкивал, швырял всё, что попадалось под руку, колотил по стенам до боли в разбитых костяшках. Но ничто не менялось. Мир оставался прежним. Но самым главным был аромат.
Аромат, пропитавший воздух, стал неопровержимым доказательством. Сладкий, плотный, обволакивающий. Не Люсьена. Его собственный.
— А-А-А-А-А-А! — в панике Дилан схватился за голову и закричал так, что казалось, голосовые связки вот-вот порвутся.
Он метался в отчаянии, пока не достал пистолет. Металл блеснул, как выход, как единственный способ остановить этот кошмар. Дилан схватил оружие и направил на Люсьена.
Тот хотел броситься вперёд, чтобы остановить, позвал его по имени, но замер. В его глазах впервые появилось что-то новое — растерянность, колебание, слабина. Но Дилан, даже заметив это, не опустил оружия.
Его зубы скрежетали, дыхание было тяжёлым. Пистолет в руках дрожал так сильно, что ствол едва удерживался на линии прицеливания.
— Это… это не может быть правдой! — голос сорвался на крик, больше похожий на рёв. — Это всё ложь, да?! Скажи! Скажи мне! Ну же, скажи, что это не правда, что это просто шутка, мерзкая шутка!
— Дилли… — на отчаянный возглас, ответом было только его имя, произнесённое с долгим тяжёлым вздохом.
И этого хватило, чтобы всё внутри него оборвалось. Дилан уже знал ответ. Где-то в самой глубине сознания он чувствовал его, но отказывался принимать. Дрожащей рукой он решительно взвёл курок.
Дрожали не только руки — вся фигура ходила мелкой дрожью, словно от лихорадки. Зубы стискивались до боли, он прокусил губа, а затем закричал, срываясь на рычание:
— Я убью тебя! Тебя… тебя, ублюдок!..
Стоило Люсьену еще раз назвать его по имени и сделать шаг вперёд, как палец сам надавил на спуск. Выстрел ударил по ушам оглушительным громом, плечо прожгла тяжёлая отдача. Он зажмурился, мир рванулся куда-то вбок. Когда он приоткрыл дрожащие веки, увидел перед собой Люсьена. Тот стоял на том же месте. Лишь тонкая полоса крови на руке показывала, что пуля лишь скользнула по коже.
В ту же секунду его захлестнули два чувства разом — ярость и облегчение.
«Почему?! Почему я не смог убить этого ублюдка?!»
— Не подходи, я сказал! — от крика голос стал охрипшим.
— Ты что, не слышишь меня?! — казалось, Дилан был готов выстрелить снова, но пальцы не слушались. Он сжимал оружие, но не мог заставить себя нажать курок.
Люсьен, то ли догадываясь об этом, то ли действительно не заботясь о последствиях, продолжал идти вперёд — медленно, но неотвратимо.
— Дилли, — снова позвал он и протянул руку.
Второй выстрел разорвал воздух, запах пороха мгновенно ударил в нос. Но прежде чем Дилан успел осознать, Люсьен рывком схватил его за запястье и потянул к себе. Пистолет выскользнул, глухо ударившись об пол.
— Пусти! Отпусти меня, ублюдок! — Дилан извивался, бился, пытался вырваться, но оказался зажат в стальном кольце.
— Прости… — выдох Люсьена был хриплым. Он держал его крепко, прижимая к себе, и продолжал через силу успокаивать: — Я что-нибудь сделаю. Хотел бы вернуть всё назад… но пути нет. Такого не бывает. Мне жаль, Дилли. Мне очень жаль. Вместо этого я сделаю всё, что в моих силах. Пожалуйста… прости меня.
Дилан плевался проклятиями, бил кулаками в грудь, рвался так яростно, что казалось, сломает себе кости. Но Люсьен стоял неподвижно, словно скала, принимая на себя каждый удар, не разжимая рук.
Время тянулось мучительно долго. Наконец силы оставили Дилана. Он тяжело дышал, грудь ходила ходуном, тело обмякло в чужих руках. Его движения стихли, руки бессильно повисли вдоль тела.
Дыхание постепенно замедлилось. В голове стало пусто, звуки глохли, всё вокруг будто отступило. И в этой пустоте прорвался запах.
Его собственный запах. Запах омеги.