Возжелай меня, если сможешь. (Новелла) | 185 глава
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Услышав это, Грейсон замер, будто что-то внутри него отключилось. Он перестал двигаться, даже дыхание словно оборвалось. Но Наоми, не заметив этой перемены, продолжала в том же спокойном тоне, будто размышляя вслух:
— Забавно, правда? Кто вообще выбирает такое стоп-слово? Видимо, тот, кто это услышал, тоже не сдержал удивления. Когда его спросили, почему именно эти слова…
«Потому что, когда я их слышу, у меня пропадает всякое желание».
Грейсон вдруг ясно представил себе, как Дейн произносит это, чуть приподняв уголки губ в своей обычной ленивой усмешке.
Наоми пожала плечами, бросив на молчащего Грейсона короткий взгляд:
— Хорошо устроился, правда? Сказал — и никакой ответственности. Да во время секса чего только не ляпнешь. Некоторые от такого, наоборот, ещё больше заводятся. А он, значит, даже простое «люблю», сказанное на эмоциях, не может вынести. По-моему, это и есть безответственность.
— …Нет, — тихо произнёс Грейсон, почти не шевеля губами. — Он… слишком ответственный. Поэтому и не может.
Наоми чуть приподняла брови, не сразу осмыслив услышанное, и перевела на него растерянный взгляд. Грейсон по-прежнему смотрел в одну точку на краю стола, будто обращался вовсе не к ней:
— Он не говорит этого просто так. Потому что, если скажет… — голос его стал ещё тише, — то уже не сможет взять назад. Он будет отвечать за эти слова. До самого конца. Что бы потом ни случилось.
Наоми моргнула, сбитая с толку. «Что он сейчас сказал?..»
Всё в ней напряглось от лёгкого недоумения, но Грейсон, похоже, её уже не слышал.
«То, чего он так старался избегать, я насильно навязывал ему».
Понимание пришло как удар: и он вдруг почувствовал глубокое опустошение. Но было уже поздно.
Он коротко усмехнулся, не столько от иронии, сколько от усталости мысли, и поднял голову. Наоми, всё это время наблюдавшая за ним, застыла, когда их взгляды пересеклись.
Грейсон посмотрел на неё и… улыбнулся. Точно так же, как всегда.
— Э-э… — Наоми растерянно выдохнула, не сразу поняв, как на это реагировать.
Она уже собиралась что-то добавить, когда Грейсон вдруг пристально посмотрел ей в глаза, и в нем было что-то нечитаемое, то, чего Наоми раньше не видела. Она невольно вздрогнула, а он, будто дождавшись этого, спокойно спросил:
— Что? — нахмурилась она, не поняв, к чему вообще был задан такой вопрос. — Что — «я»?
— Что я сделал тебе плохого, — с той же привычной улыбкой сказал Грейсон. — Если ты знаешь об этой группе… выходит, у тебя тоже есть на меня обида?
— Я туда не вступала, если ты об этом, — сухо отозвалась она. — Просто знаю, что она есть.
— Ну да, неважно, — отмахнулся он, чуть кивнув, как будто поправка ничего не меняла.
Наоми недовольно прищурилась. В его тоне скользнуло что-то странное — равнодушие? насмешка? — и это задело. Она не ответила, только посмотрела на него молча.
Грейсон, заметив выражение её лица, на секунду замешкался. Улыбка потускнела, но он всё ещё старался удерживать обычное выражение. Лишь голос стал мягче:
Он выглядел так же, как всегда. Ни в жестах, ни в лице не было ничего нового. Но что-то в его голосе — возможно, оттенок просьбы, которой раньше не было, — заставило Наоми задержать на нём взгляд чуть дольше. Она прищурилась, будто приглядываясь внимательнее.
— Знаешь, — начала она спокойно, — партнёров для секса и партнёров для брака… надо различать.
Слова прозвучали точно — даже интонация была выдержана в той же манере, в какой это говорил он сам. В её глазах мелькнула слабая, но острая вспышка раздражения.
Она помнила, как он тогда сказал это, небрежно, как нечто само собой разумеющееся. Долго пыталась забыть, но фраза возвращалась — в самых неожиданных ситуациях, и каждый раз внутри закипало. Тогда она сдержалась. Сейчас — нет. Гнев не ушёл, не ослаб. Он только стал точнее, и на этот раз не собирался стихать. Даже если Грейсон был уже совсем другим.
«Ну, давай, оправдывайся теперь».
Она посмотрела на него холодно, сдержанно, но взгляд был убийственным. А Грейсон, словно не уловив тона, изобразил лёгкое недоумение. Это наигранное, по ее мнению, удивление только подлило масла в огонь.
— Что это значит?.. Я такое говорил? Тебе?
— Точно! — резко отозвалась Наоми, на лице её мелькнула саркастическая улыбка. — Как я и ожидала, Грейсон Миллер. Браво!
Она бодро изогнула бровь, будто подыгрывая собственной издёвке, и даже похлопала в ладоши — медленно, с расстановкой, как это делают в театре после провального дебюта.
— Как я и думала, ты даже не помнишь. Ну конечно, это же Грейсон Миллер.
— Ну да, конечно, — перебила Наоми, и в голосе её зазвенела едкая насмешка. — Зачем тебе запоминать такие мелочи? Ты же Миллер.
Она сделала паузу, и в её взгляде проскользнуло что-то острое, почти обжигающее.
— Ты ведь никогда и не думал о чувствах других. Естественно. Зачем тебе это? Так откуда тебе помнить? Ляпнул что хотел — и ушёл, вот и всё.
Он смотрел на неё, как будто видел впервые. И главным его чувством было не раздражение, а искреннее недоумение — настолько ли она зла на него?
— Ты и вправду потрясающая, — произнёс он после короткой паузы.
— Что именно? — напряглась Наоми, уже ожидая очередной колкости. Её плечи напряглись, как перед ударом.
Но Грейсон, к её удивлению, ответил совершенно спокойно:
— Быть настолько злой на меня и всё равно оставаться моим другом… Я не знал. Спасибо.
Грейсон действительно выглядел искренне восхищённым. Наоми на мгновение потеряла контроль над собой — пальцы сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Она хотела хлопнуть по столу, но, к счастью для окружающих, в последний момент сдержалась. Только глубоко втянутый вздох и дрожь в голосе выдали её смятение, когда она, почти шёпотом, процедила сквозь зубы:
— С чего ты взял, что я оставалась рядом с тобой? Я ждала, чтобы увидеть, как ты будешь раздавлен, сукин сын.
На это Грейсон лишь коротко хмыкнул:
Повисло неловкое молчание. Он безучастно смотрел на Наоми, которая сверлила его взглядом, не скрывая презрения. Потом его плечи медленно опустились, и он пробормотал, почти неслышно:
— Вот оно что… — пробормотал он угасшим на последних словах голосом. Голова опустилась, глаза потухли. Он выглядел растерянно и жалко — как щенок, у которого отобрали последнее лакомство.
«Не может быть. Это же Грейсон Миллер», — мысленно одёрнула себя Наоми, как пощёчиной возвращая себе ясность. — «Не жалей его! Это просто очередной спектакль. Очередная роль. Нельзя поддаваться!»
Но она не успела додумать мысль, как Грейсон заговорил:
— Кажется, это и есть наказание.
— Что?.. — Наоми вскинула брови, глаза расширились. «Что я сейчас слышу?» Эта фраза звучала настолько не в его духе, что мозг отказывался принимать её всерьёз.
Больше Грейсон не улыбался. Уголки губ опустились, спина чуть сутулилась. Не было ни иронии, ни надменности — только тишина, в которой он выглядел непривычно потерянным.
Это был не тот Грейсон, которого она знала. И тем более не тот, которого ненавидела.
«Да. Это расплата», — пронеслось в голове Грейсона. — «За всю жизнь он ставил свои чувства выше чужих, не задумываясь о последствиях. И безжалостно растаптывая чужие эмоции.».
«Разве люди радовались, когда ты им помогал?» — эхом отозвались в памяти слова Дейна. В нем жила та же черта: вечное первенство собственных эмоций, полное пренебрежение переживаниями других. Он всегда думал только о себе. И вот перед внутренним взором возникло еще одно лицо — его младшего брата. Того самого, кому он пытался помочь всеми силами, но который платил ему лишь презрением и ненавистью. А Грейсон... он только обижался в ответ...
— Прости, — едва слышно прошептал он. Глаза Наоми распахнулись еще шире. Грейсон продолжил серьезным, как никогда прежде, голосом: — Прости за все, что я тогда наговорил... Не стоило так поступать.
«Неужели я смог понять это только сейчас, когда боль коснулась меня самого?» — с горечью подумал он.
— Прости, что сделал тебе больно.
Наоми застыла, не в силах вымолвить ни слова. Неужели?.. Она так долго ждала этого момента, уже перестав верить, что он когда-нибудь наступит... Неужели?..
— Ты действительно любил его, того парня, — пробормотала она, словно разговаривая сама с собой.
Грейсон помолчал, затем тихо ответил:
Наоми смотрела на него, словно сквозь дымку. Грейсон поднял голову и произнес:
— Спасибо, что рассказала мне о Дейне. Я искренне благодарен. Это было... важно.
«Боже мой...» — подумала она, но лишь выдохнула. Все казалось невероятным, но отрицать очевидное было невозможно. На лице Грейсона, обращенном к Наоми, появилась улыбка — такая, какой она никогда прежде не видела. Словно свет и тени играли на его чертах, создавая маску человека, что плачет и улыбается одновременно.
«Грейсон Миллер наконец-то узнал, что такое истинные чувства».
В тот момент, когда осознание этого факта пронзило сознание Наоми, она ощутила не радость, а настоящий шок, будто ее обухом ударили по голове.
«Нет, это не то», — механически повторяла она про себя. — «Это совсем не то. То, что я представляла, было другим».
Фраза звенела в голове, словно заевшая пластинка старого проигрывателя.
Теперь настал её черёд смеяться вволю. Разве не этого мгновения она так долго ждала? Того самого, ради которого терпеливо выжидала долгие годы, хотя временами и отчаивалась, считая, что оно никогда не наступит. И вот — момент настал.
Но почему же ей не было смешно?
Наоми растерянно смотрела на Грейсона. Это казалось абсурдным, но сейчас её переполняло чувство жалости к нему. Вид этого большого мужчины, который был раза в полтора выше её, сидящего, съёжившегося, подавленного до предела, мгновенно погасил пламя гнева, горевшее в её груди долгие годы.
Она была ошеломлена, но внезапно осознание пронзило её сознание:
«Ах, это чувство, которое не можешь не испытывать, будучи человеком».
Именно поэтому невозможно ненавидеть кого-то вечно. Прощение и сострадание — столь же естественные человеческие чувства, как и любовь или гнев. В тот самый миг, когда это понимание окончательно сформировалось в её душе, она обрела покой — глубокий и совершенный, какой не испытывала даже после десятичасовых занятий йогой. Лишь тогда Наоми смогла произнести совершенно искренне:
— Хорошо. Я принимаю твои извинения.
Грейсон, встретившись с ней взглядом, слабо улыбнулся.
— Спасибо, — его голос звучал чуть легче, словно с души действительно свалился небольшой груз.
«Так, кто там следующий?» — Он погрузился в воспоминания и невольно усмехнулся. — «Ещё много кто».
Но последний в списке уже давно был определён. Его младший брат. Чейз Миллер.
Как всегда, вернувшись с работы, Дейн первым делом направился к своей кошке. Методичными движениями насыпал ей корм, тщательно почистил лоток. Наскоро перекусив остатками вчерашнего ужина, он опустился на продавленный диван. Пиво в бутылке пузырилось, а пульт в его руке бездумно щёлкал, переключая каналы. Однако куда бы он ни обратил взгляд, везде натыкался на однообразные, унылые передачи.
Но разве они могли сравниться с тем, насколько бесцветной и однообразной была его собственная жизнь? Ничего не менялось — ни раньше, ни сейчас. И всё же каждый день Дейн острее чувствовал, как тоскливо и изматывающе монотонно течёт его существование. Словно кто-то заставлял его смотреть бесконечно длинный, скучный фильм, замедленно прокручиваемый на старом проекторе.
«…Когда я последний раз был в клубе?»
Однако даже мысль о шумных вечеринках больше не вызывала интереса. Он тяжело вздохнул, осознавая, что добровольно продолжает эту странную затянувшуюся паузу в своей жизни. В этот момент Дарлинг запрыгнула ему на колени и, мурлыча, потерлась головой о его живот. Дейн машинально провёл рукой по её мягкой шерсти.
«Пустота...» — эхом отозвалось в его мыслях.
Безразличным взглядом он уставился на экран, где какое-то ток-шоу шло своим чередом, когда внезапно воспоминание мелькнуло на краю сознания, но так и не оформилось.
Он внезапно очнулся от чьего-то голоса за кадром. Только тогда Дейн понял, что задремал прямо на диване. Он потянулся за пультом, намереваясь выключить телевизор и отправиться спать, но тут до него донеслись слова репортёра:
«Да, именно здесь Миллер получил огнестрельное ранение».
В этот момент Дейн застыл, словно время вокруг него остановилось.