Линия смерти | Глава 25
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
[Вы только что прослушали Одиннадцатую фортепианную сонату Моцарта. Весьма известное произведение, не правда ли?]
Мягкий голос диджея, представлявшего композицию, словно витал в воздухе. Под захватывающие звуки фортепиано в груди начало болезненно ныть. Затуманенный взгляд Ча Минхёка постепенно прояснялся, а нечто призрачное, что прежде застилало его глаза, переместилось за спину Рю Довона, излучая неземное сияние.
Впервые в жизни он видел этот ореол. Чха Минхёк едва не выронил меч, что был дороже самой жизни. К счастью, он быстро пришёл в себя и не уронил его, но сердце не успокаивалось, а билось всё быстрее. Словно барабан, бьющий в набат перед выступлением войска, переместился ему в грудь.
— Ты, почему, нет, ты почему там…
Вдобавок ко всему, он начал позорно заикаться. Произошло беспрецедентное событие, которого не случалось за всю его долгую жизнь. Чха Минхёк был так поражён самим собой, что закрыл глаза рукой, в которой не было меча. Когда зрение оказалось заблокировано, стук сердца стал ещё громче.
Цветы сакуры, которые он никогда в жизни не считал красивыми, сейчас казались ему необыкновенно прекрасными. Те самые лепестки-мусор, что падали на Рю Довона.
«Этого не может быть. Рю Довон высокий, почти одного роста со мной, у него не миловидная внешность, и кокетства в нём нет ни капли. Нет ни одной причины для волнения. Так почему… нет, это, должно быть, потому, что я увидел его ночью».
«Я же клялся Царю Ёнчхону, что мне не по нраву такое, так какого чёрта у меня сейчас сердце так колотится?»
Сладкий голос Рю Довона пощекотал слух. Хоть Ча Минхёк и закрыл глаза рукой, он отчётливо чувствовал, как взгляд Рю Довона медленно скользит сверху вниз, от макушки до кончиков пальцев, задерживаясь на мече. По всему телу пробежали отвратительные мурашки, и он, почесав ни в чём не повинную руку, поморщился от отвращения. Во рту скопилась вязкая слюна. Чха Минхёк, делая вид, что сдался под напором чужого взгляда, опустил руку. Рю Довон, не отрывая глаз, пристально следил за движением его ладони.
«Вот чёрт!». Ругательство, готовое сорваться с языка, застряло в горле. Рука, грубая и покрытая шрамами, сжалась на рукояти меча. Во взгляде Чха Минхёка читалось глубокое потрясение.
Рю Довон был цел и невредим. Значит, не зря он мчался сюда как сумасшедший. Убедившись собственными глазами, что на Довоне нет ни единой царапины, Чха Минхёк с облегчением опустился на землю. И не мог поверить в то, что его ноги предательски подкосились. Его зрачки расширились, а глаза широко распахнулись от пережитого шока.
Встревоженный Рю Довон подбежал к нему и, опустившись на корточки, схватил его за плечи. Когда его лицо оказалось в считанных сантиметрах, у Чха Минхёка перехватило дыхание. Он беззвучно открывал и закрывал рот, прежде чем выдохнуть одно-единственное слово:
«Вот дерьмо».Раньше он лишь догадывался, но теперь получил неопровержимое подтверждение. Во всём теле была объявлена тревога. Чха Минхёк был настолько ошеломлён, что не мог выдавить ни звука. Ему хотелось заклеить себе рот скотчем или суперклеем, потому что он боялся, что, открыв его, он выпалит не просто «ты мне нравишься», а «я в тебя влюблён». В конце концов, он просто зажмурился.
Жнец, наблюдавший за этой сценой из-за футбольных ворот, вдалеке от теннисного корта, зажал себе рот и закричал. «Ребята, Чха Минхёк! Чха Минхёк! Чха Минхёк!» Ему хотелось немедленно броситься к своим коллегам-жнецам и выложить им всё, что он видел. Что тот самый, Чха Минхёк, неотёсанный подчинённый Царя Ёнчхона, в котором не было ни капли вежливости, влюбился в человека и рухнул перед ним на колени!
— Так вот зачем ему был нужен тот защитный амулет! Кошмар!
Его настигло великое прозрение. «А я-то думал, с чего бы этому психопату понадобился защитный амулет!»
Он твёрдо пообещал Рю Довону, что будет прятаться подальше, когда тот встретится с Чха Минхёком, и благодаря этому стал единственным свидетелем этой сцены. И «подхватил на руки, как принцессу» было правдой, и защитный амулет он достал, потому что влюбился! Он вспомнил своих коллег, которые не верили ему, и его охватила ярость. «Смотрите, я был прав!» Кусая пальцы, он ходил кругами у ворот, а затем, приняв решение, сжал кулаки.
Был только один человек, который поверит его словам. Ему было всё равно, расскажет ли Рю Довон Чха Минхёку о том, что он трогал амулет. Для него, переполненного азартом, это было неважно. К тому же, час Часи уже прошёл, а это означало, что наступил конец рабочего дня! Оглядевшись в поисках ближайших врат, жнец взмыл в воздух.
Рю Довон достал принесённую с собой воду. Чха Минхёк выглядел невероятно злым, и он, не решаясь заговорить, ждал, пока тот успокоится. Он просто убивал время, глядя на мотыльков, кружившихся у фонаря на пустом теннисном корте. Он и сам удивился, когда внезапно появившийся Чха Минхёк, увидев его, потерял дар речи, а затем и вовсе рухнул на землю.
Но Чха Минхёк не заметил удивления Рю Довона. Ситуация была совершенно иной, чем при их встрече в больнице. Тогда, хоть он и появился внезапно, они оба вели себя спокойно. А сейчас его реакция была настолько бурной, что он не знал, что и делать.
«Почему он посмотрел на меня с таким ужасом?»
Поскольку тот всегда был груб и равнодушен, он и сегодня ожидал от него чего-то подобного, но Чха Минхёк, встал, отряхнувшись, даже не посмотрев на него. Полная противоположность их предыдущим встречам.
Но Рю Довон тоже повидал достаточно людей, чтобы устать от них. Хоть ситуация и отличалась, он часто сталкивался с фанатами, которые стеснялись и отводили взгляд, и знал, как с этим справляться. Например, следовать за направлением их взгляда, заставляя смотреть в глаза.
— Вы не могли бы посмотреть на меня?
Здесь он добавлял лёгкую улыбку и кокетливый тон. Тогда фанаты, покраснев, смущённо поднимали глаза. Чха Минхёк, вздрогнув, отреагировал так же. Он пытался уйти от взгляда Рю Довона, но в конце концов был вынужден посмотреть на него прямо, словно в игре в гляделки. Его глаза, как и в прошлый раз, были красноватыми. Очень странный цвет. Тёмные, но с вкраплениями красного.
Рю Довон открыл бутылку с водой и протянул ему. Это тоже был один из приёмов, чтобы снять напряжение у фанатов. Чха Минхёк, убедившись, что на бутылке нет конденсата, принял её с кислой миной. Их взгляды разошлись.
Рю Довон, привыкший к встречам с поклонниками, прекрасно знал, как завоевать их симпатию. И поэтому реакция Чха Минхёка казалась ему необычной. Конечно, Чха Минхёк — не фанат, но… это была и не симпатия, и не антипатия, а что-то среднее. Но и на поведение людей из индустрии это тоже не было похоже. Реакции обычных прохожих, случайно его узнавших, тоже были предсказуемы, так что эта ситуация ставила его в тупик.
Единственный тип человеческих отношений, с которым Рю Довон не сталкивался, была «дружба». Смог бы он понять это, если бы у него был хотя бы один человек, которого он мог назвать другом? Нет, да и можно ли было вообще назвать их отношения с Чха Минхёком дружбой? Как ни посмотри, это была не она. В итоге, Чха Минхёк оказался для него в какой-то третьей, неизведанной категории.
Наконец он, не заикаясь и без ругательств, задал вполне нормальный вопрос. Рю Довон, отбросив лишние мысли, с улыбкой покачал головой.
— Нет. Вы же пришли вовремя, режиссёр.
— Да какой из меня, к черту, режиссёр?
Ответ был похож на жалобу. Рю Довон и сам не мог подобрать подходящего обращения и назвал его режиссёром просто по привычке.
— Ваше имя ведь Чха Минхёк, верно? — невозмутимо спросил он. Левая бровь Чха Минхёка, достававшего сигарету, дёрнулась. Так он обычно реагировал, когда был чем-то недоволен.
— Кто тебе сказал моё имя? Кто к тебе приходил?
«Если это И Чонъюн, я ему руки поотрываю и насажу на кол у реки Сандзу». Рю Довон, видя его свирепый вид, медленно моргнул. «Чёрт, опять линзы». Прежде чем ответить, он достал из спортивной сумки футляр для очков и контейнер для линз, что лежали под тамбурином и палочкой для сого.
— Я целый день носил линзы, глаза ужасно болят. Минутку.
Когда Рю Довон снял линзы и надел очки, у Чха Минхёка дёрнулась уже обе брови, сойдясь на переносице. Всего лишь одна деталь – очки, но он совершенно преобразился, став воплощением интеллектуала. Пытаясь прикурить, он переложил сигарету изо рта в пальцы. И опять во рту скопилось столько слюны, что пришлось давиться. Сидя рядом на лавочке, где осыпались лепестки сакуры, и наблюдая, как этот здоровяк возится с линзами, Чха Минхёк чувствовал, как у него дрожат ноги.
— Т-так кто сказал тебе моё имя?
Когда он нарочито попытался вести себя надменно, Рю Довон, щёлкнув по выпирающему из спортивной сумки тамбурину, протянул руку к Чха Минхёку. Тот инстинктивно приготовился к защите, но его рука неловко замерла в воздухе. «Что я делаю? От кого защищаюсь?..»
Мозолистая от долгих тренировок рука слегка коснулась щеки Чха Минхёка и тут же отстранилась. Чха Минхёк с трудом удержался, чтобы не разинуть рот.
Он сдул с пальца лепесток, что был меньше ногтя. Ча Минхёк так стиснул бутылку с водой, что струя вырвалась фонтаном, окатив его руки, колени, скамейку и даже землю.
Он больше не мог терпеть. Это зудящее чувство сводило его с ума. Его собственные несвойственно робкие движения вызвали у него приступ омерзения, и он, сам того не желая, создал напряжённую атмосферу.
Он примчался сюда сломя голову из-за одного звонка. Этого унижения было достаточно. Дальше выставлять себя идиотом было нельзя. Чха Минхёк собрался с мыслями, пытаясь вернуться к своему обычному хладнокровному и сильному "я".
Но каждый раз, как он пытался это сделать, перед глазами всплывала сцена, как он, потеряв голову от вида Рю Довона под сакурой, позорно рухнул на землю. Это была чёрная страница его истории, которую можно было бы смаковать тысячу лет. Хотелось утопиться в луже. «Надеюсь, никто не видел. Если кто-то видел, я ему глаза выколю. Серьёзно. И что это за запах? Воняет какой-то тухлятиной».