Экс-спонсор (Новелла) | Глава 192
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
— Что вы вдруг такое говорите?..
— Я не могу до него дозвониться! — слова вылетали скомканным задыхающимся потоком, опережая друг друга. — Я вернулся домой — никого. В гостиной, в его спальне… всё вверх дном, будто пронесся ураган. Я испугался, что что-то случилось…
На том конце провода повисла тяжелая пауза. Тишина давила, и в ней отчетливо звучало чужое ледяное молчание.
— Секретарь Шим? Алло? — Чонён судорожно метнул взгляд на экран телефона. Нет, вызов активен, связь не прервалась.
— Директор-ним в настоящее время находится на выезде по делам.
— Т-тогда, не могли бы вы передать ему, чтобы он мне сейчас же позвонил?
— Боюсь, немедленно не получится. Я сообщу, как только мы с ним увидимся, но доклад… может занять больше времени, чем обычно.
«Когда увижусь? Разве он сейчас не с Дохоном?»
Голос секретаря Шима, как и всегда, звучал безупречно вежливо, но за этой вежливостью сегодня выросла непробиваемая стена холода.
«Когда это передача простого сообщения стала задачей, требующей столько времени? Разве Шим когда-нибудь так говорил?» — его тон, обычно такой услужливый, сегодня казался отстраненным и полным скрытых смыслов.
— А где именно сейчас Дохон… то есть, директор-ним?
— Директор-ним распорядился не разглашать информацию о его местонахождении, — секретарь Шим, тщательно подбирая слова в ответ на возражение Чонёна, ответил с некоторой задержкой.
Однако Чонёну было трудно принять даже эти слова.
«Почему нельзя сказать, где он?»
Взгляд Чонёна снова зацепился за бумаги на столе. Верхний лист с заголовком «Документы на выездную визу» хищно бросался в глаза. Воображение мгновенно нарисовало самую страшную картину: Дохон, молча пакующий чемодан, чтобы уехать навсегда.
«Но ведь это не так… не может быть», — пронеслось в голове спасительной мыслью. Чемодан, с которым Дохон всегда ездил в командировки, по-прежнему стоял на своем месте в углу гардеробной. Эта мысль принесла короткое обманчивое облегчение.
— Так почему это секрет? Дохон-сси ведь сейчас в Корее, так?
— Простите, Чонён-ним. До такой степени я вам сказать не могу.
От решительного тона секретаря Шима Чонён потерял дар речи. Не зная, как это истолковать, он лишь беззвучно шевелил губами, когда секретарь Шим добавил:
— Я сейчас по работе, так что мне будет трудно продолжать разговор. Если вам что-то ещё понадобится, пожалуйста, напишите в сообщении. Тогда до свидания.
— Что, сейчас какой… Алло? Секретарь Шим? — Чонён с недоверчивым видом уставился на экран телефона, на котором был оборван в одностороннем порядке разговор.
— …Что происходит? — прошептал он в тишину комнаты. — Почему вы всё решаете между собой, а меня оставляете в стороне, будто я пустое место?
Обида подступила к горлу горячим комом. Он снова набрал номер секретаря, но вызов был мгновенно сброшен. Даже не гудки — просто короткий сигнал отбоя.
«Лучше бы просто сказал, что занят, если так.»
Такое подозрительное поведение сегодня лишь усугубляло тревогу. А с Дохоном, которого он больше всего хотел видеть, связаться никак не получалось.
Чонён, почувствовав резкий приступ усталости, опустился на кровать Дохона.
Тоска от полного непонимания происходящего сменилась глухой злостью на самого себя. Какой же он дурак! Услышал в больнице добрые вести и, окрыленный, примчался сюда, чтобы разделить радость. С кем? С пустыми стенами и ледяным голосом в телефоне.
«А что, если он и правда уезжает? Что, если Мун Дохон прямо сейчас собирается покинуть страну?»
Едва эта зловещая мысль промелькнула у него в голове, как он невольно нахмурился.
— Тогда я тебя действительно убью, Мун Дохон, — мрачно пробормотал Чонён. Поругав Дохона, который игнорировал его целый день, он тут же достал из кармана снимок УЗИ и принялся молча его разглядывать.
В этой вязкой тишине и тревоге у него впервые зародилось ледяное сомнение: а обрадуется ли Дохон этой новости так же сильно, как он сам? Да, совсем недавно он услышал долгожданное признание, но что оно меняло по сути? Этот день показал, что они по-прежнему чужие люди с огромной пропастью между ними. А ведь были еще эти бесконечные заграничные проекты, работа, к которой Дохон так отчаянно стремился…
«Иногда, если посмотреть, этот Дохон, вопреки своему виду, бывает на удивление неосторожным. А что, если ты, взяв в мужья такого родишь рецессива, что тогда будешь делать?..» — от подавленного настроения ему вдруг вспомнились язвительные слова, которые Мун Хиджин сказала ему в самом начале их брака.
Слова Мун Хиджин были ядовитым семенем, упавшим в благодатную почву. Его вторичный пол — рецессивный омега. А значит, и ребенок может унаследовать его рецессивность… Он-то, в отличие от других, не понаслышке знал, что значит носить на себе клеймо рецессива. Каково это — быть вторым сортом. Обрадуется ли Дохон такому «подарку»? Он ведь хотел наследника для своей империи, идеальное продолжение рода. Что, если это долгожданное продолжение окажется «бракованным»? Разве он обрадуется?
— Ха… И какого черта я сюда примчался? — чистая наивная радость испарилась, оставив после себя лишь горький осадок. Трезвый взгляд на реальность лёг на плечи свинцовой тяжестью.
«Нужно было сперва все обдумать. Подготовиться. А потом уже искать встречи с Дохоном…»
Чонён безучастно смотрел в стену, когда карман завибрировал, вырывая его из оцепенения. Вздрогнув от неожиданности, он поднял голову. Телефон, который он перевёл в беззвучный режим, чтобы не слышать звонков брата, теперь вибрировал от нового вызова.
«Опять он?» — устало подумал Чонён, но, взглянув на экран, замер. На дисплее светилось то самое имя, которого он так ждал.
Сам того не заметив, он вскочил с кровати и принял вызов.
— Чонён-а. Ты, говорят, звонил. — Возможно, это был лишь обман слуха, но голос Дохона, доносившийся из динамика, звучал на удивление мягко, с той редкой, теплой интонацией, которую Чонён почти забыл.
Чонён стиснул в руке маленький снимок УЗИ. В горле встал такой тугой ком, что он не смог выдавить ни звука, лишь судорожно сглотнул.
— Я сегодня был занят по работе, так что не мог ответить посреди дня. Что-то случилось? Говорят, ты и секретарю Шиму звонил.
— Чонён-а? У тебя всё в порядке? — Дохон, не подозревавший, что его собеседник только что прошел все круги ада, оставался невозмутим. От этого спокойного голоса, так просто зовущего его по имени, внутри у Чонёна всё оборвалось. Обида за долгое молчание и безмерное облегчение от того, что он нашёлся, схлестнулись в один тугой болезненный узел, и глаза мгновенно обожгло слезами.
— Почему… вы не отвечали на звонки?
— Ю Чонён? Неужели что-то случи…
— Мне сегодня… с самого утра было так плохо… Я… в больницу ходил… и анализы… сдавал. А п-потом… Дохон-сси… дома не было… хх…
Едва он открыл рот, как все слова, что он так долго держал в себе, хлынули наружу бессвязным потоком, смешиваясь со всхлипами.
На том конце провода послышался резкий тревожный вдох.
— Что ты такое говоришь? Ходил в больницу? Какие ещё анализы? Где у тебя болит?
— Я не из-за болезни анализы сдавал… Нет. У-укх… То есть, да, из-за болезни… Хх… …А-алло?
Не успел он закончить фразу, как экран телефона внезапно погас.
Растерянный Чонён в отчаянии забарабанил пальцами по погасшему экрану. Запоздало зажал кнопку питания, но тщетно — на черной глади не появилось ни искорки жизни. Батарея села окончательно.
Разговор оборвался на самом важном слове. Хрупкая плотина самообладания, которую он с таким трудом удерживал, рухнула.
— Да что ж такое, блядь! Именно сейчас… хнык… Ничего, ничего не получается! — из горла вырвалось уродливое сдавленное рыдание. Чонён рухнул на кровать и, не глядя, с отмашкой швырнул бесполезный мобильный на пол.
Бум! Удар о паркет получился неожиданно громким. Телефон прочертил по полу длинную дугу и, словно издеваясь, скользнул под стол, скрывшись в тени.
Всхлипывая, Чонён неотрывно смотрел в темный проем под столом, куда, словно издеваясь, закатилась его единственная связь с миром.
Нужно было встать, дойти, поднять его. Но тело, налитое свинцом, отказывалось подчиняться. Будь он в здравом уме, давно бы уже принес зарядку из гостиной, но сейчас мысли застыли в вязкой апатии, и простое действие казалось невыполнимым. Короткое облегчение от голоса Дохона испарилось без следа, и волна острого пронзительного одиночества накрыла его с новой силой. Он до боли закусил губу, пытаясь удержать новый приступ рыданий.
Вместе с этим нахлынула головная боль. Чонён прижал ладонь ко лбу — кожа была горячей, кажется, поднимался жар. Неприятные симптомы, отступившие было во время разговора, вернулись, чтобы напомнить о его уязвимости. И неудивительно: пустой желудок после больницы, дикий эмоциональный всплеск, слезы… Было бы чудом, если бы тело не взбунтовалось.
Он не понимал, в какой момент все пошло не так. Да, он убедился, что Дохон не покинул Корею, но это не принесло ни капли спокойствия, ведь он по-прежнему не знал, где тот. А странное поведение секретаря Шима и хаос в комнатах ясно давали понять: что-то происходит.
— Ха-а… — выдох получился рваным, больше похожим на стон.
Покачиваясь, он опёрся о кровать и заставил себя подняться. Подошел к входу в гардеробную и уставился на чемодан Дохона — молчаливый символ возможного бегства. Затем грубо, почти с ненавистью, принялся тереть тыльной стороной ладони мокрые щеки. Но, как бы он ни старался, горькая обида снова и снова подступала к горлу.
Нужно было просто посмотреть правде в глаза. Если отбросить все иллюзии, кто они сейчас друг другу? Не любовники. Даже не друзья. Просто двое людей, которые давно были разведены. И стали друг другу чужими.
Да, Дохон признался ему в любви. Но чувства переменчивы, как ветер, и в словах Мун Хиджин была своя жестокая логика. Бросить всё и с головой уйти в бизнес за границей — это было куда больше похоже на того прагматичного Дохона, которого он знал.
Признание, прозвучавшее в Нью-Йорке, теперь отдавалось в ушах навязчивым эхом, полным несбывшейся надежды.
— Хх… Нужно было… раньше ответить… У-укх… — прошептал он в пустоту, стирая со щек соленые дорожки слез, которые тут же проступали вновь.
«Я ведь до сих пор люблю его. Так сильно».
Как же он был слеп? Все отчаянные попытки вырвать это чувство из сердца были напрасны. Какая ирония: всего пару часов назад, по дороге из больницы, он был на вершине счастья, а теперь его реальность казалась хрупкой и безнадежной, как карточный домик на ветру.
Когда он узнал о беременности и ехал сюда из больницы, он был так счастлив, что это было не передать словами. А сейчас все проблемы, свалившиеся на него, казались такими шаткими и безнадёжными.
Врач предупреждал, что во время беременности настроение может быть нестабильным.
«И что, теперь каждый день будет таким же, как сегодня?» — с ужасом подумал он.
Спустя, кажется, вечность, слезы наконец иссякли. Не потому что боль утихла, а потому, что в обессилевшем теле просто не осталось сил плакать. Кое-как выровняв дыхание, Чонён еще раз обвел взглядом комнату и прокрутил в голове их короткий разговор, цепляясь за него, как утопающий за соломинку. Он не успел сказать главного, но Дохон позвонил. Этого пока должно быть достаточно. Оставалось только ждать.
Чонён осторожно, боясь помять, вернул в карман драгоценный снимок УЗИ. Обессиленно опустился на кровать и закрыл глаза. Тут же его окутал запах Дохона — его феромоны, въевшиеся в подушки, в одеяло, в сам воздух этой комнаты. Успокаивающий, родной аромат. Чонён втянул его поглубже и впервые за последние часы позволил себе просто дышать.