Возжелай меня, если сможешь. (Новелла) | 1 Экстра. 2 Глава
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Он двигался, подчиняясь только этому первобытному ритму — в нём не осталось ничего, кроме желания и жара, плоть отзывалась каждым толчком. При каждом глубоком движении Грейсон почти физически ощущал, как его Вирджиния, проникая всё дальше, будто касается изнутри напряжённых мышц живота Дейна.
Дейн издал на пронзительный стон. Грейсон почувствовал, как вот-вот сорвется, член начал горячо пульсировать внутри дрожащего тела. Не в силах сдержать нарастающую волну, он резко выпрямился, не выходя из Дейна, и вновь властно сжал его грудь.
Глухой звериный рык вырвался из груди Грейсона, прорываясь наружу вместе с последней вспышкой силы. Его тело вздрогнуло в конвульсиях, и волна обжигающего жара разлилась глубоко внутри Дейна. Он застыл, тяжело дыша, широкая спина блестела от скользящих капель пота, мышцы подрагивали в затухающей разрядке. Где-то в самом нутре Амброзии его Вирджиния изливала последние тяжёлые капли, до краёв наполняя это трепещущее принимающее тело.
Внутри осталась только острое всепоглощающее удовлетворение, а вместе с ним — странная пустая легкость. Уголки губ дрогнули, растянувшись в рассеянной идиотской улыбке.
Едва слышно посмеиваясь, Грейсон несколько секунд лежал, не шевелясь, позволяя волнам остаточного наслаждения схлынуть. Потом медленно опустил затуманенный взгляд и вдруг понял, что лицо Дейна оказалось совсем рядом.
Он уже открыл рот, чтобы назвать его по имени, чтобы поделиться этой глупой, счастливой, полной победы улыбкой, но в этот момент его внимание вдруг зацепилось за что-то странное.
Дейн кашлял кровью. Густая, почти чёрная кровь стекала из уголка его рта, растекаясь по подушке.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Грейсона, сменившись гримасой неподдельного ужаса. Он закричал, не помня себя от страха, забыв обо всём на свете. Забыв даже о том, что его Вирджиния всё ещё находится внутри Амброзии.
От его резкого движения член, уже начавший было выходить, с глухим, влажным звуком снова глубоко вонзился в тело Дейна.
Что-то тёплое и вязкое вдруг хлынуло Грейсону в лицо, захлестнув глаза, нос, рот. Он ошеломлённо зажмурился, поморщился от отвращения и попытался смахнуть липкую жидкость с щёк. Её было много, слишком много — так, что Грейсон не сразу смог снова открыть глаза. Пришлось вслепую отплёвываться, стирать ладонями эту густую тянущуюся массу с лица.
Когда он наконец разлепил веки, перед ним ничего не изменилось: Дейн по-прежнему лежал неподвижно, мертвенно-бледный, с засохшей кровью в уголках рта. Всё вокруг — и его грудь, и простыни, и подушки — было испачкано этим странным липким веществом. Только теперь Грейсон понял: то, что он сначала принял за очередной поток крови, оказалось семенем. Пока он был без сознания, тело Дейна извергло всё, что было, обильно, беспорядочно, словно в судороге.
Грейсон не знал, что делать: в панике он вцепился себе в волосы, глядя на этого безжизненного человека под собой. Сердце бешено колотилось — всё смешалось, липкая сперма, пятна крови, тяжёлый терпкий запах. Он пытался наспех вытереть и себя, и Дейна, пытался привести в порядок его одежду, распахнул окна, включил кондиционер на полную, чтобы хоть немного избавиться от тяжёлого запаха.
Но Дейн не двигался — только бледное лицо и слабое биение пульса на шее доказывало, что он всё ещё жив.
За всякое удовольствие приходится платить. Дейн, распластанный на больничной койке, с лицом землисто-бледным и натянутой улыбкой, как никогда прежде остро ощущал всю горькую правду этой избитой, но не теряющей силы мудрости.
— Да что же это такое, объясните мне наконец?!
Врач, мужчина средних лет с перекошенным от испуга лицом, почти срывался на крик. Он беспокойно переводил взгляд с Дейна на Грейсона, который неловко переминался у изножья кровати, будто хотел исчезнуть. Ещё вчера пациент, казалось, уверенно шёл на поправку. А теперь — кровохарканье. Жуткие, багрово-синюшные гематомы, словно разлитые чернила, покрывали весь бок. Страх был тут вполне уместен. Врач метался по палате, в панике осматривая то один, то другой синяк, не понимая, с чего начать.
— Вы же всё время лежали в постели! Как это вообще могло случиться? Вы что, падали? Или… или что-то произошло? Да говорите же, не молчите!
Врач почти тряс Дейна за плечо, отчаянно добиваясь ответа. Ни Дейн, ни Грейсон, который виновато косился из-за спины доктора, не решались заметить, что тот давит слишком сильно. Оба прекрасно понимали: они натворили нечто такое, о чём в приличном обществе — а тем более врачу — лучше не рассказывать.
«Да так, накатил обезболивающего и вдоволь потрахался. Вот и результат», — эта циничная жесткая правда вертелась у Дейна на языке.
Но вместо ответа Дейн лишь медленно моргнул, взгляд его оставался пустым, немного затуманенным — будто он смотрел сквозь потолок, а не на него. Спустя секунду он безразлично пробормотал:
— Да так… душно стало в палате, решил немного размяться. Упражнения сделал.
— Упражнения?! — Врач возмущённо всплеснул руками, словно никак не мог поверить услышанному. — В таком состоянии?! Молодой человек, у вас с головой, случайно, всё в порядке?
Глаза Грейсона опасно сверкнули, но врач не заметил этой быстрой звериной вспышки. Он продолжал настаивать, всё больше распаляясь:
— Если так и дальше пойдёт, вы только продлите своё пребывание здесь! Вам же назначен строгий постельный режим, а вы… Если будете так вот «разминаться», рискуете остаться прикованным к койке на всю жизнь! Вам это нужно, а?!
— На всю жизнь? — неожиданно переспросил Грейсон, и в его голосе появились странно-задумчивые нотки. Дейн отметил про себя, как при этих словах уши Грейсона едва заметно дёрнулись.
— Я больше не буду, доктор, — с трудом выдохнул Дейн, чуть опуская глаза.
Грейсон тут же поник, плечи его опустились, весь он словно стал меньше и тише.
«Вот же упрямец,» — подумал Дейн, — «Всё никак не угомонится».
Дейн с непроницаемым лицом слушал тираду врача — слова долетали до него, словно сквозь плотную толщу воды. Лишь когда доктор покинул палату и дверь за ним закрылась, в комнате воцарилась гнетущая тишина.
— Прости меня, — произнес он тихим, полным искреннего раскаяния голосом.
От этого виноватого, обезоруживающе щенячьего тона сердце Дейна дрогнуло и тут же смягчилось.
— Всё нормально. Это ведь… это было и моё желание тоже…
— И всё же, — Грейсон говорил глухо, не поднимая головы. — Я не рассчитал силы. Переборщил. Нужно было… нежнее…
— А я не люблю нежно, — тут же оборвал его Дейн.
Грейсон поднял на него глаза, и Дейн, криво усмехнувшись, добавил:
— Если бы я предпочитал нежности, стал бы связываться с плетьми и наручниками, а, Грейсон? Ты ведь должен был это понять за всё это время.
И это была чистая правда. Медленным томным ласкам Дейн всегда предпочитал жёсткий, на грани агрессии секс. И прошедшая ночь, если отбросить последствия, доставила ему невероятное, воистину запредельное удовлетворение. Просто… побочные эффекты оказались на сей раз серьёзнее обычного.
— А вообще… – Дейн нахмурился, вспомнив что-то ещё. Грейсон тут же напрягся, его взгляд стал настороженным. Но Дейн, вместо того чтобы успокоить его, произнёс с лёгким укором:
— Ты вот что, Грейсон… ты бы прекращал уже эти свои… замашки.
— Замашки? Какие ещё замашки? – Грейсон удивлённо вскинул брови.
Дейн, не глядя на него, продолжал смотреть в потолок:
— Ну, эти твои идеи… насчёт того, чтобы как-нибудь… приковать меня к кровати навсегда, или что-то в этом роде. Брось ты это дело.
— Я больше так не думаю, – без малейшего промедления ответил Грейсон.
Дейн скосил на него глаза, затем снова уставился в потолок.
— Ну и отлично. Тогда замётано.
Палату вновь окутала тишина. Грейсон, смущённо кашлянув, отвернулся и, глядя в стену, пробормотал:
— Это я так… просто размечтался тогда. На мгновение. Случайно вырвалось.
Его бормотание прозвучало на удивление подавленно, до жалости беззащитно. Дейн снова повернул голову и посмотрел на него. Грейсон изо всех сил избегал его взгляда, и при виде этого у Дейна что-то дрогнуло внутри. Он хотел было поднять руку, прикоснуться к нему, но резкая боль в боку заставила его зашипеть и замереть. Закусив губу и переждав, пока боль немного утихнет, он хрипло позвал:
Услышав его изменившийся, какой-то надтреснутый голос, Грейсон опасливо покосился. Их взгляды встретились, и Дейн повторил уже твёрже:
После этих слов Грейсон сдвинулся с места. Он вмиг оказался у кровати, и Дейн, с трудом превозмогая боль, протянул к нему руку. Грейсон тут же порывисто схватил её, но Дейн лишь поморщился и коротко бросил:
Грейсон быстро убрал руку и, послушно склонившись, уткнулся лбом ему в плечо. Только тогда Дейн смог дотянуться и запустить пальцы в его густые, мягкие волосы, медленно поглаживая его по затылку.
— Хороший мальчик… Мой хороший, послушный мальчик…
Его слова звучали словно заклинание, как попытка усмирить дикого зверя. Отчасти так оно и было. Конечно, Грейсон Миллер не был ручным щенком. Если уж проводить аналогию, то он скорее походил на огромного свирепого тоса-ину¹, бойцового пса, способного голыми руками разорвать противника на куски — Дейн сам был свидетелем этой его чудовищной нечеловеческой силы. Просто Грейсон Миллер лишь для него — для Дейна — прятал свои клыки и когти, становясь покорным и нежным. И, возможно, фраза «наш пёсик не кусается» подходила здесь как нельзя лучше?
Задумавшись, Дейн не заметил, как его рука замерла. Голос Грейсона, тихий и вопросительный, вернул его к реальности. Тот смотрел на него снизу вверх, с таким ожиданием и обезоруживающе детской преданностью во взгляде, что Дейн едва сдержал смешок. Но в тот момент, когда он хотел снова что-то сказать и глубоко вдохнул, острая боль в боку заставила судорожно замереть — от этого он едва не вскрикнул. Приступ, к счастью, быстро отступил.
¹ Тоса-ину – порода бойцовых собак, выведенная в Японии. (Прим. ред.)
Экстар 1. Глава 3