Экс-спонсор (Новелла) | Глава 148
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Тяжёлое сдавленное дыхание Чонёна с тихим свистом вырывалось в неподвижный воздух комнаты. Сказать, что он просто крепко спал, было невозможно — уголки глаз то и дело мелко подёргивались, а грудь часто вздымалась.
Дохон, не сводя напряжённого взгляда с неподвижно лежащего в постели Чонёна, наклонился над ним ближе. Осторожно, почти невесомо коснулся его лба тыльной стороной ладони — кожа обжигала, словно он только что коснулся раскалённого камня. Лицо Чонёна пылало болезненным неестественно ярким румянцем.
— Но ведь только что… — пробормотал он и, не договорив, мысленно закончил фразу: «Всего несколько часов назад у него не было такого жара».
Даже убедившись в пугающе высокой температуре, Дохон будто не мог поверить в происходящее — снова и снова прикасался то к его лбу, то к раскаленному виску, затем к горячей шее. Тепло исходило отовсюду, и каждый раз оно казалось лишь сильнее.
В его тихом голосе отчётливо слышалась растерянность, которую он не пытался скрывать.
Хан Ирам был прав. Чонён буквально горел изнутри.
Но ещё на рассвете всё было иначе: Чонён выглядел вполне нормально, если не считать лёгкого запаха алкоголя, замедленной речи и некоторой растрёпанности. Тогда у него действительно была небольшая температура, но на этом все — ничего, что могло бы насторожить.
«Неужели за эти несколько часов, пока он спал, состояние могло настолько резко ухудшиться? Что с ним произошло?»
Дохон стоял, не двигаясь, несколько долгих секунд, тщетно пытаясь разобраться в своих мыслях.
— Что же случилось… — прошептал он, не в силах скрыть тревогу, и, взяв Чонёна за плечо, осторожно потряс, пытаясь привести в сознание.
Однако веки Чонёна остались закрытыми, и лишь слабый, почти болезненный стон вырвался из его пересохших губ.
— Когда это началось? Ещё недавно ты… ты же был в порядке, — дрожащим голосом произнёс Дохон, осторожно убирая с его лба прилипшие от пота волосы. Ладонь, прохладная на фоне горячей кожи, словно приносила Чонёну облегчение — он чуть повернул голову набок и глубоко вздознул.
Вдруг в сознании Дохона наложились друг на друга два образа — Чонён из тревожного сна, покачивающийся на грани падения, с лицом смертельно бледным, и этот, лежащий сейчас перед ним, с иссохшими губами и жгучей кожей.
— Хак! — Дохон, испуганный этим болезненным видением, резко отдёрнул руку, не в силах сразу справиться с нахлынувшим страхом. — Очнись, Чонён-а!
Тут же, придя в себя, он снова потянулся к Чонёну, сдавленно выдохнув скопившееся напряжение.
— Хм-м-м… — едва слышно простонал Чонён, едва ощутимо шевелясь навстречу его руке.
— Где у тебя болит? Что ты делал всё это время, чтобы довести себя до такого состояния, а? — с глухой досадой пробормотал Дохон, ещё несколько раз нетерпеливо, но осторожно встряхнув Чонёна за плечи. Тот, впрочем, лишь протяжнее застонал, всё так же не проявляя никаких признаков пробуждения.
«Неужели это тоже из-за побочных эффектов таблеток?..» — с холодком подумал Дохон, глядя на его беспомощное лицо.
— Ху-ух… — он тяжело выдохнул, и сам вдруг ощутил, как его собственное дыхание стало частым и сбивчивым, словно жар, охвативший тело Чонёна, начал передаваться и ему.
«Почему я так нервничаю?..» — с раздражённой усталостью подумал Дохон, запрокинув голову и на мгновение уставившись в белый потолок. Потом медленно провёл по лицу ладонями, словно пытаясь стряхнуть с себя нарастающую тревогу.
Паника, однако, никуда не уходила, только гуще накатывала — до звонкой ломоты в висках. Собравшись наконец с силами, он твёрдо решил: больше ждать нельзя. Пора везти Чонёна в больницу.
Стоило мысленно зацепиться за это решение, как в теле появилась странная решимость. Он аккуратно подсунул руки под обмякшее пылающее жаром тело, собираясь поднять его одним движением, но в этот момент губы Чонёна вдруг едва заметно шевельнулись.
— Ю Чонён? — Дохон наклонился ближе, пытаясь поймать хоть тень сознания в его взгляде. — Ты пришёл в себя?
— Сейчас поедем в больницу. Там тебе помогут, назначат лечение, выпишут лекарства, и всё сразу станет легче.
Он торопливо заговорил, решив, что вот-вот дождётся ответа, но веки Чонёна так и не дрогнули. Дохон уже собрался окликнуть его громче, но тут Чонён слабо покачал головой из стороны в сторону.
Дохон замер, остолбенев от этого хриплого, почти бессильного шёпота. Словно что-то тяжёлое мгновенно опустилось ему в грудь, не давая вдохнуть до конца. В голове эхом звенели слова, когда-то выкрикнутые Чонёном в больничной палате — таким же дрожащим испуганным голосом:
«Вы считаете, что это нормальная ситуация? Почему вы делаете такие вещи без моего разрешения, по своему усмотрению?!»
Если задуматься, в тот раз, когда Чонён лежал в больнице перед разводом, он ведь тоже всё время дрожал от непонятного страха, сжавшись на кровати и глядя на Дохона затравленным взглядом.
В его уязвимом взгляде, устремлённом на Дохона, читалась болезненная тревога. Но, в конце концов, он безропотно протянул руку медсестре, которая подошла взять кровь.
Воспоминание обожгло — острое, до дрожи реальное: Чонён, едва стоящий на ногах, с бегающим затравленным взглядом, который отчаянно прятал от всех, утыкаясь то в одну стену, то в другую.
«Если вы сейчас пойдёте за мной… я просто исчезну и больше никогда не отвечу на ваши звонки, директор».
Вспомнился тот день, когда у Чонёна хлынула носом кровь. Он наотрез отказался от больницы, отвернулся с лицом, искаженным от ужаса — будто перед ним было нечто чудовищное, а не рука помощи.
Эти картины, одна за другой, жгли память, и у Дохона перехватывало дыхание. Мысли путались, превращаясь в калейдоскоп мучительных образов. Как бы он ни гнал их прочь, образы Чонёна на грани срыва неотступно преследовали, и каждый раз повторялось одно и то же: в горле вставал ком, а внутренности стягивало тугим болезненным узлом.
Дохон всё ещё не решался даже попытаться поднять бесчувственное тело Чонёна. Руки словно налились свинцом.
— Чёрт побери! — выдохнул он сквозь стиснутые зубы.
Он не мог решить, имеет ли он право самовольно везти его в больницу.
Разум твердил: состояние Чонёна тяжелое, и медицинская помощь необходима немедленно. Но Дохон не мог заставить себя сдвинуться с места, тело словно окаменело, пригвождённое к полу. Он до судорог боялся снова столкнуться со взглядом, полного отчаянного ужаса, которым Чонён встретит его, очнувшись в стерильной больничной палате. Боялся, что после этого Чонён никогда больше не посмотрит в его сторону.
Разбегающиеся мысли жалили, не давая сосредоточиться. Дохон с тяжелой тревогой смотрел на Чонёна, отчаянно цепляясь за остатки самообладания, пытаясь сохранить хотя бы внешнее спокойствие. Но с каждой уходящей секундой эта маска трещала по швам, грозя рассыпаться. Он провёл дрогнувшей рукой по подбородку, медленно закрыл глаза, вбирая ртом воздух, затем резко открыл. И снова прикоснулся ко лбу Чонёна, пытаясь оценить силу жара, который, казалось, только усиливался.
«Причиной этого жара могли стать не только побочные эффекты от таблеток.» — рассудил он, — «Это может быть течка или даже обычная простуда».
Он прислушался к собственным ощущениям — запах феромонов, если и был, то едва уловимый, почти отсутствующий.
«Значит, не течка…» – с долей облегчения, смешанного с ещё большим страхом перед неизвестностью, заключил он.
И тут — вспышка! Жаропонижающее! То самое, что он почти силой вырвал у Хан Ирама.
Он лихорадочно принялся обшаривать карманы пиджака, затем брюк. Таблетка — сейчас это единственный шанс.
«Только бы помогло, хоть немного сбить жар…»
Сердце колотилось где-то в горле. Найдя наконец маленькую картонную коробочку, он дрожащими пальцами вырвал блистер и выдавил таблетку. Уже наклонился к Чонёну, собираясь протолкнуть лекарство ему в рот, но резко замер. Нужна была вода.
Дохон судорожно рванулся с места. Вся его обычная выдержка, холодная собранность испарились без следа; он метался по комнате, едва соображая, куда кинуться. Он задыхался — тяжело, прерывисто, будто кто-то невидимый сдавливал ему грудь, выбивая остатки воздуха.
— Ху-ух… — Часть его сознания, та, что отвечала за холодный рассудок, отчаянно сигналила, что паника — худший помощник. Но перед глазами было пылающее жаром, мертвенно-бледное лицо Чонёна с плотно сомкнутыми веками, и здравый смысл улетучивался, как дым. Голова, казалось, вот-вот взорвётся от роящихся сомнений, на которые не находилось ответа.
«А что, если это снова те проклятые таблетки? Правильно ли я поступаю, просто наблюдая, как он угасает? Может, схватить его и немедленно везти в больницу, наплевав на всё?»
Неведение било по нервам, медленно сводя с ума.
«Почему я ничего не заметил ещё на рассвете? Он ведь казался почти нормальным… А потом всё так резко обрушилось. Или… он намеренно молчал, скрывал?»
Если бы Чонён только мог сказать, что у него болит, где… Но он лишь неподвижно лежал, и это мучительно-беспомощное ожидание разжигало внутри Дохона слепую ярость, смешанную с ледяным страхом.
— Ю Чонён, — голос Дохона был незнакомо севшим, напряжённым. — Пожалуйста, очнись хоть на минуту. Я принёс лекарство.
Дохон поставил стакан с водой, принесённой с кухни, на тумбочку и осторожно попытался приподнять голову Чонёна, подсунув руку ему под плечи. Но тот лишь страдальчески качнул головой, так и не открыв глаз. Несколько капель воды, которыми Дохон смочил ему губы, тут же каплей скатились по щеке к подушке.
Дохон торопливо отставил стакан и неловко вытер влагу с подбородка Чонёна рукавом пиджака.
— Ну почему ты… — пробормотал он и оборвался на полуслове. Обида и злость коротким жаром опалили сознание. Даже в такой ситуации Чонён предпочел обратился не к нему, а связался с Хан Ирамом.
Словно Мун Дохон вообще ничего для него не значил.
Дохон в отчаянии смотрел на неподвижное тело, совершенно не понимая, что предпринять. Все мыслительные процессы остановились. Он, привыкший всегда находить выход, мгновенно оценивать ситуацию и принимать решения, сейчас ощущал в голове лишь звенящую пустоту.
— Хм-м… хм-м… — неожиданно Чонён издал тихий сдавленный стон и беспокойно дёрнул плечом.
— Ю Чонён? — Дохон вздрогнул, словно очнувшись от оцепенения, и тут же крепко сжал горячую руку Чонёна. — Ты меня слышишь? Можешь говорить? Очнись, надо выпить лекарство!
Дохон чуть настойчивее потряс его, продолжая звать, и ресницы Чонёна дрогнули, веки чуть приподнялись, но тут же снова тяжело опали.
— …Брать… не хочу… — прохрипел Чонён совершенно севшим голосом. — Кровь… больше… не хочу, чтобы брали.
Дохон непонимающе уставился на руку Чонёна, которую всё ещё стискивал в своей. Лишь через несколько долгих секунд до него наконец дошёл чудовищный смысл этих бредовых испуганных слов. Рука, которую он сейчас сжимал, была той самой, на которой тогда, после больницы, не осталось живого места от синяков и следов игл.
Даже сейчас, в беспамятстве, Чонён инстинктивно пытался выдернуть руку, спрятать её, и сдавленно стонал.
— Просто… выпишите меня снова… п-пожалуйста… Дохон-сси… мне… мне очень страшно…
— Нет… Нет, Чонён, это не то… — голос Дохона дрогнул, когда он торопливо покачал головой. — Никто не будет насильно брать у тебя кровь. Слышишь?
Но Чонён, казалось, совсем его не слышал. Продолжая бормотать что-то бессвязное, он пытался оттолкнуть Дохона ослабшей ладонью. Однако сил у него хватило лишь на пару жалких попыток — тонкая рука, беспомощно взметнувшаяся в воздухе, тут же безвольно опала на смятую простыню. С губ снова сорвался жалобный шепот:
Дохон смотрел на слёзы, скатывающиеся по пылающим щекам, не в силах издать ни звука. Лишь до боли стискивал зубы с ощущением, как внутри всё холодеет.
Так вот почему он так отчаянно сопротивлялся больнице… всё дело в тех давних воспоминаниях. Это осознание ударило Дохона под дых, сбивая дыхание. Причиной того ужаса, той боли, был он. Сам Мун Дохон.
Пальцы медленно разжались, выпуская горячую руку Чонёна. Тот сразу перестал бормотать и затих, лишь изредка вздрагивая всем телом.
Дохон долго, не отрываясь, смотрел на свои опустевшие руки. На эти руки. Ему вдруг показалось, что всё, к чему они прикасаются, обречено на разрушение. Ситуация. Отношения. И даже сам Чонён. Всё. Без исключения.