Съешь меня, если сможешь (Новелла) | Глава 5
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
За огромным панорамным окном сгущалась гроза. Тяжелые иссиня-черные тучи вспарывали разряды молний, и спустя мгновение доносился низкий угрожающий гул, от которого едва заметно вибрировали стекла.
Три дня спустя, как и было условлено, Эшли Джульетта Доусон вошел в пентхаус Доминика. В этот раз все было иначе. Никаких проверок и звонков. Охранник у дверей встретил его сдержанной, но дружелюбной улыбкой, а персонал в лобби без единого вопроса проводил к личному лифту.
Теперь он сидел в глубоком кожаном кресле напротив Доминика. Между ними на низком столике лежала шахматная доска из оникса и мрамора. Тишину нарушали лишь раскаты грома и мягкие щелчки передвигаемых фигур.
— Вы весь отпуск проводите здесь? Удивительно, — гладким светским тоном начал Эшли, делая ход. — Я был уверен, что вы отправитесь на свою виллу в Европе.
Доминик окинул взглядом доску, его лицо оставалось непроницаемым.
— В этот раз я решил остаться.
В ответ на этот безразличный тон Эшли позволил себе лукавую улыбку, его глаза чуть сузились.
Доминик поднял взгляд от доски, посмотрел прямо на него и тихо произнес:
— Ах, черт, — вырвалось у Эшли.
Он поспешно опустил глаза, ища спасение для своего короля. В этот момент Доминик напомнил, и его голос прозвучал так же неотвратимо, как приближающийся гром:
— Если ты проиграешь, предложение о найме аннулируется.
Эшли метнул на него короткий взгляд и уверенным движением передвинул фигуру.
— Партия не проиграна, пока король стоит на доске.
Король был спасен, мимолетный кризис миновал. Эшли даже позволил себе тень улыбки. Доминик, казалось, только этого и ждал. Его ответный ход был мгновенным, безжалостным и менял всю диспозицию. Улыбка сползла с лица Эшли. Он снова впился взглядом в черно-белые клетки, выискивая нужный маневр. Вот оно. Он потянулся к пешке, намереваясь перекрыть дорогу вражеской ладье.
В тот самый момент, когда его пальцы коснулись прохладной фигурки, Доминик внезапно нарушил тишину.
Рука Эшли дрогнула. Пешка соскользнула и встала не на ту клетку. Он замер, глядя на свою ошибку, и сдавленно выдохнул. В ту же секунду за окном ослепительно полыхнуло, и раскат грома сотряс комнату.
Пока Эшли смотрел на доску с ужасом, Доминик спокойно, почти лениво, протянул руку и забрал его беззащитного коня.
— Откуда вы узнали мое второе имя? — спросил Эшли. Голос был напряженным; в нем досада боролась с тяжелым обреченным вздохом.
Он не упустил возможности задать вопрос, застывший на губах в прошлую встречу. Доминик, с преувеличенной аккуратностью ставя захваченного коня рядом с доской, невозмутимо ответил:
— Моя секретарша очень способная.
— Разумеется, — в тоне Эшли было больше усталости, чем сарказма. — Ее специальность — копаться в чужом белье.
Он и сам не раз пользовался плодами подобных раскопок — находил тайны оппонентов и бил в самое уязвимое место. Ирония была в том, что сейчас на месте оппонента оказался он сам. Доминик тихо хмыкнул, словно это не имело ровным счетом никакого значения.
— Я этого не выбирал, — равнодушно ответил Эшли, не отрывая взгляда от доски. — Родители ждали дочь, но им не повезло и родился я. А больше детей мать иметь не собиралась.
Он передвинул ладью, выстраивая новую линию обороны.
— А сменить не думал? — спросил Доминик, оценивая отступление противника. Его собственная стратегия была ясна, но он не торопился, намеренно растягивая паузу и делая вид, что размышляет.
Эшли коротко обессиленно выдохнул.
И в самом деле, кого оно волнует? В документах это было лишь инициалом, в разговоре и вовсе опускалось. Доминик, вероятно, был первым, кто позволил себе произнести это имя вслух в его присутствии.
— Назвать сына в честь трагической героини Шекспира. Какой дурной вкус.
Слова совпали с движением. Доминик передвинул своего ферзя, и фигура из черного мрамора властно заняла ключевую позицию. Джульетта снова нахмурился, и по тому, как напряглась линия его челюсти, Доминик понял — он перекрыл ему путь. Задуманный ход был заблокирован.
— Трагедия трогает сердца, — небрежно бросил Джульетта, лихорадочно ища новые варианты.
Пока его взгляд бегал по доске, Доминик с обманчиво мягким голосом неторопливо продолжил:
— Трагедией принято называть саморазрушение, совершенное из-за череды глупых поступков.
Джульетта резко передвинул пешку — ход был слабым, почти бессмысленным — и поднял глаза. Доминик расслабленно откинулся на спинку кресла. Он улыбался. Это была улыбка охотника, который видит, что дичь окончательно запуталась в силках.
— А умилением — чувство облегчения, когда наблюдаешь за саморазрушением другого и понимаешь, что на его месте не ты.
Джульетта смотрел на него с нескрываемым изумлением. Он попытался возразить, и его голос прозвучал на удивление мягко в этой напряженной атмосфере:
— Наверное, они не считали это саморазрушением. Разве мало тех, кто следует за любимым человеком, не в силах пережить отчаяние от того, что его больше нет в этом мире?
Доминик едва не рассмеялся. Впрочем, он никогда в жизни не смеялся громко и открыто. Вместо этого уголки его губ скривились в жестокой насмешке.
— И поэтому умирают? Совсем дети, которым нет и четырнадцати?
— Да. Возможно, в юности они любили чище и страстнее, — без колебаний ответил Джульетта.
Доминик лишь неопределенно хмыкнул. Он в принципе не понимал самого концепта отчаяния. Тем более такого, что толкает на самоубийство. Какой нелепый бред. Он не верил, что человек способен испытывать подобные чувства. Для него это было лишь красивым литературным оправданием для слабого существа, которое пасует перед обстоятельствами и выбирает побег.
— Похоже, вы совершенно не способны на сочувствие, — Джульетта выдавил из себя слабую примирительную улыбку. Эта попытка разрядить обстановку была его главной ошибкой.
Воспользовавшись этой мимолетной потерей концентрации, этой секундой, когда Джульетта был человеком, а не игроком, Доминик сделал последнее выверенное движение ферзем. Фигура скользнула по доске и встала с тихим окончательным щелчком.
— Ах! — Возглас вырвался откуда-то из глубины души.
Джульетта впился взглядом в доску, лихорадочно прослеживая пути отхода, но их не было. Полный, абсолютный тупик. Одна глупая ошибка, один отвлеченный разговор — и все это привело к сокрушительному поражению.
Доминик с холодным интересом наблюдал за его реакцией. Он намеренно отвлек его, заманил в словесную ловушку. Джульетта, без сомнения, понимал это. И что теперь? Как он поступит? Молча проглотит досаду и признает поражение? Или взорвется от гнева, укажет на нечестный прием и потребует переиграть партию?
Конечно, он не станет возражать. Если бы хотел оспорить партию, то сделал бы это сразу.
— Что ж, я проиграл, — Джульетта с обезоруживающе сияющей улыбкой признал свое поражение. Он легко вскинул обе руки в шутливом жесте капитуляции, и на его лице не было ни тени разочарования. — Вы как всегда великолепны, мистер Миллер. Что в зале суда не упускаете оплошностей противника, что за шахматной доской. Впервые сталкиваюсь с такой агрессивной и красивой игрой. Мне с вами не сравниться.
Доминик, слушая этот гладкий непрекращающийся поток комплиментов, чуть прищурился. Уголки его губ поползли вверх в усмешке.
— Лесть, конечно, не твоё сильнейшее оружие. Но звучит почти убедительно.
В ответ на его неторопливый, полный скрытой насмешки голос, Джульетта так же лукаво улыбнулся:
— Я же стараюсь произвести впечатление. Как думаете, выходит?
Несмотря на свою кажущуюся хрупкость, в нем была изворотливость и упрямство угря. Глядя в эти игриво блестящие глаза, Доминик находил все меньше сходства с трагической героиней Шекспира.
«Наивный юноша, не ведающий, что идет к своей гибели, не вел бы себя так. Этот все прекрасно понимает».
— Как насчет следующей партии? — голос Джульетты прервал его размышления.
Доминик посмотрел на мужчину, который всем своим видом показывал нетерпение. Тот подался вперед, ожидая ответа, и в его позе читалось отчаянное желание немедленно отыграться, решить исход здесь и сейчас, не теряя ни минуты. Разумеется, мысли Доминика были совершенно иными. Ему нравилось растягивать удовольствие.
— Через неделю, — мягким, почти интимным голосом произнес он, смакуя каждое слово. — Следующая партия через неделю, Джульетта.
Он сделал паузу, наслаждаясь тем, как блеск в глазах напротив на мгновение померк.