Отвали (Новелла) | Глава 113
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
— Выход? Такой такой выход? — нетерпеливо спросил Итан, подавшись вперёд всем телом.
Венди подняла руку, призывая его к спокойствию. Её лицо, на котором научное любопытство сменилось шоком, стало серьёзным и сосредоточенным.
— В конечном счёте, это наркотик, хоть и с уникальным механизмом действия. Теоретически, мы можем попытаться противодействовать ему коктейлем препаратов, используемых для лечения тяжёлых опиоидных зависимостей. Это не прицельное лечение, а скорее попытка заглушить симптомы и разорвать цепь зависимости на неврологическом уровне. Гарантий, разумеется, никаких. Но совсем без эффекта такая терапия не останется. Однако, каким именно будет это действие и насколько сильным… — она сделала значимую паузу, давая им осознать всю шаткость этого плана.
На этот раз вопрос задал Эллиот. Его голос, в отличие от голоса Итана, был тихим и острым, сквозившим готовностью к решительным действиям.
— Вы хотите сказать, что клинических испытаний на людях не проводилось? Никогда?
— Верно, — Венди встретила его взгляд без колебаний и задумчиво потёрла подбородок. — Всё, что у нас есть, — это анализ состава и несколько лабораторных симуляций. Это лишь гипотеза, Эллиот. Гарантировать результат я не могу. Но на данный момент это единственное оружие, которое у нас есть.
Эллиот медленно моргнул, решительность во взгляде сменилась страхом за брата, и бледное лицо стало совсем серым. Он повернулся к Итану и увидел, что тот тоже смотрит на него — между ними повисла безмолвный, полная ужаса тишина. В оглушительном молчании лаборатории вдруг стал отчётливо слышен гул вентиляции.
— Если… — осторожно начал Эллиот, и ему, казалось, стоило огромных усилий заставить свой язык шевелиться, — если всё пойдёт по наихудшему сценарию… Какого результата можно ожидать?
Венди глубоко вздохнула. Её профессиональная отстранённость пошла трещинами.
— Мы говорим о полном, необратимом повреждении коры головного мозга. О тотальном неврологическом коллапсе. Это не просто потеря памяти. Это стирание личности. Человек, которого вы знали, перестанет существовать.
Услышав это, Эллиот замер, все мышцы застыли, превратив его в гранитное изваяние. Он больше не мог вымолвить ни слова.
Двое мужчин молча вернулись в комнату для переговоров. Стерильный воздух офиса казался особенно холодным после напряжённой атмосферы лаборатории.
— Вот, выпей, — Итан вложил в руку Эллиота ледяную банку кофе.
Тот сидел на стуле, глядя в одну точку, и, казалось, даже не заметил этого жеста. Лишь через несколько секунд очнулся, машинально поблагодарил и вскрыл банку. Резкий жестяной щелчок прозвучал в тишине ужасно громко. Итан сел напротив, не в силах отвести от Эллиота мрачный взгляд.
— И что ты собираешься делать? — наконец, задал он тяжелый вопрос.
Эллиот не ответил, сделав медленный глоток. Он смотрел на стол перед собой, но видел не его лакированную поверхность, а два пути, каждый из которых вёл в ад. Оставить Дилли в его нынешнем состоянии — послушной, безвольной куклой, рабом чужих феромонов. Или рискнуть и попробовать лечение, которое с той же вероятностью могло навсегда стереть его брата из этого мира.
Итан наблюдал за ним, не смея нарушить тишину. Он и сам чувствовал себя раздавленным. Ситуация была не просто немыслимой — она была чудовищной, и он оказался в самом её центре.
— Фу-ух… — Итан со вздохом взъерошил волосы и залпом осушил свою банку, после чего с силой скомкав её в руке.
Этот резкий звук, казалось, вывел Эллиота из оцепенения. Он медленно поставил недопитый кофе на стол. Когда он снова поднял глаза на Итана, в них больше не было ни паники, ни растерянности. Лишь холодная, как сталь, решимость.
— Я должен дать брату это лекарство.
Движение замерло на полпути — рука Итана, почёсывавшая затылок, застыла в воздухе. Он уставился на Эллиота широко раскрытыми глазами, в которых забурлил неподдельный ужас. Увидев эту несвойственную юношам его возраста решимость, он растерянно открыл и закрыл рот, прежде чем с трудом возразить:
— Но ведь это… если что-то пойдёт не так, это будет уже точка невозврата. Ты понимаешь?
— Вы боитесь, что мозг моего брата будет разрушен? — говоря это, Эллиот криво усмехнулся. В его глазах не было веселья, лишь горькая ирония. Словно сама ситуация была до абсурда жестокой, он тихо спросил: — А сейчас, по-вашему, мой брат в порядке? Сейчас его мозг не разрушен?
Итан не нашёлся, что ответить, лишь сглотнул, но слова застряли в горле. Он ведь не видел Дилли. Всё, что было известно, он знал со слов этого отчаявшегося парня. Он не имел права ни отговаривать его, рискуя оставить Дилли в рабстве, ни поддерживать, толкая на шаг с необратимыми последствиями. Внутренний голос шептал: «Если всё действительно так, как он говорит, может, и стоит попробовать хоть что-то…»
— И всё же, — наконец глухо произнёс Итан, — давать сильнодействующие препараты без согласия пациента и назначения врача — это преступление. Я коп. Я не могу в этом участвовать.
Он медленно поднял руки в примирительном жесте, словно сдаваясь судьбе, встал и, не смея больше смотреть на Эллиота, медленно покинул помещение. Эллиот молча смотрел ему вслед, на массивную дверь, закрывшуюся с тихим щелчком. Он и не рассчитывал на помощь. Нельзя просить блюстителя закона участвовать в его нарушении, даже во имя спасения.
«Достаточно того, что я знаю способ», — подумал он.
Тишина стерильной комнаты давила на уши. Эллиот снова и снова прокручивал в голове слова Венди, взвешивая каждый риск. Достать препарат для лечения наркозависимости несложно. Деньги — не проблема. Настоящая проблема — как доставить лекарство брату, находящемуся под круглосуточным контролем в особняке Хёрстов.
Внезапная мысль обожгла холодной яростью, и он сжал кулаки так сильно, что затряслись напряженные руки.
«Если Люсьен Хёрст смог тайно пичкать его наркотиком, превращая в раба, значит, и я смогу тайно дать ему лекарство, чтобы его спасти».
— Добро пожаловать, Эллиот. Рад тебя видеть.
На бархатистое приветствие Люсьена, сказанное излишне дружелюбным тоном, Эллиот ответил самой любезной и искренней улыбкой, на какую только был способен. Он протянул руку, чувствуя крепкое уверенное рукопожатие хозяина дома.
— Спасибо, что позволили прийти, мистер Хёрст. Право слово, я просто не мог больше терпеть, так соскучился по брату.
Он заставил себя издать короткий, немного смущённый смешок, какой и должен быть у любящего младшего брата. Люсьен улыбнулся в ответ — идеально отточенной светской улыбкой, которая, впрочем, не затронула его холодных фиалковых глаз.
— Конечно, я понимаю. Сколько прошло, почти десять лет? Или уже больше?
— Да, мне так много нужно ему рассказать! — ответил Эллиот, вкладывая в свой голос столько преувеличенного восторга, сколько смог изобразить. Он даже картинно развёл руками, показывая масштаб новостей, которыми ему не терпится поделиться.
На губах Люсьена мелькнула кривая усмешка — усмешка хозяина положения, снисходительно наблюдающего за суетой.
— Потерпи немного. Дилли всё ещё слаб, так что надолго задержаться не получится.
— Конечно, я всё понимаю… Именно поэтому, мистер Хёрст, я и хотел спросить, — Эллиот сделал шаг ближе, — могу ли я видеться с братом часто, пусть и ненадолго?
Люсьен, уже было направившийся в гостиную, остановился и медленно обернулся. Эллиот тут же состроил самое жалобное и умоляющее лицо.
— Раз уж мы не можем говорить подолгу, я бы хотел хотя бы видеть его чаще. Хотя бы на час, время от времени. — Он помедлил, а затем добавил тихим, доверительным тоном, словно делясь сокровенным секретом: — По правде говоря, наши родители… они всё ещё не простили брата за его уход. Но я очень хочу, чтобы наша семья снова была вместе. Я так надеюсь, что они смогут прийти на вашу с ним свадьбу, мистер Хёрст. Это был бы идеальный повод для примирения.
— Конечно, если бы так случилось, это было бы замечательно, — немного помолчав, будто взвешивая чужие слова, произнёс Люсьен, и жёсткие черты его лица на мгновение смягчились.
Слово «свадьба» было ключом. Эллиот почувствовал, как напряжение в воздухе слегка ослабло. Он нащупал слабое место этого человека.
— А когда примерно вы планируете церемонию? — тут же спросил он с самым сочувствующим видом. — Я немного беспокоюсь из-за состояния брата. Ему ведь нужно полностью прийти в себя к такому важному дню.
Люсьен на секунду склонил голову набок, а затем небрежно махнул рукой, словно отгоняя несущественную проблему.
— К тому времени он поправится. Он и сейчас уже гораздо лучше, чем был раньше.
— Трансформация, должно быть, отнимает столько сил. Какое счастье, что вы всё это время были рядом и заботились о нём, мистер Хёрст, — Эллиот посмотрел на Люсьена с выражением неподдельного, даже благоговейного восхищения.
И тут произошло нечто странное. Бледное аристократическое лицо Люсьена неуловимо изменилось — по щекам словно скользнул лёгкий румянец. Эта смесь смущения и явного, нескрываемого удовольствия от похвалы на мгновение выбила Эллиота из колеи. Он ожидал чего угодно: снисходительности, самодовольства, но не этой почти детской реакции.
— Тогда подожди здесь, — голос Люсьена прозвучал мягче обычного. Он проводил Эллиота в огромную, отделанную тёмным деревом гостиную, и тут же бесшумно удалился.
Оставшись один в гнетущей тишине роскошного зала, Эллиот с ровной напряженной спиной опустился в глубокое кресло. Фасад любящего брата рассыпался, обнажив клубок холодных запутанных мыслей. Люсьен, похоже, действительно… любит Дилли. В своей чудовищной, извращённой манере. Доказательством служила та неприкрытая радость, которая вспыхивала в нём при упоминании их как пары. Это не было поведением простого садиста или похитителя. Это было нечто куда более сложное и пугающее. Люсьен был не просто тюремщиком. Он был чудовищем, которое обожало жертву, которую поймал в свои сети.
«Неужели я ошибаюсь?.. Неужели всё это — лишь плод моего воображения?»
Мысль была отчаянной, слабой, но он зацепился за неё. Если искренне кого-то любишь, то хочешь о нём заботиться, защищать его. Если Люсьен действительно любит Дилли, разве мог бы он намеренно ломать его, превращать в безвольную куклу? А если… если он сделал всё это, несмотря на свои чувства, или, что ещё хуже, из-за них…
«Боже мой. Да он не просто жесток. Он абсолютно безумен».
Это осознание пронзило его вспышкой холода в позвоночнике. Эллиот, чтобы вернуть себе чувство реальности, инстинктивно коснулся твёрдого флакона с лекарством во внутреннем кармане сквозь ткань пиджака. Холодный, реальный предмет в мире удушающей роскоши и лжи. Пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, он заставил себя осмотреться — взгляд скользнул по тёмным углам гостиной, лепнине на потолке, немигающим стеклянным глазам фарфоровых статуэток. Здесь наверняка были скрытые камеры. Человек с такой одержимостью, способный калечить объект своей любви, никогда не оставит его наедине с чужаком. Каждый его жест, каждое слово сейчас были под наблюдением этих безумных фиалковых глаз.
«Пожалуйста, Господи, пусть я ошибаюсь».
Эллиот с отчаянием зажмурился, делая глубокий рваный вдох. Он несколько раз до боли сжал и разжал кулаки, пытаясь унять дрожь во всем теле. И именно в этот момент услышал шаги в коридоре. Один звук — твёрдый, уверенный, хозяйский. Второй — мягкий, шаркающий, безвольный. Двое. Убедившись в этом, он выпрямился и уставился на резную дверь. Сейчас. Сейчас он увидит Дилли.
Приближающиеся шаги замерли. Раздался короткий формальный стук, и через несколько секунд дверь отворилась. Эллиот, начавший было неловко подниматься на ноги, застыл на полпути. Весь его наспех выстроенный план, всё самообладание рассыпались в прах при виде вошедших.
Дилли почти висел на Люсьене, который поддерживал его за талию. В его глазах по-прежнему была лишь пустота, а на лице застыла безжизненная, жуткая в своем безволии маска. Это был его брат, и одновременно — совершенно чужой человек, оболочка, лишённая души. В груди Эллиота вскипела такая ярость, что ему на миг перехватило дыхание. Он едва подавил животное желание броситься вперёд, схватить Люсьена за шёлковый воротник и закричать, начать выть зверем, бить, пока от этого ублюдка не останется мокрого места.
Вместо этого мышцы лица с трудом сложились в улыбку. Он надеялся, что этот перекошенный, дрожащий оскал сойдёт за выражение безграничной радости, сдерживаемой из последних сил. Желание плакать, по крайней мере, было совершенно искренним.
— …Брат, — сдавленно выговорил Эллиот, затем, преодолевая спазм в горле, добавил: — Я скучал.
Это было всё, на что его хватило. Быстро вытерев тыльной стороной ладони предательски выступившие слёзы, он издал короткий сухой смешок, прозвучавший в тишине комнаты абсолютно чужеродно. Люсьен смерил его взглядом, полным разыгранного сочувствия, после чего плавно подвёл Дилли к дивану и осторожно усадил его. И, как Эллиот и ожидал, сел как можно ближе, пытаясь хотя бы своим присутствием отгородить брата от чужого влияния
«Итак. Начнём,» — мысленно выдохнул он, сжав дрожащий руки в кулак.
Он с трудом сглотнул, чувствуя, как пересохло во рту, и заставил себя заговорить ровным мягким голосом:
— Я так рад снова тебя видеть, брат. Как ты себя чувствуешь?