Экс-спонсор (Новелла) | Глава 109
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Чонён вздрогнул от неожиданности и машинально натянул одеяло до самого лба, потом — выше, закрывая голову целиком. Примитивно, но ничего надёжнее, чтобы спрятаться от Дохона, в ту секунду не придумалось. Под плотной тканью было душно и темно; только собственное учащённое дыхание и грохот сердца отдавались в ушах.
«Чёрт… Что сказать?» — он прикусил губу, чувствуя, как она начала ныть. В памяти всплыли вчерашние сцены во всех отвратительных подробностях: его попытка чуть ли не криком доказать, как он ненавидит Дохона, вспышка тошноты, туман в голове. Потом — мокрый кафель, чужие руки, пытавшиеся стянуть с него испачканную рубашку, бессвязные, сорванные с плача слова…
— Хаа… — глухой вздох сорвался сам собой, и тут он услышал, как шаги приближаются к кровати. Он затаил дыхание: весь обратился в слух, как настороженный зверёк.
Шаги остановились впритык. Даже сквозь толстое одеяло ощущалось — Дохон стоит рядом, его тёплая тень тяжело нависает, будто ещё одно покрывало.
«Надо было просто спокойно сказать, что сам справлюсь. Но вчера я так его ненавидел, и меня захлестнули такие мрачные чувства, вот и оттолкнул его, когда он пытался помочь. Рыдающий, жалкий… стыдобища».
К счастью, после долгого сна тело ощущалось удивительно лёгким: ни тошноты, ни привычной тяжести в висках. «Он, может, дал мне лекарство, пока я спал? Какое у него было тогда выражение лица? Не помню… только тошноту и мутную боль в груди».
Чонён понуро теребил край одеяла. «Всё равно с ним ничего не получается так, как я хочу. Злость на самого себя берёт».
— Так и будешь лежать? — раздался голос Дохона.
Чонён даже не дёрнулся. В ответ — тишина под одеялом.
— Ну ладно. Отдыхай. Вставай, когда захочешь.
— Одежда в шкафу, возьми, — произнес Дохон, не повышая голоса.
Услышав, что тот успел постирать его вещи, Чонён резко откинул одеяло; по коже скользнул прохладный утренний воздух.
— А ваша одежда? — вспомнив, как вчерашняя рвота испачкала дорогой костюм, он поднял взгляд.
Дохон уже был одет в свежий, безукоризненно выглаженный костюм.
«Я думал, он будет смотреть с презрением…» — Чонён поймал себя на этой мысли и удивился его неизменной невозмутимости.
— Ты ведь говорил, что не переносишь мои «подарки». — Дохон едва заметно повёл подбородком в сторону. — Твои вещи я отправил в химчистку.
— П‑понятно… — Чонён опустил голову; пальцы беспомощно стискивали край одеяла.
«Зачем он подошёл? Сказать что-то?» — зрачки метались по комнате в поисках опоры. — «Мог ли я вчера наговорить ещё чего‑то, пока не пришёл в себя?»
— Вчера ты назвал меня ублюдком. Чего сегодня такой тихий? — Сухой голос Дохона резанул слух; Чонён вздрогнул, горячий укол вины кольнул под рёбрами.
— Это… вы сами начали грубо говорить…
Дохон шагнул ближе и, будто прислушиваясь к дыханию, чуть наклонил голову:
— Всё ещё плохо? — спросил вполголоса, протягивая ладонь.
«Хочет проверить температуру?» — Чонён отшатнулся почти рефлекторно; сердце громко бухнуло о рёбра.
Комната застыла в неловком молчании. Где‑то вдали отсчитывали секунды часы.
Чонён нервно пригладил растрёпанные после сна волосы. Дохон, словно почувствовав духоту, быстро расстегнул пиджак — лёгкий запах дорогого шампуня разлил по комнате свежую волну.
Мысль догнала запоздало, и глаза Чонёна расширились:
— А… сейчас собираетесь? — пробормотал он, неловко поёрзав.
Дохон нахмурился, явно не понимая.
— Ну… секс, — буркнул Чонён, будто проглотил камешек. «Он расстегнул пиджак — значит, намерен раздеваться. Вчера ведь не получилось…»
Взгляд Дохона медленно скользнул по фигуре Чонёна в гостиничном халате и остановился.
— Хочешь? — короткий вопрос вернулся бумерангом.
Чонён вспыхнул, но удержал голос ровным:
— Тогда мне придётся ехать на работу, — спокойно заключил Дохон, не сводя глаз.
«Шутка? Или всерьёз? Совсем на него не похоже… как реагировать?» — чёткие мысли вихрем промелькнули в голове Чонёна.
— …Тогда… езжайте на работу, — после короткой паузы, словно возвращая слова, произнёс он. Уголок губ Дохона тронулся лёгкой усмешкой.
— Поешь, когда окончательно проснёшься.
— А вы? Уже успели позавтракать?
От этого короткого ответа Чонёну вдруг вспомнились слова домработницы, и на душе стало неспокойно.
«Если аджумма говорила правду, и Дохон обычно ест очень просто по утрам... то получается, за эти три года ни я, ни он не наслаждались роскошными завтраками. Для кого и для чего тогда всё это было?»
Волной накрыло чувство пустоты и нелепости их прежней жизни.
Он кашлянул, собираясь с духом:
Дохон застёгивал часы на запястье; металлическая застёжка негромко щёлкнула. Чонён торопливо накрыл его руку своей:
— С сегодняшнего дня перестаньте переводить деньги моему дяде и брату.
— Почему? — спросил Дохон без тени удивления.
Чонён считал, что говорит то, что должен, чтобы исправить несправедливость, но Дохон отреагировал так, будто совершенно не понимает.
— Пусть сами о себе заботятся. Работают, подрабатывают. Эти выплаты — исключительно за учёбу брата, а значит, это его ответственность.
— Но тебе же будет тяжело, — спокойно возразил Дохон.
Чонён словно споткнулся о невидимый барьер. Взгляд Дохона был чист, лишён подтекста, будто тот и правда платил лишь ради него.
«Он прав… Как только деньги исчезнут, семья накинется на меня. Они не станут молчать, лишившись халявы, которая доставалась им просто так».
Но и другое было недопустимо — позволить Дохону продолжать подпитывать чужую лень, теперь, когда правда всплыла на поверхность.
— Но это неправильно — чтобы вы оплачивали нужды моей семьи, — Чонёна бросило в жар при одной лишь мысли о родственниках, годами тянувших из него деньги.
— Теперь они должны сами справляться. Нет, даже если бы мы не развелись, то, что они брали деньги, уже было бы ошибкой. А если и придут ко мне — это мои трудности, — закончил он отрывисто.
Дохон, слегка потирая подбородок, задумчиво склонил голову.
— Если планируешь продолжать сниматься, всё‑таки обдумай ещё раз, — произнес он ровно.
— Семейные скандалы — плохой пиар. Да, их пока нет, но зачем рисковать? — слова Дохона прозвучали как сухая констатация фактов.
— То есть вы намерены и дальше платить, будто ничего не изменилось?
— А есть веские причины отказываться? — вновь ответил он вопросом.
— …Вас вообще не бесит содержать посторонних людей, с которыми вы даже не в родстве? — не сдержался Чонён. «Даже самый богатый не стал бы кормить таких нахлебников, а уж такой прагматик, как Дохон…»
— Ну… Господин Ю Чунчжэ погиб из‑за меня. И, в конце концов, это твоя семья, — Дохон всё тем же задумчивым жестом провёл пальцами по подбородку.
Ю Чунчжэ, двоюродный дядя Чонёна, три года назад погиб в Америке, заслонив собой Дохона во время аварии. Лишь теперь Чонён осознал, что, вероятно, помощь семье была не жестом капризной щедрости.
— Я решил не говорить, зная, что ты будешь переживать, — тихо добавил Дохон.
Чонён ощутил острый укол благодарности, но сердце мгновенно сжалось: «Бесплатного в его мире не бывает… За доброту всегда следует расплата».
Какая‑то мысль обожгла его, будто раскалённый шип. Чонён судорожно закусил губу, пальцы дрогнули и осторожно коснулись лацкана чужого пиджака.
— Вы ведь не собираетесь использовать мою семью, чтобы шантажировать меня? — спросил он едва слышно, ловя взгляд Дохона; на последних словах голос предательски дрогнул.
Дохон будто опешил. Губы приоткрылись, но ответа не последовало. Он только изучающе смотрел на Чонёна, и выражение лица распалось на странную смесь — злость? растерянность? — непонятно. От этого молчания стало ещё страшнее.
«Неужели он и вправду способен на такое?.. Но ведь последняя вера в него уже давно обратилась в пепел», — холодком пронеслось у Чонёна. В памяти вспыхнул эпизод, когда Дохон угрожал судьбой его коллег, и кровь запульсировала в висках.
— Мне не нужны ваши деньги. Всё, что вы дали, я верну, сколько бы времени ни ушло, — произнёс он ровно, подчёркнуто спокойно. — Мне… и так тяжело сейчас. Не втягивайте ещё и дядю с братом. Вы же сами видите — мне бежать некуда.
На этот раз лицо Дохона исказилось.
— Я семью… — он осёкся, потом глухо продолжил: — Я не собирался шантажировать тебя ими. Это и твои родные, и долг перед господином Ю Чунчжэ. Я лишь хотел помочь.
— А… — Чонён кивнул, но тревога не отпускала; он сглотнул, пытаясь смягчить пересохшее горло.
— Вчера вы сказали, чтобы я не лгал, — ресницы дрожали, опускаясь вниз. — Я… когда слышу, что вы «помогаете», благодарности не чувствую. Мне… просто страшно.
— Чонён‑а, — тихо отозвался Дохон.
— Если я окажусь в беде, прошу, не вмешивайтесь. Дайте мне справиться самому — так я буду спокойнее, — Чонён вцепился в его пиджак, умоляюще глядя снизу вверх. — Та бездна, о которой вы говорили… я боюсь, она окажется слишком болезненной.