April 1

ЧТО ДЕЛАТЬ, чтобы взять власть? ЕБЯБН-4

Продолжаю серию просветительских статей из серии «Если бы я был Навальным» (часть 1|часть 2|часть 3). Выше мы рассмотрели способы, КАК МОЖНО прийти к власти. Исходя из этого можно уже рассуждать, ЧТО НУЖНО СДЕЛАТЬ для этого. В комментариях возникли споры по поводу раскола элит. Высказывались мнения, что любая революция – и революция сверху, и революция снизу становится возможными только благодаря расколу верхов, которые и могут быть единственным революционным субъектом. А массовка, дескать, ничего не решает. Следовательно само деление революций на верхушечные и низовые не имеет смысла. Это в корне не верно.

Объясняю простыми словами. Противоречия внутри социума существуют всегда. Благодаря им происходит развитие человеческого общества. Противоречия существуют как между верхами и низами, так и внутри господствующего класса, правящей верхушки. Существуют и многочисленные механизмы разрешения этих противоречий. Революции происходят только тогда, когда эти механизмы перестают работать или перестают отвечать изменившимся условиям.

Например, сословный суд защищает интересы высшего сословия – аристократии. Когда появляется буржуазия – она заинтересована в гражданском суде, который будет решать споры в соответствии с законом, а не по принципу «кто родовитее – тот и прав». Если правовая система остается феодальной – значит капитализм не может развиваться и страна отстает в развитии от других. Но помимо этого возникает противоречие внутри элиты – интересы богатеющей буржуазии ущемлены, а беднеющая аристократия имеет привилегии, консервирующие их господствующее положение. Если противоречия не разрешается в ходе реформ, то они накапливаются и приводят к буржуазной революции. Революционным классом является буржуазия, она и выигрывает в случае успеха революции.

Но при этом выигрывают и низы, ибо при разрушении сословного общества и перехода к обществу гражданскому правами (личными свободами) наделяется все население – вчерашние крепостные рабы тоже становятся гражданами. Вчерашние их рабовладельцы становятся равными перед законом со своими бывшими холопами. Таким образом появляется новый механизм разрешения социальных противоречий – суд, который разрешает споры, руководствуясь законом, а не принципами сословной сегрегации.

И, кстати, данный пример показывает, чем отличается политическая революция от социальной. В результате политической революции одна группа лиц сменяет у кормила и кормушки другую – только и всего. Но если меняются условия жизни всего общества – то эта революция носит социальный характер. Иногда социальная революция происходит в ходе реформ без революции политической. Пример – переход Китая от коммунистической диктатуры к капитализму… под руководством компартии. Диктатура, кстати, тоже никуда не делась. И наоборот, иногда политическая революция происходит со свистом и грохотом, однако глубоких социальных последствий не имеет. Пример – киевский майдан 2014 г. Януковича свергли, его клан от власти и корыта устранили. Что поменялось для низов? Абсолютно ничего – они не обрели новые права, новые возможности, не заработали новые социальные лифты. И даже старые работать лучше не стали.

Так вот, на примере буржуазных революций XIX века мы видим, что в их ходе одна часть элит оттесняет от власти другую и получает полный контроль над системой управления. Да, какие-то «вакансии» заполняют пассионарии снизу, но этот процесс называется кооптацией. Верхи готовы чутка поделиться властью с талантливыми выходцами из низов, если им это выгодно. Например, в армии революционной Франции маршалом мог стать талантливый солдат-простолюдин, и именно это делало французскую армию эффективнее на поле боя, нежели сословные армии окружающих монархий, где талантливым офицерам незнатного рода карьеру сделать было сложно. В британской армии вплоть до второй половины XIX века офицерские должности совершенно официально покупались. То есть командир батальона, уходя в отставку, продавал свой офицерский патент другому офицеру – и тот занимал его место. Весьма сомнительная система. Поэтому Франция не только могла противостоять общеевропейским коалициям, но даже почти всегда их побеждала благодаря качественному превосходству своих войск.

Главный (квалифицирующий признак) признак революции сверху: движущим противоречием является противоречие между различными частями элиты, борющихся за доминирование. Если революция побеждает – система управления в целом сохраняется, но переходит под контроль реформаторов, которые зачищают ее от проигравших консерваторов и реформируют под себя. И, как я сказал выше, в новую элиту частично кооптируются энергичные выдвиженцы снизу.

Революцию снизу вызывают противоречия между верхами и низами. В случае победы низовой революции система управления обновляется полностью, и ее занимают представители низов. А представители старой элиты могут быть кооптированы в новую систему управления, если в них есть нужда.

Хрестоматийный пример дает нам русская революция 1917 г., которая, являясь одним неразрывным процессом, вместила в себя две последовательные политические революции, ставшие прологом глубокой социальной революции. В феврале произошла революция сверху. Генералы вообще не хотели никакой революции, в их планах была лишь замена невменяемого царя Коли на покладистого царя Мишу. Но что-то (на само деле – вообще все) пошло не так, и монархия рухнула. Однако власть перешла в руки буржуазии – то есть части существующей элиты, которая при самодержавии была на вторых ролях, а теперь обрела всю полноту власти. Первый состав временного правительства, в котором заправляли аграрные и промышленные магнаты, эту ситуацию отражал вполне наглядно.

Одновременно сложилась ситуация двоевластия – признак любой политической революции: временное правительство проводило интересы верхов, а советы отражали интересы низов. Сложилось новое движущее противоречие – верхи топили за войну до победного конца, а низы жаждали мира (а также земли и гражданских свобод, но это они уже как бы получили явочным порядком по итогам Февраля).

Это противоречие и привело к революции снизу. В ходе октябрьского переворота власть получили не представители старой элиты, а те, кто при царизме находился в абсолютно маргинальном состоянии. Старая система управления рухнула, не только аристократия, но и буржуазия оказались отодвинуты от рычагов управления. Формально власть перешла к советам – местным, заводским, отраслевым, солдатским. Фактически власть на местах брал тот, у кого было 200 штыков и пять пулеметов. В Центре формально власть была у временного рабоче-крестьянского правительства, избранного II Съездом советов, фактически – у коалиции большевиков и левых эсеров. С лета 1918 г. установился режим однопартийной диктатуры.

При низовой революции меняются не лица в системе управления, меняется сама система управления со всеми ее институтами. Именно это и произошло в октябре 17-го (точнее, процесс начался, растянувшись на несколько лет). Не стало ни полиции, ни прокуратуры, ни судов, ни армии, исчезли министерства и их департаменты. Появились ВЧК, красная гвардия, Красная армия, ревтрибуналы, ВЦИК, Совнархоз, Совнарком и т. д. Вместо налоговой системы – продналог и госзаказ. Менялись именно управленческие институты, правовая система, менялись принципы формирования органов власти.

Но представители старой элиты, особенно военной, научной, культурной, охотно кооптировались новой властью в новые органы управления. Собственно, Красную армию удалось быстро сформировать благодаря тому, что большинство офицеров Генштаба перешли на сторону красных. Да, дивизиями и армиями часто командовали бывшие прапорщики и поручики, а то и вообще штатские, но в оперативных управлениях штабов армий, фронтов и в Главном штабе РККА сидели не лихие комиссары в пыльных шлемах, а снявшие погоны старорежимные полковники и подполковники-генштабисты, на которых и лежала нагрузка по планированию фронтовых операций. В военных академиях преподавали то же бывшие высокоблагородия.

Так что вопрос о направленности революции – будет эта революция сверху, или революция снизу – отнюдь не надуман. Это вопрос политической стратегии, и он упирается в ключевой фактор – субъектность революционеров. И только потому, что революционный субъект маргинален по отношению к действующей элите, вариант заговора в верхах полностью исключен.

На это мне возражают, что, дескать, внутри путинской элит углубляется раскол, и потому верхушечный переворот с каждым днем все более вероятен. Дескать, он чуть было не случился в мае прошлого года, когда у Женьки Пригожина (криминальный элитарий третьего эшелона) снесло крышу и он рванул в поход на Москву.

Возможности, а, главное, намерения Пригожина, сильно преувеличены, тут каждый фантазирует то, что ему нравится. Но суть в другом. Ведь я рассуждаю как бы от лица либеральной оппозиции, поэтому цикл и называется «Если бы я был Навальным» (ЕБЯБН). Да, гипотетически силовики могут расколоться, и какая-то группировка устроит полноценный госпереворот. Если он увенчается успехом, можно будет говорить о политической революции. Но к ней беглые либералы ни малейшего отношения иметь не будут. Если даже Пыню придушат в постели его же ФСОшники или застрелит армейский спецназ, ходорковцы и навальновцы не обретут политической субъектности. Политическим субъектом станет группировка силовиков, часть нынешней мафиозной элиты. Глупо ждать, что, например, Патрушев и Бастрыкин, устранив Плешивого утырка, тут же объявят демократию, выпустят на свободу политзеков и отдадут власть либералам-эмигрантам. Такого точно не будет. Более вероятно, что они, наоборот, еще сильнее завернут гайки.

Вот и скажите – много ли оппозиции пользы от подобного раскола элит? Да, такого рода переворот создает гипотетические возможности для либералов, поскольку вызовет политический кризис (кризис легитимности). Но этой возможностью еще надо уметь воспользоваться. Большевики, например, виртуозно воспользовались политическим кризисом, вызванным корниловским мятежом – они получили оружие из рук временного правительства и легализовали красную гвардию, которая менее чем через два месяца свергла это самое временное правительство.

И именно об этом я и говорю – возможность взять власть лежит исключительно в плоскости революции снизу. Осуществят ли либералы в случае гипотетического успеха гипотетического восстания демократические реформы – вопрос отдельный. Для начала надо власть взять. Временное правительство февралистов не только не осуществило демократизацию, но быстро трансформировалось в диктатуру Керенского, который отложил выборы в Учредительное собрание на неопределенное время. Поэтому нет смысла гадать, как поведут себя «отцы русской демократии» в поле реальной политики. Мы сейчас рассматриваем модельные сценарии в раках возможных стратегий. И снова приходим к выводу, что у либералов нет шансов организовать и возглавить верхушечный переворот. ЕДИНСТВЕННЫЙ их ресурс в борьбе за власть – поддержка ширнармасс, которой сейчас нет, но которую они имеют возможность обрести.

Кто такой Ленин, 99% населения России не знало. И чем большевики от меньшевиков отличаются, не всегда могли объяснить даже сами социал-демократы. В ходе революции поддержка масс обретается и теряется стремительно. Большевики правильно определились со стратегией – они не возлагали никаких надежд на выборы, сделав ставку на силовой захват власти. Они совершенно верно определились со своей социальной базой – солдатскими массами и рабочими крупных промышленных центров. Это позволило им взять власть не вообще по всей стране, а конкретно в столицах. Не только взять, но и удержать. В итоге они победили, а более популярные эсеры проиграли. Про либеральные партии, чьей социальной базой была городская интеллигенция, даже говорить нечего – их буквально сдуло с исторической сцены. Хотя на страте революции в феврале они имели несоизмеримый с большевиками потенциал. Потенциал был, а стратегии не было. Их провал закономерен.

Еще один важный момент, который многие совершенно не отдупляют. Вот уже лет 10 мне в комментариях пишут всякие одаренные личности, что автор дурак и путает понятие «революция» и «государственный переворот». Мол, если одна кучка бандитов отберет власть у другой кучки бандитов – это никакая не революция, ибо революция есть смена формаций. Терпеливо разъясняю альтернативно одаренным товарищам, что словосочетания «политическая революция» и «государственный переворот» абсолютно тождественны. Власть может меняться разными способами, но политической революцией называется только НЕКОНВЕНЦИОНАЛЬНАЯ смена власти. Если смена правящих группировок произошла в рамках закона, принятых понятий или в результате внутриэлитного консенсуса – это не революция. А если кто-то приходит к власти, нарушая писанные или неписанные правила, оказывая силовое давление на оппонентов или даже путем вооруженной борьбы с ними, – это неконвенциональный путь взятия власти, политическая революция.

Упомянутый украинский майдан-2014 – типичный государственный переворот, он же – политическая революция. И я совершенно согласен с тем, что эта политическая революция не переросла в социальную, тем более – формационную, в ходе которой коренным образом меняется весь уклад жизни общества. Но политическая революция – понятие предельно конкретное и совершенно уместное в данном случае, ведь режим Януковича был свергнут неконвенциональным путем. Он был именно свергнут, глава государства не ушел в отставку под давлением снизу, не был отрешен от власти парламентом. Эту процедуру изобразили уже после бегства президента, и она не соответствовала конституционным нормам. В Конституции, знаете ли, революция вообще не предусматривается, это неправовой феномен.

Еще раз констатируем, что либеральная оппозиция может взять власть в РФ только неконвенциональным, то есть революционным путем с опорой на широкую социальную базу. Потому что внутри сегодняшних бандитско-мусорских элит не может быть социальной базы либералов. Надеюсь, это очевидно всем разумным людям. Теперь от вопроса, «КАКИМ ОБРАЗОМ брать власть, можно переходить к вопросу «ЧТО ДЕЛАТЬ, чтобы ее взять». Но это уже в продолжении, ибо и так многабукафф, а читатель по нынешним временам чахлый – он ютубными сладкоголосыми словоблудами избалован, содержательные лонгриды переваривает с трудом.