Израиль. Зима - 2
Я выезжаю на грунтовку. Зима — сезон дождей, и в лужах отражается багрово-оранжевый закат. Кажется, что дорога упирается в садящееся солнце. Обычно небо пустыни — ровный лилово-лазоревый градиент, но сейчас зима, и оно наполнено многоэтажными облаками, подсвеченными всеми оттенками красного на западе, и всей палитрой стиранного индиго на востоке. Между облачными башнями прорываются столбы света отчетливые как «карнаим»[1] ветхозаветных пророков, или лучи прожекторов на запыленной театральной сцене.
Я вспоминаю, как в первую свою израильскую зиму был поражен этим буйством небес, как часами, накручивая на велосипеде между южными поселками, смотрел на них, и подбирал эпитеты, образные и ветхозаветно грозо́вые. Как я хотел рассказать дорогим мне петербуржцам, что облака бывают другие, отличные от того свинца, который покрывает небо, под которым я родился.
Я по прежнему любуюсь этой игрой воды и света. Но молча. Без богатых сравнений.
На поле слева от дороги взошла пшеница, и оно похоже на фото из жизни богатых и знаменитых: то ли теннисный корт, то ли поле для гольфа. Эту юную зелень зачем-то зовут изумрудной. Хотя мне не видится ничего нежного и юного в цвете зеленых бериллов — лучших друзей девушек за пятьдесят. Но поле красивое, и подходит к небу. А ему, в свою очередь идет оливково-желтый John Deere[2], пасущийся в самой его середине.
Мне навстречу проезжают тайцы, возвращающиеся в свои бараки. Они сидят на открытых прицепах между коробками с прихваченными к ужину овощами, и смотрят в экраны своих смартфонов. Даже трактористы что-то читают. Им не нужно следить за дорогой — трактор вряд ли покинет глубокую колею, а навстречу в это время еду только я, а я за рулем не читаю.
Поворачиваю на асфальт, и прибавляю ходу. Машина вздрагивает, стряхивая налипшую грязь, и немолодой двигатель начинает подвывать, набирая обороты. Время медитаций закончилось. На израильских дорогах правит ближневосточная культура вождения, и тот, кто хочет добраться до дома с миром, должен меньше смотреть по сторонам, и больше перед собой.
Я долго избегал вождения. С 1998, когда я мало не угрохал двоих, и изрядно подпортил собственное здоровье, я не брался за руль, и браться не хотел. Но одно дело пятимилионный город, где велосипед и общественный транспорт решают все коммуникационные задачи, и другое дело поселок в пустыне. Четыре года я упирался, и ездил на велосипеде, и продолжал бы ездить, если б не мечта однажды отсюда убраться. Теперь я за рулем. Неожиданно, это меня даже развлекает. Мне нравится вести по пустыне, по маршрутам, отмеченным на местных картах «4×4», а шоссе я воспринимаю как побочное зло.
Несколько минут, и въезд в мошав. По главной улице две колонны тракторов, пикапов, внедорожников всех мастей, семейных седанов, на которых женщины развозят детей по кружкам, малолитражек несемейной молодежи переваливаются через «лежачих полицейских». По тротуарам снуют дети и собаки, наш мошав далек от пасторальной тишины. Больше всего он напоминает городок из спагетти-вестернов — предприимчивый и задорный.
Я паркуюсь под живой кровлей с оранжевыми цветами, и поднимаюсь на свой бельэтаж. Не входя в квартиру, я сочиняю себе сигарету. Там внутри другой мир, и он не совсем мой. Совсем мой — дорога. Даже самая короткая. Иду ли я, еду ли я, лечу ли я — я дома, я счастлив. В неподвижном пространстве мне не так. Ни плохо, ни хорошо, не так. И я не тороплюсь в него входить.
- На иврите «карнаим» (קרניים) — и лучи и рога. Из-за путаницы в латинских переводах Ветхого Завета, Моисея стали изображать с рогами, которые в поздних иллюстрациях превратились в два пучка света над головой персонажей Ветхого Завета, в отличие от Нимбов христианских святых ↵
- John Deere — марка американских сельскохозяйственных машин ↵