разное
September 18

Джошуа Давила «Блокчейн-радикалы: как капитализм разрушил крипту и как это исправить» (антитруд. перевод Blockchain Radicals: How Capitalism Ruined Crypto and How to Fix It by Joshua Dávila)

«Блокчейн-радикалы проводят вас по части криптопространства, которая сильно отличается как от его либертарианских истоков, так и от мира, помешанного на деньгах и торговле, где виртуальные обезьяны стоят по три миллиона долларов. Важное дополнение к существующим нарративам о технологиях» – Виталик Бутерин, основатель Ethereum

«Джошуа Давила приоткрывает завесу над реальными механизмами работы криптовалют, давая доступ тем, кто работает ради социальной справедливости. Книга ломает привычное левое неприятие крипты. Это важно, потому что опасные дисбалансы власти исправляются социальными движениями, вооружёнными современными инструментами, а не критиками, сидящими в стороне и осуждающими!» – Рут Катлоу, сооснователь Furtherfield

«Радикальный потенциал блокчейна заключается не в возможности воспроизводить существующие структуры власти, а в способности создавать более коллаборативную экономику и практики участия в управлении. В этой книге Давила критически и тонко анализирует, как блокчейн может использоваться для построения более справедливого и устойчивого общества, бросая вызов, а не усиливая, эксплуататорские практики традиционного капитализма. Хотя книга рассчитана на современную аудиторию, её выводы станут лишь более актуальными с течением времени» – Примавера Де Филиппи, автор книги Blockchain and the Law

«Без идеологических предубеждений технологии блокчейна предлагают одновременно захватывающее техническое исследование самой природы ценности и конкретные инструменты, необходимые для построения нового мира перед лицом надвигающегося капиталистического кризиса. Если бы Маркс был жив сегодня, я уверен, он с жадностью читал бы эту книгу. Левый лагерь слишком долго забывал о технологиях» – Гарри Халпин, CEO NYM Technologies

«Своевременное и проницательное исследование Джошуа Давилы как криптовалюты, так и реакции на неё левых, предоставляет столь необходимый критический ресурс для прогрессивного использования потенциала блокчейна как средства альтернативной организации и обмена. Вытеснить капитализм из анархо-капиталистской технологии и присвоить её левому движению – задача непростая, но Блокчейн-радикалы справляются с этим и даже больше. Обязательно к прочтению для всех, кто хочет расширить свои теоретические и практические горизонты в эпоху гиперфинансиализации» – Рея Майерс, автор Proof of Work

«Это путеводитель по крипте для тех, кто больше заботится о справедливости, чем о технологиях. Давила не рассматривает блокчейн как панацею или проклятие, как большинство комментаторов. Он показывает, что это возможность и набор выборов – шанс построить радикально более свободный мир или виртуальное ограждение. Настоящий криптокомпас для антидистопистов» – Натан Шнайдер, автор Everything for Everyone

«Книга Джошуа Давилы – призыв к левым присвоить себе освобождающий потенциал крипты, вместо того чтобы уступать поле технологическим либертарианцам. Соединяя тонкий анализ с надеждой на блокчейн как инструмент прогрессивных изменений, Давила не только вдохновляет читателей, но и открывает пути для участия в борьбе и становления повстанцами ради справедливости» – Требор Шольц, автор Uberworked and Underpaid

«Технологии блокчейна долго подвергались поляризованной дискуссии: их либо возвеличивали, либо осуждали, при этом обе стороны часто опирались на одни и те же хайповые и технологически детерминистские нарративы. В Блокчейн-радикалах Давила развенчивает эти мифы и раскрывает разнообразные возможности, скрытые в криптопространстве. Это захватывающий, провокационный и проницательный взгляд на блокчейн, убедительно доказывающий, что его стоит воспринимать всерьёз как инструмент освобождения» – Ник Срничек, автор Platform Capitalism

«Революционные движения, которые достигают успеха, используют новые технологии. Пока мегамашина поднимает голову, крипта предоставляет безопасное убежище для цифровых повстанцев. Эта книга – вход в криптомир для политических радикалов» – Амир Тааки, основатель DarkFi

Всем, кто поддерживал меня на протяжении этих лет и кто внес вклад на blockchainradicals.eth

Дисклеймер

Цель этой книги – предоставить образовательную информацию и стимулировать размышления и дискуссии о политическом применении блокчейна и криптовалют. Она не предназначена как руководство для финансовой прибыли или инвестиционных советов. Проекты, упомянутые в книге, служат примерами, показывающими как проблемы, так и потенциальные преимущества крипты с радикальной политической точки зрения.

Важно отметить, что информация в книге основана на лучших доступных данных на момент написания, а крипто-индустрия развивается крайне быстро. Некоторые проекты могут больше не существовать или значительно измениться к моменту прочтения книги.

Читателям рекомендуется подходить к материалу с открытым умом и критически оценивать представленную информацию. Книга не является финансовым советом, и перед принятием инвестиционных решений рекомендуется обращаться к профессионалам.

Введение. Прокладывая новую карту криптотерритории

Писание не имеет ничего общего с обозначиванием, скорее, писание имеет дело с межеванием, картографированием – даже грядущих местностей. – Жиль Делёз

В начале 2022 года в Оттаве, столице Канады, дальнобойщики вышли на протест против обязательной вакцинации для пересечения границы с США. Эта кампания «Конвой свободы» (Freedom Convoy) позднее превратилась в протест против общих ограничений, связанных с COVID-19. В ответ на несколько краудфандинговых кампаний, которые собрали миллионы долларов от канадцев и, что проблематично, американцев, связанных с крайне правыми группами, премьер-министр Канады Джастин Трюдо применил Закон о чрезвычайных ситуациях 1988 года на десять дней. Согласно закону, правительство могло замораживать банковские счета и счета платёжных сервисов лиц, подозреваемых в участии в конвое, без обращения в суд. Это коснулось и платформ, использующих криптовалюты, что привело к постановлению канадского правительства, обязывающему конкретные криптокомпании предоставлять информацию о любых средствах, использованных в кампании.

Примерно через месяц, на первой неделе российского вторжения в Украину (власти РФ считают это специальной военной операцией, - прим.), давняя противница Путина, участница группы Pussy Riot Надя Толоконникова (иноагентка, - прим.), создала на базе блокчейна DAO (децентрализованную автономную организацию) и использовала широко критикуемый формат NFT для сбора средств на поддержку украинского сопротивления, объявив в Твиттере, что блокчейн – важная часть борьбы с диктаторами [1]. Тем временем в Киеве осаждённое правительство опубликовало несколько криптокошельков, на которые могли делать пожертвования сторонники. К концу февраля 2022 года было собрано более 60 миллионов долларов в биткойнах, эфире и других криптовалютах, которые тратились на топливо, еду и другие ресурсы – бронежилеты и ночное видение для солдат. Алекс Борняков, заместитель министра Министерства цифровой трансформации, которое обеспечивало расходование криптовалюты, отметил, что криптовалюта «проще, не так сложна, прозрачна и быстрее по сравнению с SWIFT-переводом, который может занимать более суток».

Вдруг крипта, когда-то просто сокращение от криптографии, а теперь и название цифровых валют, впервые с времён Occupy Wall Street и финансовой блокады WikiLeaks оказалась в центре политического и экономического кризиса. Однако хотя эти события стимулируют новостные заголовки и не однозначно политически прогрессивны, важно также не упускать из виду множество способов, которыми криптовалюту используют и другие люди, сталкивающиеся с государственным давлением, например в Палестине и других странах, находящихся под экономическими санкциями, а также секс-работники, которые постоянно ведут борьбу с платёжными сервисами из-за правовой серой зоны, в которой они работают. Для многих, кто лишён нормального доступа к финансовым услугам, обращение к криптовалютам стало одной из жизненных стратегий.

Почему же блокчейн вызывает такую враждебность и скепсис у значительной части левых? Одной из первых критических работ о Биткойне, первой и самой известной криптовалюте, стала книга Дэвида Голумбии The Politics of Bitcoin: Software as Right-Wing Extremism. Его основной аргумент заключался в том, что праволибертарианские истоки Биткойна делают его полезным и применимым только для правой повестки (если вообще применимым). Эта линия сохраняется и в левых изданиях вроде Jacobin, которые в 2022 году опубликовали несколько материалов о крипте, почти все из которых пришли к выводу, что криптовалюта – это мошенничество, финансовая пирамида и то, чего левые должны избегать. Анализ утверждений и источников этих статей показывает, что немногие авторы действительно понимали базовые технические принципы и работу технологии, что делает их аргументы слабыми для тех, кто реально работает с инфраструктурой, которую они критикуют. Похоже, их аудитория – не те, кто ближе всего к ответу на критику (люди внутри индустрии), а другие, стремящиеся укрепить свои позиции в так называемой «Экономике критики» – дискурсивной и академической мини-индустрии, которая, похоже, поглотила слишком много энергии левых, в то время как их реальная институциональная власть снизилась.

Блокчейн – это не простая технология, поэтому технические неточности прощаются. Но тревожно, что многие умные журналисты и учёные, допустившие ошибки, невольно помогают крипто-индустрии. Принимая социально-политические описания криптовалют и блокчейнов за чистую монету, эти критики непреднамеренно выполняют работу маркетологов крипты, которых они так презирают. Одновременно они пытаются закрепить за собой роль охранителей того, что считается «правильными» левыми стремлениями. Правда в том, что маркетологи крипты используют риторику правых либертарианцев, чтобы привлечь определённую аудиторию – ту, что готова расстаться со своими деньгами, обеспеченными государством. Это не умаляет значимости аудитории – маркетинг рассчитан на чувство разочарования властью, которое испытывают многие, а особенно на идею, что с денежной системой что-то не так. Это трансформируется в принятие правой политики, которая становится популярной и приносит прибыль. За последние десятилетия сформировалось неявное и явное ассоциирование криптовалют с правой и либертарианской идеологией, что поддерживают и продвигают её лидеры.

Левые в «Экономике критики» не поняли, что всё это было преднамеренно сделано, чтобы не допустить левое движение в сферу влияния и ограничить его способность определять направление нового технологического пространства. Это было своего рода отравление источника, в который «хранители ворот» в рамках «Экономики критики» продолжали подливать ещё больше яда. Они невольно усилили легитимность неверной структуры, созданной крипто-индустрией, и, соответственно, предоставили плохую карту для навигации по этой сфере. Реакции на крипту обычно чрезмерно восторженные или полностью скептические, тогда как эта книга утверждает, что блокчейн может поддерживать существующие политические стратегии левых и открывать новые стратегии, которые блокчейн делает видимыми, понятными или возможными.

Типичный автор «Экономики критики» атакует «техно-детерминизм» – идею, что прогресс в «технологиях» является ключом к развитию общества и его культурных ценностей, делая технологию главным агентом социальных изменений. Оптимистический техно-детерминизм чаще всего используется элитами Силиконовой долины для оправдания внедрения всё новых технологических решений, с предположением, что «улучшение» технологий способствует прогрессу общества и ведёт к более прогрессивным результатам. Иногда это называют «техно-утопизмом» или «калифорнийской идеологией» – термин, введённый Ричардом Барбруком и Энди Кэмероном, который связывает свои истоки с философией праволибертарианской писательницы Айн Рэнд. Пессимистический техно-детерминизм как контраргумент возник в основном на левой стороне после того, как обещания технологий вести к более полноценной и благополучной жизни многократно не сбывались. В целом это можно охарактеризовать как ощущение, что большинство, если не все новые технологии можно использовать только в эксплуататорских целях или против целей тех, кто находится на левом политическом спектре.

Эта книга не склоняется к техно-детерминизму ни в оптимистическом, ни в пессимистическом направлении. Она предназначена для того, чтобы признать как положительные, так и отрицательные стороны этой развивающейся технологии – подход, необходимый для того, чтобы осуществить важные оценки того, что эта технология реально позволит нам сделать во благо общества в целом, а не только тех, кто контролирует средства технологической «инновации». Вместо того чтобы рассматривать технологию как детерминированную, мы можем видеть её как вероятностную, признавая, что текущая ситуация явно благоприятствует обеспеченным по сравнению с малообеспеченными, но при этом понимая, что это не является обязательным следствием: у левых есть возможность изменить статус-кво, возможно, с помощью самой технологии, поддерживающей его. Развитие новых технологий не является единственным двигателем политических изменений, но мы не можем полностью отделять его от наших социальных отношений, особенно в мире, где так многие из этих отношений опосредованы сложной инфраструктурой интернета. В конечном итоге именно социальные движения приводят к политическим изменениям, но технологии всегда были важны для движения – без печатного станка многие значимые идеи никогда бы не распространились. Прогресс технологий создаёт материальные условия для того, что возможно, но людям, стремящимся к социальной справедливости, важно осознавать собственную роль в том, как эти технологии используются. Насколько признаётся возможность влиять и как она используется – именно это определяет, будет ли результат полезен для общества. Я бы назвал эту позицию и рамку анализа «техно-пробабилизмом».

Техно-пробабилизм – это рамка для критического осмысления возможных будущих сценариев, которые открывает конкретная технология при данных условиях и неопределённостях. Она избегает как оптимистического, так и пессимистического техно-детерминизма, пытаясь учесть полный спектр практических возможностей. Это способ мышления о технологиях, более открытый и исследовательский, оставляющий пространство для размышлений о потенциальных условиях, необходимых для того, чтобы направить нас к желаемым будущим. Он понимает, что одна и та же технология, созданная для применения в определённой сфере или под определённую политическую идеологию, часто не остаётся верной своим создателям и может использоваться в самых разных ситуациях. Это особенно верно для криптовалют и блокчейнов, о чём будет подробно рассказано в книге.

Применяя прогрессивную политическую перспективу к этой рамке в технологическом пространстве блокчейна и криптовалют, мы можем начать разрабатывать стратегию, признающую потенциал технологий для коллективных действий, одновременно учитывая политические условия и риски, сопутствующие технологическому развитию. Это стратегическая рамка, которая позволяет нам присвоить себе технологии, разработанные с расчётом на капитал, для поддержки коллективного освобождения, при этом понимая необходимость стратегической хитрости для навигации по противоречиям глобализованной, технологизированной политической экономики.

Новые технологии всегда имели политическое значение – от новых кузнечных приёмов для создания более прочного металла для мечей до систем, сокращающих половину рабочей силы в компаниях, и государственных удостоверений личности. Вероятность того, что криптовалюты и блокчейн проникнут в мейнстрим, растёт, независимо от того, достигнут ли ценности криптовалют тех нереально высоких уровней, которые их маркетологи предсказывают в соцсетях. В таких условиях важно иметь подходящую карту территории, чтобы создавать стратегии и тактики, повышающие вероятность желаемых исходов.

Эта книга показывает, что крипта и блокчейн играли гораздо более сложную роль в атаке и обходе традиционных структур власти, создавая возможности для ряда, на первый взгляд, противоречивых политических проектов. Хотя с тех пор внимание сосредоточено либо на восторженных сторонниках, либо на скептиках, настоящие проявления технологии и активное взаимодействие людей с ней, интересное для левых, и составляет основной фокус книги. Левые скептики вокруг крипты и блокчейна остаются наиболее громкими и резкими, часто заглушая более осторожных и исследовательских практиков, художников, активистов и программистов. Я не утверждаю, что блокчейн – панацея, но настойчивое мнение о том, что исследовать его не стоит, потому что соответствующие учёные уже сделали это за вас и решили, что это бесполезно, является частью набора предположений, с которыми книга пытается бороться. Исходя из моего опыта работы в этой сфере в различных ролях и общения с теми художниками, активистами и программистами, которые работают с блокчейном и придерживаются эгалитарной политики, нам необходимо иметь полное и ясное понимание сильных и слабых сторон блокчейна.

Я бы сказал, что именно возникшие свойства блокчейна, его новизна и пластичность, а также возможности для воображаемого развития делают его одновременно захватывающим и тревожным для многих. Разумеется, всё, что развивается в рамках капитализма, не может обойтись без мошенничества, скама, волатильности, эксплуатации и прямой преступности. К сожалению, не существует чистого пространства, где можно организовать революцию, есть лишь набор условий, которые приходится принимать такими, какие они есть.

Хотя были конструктивные реакции на появление Интернета, например, киберфеминизм 1990-х и левый блогосферный дискурс вокруг Марка Фишера (k-punk), большая часть левых не имеет временного ресурса повторять ошибки, допущенные с Интернетом и снова с социальными сетями, игнорируя их до кризиса вроде рецессии 2008 года. Ещё несколько десятилетий назад левые институты и группы насмехались над Интернетом как над ещё одной буржуазной забавой; сегодня социальные сети безусловно необходимы для организации и коллективных действий, но при этом они зависят от централизованных платформ, принадлежащих крупнейшим технологическим компаниям мира. Хотя были левые группы, борющиеся за политическую территорию раннего киберпространства, их успехи были ограничены. Левые должны активно участвовать в построении собственной технологической инфраструктуры, если хотят оставаться устойчивыми в будущем.

Пространство блокчейна полно сомнительных практик – это хаотичная, сложная и развивающаяся территория, тянущаяся в разные стороны. Сомнительные или откровенно незаконные стороны криптовалют особенно отталкивают многих, особенно левых либеральных комментаторов, которые доверяют институциям и стремятся к взвешенному, измеримому прогрессу в чётко очерченных рамках. Но именно из этого потенциально тревожного брожения блокчейн-пространства, как я утверждаю, вероятнее всего возникнет новое. Отчасти потому, что более традиционные электоральные и парламентские модели продвижения к социализму оказались заблокированы (Берни Сандерс в США и Джереми Корбин в Великобритании – два наиболее показательных примера для англоязычных читателей). Энергия, которая питала эти стремления, переместится в другие формы – более радикальные формы организации рабочих, но также, учитывая центральность онлайн-жизни в XXI веке, в цифровые сети, пытающиеся создать более справедливые и открытые формы взаимопомощи, социализации и взаимодействия. Одно ясно: импульсы к социализму, коммунизму, экономической демократии (называйте как угодно) развиваются в ногу с капиталом, непрерывно с ним борясь. На данный момент блокчейн – это новая граница, и именно здесь мы должны оспаривать территорию, а не просто уступать её, как будто она уже принадлежит правым.

Карта не есть территория

В 1930-х польско-американский учёный и философ Альфред Коржибский заметил: «карта не есть территория», то есть абстракция, полученная из вещи, отличается от самой вещи. Он считал, что многие люди путают концептуальные модели реальности с самой реальностью. Например, карта Перу всё ещё сильно отличается от географии страны. Символы на карте, обозначающие Анды, помогают лишь частично – если карта не увеличена и не содержит больше деталей, она всё равно не заменит пребывания в горах. Это не значит, что концептуальные модели бесполезны, но их нужно сочетать с критическим мышлением, ведь, как говорит другой афоризм, «все модели ошибочны, но некоторые полезны». Эти наблюдения привычны для академических сфер – семантики, лингвистики, статистики, но они также важны для понимания политики, включая политику технологий.

Жиль Делёз, французский постмарксистский философ, родившийся в 1925 году, стал свидетелем массовых волнений во Франции в мае 1968-го, когда вспыхнула крупнейшая всеобщая забастовка в истории страны, поддержанная децентрализованными стихийными протестами против капитализма, потребительства и империализма. Хотя рабочие достигли определённых успехов, когда голлистское правительство поняло, что рост полицейского насилия лишь усугубляет ситуацию, призыв социалистов и коммунистов к революции не увенчался успехом. Ни одна западная страна за последние десятилетия не подходила так близко к политической революции. В это время Делёз опубликовал свой главный труд Различие и повторение, критику репрезентативного мышления, которая сильно повлияла на его два самых известных совместных с Феликсом Гваттари произведения: Анти-Эдип и Тысяча плато.

Работы Делёза известны своей сложностью, но они оказали значительное влияние на меня в попытках лучше понять крипто-индустрию во время написания этой книги. Основная часть его критики репрезентативного мышления, или, как это ещё называют, «скевоморфного мышления», легла в основу структуры этой книги. Чтобы понять критику Делёза, можно обратиться к видео популярного ютуб-эссеиста Йонаса Чейки.

Чейка объясняет её на примере драм-машины. Первоначально она создавалась как инструмент для музыкантов, у которых не было барабанщика. С точки зрения репрезентативного мышления, драм-машина – это просто менее совершенная версия настоящего барабанщика с ударной установкой, представление, которое не соответствует идеалу. Репрезентативное мышление арборесцентно, подобно дереву: ветви (представления) исходят из основания (идеального барабанщика и установки). Такой подход крайне ограничивает понимание драм-машины и не отражает реальных способов её применения.

Музыканты же не ограничивались этим представлением, они заставляли драм-машину делать то, чего не мог бы настоящий барабанщик, создавая новые музыкальные жанры. Эти повторяющиеся синтетические звуки стали основой не только камбрийского взрыва электронных жанров, но и теперь используются для дополнения уже существующих. Первые экспериментальные музыканты не спрашивали «что драм-машина представляет?», они спрашивали «что может делать драм-машина?». Делёз называет это «ризоматическим мышлением». Ризома – это сеть без чётко выраженного центра; именно так можно понять возможности настоящего и создавать новое, не сдерживаемое репрезентациями.

По Делёзу, многие застряли в репрезентативном мышлении, которое ограничивает их восприятие мира. Эти репрезентации – как наклейки на мир, облегчающие понимание, но в итоге неверные. В этой книге я утверждаю, что такое мышление широко распространено и в крипто-индустрии как способ быстро продавать идеи широкой аудитории, а также у критиков крипто-индустрии. Дебаты между промоутерами и контролёрами крипты, по сути, ведутся по карте, покрытой «наклейками» репрезентативного мышления, создавая неразрешимые напряжения, ведь никто из них не обсуждает реальную территорию.

Очевидно, что это создаёт проблему, если левые хотят уметь реагировать на изменения, вызванные появлением криптовалют и блокчейна. Левые не могут опираться на неверную карту или концептуальную модель, чтобы формулировать ответ. При этом нужно понимать, что любая созданная модель или карта будет в той или иной степени неверной или ограниченной. Главное – попытаться сделать карту хотя бы полезной. Поэтому эта книга призывает читателей не спрашивать «что представляет собой крипта?», а задавать вопрос: «что крипта может делать?», не слишком зацикливаясь на текущей карте территории, которая есть у вас в голове.

Цель книги – предоставить более полезную карту криптопространства, чтобы помочь вам и вашему социальному движению безопасно ориентироваться в нём. Понимая, как прошлые социальные движения как с правого, так и с левого фланга влияли на траекторию крипты, и создавая новые связи, которые не отражены в существующем мейнстриме на момент написания, можно нарисовать новую карту, прокладывая дорогу к множеству будущих. Карту, которая не будет чрезмерно оптимистичной и утопичной относительно будущего с криптой, но и не детерминированно пессимистичной.

Ещё один важный момент: карта, представленная в этой книге, – лишь снимок конкретного момента в пространстве, который быстро развивается. Проекты, упомянутые здесь, не следует рассматривать как одобрение или финансовый совет (я явно не лучший источник для этого) – к моменту вашего прочтения они, скорее всего, будут сильно отличаться или даже будут обанкрочены. Их стоит воспринимать лишь как примеры, помогающие нам создать более полезную и ризоматическую карту.

Коллективное возникновение
Используя рамки Делёза для критики репрезентативного мышления, я рассматриваю различные распространённые модели, которые используют крипто-энтузиасты, объясняю, почему они ошибочны, но также показываю, что их неправильность вовсе не означает, что криптовалюты бесполезны для левых, как любят утверждать их критики. Эта книга разделена на три части, которые ведут читателя от наихудшей к наименее плохой форме репрезентативного мышления, распространённого в криптомире.

В первой части мы исследуем представление криптовалют как денег – именно эта идея стала отправной точкой для появления Биткоина. Критический анализ показывает, что Биткоин и криптовалюты в целом не являются деньгами в классическом понимании. Однако это вовсе не минус – напротив, это открывает радикальные политические возможности. Именно этот факт, вместе с множеством свойств криптовалют, схожих с деньгами, позволяет использовать их для обхода финансовых блокад со стороны государств или банков через контртрейд, как это делали, например, WikiLeaks и Sci-Hub. Гибкость системы также даёт возможность исследовать альтернативные демократические денежные системы, которые иначе были бы невозможны, и бросает вызов «цифровым металлическим» нарративам, продвигаемым правыми либертарианскими энтузиастами.

Во второй части рассматривается следующее по распространённости представление – криптовалюты как финансы. Начав с погружения в Ethereum и его инновационной системы смарт-контрактов, мы видим, что попытка криптографически закрепить обязательства в коде не доказывает популярное утверждение крипто-энтузиастов: «код – это закон». Тем не менее возможности смарт-контрактов важны для функционирования стремительно развивающегося пространства децентрализованных финансов (DeFi), где многие финансовые продукты, обычно доступные только Уолл-стрит, становятся доступны каждому через блокчейн. Хотя многое в этом пространстве является переосмыслением капиталистических финансовых инструментов, репрезентативное мышление ограничивает способность разбирать детали механизмов и раскрывать потенциал смарт-контрактов и криптотокенов. Понимание различий между традиционной финансовой системой и DeFi важно для разработки стратегий, позволяющих использовать финансовые системы не только для прибыли. Мы также рассмотрим феномен невзаимозаменяемых токенов (NFT) и покажем, как, подобно многим механизмам DeFi, их часто неправильно понимают, хотя их можно переориентировать на коллективные цели.

Третья часть критически рассматривает наименее проблемную репрезентативную модель – криптовалюты как инструмент координации. Многие открытые участники криптосообщества любят использовать метафору экономической системы как системы координации, однако такой подход часто упускает из виду вопросы власти. В этой части мы проведём сравнение децентрализованных автономных организаций (DAO) и кооперативов; рассмотрим зарождающееся движение Regenerative Finance (ReFi), направленное на борьбу с климатическим кризисом, и обсудим вопросы энергопотребления блокчейнов; а также покажем, как блокчейны могут усиливать демократию, становиться инструментом политического сопротивления и создавать новые формы совместной культурной практики. Хотя книга в основном фокусируется на Биткоине и Ethereum, предпоследняя глава анализирует ряд существующих технических инфраструктур, включая блокчейны, и показывает, как технические решения формируют различные социальные последствия и возможности. В заключении я предлагаю подход «техно-вероятностного» анализа криптовалют – концепцию, помогающую понять нашу связь с потенциальным будущим для левых, создаваемым новыми технологиями, выходя за рамки токсичной критики экономики и ложной дихотомии между социальной структурой и личной свободой действий.

С учётом нашего опыта жизни под капитализмом никого не удивит, что в пространстве инновационных технологий присутствует извлечение прибыли и обманные бизнес-практики. Это, безусловно, проблема, но отнюдь не новая. Из-за фундаменталистских свободных рынков и либертарианских моделей, продвигаемых криптомаркетологами, у многих создаётся впечатление, что криптовалюты полезны только для крайне ограниченного и дистопического взгляда на мир. Перейдя за рамки этих моделей и начав разбираться, как инструменты работают на практике, мы можем распознать и создавать новые инструменты и модели, способствующие коллективному и совместному воображению будущего. Это позволяет воспринимать криптопространство как пространство для совместного развития и новых форм коллективного действия, ставящее под вопрос устаревшие модели валют, рынков, информации, политики и их ограничения. Мы можем перестать спрашивать, почему будущее так долго казалось застопорившимся, и начать проектировать новые не отчуждающие системы отношений, в которых мы хотели бы жить, используя технологические инструменты во имя социальных целей, создавая новое поколение блокчейн-радикалов.

[1] UkraineDAO с тех пор переживает кризис и находится под пристальным вниманием, так как некоторые участники организации поддерживали неонацистов из батальона «Азов», а Надя обвиняла других в присвоении средств.

[2] https://www.youtube.com/watch?v=iDVKrbM5MIQ

Раздел 1. Криптовалюта как деньги

Изначально задуманная как «одноранговая электронная система денежных расчетов», криптовалюта в лице биткоина пыталась воссоздать идеализированную модель золотого стандарта. «Это более совершенная форма денег» – пожалуй, самое распространённое объяснение для новичков, сталкивающихся с феноменом криптовалюты.

Однако очевидно: подавляющее большинство криптовалют так и не достигли статуса настоящих денег. Критики утверждают, что это автоматически делает их бесполезными. Но парадокс в том, что именно эта «неденежная» природа криптовалют может оказаться их преимуществом – как инструмент подрыва привычной денежной системы, особенно для тех, кто хочет бросить вызов существующим капиталистическим институтам.

Криптовалюта даёт возможность обходить финансовые блокировки со стороны государств или банков через системы встречной торговли. Для любого движения, чьи противники находятся среди финансовой элиты, это не просто курьёз, а реальная тактика. Более того, гибкость самой системы открывает путь к альтернативным демократическим денежным экспериментам, которые в рамках традиционной экономики были бы невозможны.

Глава 1. Биткоин: неудачное происхождение

«Время 3 января 2009-го, Канцлер на грани спасения банков во второй раз» – надпись в «генезис-блоке» биткоина.

Одна из главных проблем при написании книги о таких технических темах, как блокчейн или криптовалюты, для широкой аудитории заключается в простом вопросе: «Что это вообще такое?» Объяснить это так, чтобы не утонуть в жаргоне, – задача не из лёгких.

Я постараюсь минимизировать сложные термины, но кое-какие технические понятия всё же придётся ввести, чтобы стало ясно, как работают криптовалюты и блокчейны и зачем они нужны. Правда в том, что мир цифровых технологий и финансов нередко сознательно маскируется сложным языком, чтобы непосвящённые не могли разобраться. В результате общество лишается возможности самостоятельно оценить, что ему навязывают.

Информационное неравенство – излюбленное оружие как венчурных капиталистов, так и откровенных мошенников. Поэтому базовое понимание принципов криптотехнологий становится своего рода защитой от продавцов иллюзий, которые под лозунгом «децентрализации» стремятся к максимизации собственной прибыли. Именно поэтому нам необходимо разобрать основы работы этой системы, чтобы увидеть её политические последствия и, возможно, переосмыслить её для радикальных и демократических целей [1].

Да, цифровые технологии во многом улучшили нашу жизнь, но вместе с тем нам настойчиво продавали «волшебные» решения и платформы, которые в итоге оказались собственностью транснациональных, но по сути американских корпораций. Они централизовали то, что ещё недавно было куда более свободным и децентрализованным интернетом. Элиты Кремниевой долины продолжают продвигать криптовалюты, прикрываясь радикальной риторикой о «возврате к децентрализации». Но на деле это чаще всего лишь инструмент для укрепления их власти и богатства. Это, впрочем, не отменяет того, что в самих технологиях кроется радикальный потенциал. Мы стоим в переломный момент: будущее ещё не предопределено, и то, какие приоритеты будут заданы для развития крипто-индустрии, определит, какой мир мы получим.

Хотя большинство известных криптовалют построены на блокчейне, не все используют именно его. Блокчейн – лишь один из вариантов распределённых реестров (DLT), пусть и самый знаменитый. Существуют и иные архитектуры DLT, применяемые в криптовалютах и за их пределами. Но в этой книге мы будем концентрироваться именно на блокчейнах.

И прежде чем углубляться в технические детали, я всегда начинаю с предыстории. История появления биткоина, самой известной криптовалюты, помогает понять: зачем вообще кто-то решился его создать. А понимание этого уже даёт куда более ясное представление о том, как он работает и что он может значить для нас – тех, кто думает не только о личной выгоде, но и о коллективном благе.

Откуда взялся биткоин?

Если вы застали 2008 год, то наверняка помните событие, вошедшее в историю под названием «Великая рецессия» – крах ипотечного рынка США, основанного на рисковых закладных, который вызвал цепную реакцию обвалов по всему миру. Это был самый тяжёлый экономический и финансовый кризис со времён Великой депрессии 1930-х годов. И всё же политическая элита почти ничего не сделала, чтобы смягчить его последствия для рабочего класса.

Вместо этого правительства влили миллиарды в те самые банки, которые сами и сконструировали изощрённые финансовые продукты, приведшие к катастрофе, прикрываясь аргументом, что они «слишком большие, чтобы обанкротиться». Даже после получения господдержки компании вроде AIG выплачивали сотни миллионов бонусов своим финансовым подразделениям – $218 миллионов только за первый квартал 2008 года, при том что сама компания отчиталась об убытке в $61,7 миллиарда [2].

Миллионы людей потеряли работу и дома из-за порочной мотивационной системы, встроенной в финансовый порядок, который формально регулируется государством, но в действительности создан в интересах финансовой элиты. Это было время резкого роста недоверия к государственным и банковским структурам, время экономической тревоги, вылившейся, в частности, в протесты движения Occupy Wall Street. И всё же, несмотря на массовый гнев, в США за решётку отправился всего один банкир. Зато кризис захлестнул и Европу, приведя к долговому кризису в еврозоне, худший пример которого – Греция, и к краху всех трёх крупнейших банков Исландии. Из сорока семи банкиров, оказавшихся в тюрьме, примерно половина – именно исландцы.

Парадокс заключался в том, что те же самые финансовые институты, которые десятилетиями требовали неолиберальных реформ и «освобождения» рынков от чрезмерного государственного контроля, вдруг сами оказались зависимы от центробанков и регуляторов – за счёт налогоплательщиков. Их прежнее влияние на государственные институты позволило им обеспечить выгодную для себя политику, даже несмотря на то что новые политики приходили к власти на волне популизма, обещая «надежду и перемены». Но на деле у них не хватило мужества пойти против самых богатых и влиятельных людей общества.

Эхо Великой рецессии до сих пор ощутимо. Многие миллениалы в США, окончившие университет в годы кризиса, сегодня имеют меньше накоплений и больше долгов по сравнению с предыдущими поколениями в том же возрасте. В Европе Греция по-прежнему лидирует по уровню госдолга относительно ВВП в ЕС, даже спустя более десяти лет [3]. Исландия же, напротив, пережила схожий обвал, но отправила за решётку куда больше банкиров – и сегодня демонстрирует один из лучших показателей экономического восстановления [4].

Именно в этот социально-экономический контекст в 2008 году и вписался «белый документ» (white paper) биткоина. Он был опубликован в рассылке «шифропанков» (cypherpunks) анонимным автором или группой под псевдонимом Сатоси Накамото (на момент написания его настоящая личность так и остаётся неизвестной). Накамото обратился к сообществу шифропанков и криптографов с призывом помочь построить новую систему [5].

Шифропанки (о них речь пойдёт чуть позже) традиционно выступали за использование криптографии – науки и практики защищённых коммуникаций, где содержание сообщения может узнать только адресат, несмотря на попытки перехвата. В основе этого – шифрование и сложнейшие математические модели. В условиях позднего капитализма криптография приобрела особую значимость, будь то в современной военной сфере (для защиты тайн и построения защищённых сетей) или в интернет-коммуникациях.

Сам документ назывался «Bitcoin: одноранговая электронная денежная система». Он описывал способ передачи ценности без участия третьих сторон или центральных институтов вроде центробанка, Wells Fargo, Western Union, Visa или любой другой финансовой корпорации. Если бы система заработала, нам больше не пришлось бы доверять банкам, которые наживались на спекуляциях с ипотекой, доведя людей до банкротства – по крайней мере, в теории.

Идея использовать интернет для передачи денег напрямую, минуя банки и государства, не была новой. Одной из первых попыток стала DigiCash – компания Дэвида Чаума, основанная в 1990 году на базе его статьи 1983 года. Там был описан протокол, включавший почти все элементы будущего биткоин- блокчейна – за исключением Proof of Work (о нём позже). Но DigiCash не добилась успеха, в отличие от биткоина. Причина проста: для её работы нужно было участие банков, а желания внедрять инновацию у них не возникло. Кроме того, система DigiCash строилась на доверии к самой компании и к банкам, через которые проходили транзакции.

Это принципиально отличает её от наличных. Когда я даю вам купюру, нам не нужен третий посредник, чтобы сделка состоялась. Деньги в кармане – это одноранговый обмен. DigiCash же оставалась лишь электронной формой денег, зависимой от серверов компании и банков, пусть и подкреплённой надёжными криптографическими протоколами.

Исследования Чаума напрямую вдохновили «шифропанков». Сам термин придумала Джуд Мильхон (или Святая Джуд, как её иногда называли) [6] – активистка за гражданские права и киберфеминистка 1960–1970-х годов. Она использовала его для обозначения компьютерных пользователей, посвятивших себя защите приватности в сети через шифрование.

В 1992 году небольшая группа криптографов и энтузиастов раннего интернета, включая Святую Джуд, запустила рассылку Cypherpunks. По сути, это был форум, где обсуждался широкий круг тем, связанных с приватностью в интернете – как с политической, так и с технической стороны. Многие подписчики впоследствии стали известными разработчиками в сфере open source, исследователями в области приватности, предпринимателями и активистами. Трудно сказать, где именно находились шифропанки на политическом спектре, но их общее кредо можно описать как либертарианство в духе гражданских свобод. Они видели в технологии инструмент обхода или полной отмены любой формы цензуры, которую могли бы навязать государства и правительства.

DigiCash вдохновила и другие ранние эксперименты с криптографическими цифровыми валютами, созданные шифропанками: Hashcash, Bit Gold и B-Money. Поэтому неудивительно, что публикация исходного кода биткоина и запуск сети в январе 2009 года стали для них моментом истины. Смогут ли эти смелые идеи воплотиться в реальности? Будет ли система достаточно безопасной без централизованного контроля? Найдётся ли достаточное количество узлов, готовых поддерживать сеть, или же она рухнет под собственным весом, так и не выйдя в массовое использование?

Сегодня можно утверждать: даже если биткоин и не стал точным воплощением мечтаний первых шифропанков, он и криптовалюты в целом вышли в мейнстрим. За последние полтора десятилетия институты, которые обещали защищать интересы общества, раз за разом подводили людей. На этом фоне шифропанк-этос – недоверие к институтам и приоритет личной свободы – стал особенно убедительной историей. Привлекательность криптовалют в том, что они обещают создание новых институтов – более устойчивых и представляющих собой реальную альтернативу статус-кво.

Возможно, у вас уже есть своё мнение о том, достигли ли криптовалюты вроде биткоина этих целей. Но чтобы по-настоящему разобраться в ситуации, давайте заглянем «под капот» технологии, но так, чтобы это было понятно и непосвящённым. Если вам кажется, что техническая сторона не для вас, не беспокойтесь: двигайтесь в своём темпе и при необходимости обращайтесь к глоссарию. А сейчас посмотрим, как биткоин решил «проблему двойного расходования» – то, что делает его уникальным среди всех предыдущих попыток создать цифровую валюту.

Как работают биткоин и блокчейн

Иногда слова «биткоин» и «блокчейн» используют как синонимы. Но в чём же разница?

Биткоин можно представить как первую успешную попытку построить устойчивую систему цифровых денег без централизованного управляющего органа. Со временем стало ясно, что его технологическая структура настолько универсальна, что её можно модифицировать и использовать для множества различных проектов.

Интересно, что в оригинальном white paper слово «блокчейн» вообще не упоминается, но именно биткоин стал первой реализацией этой архитектуры. При этом его код изначально содержал определённые экономические предположения, из-за чего у многих возникло впечатление, что все блокчейны «думают» одинаково. Но благодаря открытости исходного кода и его гибкости оказалось, что эти предположения можно менять и адаптировать под разные задачи.

Прежде чем углубляться в механику блокчейнов, полезно взглянуть сверху на то, как устроена большая часть интернет-архитектуры сегодня. В подавляющем большинстве приложений, с которыми мы взаимодействуем (и которые почти всегда принадлежат Big Tech корпорациям), данные, которые мы видим или обрабатываем, хранятся на серверах компании.

Когда мы пишем пост на Facebook или Twitter, или пользуемся любой другой крупной онлайн-платформой, мы фактически отправляем запрос на эти серверы. Прежде чем пост попадёт в ленту других пользователей, он проходит автоматическую проверку на запрещённый контент. И лишь после этого становится виден остальным. Всё это занимает считанные секунды. Такой принцип работы называется «клиент-серверная модель».

Следствием такой архитектуры является то, что крупные технологические корпорации получают значительный контроль над тем, какая информация отображается. В то время как правые критикуют технокомпании за цензуру консервативных голосов в США, также показано, что такие компании, как Google и Meta, подвергали цензуре и левых активистов. Действительно, заметным фигурам по всему политическому спектру отказывали в доступе к их аккаунтам по различным причинам, связанным с соблюдением условий и правил компаний.

Хотя некоторые утверждают, что эти компании имеют право цензурировать кого угодно на своих платформах, поскольку это их частная бизнес-территория, нельзя отрицать, что это имеет крайне серьёзные политические последствия, если учитывать, что Интернет также воспринимается как общественная инфраструктура для коммуникации. Клиент-серверная модель сетевой архитектуры наделяет владельцев серверов (Big Tech) чрезмерной властью. Дополнительная проблема заключается в том, что существуют «точки отказа», при выходе которых из строя возможны полные отключения коммуникационной инфраструктуры, от которой люди зависят.

Альтернативой клиент-серверной модели архитектуры является одноранговая модель (P2P), где сетевая инфраструктура не принадлежит единственной организации, а распределена между множеством подключённых компьютеров или серверов. Компьютеры в сети имеют равные права и обязанности по обработке данных, и узлы могут быть как поставщиками, так и потребителями ресурсов в зависимости от необходимости. Это достигается в основном благодаря использованию открытых протоколов, а не созданию «огороженных садов», как в случае с платформами Big Tech. Хотя это может звучать чуждо, есть шанс, что вы уже пользовались преимуществами P2P-сетей, если когда-либо загружали фильмы, музыку или другой медиа-контент через сервисы вроде Napster, LimeWire, BitTorrent или другие файлообменники. P2P-сети оказали огромное влияние на индустрию медиа и привели к быстрым изменениям в том, как медиа потребляются. Как потребители мы получили доступ к почти безграничной библиотеке медиа бесплатно. Это привело к резкому снижению совокупных доходов музыкальной индустрии с 1999 по 2010 годы, поскольку люди стали покупать меньше CD, и одновременно стало причиной появления стриминговых гигантов вроде Spotify и Netflix. У этой ситуации есть свои проблемы, но суть в том, что использование иной базовой сетевой архитектуры кардинально изменило отношения людей с институтами.

Биткойн использует P2P-сеть, чтобы попытаться создать цифровую денежную систему, не зависящую от существующих финансовых институтов или государственных акторов, контролирующих финансовые данные. Однако использование такой архитектуры для этой цели имеет свои трудности. Когда вы делитесь чем-то через Интернет, вы не передаёте другим ту же самую вещь, что видите на своём экране. Например, если вы отправляете Карен из отдела кадров письмо о том, что Тодд из финансов громко ест за своим столом, почтовое приложение Карен получает копию письма, которое вы отправили. Теперь и у вас, и у Карен есть одинаковая копия одного и того же письма. Для сравнения: в случае с бумажным письмом вы физически пишете на листе бумаги о том, что мусор Тодда воняет на вашем этаже офиса, и этот же лист отправляется Карен, чтобы она могла сослаться на раздел 4.2 в трудовом регламенте под названием «разрешение конфликтов на рабочем месте».

Опыт предыдущих P2P-сетей, вроде Napster, показал, что компьютеры и Интернет – это великолепные машины для копирования, и эта способность использовалась, чтобы дать вам бесплатную цифровую копию альбома U2, который вы не хотели покупать. Однако это же свойство создаёт особые трудности при использовании P2P-сетей для глобальной денежной системы без центрального органа. Если я попытаюсь отправить доллар по электронной почте, всё, что я сделал – это создал ещё один доллар; теперь их два, хотя я хотел отправить только один. Один из способов решить эту проблему – добавить центральный орган, который решает, что ценность имеет только второй цифровой доллар, а первый – нет. Проблема в том, что у этого органа появляется власть подвергать цензуре отдельных участников, определяя, какие цифровые доллары действительны, а какие нет, и это возвращает нас к изначальной проблеме. По сути, именно так банки используют компьютеры для быстрого обмена информацией и управления вашими деньгами. Фактически около 92% мировых денег существует в цифровом виде, на цифровых балансах, принадлежащих различным финансовым институтам. Эта проблема создания цифровой денежной системы, свободной от государств и финансовых институтов, но при этом сохраняющей целостность учёта, называется «проблемой двойного расходования» (double spending problem).

Так каким образом Биткойн решает эту задачу?

Как уже упоминалось, биткойн использует одноранговую (P2P) сеть компьютеров, также называемых узлами (nodes), для совместного использования цифрового реестра, который отслеживает, сколько биткойнов есть у каждого участника сети. Подобно тому, как узлы в P2P-сетях вроде Napster обменивались информацией о музыке или фильмах, узлы сети Биткойн обмениваются экономической информацией – сведениями о биткойнах. Ещё одно отличие P2P-сети вроде Napster от Биткойна в том, что узел Napster, делящийся альбомом U2, может без проблем отключиться от сети, и для других участников это не вызовет серьёзных последствий. В случае же с денежной системой подобная динамика невозможна: людям нужно быть уверенными, что система не будет взломана или уничтожена злоумышленником. Биткойн решает эту задачу с помощью экономических стимулов и криптографического соревнования на основе хэшей, которое помогает защитить сеть от прямых манипуляций.

Хэш – это криптографическая функция, которая может принимать входные данные любого размера и создавать соответствующий выход фиксированного размера. Главное отличие хэша от других функций состоит в том, что он работает только в одном направлении: имея вход, легко получить выход, но зная только выход, невозможно определить, каким был вход. Это один из способов скрыть сообщение или данные внутри других данных так, что никто не сможет узнать их содержание, если не знает, что именно скрывается. В таблице ниже показано, что для каждого входа в алгоритм хэширования SHA256 мы получаем радикально разные выходные значения, не связанные друг с другом.

Свойства хорошей хэш-функции включают:

  1. Она работает только в одном направлении.
  2. Крайне маловероятно, что один и тот же хэш будет сгенерирован дважды.
  3. Незначительные изменения входных данных приводят к радикальным изменениям на выходе.

Что можно заметить в таблице: достаточно сделать очень маленькое изменение во входных данных, и мы получаем совершенно другой результат, при этом невозможно догадаться, что оба ввода были почти идентичными. Это связано с тем, что, зная только вывод, мы не можем узнать свойства ввода. Человек, смотрящий лишь на первые три результата хэширования, никак не догадался бы, что все они по сути содержат одно и то же сообщение, лишь немного по-разному сформулированное.

Кроме того, можно объединить несколько хэшей в один, сократив необходимое место для хранения данных вдвое. Интересно и то, что хэш можно использовать даже как доказательство авторства. Чтобы упростить, допустим, что вся моя книга – это только её название, как в последней строке таблицы, я могу приписать в конце «by Joshua Dávila» и создать хэш своей книги. Если этот хэш будет доказуемо сохранён где-то, а я увижу, что кто-то плагиатит мою работу, я смогу пересоздать тот же хэш с текстом и своим именем. Так как хэш существовал раньше, чем плагиатная версия, это могло бы послужить доказательством в суде, что кто-то крадёт мою работу.

Как можно заметить, у таких хэш-функций множество применений. В сети Биткойн хэши используются в механизме «Proof of Work» (PoW, доказательство работы) – это метод криптографического доказательства, при котором доказывающий подтверждает другим, что была затрачена определённая вычислительная работа. Изначально эта идея была предложена как способ защиты от атак типа denial-of-service (отказ в обслуживании), замедляя скорость, с которой злоумышленники могли бы перегружать онлайн-сервисы или рассылать спам. Но в случае Биткойна она используется для обеспечения безопасности и достоверности P2P-сети узлов и цифрового реестра биткойна.

Узлы сети Биткойн, поддерживающие её безопасность, обычно называют майнерами. Однако майнеры биткойна добывают не золото, а хэши – в криптографическом соревновании, где победитель получает право добавить блок транзакций в блокчейн Биткойна. За это майнер получает вознаграждение – вновь созданные биткойны, а также комиссии за все транзакции в блоке. Это вознаграждение служит стимулом для майнеров продолжать работу по защите сети.

Когда биткойн-транзакции отправляются в сеть (например, Алиса отправляет 1 биткойн Бобу), они используются как входные данные для хэш-функции. «Блок» в термине блокчейн означает группу транзакций, которые майнер организует, чтобы добавить их в реестр.

Майнеры соревнуются, подавая в хэш-функцию как можно больше транзакций (до двух–четырёх мегабайт), а также хэш предыдущего блока транзакций и случайное число, называемое nonce (number used once, «число, используемое один раз»). Их цель – получить на выходе хэш, начинающийся с определённого количества нулей.

Поскольку одно из свойств хэш-функции заключается в том, что её результат невозможно предсказать до тех пор, пока не будут обработаны входные данные, то чем больше нулей требуется в начале хэша для победы, тем сложнее становится задача. Уровень сложности регулярно корректируется так, чтобы новый блок добавлялся примерно каждые десять минут. Поскольку это соревнование полностью основано на вероятности и вычислительной мощности майнера (так называемой hashing power), чем больше энергии майнер способен затратить, тем выше его шансы выиграть конкурс на каждом интервале добавления блока. Однако с ростом энергозатрат часто наступает момент, когда добыча становится убыточной.

Таким образом, создание «выигрышного» хэша с соответствующими входными данными служит доказательством работы (Proof of Work), которое майнеры должны предъявить, чтобы выиграть криптографическое соревнование.

Proof of Work также называют механизмом консенсуса сети, поскольку именно с его помощью узлы протокола Биткойн приходят к единому мнению о текущем состоянии реестра.

Задача: можешь ли ты создать хэш, который включает недавние биткойн-транзакции, хэш предыдущего блока, nonce и начинается хотя бы с четырёх нулей?
Награда: новые биткойны.

Часть «цепь» (chain) в термине блокчейн отражает то, что хэш победившего блока включается в каждый вновь добавляемый блок реестра. Повторяя эту схему, протокол создаёт общедоступный проверяемый реестр, который показывает относительный хронологический порядок совершённых транзакций. Блокчейн можно представить как общую базу данных наподобие Google Sheet (только без Google), которая хранится дублированно на каждом узле сети. Однако благодаря использованию P2P-архитектуры, в отличие от централизованной клиент-серверной архитектуры, Биткойн применяет механизм доказательства работы для решения проблемы двойного расходования, присущей попыткам создания цифровых денег без централизованного органа. Попытка реализовать что-то вроде Биткойна на инфраструктуре Google фактически сделала бы Google централизованным органом над реестром, что свело бы на нет всю идею.

Когда мы взаимодействуем с централизованными интернет-сервисами, принадлежащими Google или другим компаниям Big Tech, чаще всего нам сначала нужно создать профиль, включающий личные данные, с помощью которых наша личность связывается с действиями, которые мы совершаем на их платформах. Эти данные хранятся на серверах компании и позволяют создавать детализированные «пользовательские профили» для продажи рекламодателям – бизнесу, который покупает рекламу на платформе. Хотите рекламировать людям с высшим образованием в возрасте от 25 до 45 лет, технологически подкованным, с доходом более $100 тыс. в год, проживающим в одном из районов Нью-Йорка, веганам, которые недавно искали заменители еды? Для такого профиля, скорее всего, существует рекламный продукт. Всё это легально в рамках определённых правил и то, с чем пользователи соглашаются, подтверждая «условия использования» в закрытых экосистемах Big Tech.

В блокчейне вместо личного профиля создаются аккаунты с помощью криптографии с открытым ключом, формируя пару ключей. Приватный ключ (private key) – это секретная последовательность цифр и букв, которую вы никому не показываете. Применив к нему односторонние криптографические хэш-функции, вы получаете публичный адрес, который можно передавать другим, чтобы они отправляли вам биткойны. Это похоже на доступ к онлайн-банку: приватный ключ выступает как логин и пароль, а публичный адрес – как номер счёта или IBAN, который можно безопасно сообщать другим. Благодаря этому идентичность участников сети представлена случайной строкой букв и цифр, что делает пользователей псевдоанонимными и обеспечивает определённый уровень теоретической приватности. Свойства хэшей делают практически невозможным узнать чей-либо приватный ключ, зная только публичный адрес, что делает систему очень безопасной.

В сети Биткойн и большинстве других блокчейнов для проведения транзакции вы подписываете её своим приватным ключом. Это доказывает, что вы владелец публичного адреса (иногда называемого кошельком), на котором хранятся биткойны, поскольку вы обладаете соответствующим приватным ключом. Пока вы можете доказать владение ключом, вы имеете доступ к средствам.

Система отличается от обычного онлайн-банкинга. Если вы забыли логин или пароль обычного банка, вы можете восстановить доступ, предоставив личные данные, которые доказывают вашу личность. В блокчейне, как в Биткойне, если вы потеряете приватный ключ, вы теряете доступ к своим средствам. Нет службы поддержки, куда можно позвонить. Это возлагает на пользователя ответственность за безопасное хранение ключа. Поскольку это просто строка букв и цифр, её можно хранить на бумаге, в зашифрованном файле или на аппаратном устройстве (обычно самый безопасный вариант).

Пройдём через процесс создания одного блока в блокчейне Биткойн. Пользователи сети подписывают транзакции приватным ключом и отправляют их на публичный адрес получателя вместе с комиссией, определяемой рынком. Эти транзакции направляются в P2P-сеть майнеров, которые соревнуются, создавая хэши с заданным количеством нулей в начале, используя отправленные транзакции, хэш предыдущего блока и nonce. Когда майнер создаёт блок, соответствующий критериям, это служит доказательством работы для остальных майнеров, что он выиграл конкурс за этот блок. Победивший майнер получает новые биткойны и комиссии за все транзакции блока, после чего процесс повторяется.

(Пользователи подписывают транзакцию своим приватным ключом и отправляют ее на публичный адрес получателя -> Транзакции, включенные в новый блок -> Транзакции: Алиса отправила 1 биткойн Бобу. Боб отправил 0.25 биткойна Синтии).

Весь этот процесс делает чрезвычайно трудным изменение балансов пользователей в сети Биткойн со стороны недобросовестных участников. Допустим, майнеры в сети работают над блоком №400, а вы совершили очень крупную транзакцию ещё в блоке №100 и хотите её отменить. Чтобы это сделать, вам пришлось бы повторно «добыть» блок №100, а также все блоки между ним и самым текущим блоком, над которым работают другие майнеры сети, и затем обойти остальных майнеров при добыче самого последнего блока, чтобы транзакция распространилась на всю сеть.

Это связано с тем, что узлы в сети Биткойн по умолчанию ориентируются на самую длинную цепочку блоков, которой они располагают. Однако для практического осуществления этого вам понадобилось бы более половины всей вычислительной мощности сети, что было бы не только крайне дорого, но и потребовало бы огромного количества энергии, доступ к которой имеют лишь немногие. Это называется атакой 51%, и провести её становится значительно сложнее, чем дальше находится блок с транзакцией, которую вы хотите изменить, от текущего блока.

Недобросовестные участники также лишены стимулов обманывать сеть Биткойн, потому что даже если бы им удалось провести такую атаку, цена биткойна, скорее всего, упала бы, поскольку было бы доказано, что сеть не так безопасна, как считалось. Следовательно, украденные биткойны потеряли бы значительную часть своей стоимости, делая их кражу менее выгодной. Конечно, это может не быть проблемой, если злоумышленнику безразлична цена биткойна и его цель – просто нарушить работу сети.

Ещё один важный момент в работе Биткойна заключается в том, что протокол предусматривает эмиссию новых биткойнов с фиксированной скоростью, которая со временем уменьшается, пока общее количество не достигнет 21 миллиона. После этого новые биткойны уже никогда не будут созданы. Это означает, что со временем Биткойн обладает дефляционным эффектом (теоретически становится более ценным) и имеет свойства, похожие на золото, поскольку существует ограниченное предложение. В контексте финансового кризиса 2008 года, когда «слишком большие, чтобы обанкротиться» банки получали государственные пакеты помощи, Биткойн воспринимался как более привлекательная альтернатива.

Это привлекло многих «золотых фанатов» – тех, кто считает, что золотой стандарт был лучшей основой для глобальной денежной системы, – в сообщество Биткойн. Преднамеренно или нет, это было предположение, заложенное в саму технологию. Однако важно помнить, что не только можно закладывать разные предположения в криптовалюты, но уже существующие системы могут стать «непослушными детьми», поддерживая политические цели, противоречащие взглядам их создателей. В следующем разделе мы рассмотрим такие примеры.

Глава 2. Коммунизм науки и сопротивление цензуре: обоюдоострый меч

Коммунизм научного этоса несовместим с определением технологии как «частной собственности» в капиталистической экономике.

– Роберт К. Мертон, Нормативная структура науки

WikiLeaks – это гигантская библиотека самых секретных (persecuted) документов мира. Мы предоставляем им убежище, анализируем их, распространяем и добываем новые.

– Джулиан Ассанж, интервью Der Spiegel [1]

В апреле 2022 года Вирджил Гриффит, бывший разработчик Ethereum – второй по рыночной капитализации криптовалюты после биткоина – был приговорён к пяти годам тюрьмы за то, что, по обвинению, проводил презентации для северокорейских властей о том, как использовать криптовалюты для обхода санкций, наложенных Соединёнными Штатами [2]. Гриффит признал вину в сентябре 2021 года по обвинению в сговоре с целью нарушения Закона о международных чрезвычайных экономических полномочиях (International Emergency Economic Powers Act), запрещающего гражданам США экспортировать товары, услуги и технологии в Северную Корею без разрешения Управления по контролю за иностранными активами (OFAC) при Министерстве финансов. Этот случай показал, насколько серьёзно США относятся к попыткам обхода санкций с помощью криптовалют.

Эта позиция была подтверждена в августе 2022 года, когда OFAC ввело санкции против Tornado Cash [3] – инструмента анонимизации, защищающего конфиденциальность пользователей в публичной сети Ethereum путём разрыва связи между отправителем и получателем. Было заявлено, что такие страны, как Северная Корея, использовали Tornado Cash для отмывания криптовалюты, похищенной хакерами, действующими под эгидой государства. Решение вызвало споры: Tornado Cash не являлся компанией – это набор смарт-контрактов (о них подробнее в следующем разделе) на блокчейне, то есть автономно выполняющийся код. Поскольку полномочия OFAC распространяются только на «физических лиц» и «организации», а смарт-контракт не относится ни к одному из этих типов, криптоадвокаты сочли, что правительство превысило свои полномочия. Однако после введения санкций многие проекты и организации в мире криптовалют, провозглашавшие свою «устойчивость к цензуре», начали следовать спискам заблокированных кошельков, публикуемым OFAC, чтобы избежать конфликтов с властями.

Подобные демонстрации силы могут казаться устрашающими, но они отвлекают внимание от главного – санкции на самом деле не работают [4]. Государства вводят их, чтобы наказать диктаторов или «плохих парней» в других странах. В либеральной и консервативной геополитической логике предполагается, что, нанося ущерб населению этих стран – лишая его еды, лекарств и других необходимых благ, – можно вызвать внутренние волнения и бунт, которые изменят политику правительства. Но на практике санкции почти всегда дают ограниченный эффект: они бьют по невиновным людям, а не по тем, кто у власти. Последние всегда находят способы получить нужные ресурсы. Вместо восстания включается внутренняя пропагандистская машина, которая убеждает население, что истинный враг – те, кто ввёл санкции, и поднимает националистические настроения.

Кроме того, санкции малоэффективны против авторитарных режимов: в таких странах нет демократических механизмов, через которые народ мог бы что-то изменить, даже если бы хотел. Настоящим же «автократическим режимом» для этих стран выступают сами США, безуспешно пытающиеся играть роль мировой полиции.

Одним из самых радикальных лозунгов криптовалют стало их сопротивление цензуре – качество, играющее неоднозначную роль в контексте санкций. Хотя приведённые примеры показывают, что криптовалюты далеко не так неуязвимы для цензуры, как уверяют их апологеты, есть веские доказательства того, что такие страны, как Венесуэла, использовали биткоин для закупок в Иране и Турции [5]. Доказано также, что Иран применяет биткоин-майнинг как способ обхода экономических санкций и для финансирования внешнеторговых сделок [6]. В 2021 году Куба объявила о планах регулировать и официально разрешить использование криптовалют – вероятно, тоже с целью обойти американские санкции [7].

После недавнего российского вторжения в Украину (российские власти считают это специальной военной операцией, - прим.) неудивительно, что многие опасались: Россия тоже может использовать криптовалюты, чтобы обойти санкции. Однако последовавшая за этим моральная паника и призывы запретить криптовалюты во имя борьбы с обходом санкций оказались недальновидными. Причина была не только в сложных геополитических обстоятельствах, ведь санкции не обрушили российскую экономику так, как ожидалось, но и в том, что сама Украина активно воспользовалась преимуществами криптовалют.

Всего через четыре дня после начала вторжения (российские власти считают это специальной военной операцией, - прим.) украинскому правительству удалось собрать 10,2 миллиона долларов в криптовалюте, а с марта 2022 года через кампанию «Crypto Fund for Ukraine» было привлечено уже свыше 100 миллионов долларов. Преимущества криптовалют были очевидны: они меньше подвержены влиянию макроэкономических факторов, таких как падение курса гривны, и позволяют получать средства значительно быстрее – если банковские переводы занимают до суток, то криптовалютные поступления происходят почти мгновенно.

Как и многое в мире крипто, сопротивление цензуре остаётся обоюдоострым мечом. В мире, где децентрализованные технологии используются для подрыва авторитарного контроля, они всё чаще становятся инструментом геополитической борьбы. Но криптовалюта важна не только на уровне глобальной политики – она имеет огромное значение и для отдельных, уязвимых групп людей.

Борьба секс-работниц за право получать оплату

Одним из первых мемов, появившихся в криптосообществе, стала фраза: «Не твои ключи – не твои монеты» (Not your keys, not your coins).

Она напоминала новичкам: если у тебя нет личного ключа для доступа к своим криптовалютным средствам, значит, по сути, эти средства тебе не принадлежат. Первые взломы криптобирж – вроде Mt. Gox – показали, насколько это важно: тысячи людей потеряли все свои биткоины, когда биржу якобы взломали, а вместе с ней исчезли и кошельки клиентов. Причина была в том, что Mt. Gox, как и все криптобиржи того времени, держала монеты пользователей у себя, выступая их фактическим хранителем. Критики считают, что требование держать ключи при себе слишком обременительно, но именно это условие делает криптовалюты устойчивыми к цензуре и внешнему контролю [8].

Для многих в индустрии секс-работы криптовалюта стала настоящим спасением. Под давлением консервативных групп традиционные платёжные сервисы и банки постоянно колеблются между тем, чтобы терпимо относиться к таким пользователям, и тем, чтобы блокировать их счета. В августе 2021 года одна из самых популярных платформ для секс-работников, OnlyFans, заявила, что больше не будет разрешать «сексуально откровенный контент», чтобы соответствовать требованиям своих банков и платёжных партнёров. Генеральный директор платформы тогда прямо сказал:

«У нас не было выбора. Если коротко – из-за банков». [9]

Хотя на OnlyFans присутствуют и пользователи, не связанные с секс-индустрией, подавляющее большинство – именно секс-работницы и работники. Многие пришли туда, чтобы уйти от более хищных форм работы, ведь платформа позволяла выстраивать прямые отношения между исполнителем и клиентом. Решение о запрете контента было отменено уже через неделю – после того как компания получила дополнительные гарантии от банков. Но подобные случаи не редкость. Ещё в 2018 году Pornhub объявил, что начнёт принимать оплату в криптовалюте. А в 2020 году, после того как Visa и Mastercard отказались обслуживать сайт, Pornhub перешёл исключительно на криптовалютные платежи за премиум-подписку.

Одной из причин ускоренного принятия криптовалют в индустрии секс-работы стало принятие в США в апреле 2018 года закона FOSTA (Fight Online Sex Trafficking Act) и SESTA (Stop Enabling Sex Traffickers Act). Формально эти законы были направлены на борьбу с торговлей людьми через интернет-платформы, однако правозащитные организации отмечают, что на деле они непропорционально ударили по секс-работникам и фактически стали законом о цензуре в Интернете. Принятие этих законов сделало существование онлайн-платформ куда более рискованным: теперь им требуются целые команды юристов, чтобы оценивать возможные нарушения и риски как на федеральном, так и на уровне отдельных штатов. Некоторые площадки просто не выдержали этой нагрузки и закрылись, что вынудило многих секс-работниц вернуться к более опасным формам занятости, включая уличную проституцию – ту самую сферу, где риск эксплуатации и торговли людьми значительно выше.

То, чего не понимают консервативные активисты, – это то, что, независимо от моральных оценок, запреты почти никогда не уничтожают явление, против которого направлены. Как и «война с наркотиками», попытки искоренить секс-работу законодательно приводят лишь к росту теневого рынка и увеличению опасностей для самих работников. На этом фоне именно самостоятельное хранение средств и независимость криптовалют от финансовых посредников делают их жизненно важным инструментом для представителей секс-индустрии. Оплата услуг в криптовалюте позволяет обходиться без банков и платёжных систем, которые могут заблокировать транзакцию под давлением политических лоббистов, предпочитающих, чтобы таких людей просто не существовало.

Создавая прямые связи между клиентами и исполнителями – будь то в сфере сексуальных услуг или других форм онлайн-труда – криптовалюты становятся способом защиты самых уязвимых и гонимых членов общества.

WikiLeaks: разоблачение и государственное возмездие

Основанная в 2006 году интернет-активистом и шифропанком Джулианом Ассанжем, организация WikiLeaks посвятила себя публикации засекреченных или ограниченных в распространении документов, связанных с войнами, шпионажем и коррупцией. За годы своей работы WikiLeaks обнародовала более десяти миллионов документов и аналитических материалов. Среди них – секретные материалы о пытках мирных граждан, использовании детской проституции и других международных военных преступлениях, совершённых в ходе войн в Афганистане и Ираке при администрации Джорджа Буша-младшего.

Среди самых известных публикаций – видео «Collateral Murder», размещённое WikiLeaks в апреле 2010 года. На нём американские военные расстреливают восемнадцать безоружных мирных жителей, включая двух журналистов агентства Reuters, из вертолёта в Ираке. Эти и другие масштабные утечки, получившие название «Журналы афганской и иракской войн», впервые были опубликованы совместно с The New York Times, The Guardian и Der Spiegel.

Позже, в марте 2016 года, WikiLeaks опубликовала более двадцати тысяч страниц электронных писем Джона Подесты – бывшего главы аппарата Белого дома и руководителя предвыборной кампании Хиллари Клинтон. Среди них оказались расшифровки её выступлений перед Уолл-стрит и информация о том, что Донна Бразил передала Клинтон заранее некоторые вопросы к теледебатам с Берни Сандерсом на CNN. По мнению ряда аналитиков, эта утечка могла сыграть роль в падении рейтингов Клинтон незадолго до победы Дональда Трампа на выборах. WikiLeaks остаётся одной из самых спорных организаций современности. Но что бы о ней ни говорили, она неизменно следует своему принципу – противостоять цензуре и раскрывать засекреченные материалы.

События 2010–2011 годов стали поворотным моментом в истории WikiLeaks. Помимо публикаций журналов афганской и иракской войн, в 2010 году началась серия утечек, получившая название «Кейблгейт» (Cablegate). Она раскрыла внутренние переписки и методы сбора разведданных американских дипломатов – включая сбор номеров кредитных карт, бонусных миль и биометрических данных иностранных чиновников. Среди обнародованных документов были сведения о тайной войне администрации Барака Обамы в Йемене, о призывах Саудовской Аравии бомбить Иран, а также о том, что в преддверии вторжения в Ирак в 2003 году дипломаты США и Великобритании шпионили за генеральным секретарём ООН Кофи Аннаном, нарушая международные договоры, запрещающие шпионаж в рамках ООН. По словам WikiLeaks, это была крупнейшая утечка секретных документов в истории, ставшая достоянием общественности. Эти публикации сопоставимы по масштабу с «Документами Пентагона», которые в своё время доказали, что администрация Линдона Джонсона систематически лгала не только обществу, но и Конгрессу о военных действиях США во Вьетнаме, тем самым подстегнув антивоенное движение.

Американские политики, включая многих республиканцев и демократов, потребовали немедленных действий против WikiLeaks и всех, кто имел отношение к утечкам, включая Ассанжа. Вскоре выяснилось, что основную часть документов, опубликованных WikiLeaks в 2010 году, передала Челси Мэннинг – аналитикесса разведки армии США. Это привело к её аресту по обвинению в нарушении Закона о шпионаже. Параллельно в США началось расследование против Ассанжа по тому же закону, а в Швеции ему были предъявлены обвинения в сексуальном насилии – обвинения, которые он называл ложными и использованными как предлог для его экстрадиции в США. Позднее шведские обвинения были сняты, но именно они стали причиной его обращения за политическим убежищем в посольство Эквадора в Лондоне, где он прожил с августа 2012 года по апрель 2019-го, в офисе, переоборудованном в жилое помещение. Полиция Лондона дежурила снаружи, готовая арестовать его, если бы он вышел из здания.

Утечки «Cablegate» в 2010 году вскоре привели к финансовой блокаде WikiLeaks. Под давлением правительства США такие компании, как PayPal, Amazon, Visa и Mastercard, прекратили обработку пожертвований в адрес WikiLeaks, что вызвало падение доходов организации на 95%. WikiLeaks в значительной степени зависел от пожертвований, поступавших через эти финансовые посредники. [10] Кроме того, швейцарский банк PostFinance заморозил личный счёт Ассанжа. Представитель WikiLeaks Кристинн Храфнссон охарактеризовал ситуацию так:

«Это приватизация цензуры, потому что всё это происходит под чудовищным давлением со стороны правительства США… Крайне важно дать отпор и остановить этот процесс прямо здесь и сейчас, чтобы мы не пришли к будущему, где финансовые гиганты решают, кто живёт, а кто умирает». [11]

Многие союзные организации старались помочь WikiLeaks собрать средства для поддержания инфраструктуры и выплаты зарплат, принимая пожертвования от его имени. Например, французская некоммерческая организация FDNN (Фонд защиты сетевого нейтралитета, Fund for the Defense of Net Neutrality / Fonds de Défense de la Net Neutralité) создала фонд Carte Bleue для WikiLeaks. Национальная французская платёжная система Carte Bleue имела договор с Visa и Mastercard, который не позволял им отключать торговые точки, использующие их систему. Среди других инициатив были аукцион восьми мест на обед с Ассанжем и словенским марксистским философом Славоем Жижеком [12], а также продажа на eBay сервера, на котором размещались документы «Cablegate». [13]

Это стало одной из первых возможностей для недавно созданного биткоина доказать свою ценность – как средства перевода стоимости через интернет, минуя именно тех финансовых посредников, против которых он и был задуман.

Вскоре после того как эти компании прекратили сотрудничество с WikiLeaks, в декабре 2010 года на официальном форуме Bitcoin разгорелась дискуссия о рисках, которые могли бы повлечь за собой пожертвования в адрес WikiLeaks и вызвать нежелательное внимание со стороны правительств. Сатоси Накамото, псевдоним создателя биткоина, вмешался в обсуждение:

«Проект должен расти постепенно, чтобы по мере этого можно было укреплять программное обеспечение. Я обращаюсь к WikiLeaks с просьбой не пытаться использовать биткоин. Это маленькое бета-сообщество на стадии становления. Вы получите сущие копейки, а внимание, которое вы привлечёте, скорее всего, уничтожит нас на этом этапе». [14]

Он добавил:

«Было бы неплохо получить внимание в любом другом контексте. WikiLeaks всколыхнул осиное гнездо, и рой уже направляется к нам».

В тот момент WikiLeaks согласился с оценкой Сатоси и решил подождать, пока Bitcoin не укрепится, прежде чем принимать пожертвования. Любопытно, что всего через шесть дней после того, как Сатоси предупредил WikiLeaks о том, что они «всколыхнули осиное гнездо», он исчез из биткоин-сообщества и с тех пор о нём ничего не слышно. На момент комментариев Сатоси цена одного биткоина составляла около 0,25 доллара США, а примерно через шесть месяцев, 9 июня 2011 года, она подскочила до рекордных 29,6 доллара. [15] Казалось, что люди начали видеть преимущества транзакций, устойчивых к цензуре.

14 июня 2011 года было решено, что Bitcoin стал жизнеспособной альтернативой для сбора средств, и WikiLeaks объявил в Twitter о начале приёма пожертвований в биткоинах. [16] Несмотря на то, что Forbes (а также сам WikiLeaks) ошибочно заявляли, что биткоин является анонимной и неотслеживаемой валютой [17] – возможно, из-за его связи с Silk Road, анонимным рынком, где с помощью биткоинов продавались запрещённые товары, включая широкий ассортимент наркотиков – пожертвования на адрес WikiLeaks в Bitcoin начали поступать. Ранее в том же месяце сенаторы Чак Шумер и Джо Манчин призвали закрыть Silk Road и охарактеризовали биткоин как «онлайн-форму отмывания денег, используемую для сокрытия источника средств и лиц, продающих и покупающих наркотики». Годы спустя Росс Ульбрихт, псевдонимный основатель Silk Road, был пойман и арестован благодаря судебно-техническим методам анализа блокчейна биткоина, другим тактикам правоохранителей и публичной природе биткоин-транзакций. Вероятно, именно финансовая блокада WikiLeaks в сочетании с популяризацией Silk Road помогли поднять цену биткоина во время его первой «бычьей» волны.

Точно неизвестно, сколько биткоинов WikiLeaks получил в рамках первой кампании, так как организация, возможно, владела несколькими адресами Bitcoin. В феврале 2020 года сообщалось, что оригинальный адрес WikiLeaks получил 4 043 BTC. [18] Точная сумма в долларах зависит от курса биткоина в конкретный момент и времени, когда WikiLeaks решал их потратить. На момент написания текста цена одного биткоина колеблется около 20 000 долларов, что делает 4 043 BTC примерно 80 860 000 долларов. Поскольку расходы собранных биткоинов отслеживаются в блокчейне, есть данные о том, что по меньшей мере 3 500 BTC были потрачены, переведены на известный адрес BitPay, сервиса обработки биткоин-платежей, скорее всего, для конвертации в фиатную валюту – доллары США или евро. [19]

Хотя первоначальная финансовая блокада в конечном итоге завершилась, WikiLeaks никогда не снимал возможность пожертвований в биткоинах. Это оказалось особенно полезным, когда в 2017 году была введена новая финансовая блокада. Более того, с тех пор организация расширила возможности, начав принимать другие популярные и ориентированные на приватность криптовалюты. Решение продолжать принимать биткоины оказалось не только умным способом обхода блокад, но и выгодной инвестицией. По словам Ассанжа в 2017 году, [20] пожертвованные WikiLeaks биткоины принесли 50 000 % дохода. Он поблагодарил правительство США за давление, поскольку каждое новое действие против WikiLeaks увеличивало поток пожертвований в биткоинах. [21]

11 апреля 2019 года посольство Эквадора прекратило предоставлять Ассанжу политическое убежище без должного процесса и пригласило полицию Лондона арестовать его по обвинению в нарушении условий залога, что в британском законодательстве считается мелким нарушением, связанным со снятыми шведскими обвинениями. Его быстро признали виновным и в тот же день выдвинули обвинение в сговоре с целью взлома компьютерных систем (т. е. хакерство правительственных компьютеров), что грозит максимум пяти годами заключения, в связи с обвинениями в помощи Челси Мэннинг.

С момента ареста Ассанж проходил несколько судебных процессов, в ходе которых рассматривался вопрос о его экстрадиции в США, где его, вероятно, ждало более суровое наказание и тяжёлое обращение. Пока, несмотря на то что назначенный судья согласился с большинством обвинений, экстрадиция в значительной степени блокируется из-за ухудшения физического и психического состояния Ассанжа.

Во время пребывания в посольстве Эквадора стало известно, что Ассанж подвергался множественным формам психологических пыток, ему отказывали в контакте с адвокатами, семьёй и друзьями, кроме того, за ним велась слежка со стороны нескольких стран, включая США, Эквадор, Великобританию и Испанию. В феврале 2020 года организация Doctors for Assange опубликовала открытое письмо в медицинском журнале, в котором заявила, что Ассанж находится в крайне тяжёлом состоянии из-за продолжительного психологического давления в посольстве и тюрьме, что может привести к его смерти, а «политически мотивированная халатность в оказании медицинской помощи создаёт опасный прецедент».

Документы, опубликованные WikiLeaks, показывают, что это была явная попытка спецслужб измотать Ассанжа и его защитников. Также стало известно, что организации вроде ЦРУ и другие даже разрабатывали планы по ликвидации Ассанжа в случае необходимости. Этап экстрадиции жёстко критиковался многочисленными СМИ, журналистскими и репортёрскими организациями, поскольку последствия для свободы прессы могли бы быть крайне серьёзными: всегда было очевидно, что утечки WikiLeaks имели общественную ценность, раскрывая многочисленные военные преступления и нарушения прав человека, совершавшиеся правительствами под видом мира и справедливости.

На момент написания текста Ассанж по-прежнему находится в британской тюрьме, а WikiLeaks снова не может обрабатывать пожертвования в фиатной валюте без помощи европейских партнёров, таких как Фонд Вау Холланд. Если вы хотите поддержать организацию в продолжении её миссии, пожертвования можно сделать как в криптовалюте, так и в фиатных деньгах через https://shop.wikileaks.org/donate. Факт остаётся фактом: для тех, кто верит в истинную сетевую нейтральность и свободу контента без цензуры со стороны бизнеса или государства, WikiLeaks является важной контр-институцией, способной бросить вызов неолиберальному капиталистическому порядку. Поддержка их работы, даже через пожертвования в криптовалюте для обхода финансовых блокад, важна для всех, кто хочет видеть радикальные политические изменения.

Sci-Hub: наука как коммунизм

В 1942 году Роберт К. Мертон, считающийся основоположником современной социологии, опубликовал работу The Normative Structure of Science [22], в которой изложил четыре принципа, необходимые для соблюдения, для того чтобы общество получало максимальную пользу от научных достижений. Для Мертона эти принципы крайне важны для научных институтов, так как вместе они описывают этос современной науки. Принципы таковы: универсализм, бескорыстие, организованный скептицизм и коммунизм. Да-да, именно коммунизм.

Мертон объясняет, что наука требует полного и открытого обмена знаниями, а не секретности. Научные достижения не должны превращаться в интеллектуальную собственность, поскольку все открытия в науке выигрывают от социального сотрудничества учёных прошлого и их современников. Он ссылается на решение суда по делу US v. American Bell Telephone Co., в котором говорится:

«Изобретатель – это тот, кто открыл нечто ценное. Это его абсолютная собственность. Он может удерживать это знание от общества»,

и называет такое положение вредным для науки, в то время как хвалит таких учёных, как Альберт Эйнштейн, которые использовали патенты, чтобы их работа была доступна обществу. Коллективное сотрудничество необходимо, чтобы наука достигала максимального потенциала, поэтому «коммунизм» в смысле обмена информацией является неотъемлемой частью науки. Однако, к сожалению, в соответствии с общим трендом институциональной несостоятельности в современном капиталистическом обществе, этот принцип не соблюдается многими крупными научными институтами, особенно научными журналами.

Для тех, кто публиковался в академических журналах, это неудивительно, а для посторонних – шокирующе: многие статьи, в том числе финансируемые государственными грантами, скрыты за платным доступом. Стоимость скачивания PDF-файла может составлять от $30 до $70 и выше. Кроме того, обычной практикой является требование журналов к авторам оплачивать публикацию после рецензирования, что может стоить более $5 000, помимо невозвратного сбора за подачу статьи на рассмотрение.

К тому же журналы зарабатывают на подписках организаций, включая университеты, компании и некоммерческие структуры, нуждающиеся в доступе к статьям. В 2012 году Совет консультантов факультета Гарварда сообщил, что университет ежегодно тратил $3,75 млн на подписки, при этом некоторые стоили до $40 000 в год. [23] И при этом авторы статей не получают доли от продажи своих публикаций. Легко понять, как такие ценовые и финансовые практики могут наносить ущерб организациям без крупных финансовых ресурсов, в отличие от университетов с большими фондами.

Хотя большая часть публикуемых исследований финансируется за счёт государственных средств, самые престижные журналы, в которых ученым выгодно публиковаться для продвижения карьеры, принадлежат частным компаниям, целью которых является максимизация прибыли. Крупнейшие коммерческие научные издательства демонстрируют маржу прибыли почти на 40% выше, чем у таких компаний, как Apple и Google. [24] Такая приватизация привела к централизации богатства, влияния и доли рынка у ведущих журналов. В естественных и медицинских науках пять крупнейших коммерческих издателей публикуют 53% всех научных статей.

Если вы работаете в организации без больших финансовых ресурсов, как получить доступ ко всем этим журналам? Один из вариантов – Sci-Hub, где можно бесплатно скачать практически любую статью из платных журналов или уже доступную через открытый доступ. В базе Sci-Hub доступно более восьмидесяти миллионов статей. Для доступа к сайту может понадобиться VPN или нужно будет использовать разные домены верхнего уровня, такие как .ru, .st, .se и др. (у меня лучше всего работает www.sci-hub.ru), так как Sci-Hub заблокирован и считается незаконным во многих странах. Крупные издательства даже подавали иски в нескольких странах с требованием закрыть сайт за нарушение авторских прав и взыскать миллионы долларов.

Чтобы получить статью, пользователь вводит в строку поиска URL платной статьи или номер DOI (уникальный идентификатор почти всех статей) и нажимает большую красную кнопку с изображением ключа и надписью «open». Если Sci-Hub имеет эту статью, появится PDF, который можно сохранить на компьютер. Иногда достаточно просто ввести название статьи или близкий вариант, чтобы найти точную публикацию. Сервис работает крайне быстро: пользователи не проходят через обычный paywall и страница загружается быстро, что делает работу гораздо удобнее, чем на многих сайтах журналов.

Если удастся попасть на сайт Sci-Hub или его зеркала, на странице «О проекте» вы увидите изображение Владимира Ленина в стиле социалистического реализма, когда-то распространённого в СССР, с рукой, протянутой влево, и текстом:

«Sci-Hub – самый спорный проект в современной науке. Цель Sci-Hub – предоставить свободный и неограниченный доступ ко всем научным знаниям». [25]

Ниже приводятся статистика о количестве доступных статей и книг, информация о миссии открытого доступа к науке, ссылки на текущие судебные иски против Sci-Hub по всему миру и контактный адрес электронной почты основателя сайта.

Sci-Hub была создана Александрой Эльбакян, родившейся в 1988 году в Казахстане, когда страна ещё входила в состав Советского Союза. Для человека, занимающегося чем-то столь незаконным, можно было бы ожидать, что она останется теневой фигурой, окутанной тайной, о которой мало что известно. Однако при нажатии на «Elbakyan» в меню сайта [26] появляется GIF женщины с бледной кожей и каштановыми волосами, в футболке с надписью «Send», которая слегка улыбается и машет рукой. На странице Эльбакян подробно рассказывает о себе: она начала программировать в двенадцать лет, интересовалась нейронаукой и поступила в университет для изучения интерфейсов «мозг-компьютер» (ещё до компании Neuralink Илона Маска), но не смогла найти в США программу PhD, соответствующую её исследовательским интересам: «связывать сети сознательных переживаний».

Ниже представлена временная линия её жизни с указанием политических взглядов – «коммунизм», и религии – «новое герметическое учение» (new age hermeticism), а чуть ниже – коллекция из пятидесяти шести фотографий: от младенчества, через детство и юность, до взрослой жизни, работы в лабораториях, путешествий, групповых снимков с друзьями и коллегами, а также других занятий, привычных для обычных людей. Далее идёт раздел под названием «Труды и идеи».

В подразделе «Коммунизм» она пишет:

«Мне близка идея коммунизма, я считаю её истинной сутью науки, информации и знания. Коммунизм и коммуникация – слова одного корня. Так что коммунизм – это скрытая идея за любым текстом и сообщением: по своей сути информация общая».

Хотя слово «коммунизм» в её контексте описывает убеждения относительно открытого доступа к информации, это скорее практический научный вывод, чем политический манифест.

Следующая идея, которую она выделяет, – «Бог информации»:

«Для древних людей информация была священной, язык, письменность и общение считались проявлениями божества». Этот бог имел разные имена: Тот в Древнем Египте, Гермес в Греции, Тир в Армении; а в современной астрологии – это Меркурий. Эти боги также ассоциировались с знанием и интеллектом, подтверждая идею о том, что знание по сути общо».

Существует сборник её работ по этой теме, включая статьи и презентации на русском языке, а также блоги, в том числе один под названием «Почему Сталин – Бог», доступные как на русском, так и на английском.

Её последняя концепция, «Глобальный мозг», посвящена коллективному разуму, где группа людей рассматривается как единый мозг с объёмом знаний, не достижимым для отдельного человека. Для Эльбакян, с технологиями вроде Интернета и интерфейсов «мозг–машина», мы можем буквально соединять мозги разных людей, создавая «глобальный мозг». Очевидно, что она не только проповедует открытый доступ и прозрачность, но и стремится к ним радикально на практике.

Мне повезло один раз поговорить с Эльбакян по видеосвязи. Используя контактный email с сайта Sci-Hub, я написал ей с предложением интервью для моего подкаста. После нескольких месяцев переписки и поиска русского переводчика (Эльбакян понимает и читает по-английски, но предпочитает говорить на русском) мы всё организовали. В день интервью, когда она появилась на экране, я был поражён: она выглядела точно как на GIF-изображении на сайте Sci-Hub, где машет рукой. Через переводчика она показалась невероятно нормальной, прагматичной и открытой – особенно для человека, постоянно сталкивающегося с судебными исками по всему миру.

Когда я спросил её, что вдохновило её на создание Sci-Hub, она ответила:

Александра: «Нельзя сказать, что был какой-то один конкретный стимул для запуска проекта. Прежде всего, я сама была студенткой и работала над темой новых компьютерных интерфейсов. И тогда я столкнулась с проблемой: большинство научных статей, которые мне нужны для работы, имели платный доступ. Я подумала, что нужно создать какую-то программу для решения этой проблемы. Логика была простой: если мы можем бесплатно скачивать фильмы или музыку онлайн, почему нет чего-то подобного для научных статей? А затем я заметила, что многие люди сталкиваются с той же проблемой и им нужен способ её решения».

Я: Похоже, это исходило из очень практической причины: вам просто нужна была такая возможность… у вас была проблема, и её нужно было решить.

Александра: Да, примерно так. Тут не было никакой новой глобальной идеи или идеологии.

Подобно WikiLeaks, помимо юридических проблем и постоянных блокировок сайта, Sci-Hub также столкнулся с финансовой блокадой по инициативе институтов, чьё существование ставится под сомнение его деятельностью. В начале у неё была возможность принимать международные пожертвования через PayPal, через который она получила около $2–3 тысяч. Однако в 2015 году, после жалобы крупного издателя Elsevier (владеющего примерно 2,500 научными журналами) на нарушение авторских прав, PayPal заблокировал доступ к счёту и всем средствам.

Она всё ещё могла принимать пожертвования через Yandex.Money – платёжный сервис, распространённый в странах бывшего СССР, что покрывало часть расходов, но не позволяло получать средства от международных сторонников, которые хотели помочь оплачивать работу серверов и поддержание сайта. Именно тогда она впервые столкнулась с биткоином.

После рекомендаций нескольких пользователей, в 2015 году она опубликовала адрес Bitcoin-кошелька, чтобы международные сторонники могли сделать пожертвования. Постдок Университета Пенсильвании Дэниел Химмельстайн и группа других исследователей выяснили, что Sci-Hub собрал более 94 биткоинов, из которых, судя по всему, было изъято около 85, оставив 9 биткоинов к началу 2018 года. Если принять цену $15,000 за биткоин (приблизительная стоимость на 1 января 2018), это оставляет $135,000, при условии, что остальные биткоины были потрачены. При этом предполагается, что известные публично адреса биткоинов Sci-Hub – единственные, хотя возможно, что Эльбакян могла зарезервировать отдельные адреса для крупных донаторов.

Оглядываясь назад, можно сказать, что, как и в случае с WikiLeaks, решение принимать пожертвования в биткоинах оказалось невероятно удачным. Но это не самая важная мысль. Главное, что показывают эти примеры, – это значимость наличия каналов платежей, устойчивых к цензуре, для поддержки инициатив, которые имеют легитимность, но не имеют юридической защиты.

Возможность принимать или использовать криптовалюту оказывается полезной, когда у вас есть легитимность (люди хотят поддержать вас), но вы считаетесь незаконным по требованию капиталистических институтов. В случае Sci-Hub проект имеет легитимность в том, что бросает вызов текущей системе научных публикаций и самому существованию интеллектуальной собственности в целом, но этот вызов сопровождается финансовой блокадой, особенно в странах, которые больше всего заинтересованы в соблюдении авторских прав.

Обратная ситуация верна и для самих журналов, пытающихся сделать Sci-Hub полностью недоступным через претензии на интеллектуальную собственность и нарушение авторских прав. Их можно рассматривать как нелегитимные (многие учёные не согласны с тем, как устроена и финансируется публикация журналов), однако они действуют полностью законно, используя этот юридический статус и правовые рамки авторского права для получения прибыли. Эльбакян утверждает, что действия этих журналов сродни нарушению статьи 27 Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН.

Однако до тех пор, пока такие страны, как США, имеющие судебные иски против Эльбакян, сохраняют значительное влияние в ООН, вряд ли эти права будут обеспечены универсально. Одной из вероятных причин, почему Эльбакян не столкнулась с такими опасными угрозами, как Джулиан Ассанж, Челси Мэннинг или Эдвард Сноуден, является то, что, в отличие от них, она не проживает в сфере влияния США. Более того, у неё нет команды – большинство работы она выполняет сама. Пока она остаётся вне этой сферы влияния, она, скорее всего, защищена от необходимости оплачивать судебные иски или рисковать тюремным заключением.

Если перейти на англоязычную страницу пожертвований на сайте Sci-Hub, вы увидите, что теперь есть возможность делать пожертвования в биткоинах, а также в десяти других криптовалютах, что позволяет «диверсифицировать» риски на случай, если какой-либо кошелёк или валюта будут скомпрометированы. Ниже на странице, как и на других, она приводит прозрачный и честный отчёт о системе пожертвований для Sci-Hub, включая упоминание того, что некоторые академические издатели, чтобы подорвать легитимность её работы, выдвигали утверждения о том, что её сайт якобы финансируется и работает на российское правительство.

Переключившись на русскоязычную страницу, можно найти номер карты Сбербанка, на который люди в России могут сделать пожертвования. Хотя кто-то может утверждать, что пожертвования в криптовалюте не обязательны, было бы странно, если бы Sci-Hub полностью полагался на поддержку российских финансовых сервисов, особенно учитывая текущую геополитическую и экономическую ситуацию в России после вторжения в Украину (российские власти считают это специальной военной операцией, - прим.).

Главный вывод из этих примеров – это важность наличия плана на случай непредвиденных обстоятельств, если вы собираетесь противостоять капиталистическим институтам. Существует множество факторов, которые затрудняют прямое сравнение судьбы Джулиана Ассанжа и Александры Эльбакян, но на примере как WikiLeaks, так и Sci-Hub видно: одним из первых ударов со стороны капиталистических институтов, которых ставят под сомнение, является финансовая блокада. И в отсутствие какой-либо альтернативы, а также для подготовки к будущему, которое невозможно предсказать с абсолютной точностью, криптовалюта становится важным инструментом. Для любой радикальной группы с легитимностью, которая всё ещё зависит от какой-либо формы квазиденег для поддержки своей инфраструктуры, это необходимо принимать всерьёз.

Глава 3. «Биткоин – это деньги?» – не тот вопрос, который стоит задавать

Деньги – это преступление.

Делись честно, но не тронь мой кусок пирога.

Говорят, деньги – корень зла на земле,

но если попросишь прибавку –

не удивляйся, что тебе откажут.

– Pink Floyd, «Money»

Несмотря на то, что в предыдущей главе речь шла о мифах вокруг криптовалют и использовании биткоина для передачи средств организациям, находящимся под финансовой блокадой, эта книга на самом деле не о деньгах. Хотя большая часть маркетинга вокруг криптовалют строится на критике монетарной системы с выводом, что криптовалюты вроде биткоина являются «лучшей формой денег», ясно, что это не выдерживает критики. Чтобы в этом разобраться, попробуем понять в общих чертах, что такое деньги и как они функционируют.

Прежде всего, следует сказать, что деньги пронизывают современное капиталистическое общество. Если мы не живем вне цивилизации, на самообеспечивающейся ферме, или не ведем крайне альтернативный образ жизни, нам нужны деньги, чтобы покупать еду, оплачивать жилье, налоги, счета и получать доступ к другим вещам, которые делают жизнь комфортной. Без денег или социальной защиты – будь то государственные пособия или поддержка местного сообщества – мы рискуем столкнуться с голодом, бездомностью и насилием.

Именно поэтому деньги обладают огромной властью и влиянием на поведение людей в обществе. Как действовать, если кажется, что приближается инфляция и покупательная способность зарплаты снижается? Выбираем ли мы работу, полезную для общества, но малооплачиваемую, или ту, что приносит большой доход, но негативно влияет на общество? Покупаем более дорогой органический и справедливый бренд или дешевую марку в магазине? А если на упаковке нет информации, которая позволила бы отличить два продукта, и единственное, чем мы располагаем, – это разница в цене? Хотели бы мы узнать, что более дешевая марка произведена с использованием труда рабов на другом континенте, после того как мы выбрали ее вместо более дорогой? Изменилось бы наше отношение, если бы эксплуатация или загрязнение происходили в нашем собственном сообществе?

Фридрих Хайек, либертарианский экономист австрийской школы, вдохновивший многих людей, участвовавших в создании биткоина [1], утверждал, что деньги и цены – это эффективные сигнальные системы, позволяющие свободному рынку агрегировать огромные объемы информации, чего никогда не сможет сделать плановая экономика. Безусловно, цены координируют рынки в том виде, в котором они существуют сегодня, но трудно поверить, что они «эффективно» отражают всю информацию о продукте, если, как мы видели, одна лишь цена ничего не говорит о процессе производства. Точнее будет сказать, что цены дают что-то вроде точки согласия между потребителем и производителем, но не агрегируют информацию; они скорее сжимают её, чтобы облегчить торговлю за счет «внешних эффектов». Эти эффекты проявляются в виде загрязнения воды и воздуха, эксплуатации людей в нашем или других сообществах или других неэтичных практик крупных транснациональных компаний, которые редко отражаются на их финансовой отчетности.

Если деньги и цены – это инструмент выражения предпочтений в экономике, то это крайне грубый инструмент, который теряет все тонкие детали и качества того, что на самом деле важно людям, если у нас есть возможность задуматься. Наша зависимость от денег демонстрирует, что у нас существует своего рода монокультура выражения ценности, на которой строится экономика. Вместо систем, учитывающих влияние на окружающую среду или социальную ткань общества, наша экономика почти полностью вращается вокруг финансовой ценности. И что хуже всего – практически невозможно отказаться от этой системы.

Дело не только в том, что деньги нужны для выживания. В конкретной форме деньги проникли во многие аспекты нашей жизни – деньги, признанные государством. Иногда их называют «фиатными» в разговорах о криптовалютах вроде биткоина. Нередко сторонники биткоина говорят, что фиатные деньги – корень всех зол, потому что правительства могут «включить печатный станок». На самом деле это неверное понимание того, как деньги создаются и существуют. Они винят то, что был задействован станок правительством США во время Великой рецессии 2008 года, и предсказывают гиперинфляцию, хотя большинство авторитетных экономистов утверждают, что основной фактор инфляции – падение производительности экономики. Сторонники криптовалют часто утверждают, что раньше, при золотом стандарте, было лучше, или что деньги должны быть обеспечены золотым запасом (утверждение без серьезных доказательств), и что биткоин воспроизводит похожую систему, но в цифровом формате.

Хотя центральные банки находятся под контролем директоров, назначаемых избранными правительствами, и могут увеличивать денежную массу через операции на открытом рынке, большая часть денег создается через частную банковскую систему. Подобно тому, как у вас есть счет в банке, ваш банк имеет счет в центральном банке, откуда он может брать кредиты под фиксированный процент, а затем выдавать их своим клиентам под более высокий процент, чтобы покрыть первоначальный займ. Всё это происходит через цифровые регистры между участвующими структурами и регуляторами. Таким образом, большинство денег «печатают» частные банки, а не государства. Более того, в большинстве «первых стран» именно частные банки обеспечивают цифровые платежи через свою инфраструктуру, а не государственную.

Центральные банки, как правило, отвечают и за распространение наличных денег – банкнот и монет, помогая коммерческим банкам снабжать ими клиентов. Однако доля наличности в общей денежной массе сегодня ничтожно мала [2]. По сути, у нас существуют две параллельные денежные системы, в которых участвуют обычные граждане: государственная – физические деньги (наличные) и банковская – цифровая, представленная числами на электронных счетах.

Писатель и исследователь Бретт Скотт в своей книге Cloudmoney («Облачные деньги») убедительно показывает, как частные банки годами подталкивали потребителей и бизнес отказываться от наличности, тем самым ослабляя государственную денежную систему и усиливая собственное влияние на обращение денег. Банкам выгодно, чтобы всё происходило безналично: компьютеры и электричество двигают деньги куда быстрее, чем кассир, пересчитывающий купюры. Так постепенно происходит приватизация того, что когда-то было по сути национализированной сферой, ведь физическая наличность даёт человеку реальное владение своими деньгами, в отличие от цифр на экране, подконтрольных банку.

Особенно стремительное ускорение этот процесс получил во время пандемии COVID-19. Многие компании перестали принимать наличку, прикрываясь ложными утверждениями, будто вирус передаётся через купюры, хотя ни одно исследование этого не подтвердило. Каждый раз, когда мы оплачиваем покупки картой или через банковское приложение, мы пользуемся системой платежей, встроенной поверх денежной системы. А значит, банки (а теперь и финтех-компании) становятся посредниками между нами и нашими же деньгами. Не случайно, отмечает Скотт, банки при поддержке финтеха фактически объявили войну наличным.

Существует и государственная цифровая денежная система, но доступ к ней имеют только частные банки через свои счета в центральных банках. Именно через эти счета происходит расчёт между банками. По сути, именно частные банки первыми получают доступ к «первичным деньгам» и право вводить их в экономику. Проблема в том, что банки – коммерческие организации, ориентированные на прибыль. Можно ли ожидать, что они будут распределять деньги так, чтобы это шло на пользу обществу, если это ударит по их доходам? Как корпорации, готовые ради прибыли эксплуатировать труд или загрязнять окружающую среду, банки создают внешние издержки, которые не учитываются в привычных моделях денежного мышления. В результате монетарная политика и эмиссия денег оказываются недемократичными: они регулируются рыночными механизмами, а не волей граждан. Мы, как граждане, не имеем практически никакого влияния на то, как создаются деньги и каким образом они поступают в обращение. Эта власть принадлежит тем, кто влияет на центральные банки, то есть частным банкам.

Есть и ещё одна фундаментальная проблема: все деньги, которые центральные банки выдают частным банкам, выдаются под проценты – как и все последующие кредиты, которые частные банки выдают своим клиентам. Это означает, что совокупный долг экономики всегда превышает количество реально существующих денег. Деньги становятся дефицитным ресурсом. Возникает вопрос: как вообще можно погасить все эти долги? Так формируется то, что исследователи называют «императивом денежного роста» – системным требованием постоянного увеличения денежной массы, чтобы компенсировать противоречие между сберегателями и должниками [3].

А это, в свою очередь, толкает нас к бесконечной эксплуатации природных ресурсов – ведь нужно что-то продавать, чтобы в экономику поступали новые деньги. В эпоху усиливающихся климатических катастроф подобная система выглядит самоубийственной. Она спроектирована и обслуживается элитами капиталистического мира, чтобы их богатство и власть продолжали расти – независимо от цены. Пинк Флойд были правы: «деньги – это преступление». Но это преступление совершенно законно, хоть при трезвом взгляде на систему трудно признать её легитимной в условиях демократии.

Об этих противоречиях вы, однако, не услышите от большинства ярых сторонников криптовалют. Им гораздо удобнее рассказывать потенциальным инвесторам упрощённую историю. Да, они согласятся, что нынешняя денежная система законна, но нелегитимна, однако их аргументы строятся на идеях австрийской экономической школы, которая сводит сложные социально-экономические процессы к узкому набору принципов. Эта упрощённая идеология соблазнительна: она повторяет установки капиталистических институтов и не ставит во главу угла интересы демократического общества. Но именно в этом и кроется её слабость.

Является ли биткоин деньгами?

Итак, достигает ли Биткоин своей цели – быть цифровыми деньгами? Ответ, разумеется, зависит от того, кого вы спросите. Самые убеждённые сторонники криптовалюты – так называемые bitcoin maxis – заявят без колебаний: «Да, Биткоин уже стал деньгами и должен быть признан полноценной глобальной платёжной системой».

Но есть немало практических причин считать, что это не лучший сценарий. Ведь Биткоин не выполняет все функции, которые должны быть присущи деньгам. Традиционно у денег есть три основных свойства:

1. Средство сбережения. Деньги, которые вы храните, должны сохранять свою ценность – сегодня, завтра, через год. Их стоимость должна оставаться относительно стабильной.

2. Единица счёта. Деньги служат мерой стоимости, с их помощью устанавливаются цены на товары и услуги.

3. Средство обмена. Деньги должны быть всеобщим и признанным инструментом оплаты.

На сегодняшний день именно государства обеспечивают выполнение этих трёх функций – через монетарную политику и налоговую систему. Доллар США, например, полезен не потому, что он «лучше» других валют, а потому что без него невозможно существовать в американском обществе: налоги платятся в долларах, цены выражены в долларах, и люди уверены, что эта валюта сохранит свою ценность в обозримом будущем.

Сторонники Биткоина утверждают, что такая система нелегитимна, ведь она опирается на доверие к государству, которому многие на самом деле не верят. И хотя это недоверие понятно, утверждение, будто Биткоин способен выполнять функции денег так же, как доллар, не выдерживает проверки. Это не значит, что деньги обязательно должны иметь государственную поддержку (так считают лишь последователи теории «чартализма»), но любая устойчивая денежная система требует сильной и согласованной социальной инфраструктуры, которая поддерживает её в действии.

Да, Биткоин можно считать носителем стоимости – его можно продать и обменять на реальные деньги. Но стабильности, свойственной национальным валютам, у него нет. Колебания цены Биткоина относительно доллара на 5% в день – обычное дело. Это сближает его не с деньгами, а с рисковыми инвестиционными активами вроде акций. Пусть инфляция и снижает покупательную способность фиатных валют, но даже она не сравнится с волатильностью криптовалютных курсов. Следовательно, Биткоин не выполняет первую функцию денег – хранение стоимости – в полном смысле этого слова.

Самое притягательное в Биткоине и других криптовалютах, особенно для СМИ, – это их бурные ценовые скачки. Bitcoin maxis радуются росту курса и используют его для спекуляций, но в этом и кроется парадокс: как можно одновременно желать, чтобы цена Биткоина росла бесконечно, и при этом называть его «деньгами для повседневных расчётов»?

Попробуйте представить себе покупку обычных органических яблок. Вы бы стали оценивать их стоимость в биткоинах? Маловероятно. Даже если вы прикинули бы цену в 0.000123 BTC, она почти наверняка изменилась бы через пару часов из-за волатильности курса. Куда естественнее оценивать стоимость в привычных государственных деньгах, которые выполняют функцию единицы счёта.

В этом кроется ирония: сам Биткоин оценивается в тех самых «настоящих» деньгах – долларах, евро и так далее. Мы понимаем, что такое Биткоин, именно через призму денег. Мы покупаем криптовалюту за реальные деньги, воспринимая её как инвестицию и рассчитывая получить прибыль – тоже в реальных деньгах.

Конечно, никто не мешает людям принимать Биткоин как средство оплаты. Есть целые компании, работающие с криптоплатежами. Но говорить о широком признании пока не приходится. На глобальных рынках Биткоин не используется как стандарт обмена. Исключения вроде России, начавшей принимать Биткоин за нефть после введения санкций за вторжение в Украину (власти РФ считают это специальной военной операцией, - прим.), лишь подтверждают правило: использование криптовалюты обусловлено скорее политическими обстоятельствами, чем экономическими.

Государства обладают монополией на легальное насилие – и этим инструментом они обеспечивают монополию своих валют. Они диктуют правила игры, определяют, что является законным средством платежа [4]. Поэтому им так трудно вписать в свою систему неуправляемый, трансграничный Биткоин. Чтобы он стал «законным платёжным средством», как в случае с Сальвадором, где президент Найиб Букеле объявил Биткоин официальной валютой, требуется масштабная централизация и государственное вмешательство, что, по сути, противоречит самой идее криптовалюты.

В самом сердце нарратива о криптовалютах заложено фундаментальное противоречие. С одной стороны, криптовалюта провозглашается «лучшей формой денег» для трат, с другой – она представляется привлекательным инвестиционным активом, который стоит приберечь в ожидании прибыли, но очевидно, что деньги не могут одновременно быть и средством накопления дохода, и удобным инструментом для ежедневных покупок. Это логическое напряжение уходит корнями в старую экономическую идею о том, какой должна быть «оптимальная» денежная система – идею, вдохновлённую теориями австрийской школы экономики.

Австрийская школа, поклоняющаяся свободному рынку как высшей форме организации общества, продвигает товарную теорию денег. Согласно ей, настоящие деньги должны быть обеспечены некой материальной субстанцией – чаще всего золотом. Золото как бы придаёт деньгам «абсолютную ценность», а рынок сам определяет её меру. В этом взгляде игнорируется важнейший факт: ценность – явление относительное, а сами рынки в капиталистической системе далеки от демократии. Голос богатых на них звучит куда громче, чем голос бедных.

Почитание золотого стандарта держится на мифе, глубоко укоренившемся в экономической мысли, – мифе «бартерной экономики». Считается, будто до появления денег люди обменивались товарами напрямую, но этот обмен был неэффективным, ведь требовал «совпадения желаний»: чтобы один хотел то, что предлагает другой. Тогда-то, мол, человечество и придумало использовать золото, затем – бумажные деньги, а потом и цифровые. Однако антрополог Каролайн Хамфри в своих исследованиях доказала: «Не существует ни одного примера чисто бартерной экономики, из которой естественным образом возникли бы деньги. Всё, что мы знаем из этнографии, говорит об обратном – такого никогда не было» [5].

Продолжая этот красивый, но ложный миф, консервативные либертарианцы идеализируют якобы «золотой век» товарных денег и мечтают вернуть его – теперь уже в цифровой форме. Так легче внушить, будто государство вовсе не нужно для функционирования денежной системы, ведь золото, по их убеждению, имеет внутреннюю ценность, не зависящую от власти. Этот аргумент удобно сочетается с либертарианской верой в минимальное вмешательство государства.

Эта идеализированная, никогда не существовавшая система противопоставляется современной фиатной модели, где деньги рассматриваются не как товар, а как форма кредита. Им не нужно «обеспечение» в виде золота – лишь общественное признание и гарант государства. Несмотря на то, что мы по привычке говорим о деньгах как о вещи, в действительности они – всего лишь обещание. Кредитный документ, который можно обменять на товар или услугу там, где его принимают.

Главная причина, почему деньги работают, – в необходимости: и граждане, и бизнес вынуждены пользоваться ими, чтобы платить налоги государству. Именно эта обязанность и формирует устойчивость денежной системы. Такова, по сути, настоящая история происхождения денег, подтверждённая антропологическими данными – от Каролайн Хамфри до Дэвида Гребера, автора книги «Долг. Первые 5000 лет истории». Гребер показал, что деньги изначально не были материальными предметами, созданными для упрощения обмена. Они возникли как способ учёта и измерения: инструмент, с помощью которого можно сравнивать, кому сколько должны, фиксировать пропорции обмена и отслеживать долги. Иными словами, деньги – это система записи, гораздо более практичная, чем пересылка друг другу кусочков металла. Самые древние денежные системы понимали деньги именно как долг: каждому долгу соответствует кредит.

Для консервативных экономистов австрийской школы отсутствие «вещественного» обеспечения (золота) – это лазейка для злонамеренного государства, которое якобы манипулирует денежной массой и через печатный станок навязывает обществу тиранию. В их представлении, если деньги вновь будут обеспечены товаром, они станут «чистыми» и «справедливыми». Но такая вера игнорирует реальную историю золотого стандарта. В те времена государства тоже активно вмешивались в экономику: они манипулировали ценой золота, чтобы добиваться политических целей и финансировать расходы. «Чистого рынка» не было и тогда.

Тем не менее, для адептов австрийской школы Биткоин стал цифровым золотом – возможностью возродить золотой стандарт в электронном виде. На бумаге это выглядит заманчиво: ограниченная эмиссия, прозрачность блокчейна, «цифровая материальность». В теории – лучшее из обоих миров. Но на практике непрозрачность криптобирж, спекулятивные схемы и мошенничества делают этот идеал скорее утопией, чем новой финансовой реальностью.

Аргумент сторонников прост: Биткоин имитирует золото благодаря своей ограниченной эмиссии. Как и запасы золота на Земле, количество биткоинов ограничено – максимум 21 миллион, и «добыча» закончится примерно к 2140 году. Из-за этой искусственной редкости криптовалюту считают «более справедливой» формой денег, чем фиатные валюты, ведь правительства могут «печатать» деньги и вызывать инфляцию. Этот страх инфляции – излюбленный мотив австрийской школы – делает Биткоин особенно притягательным. Согласно их логике, когда эмиссия прекратится, Биткоин станет дефляционной валютой: предложение больше не растёт, а спрос – увеличивается, и потому каждая монета будет дорожать. Казалось бы, идеальная система. Но это чрезвычайно наивное и порочное решение для исправления сломанной денежной системы, в которой мы живём.

В дефляционной экономике кредиторы (те, кто выдают займы) получают больше власти над должниками (теми, кто берёт кредиты, чаще всего это люди из рабочего класса). Если вы зарабатываете на жизнь только своим трудом и взяли кредит, чтобы свести концы с концами, то со временем, по мере того как дефляция усиливается, выплачивать этот долг становится всё труднее: денег в обращении становится меньше, а сумма долга остаётся прежней. В конечном итоге выигрывают только те, у кого и без того много денег в момент наступления дефляции. Инфляция, конечно, тоже вредит работающим людям, но это скорее следствие недемократичности нынешней денежной системы. Когда именно банки получают первыми право создавать новые деньги, они же получают преимущество в приобретении финансовых активов с использованием этих свежесозданных средств. Новые деньги крайне редко попадают напрямую к населению, а ведь именно оно способно дать наибольший положительный эффект для экономики. Превращение денег в дефляционный цифровой товар, по сути, тоже недемократичное решение этой проблемы.

Чтобы сделать свою идеальную, основанную на цифровом товаре денежную систему реальностью (например, с помощью биткоина), в нынешних условиях это возможно только через спекулятивные рынки и за счёт поддержания ошибочного, но простого нарратива о деньгах, инфляции и государствах. Именно поэтому возникает необходимость попытаться разрешить противоречие между принципом «лучше потратить» и стремлением «удержать как можно дольше».

Это не означает, что биткоин полностью бесполезен, кроме как для игры на его цене. Некоторые черты, которые мешают ему быть полноценными деньгами, делают его полезным для других целей – в том числе для тех, что интересны радикально настроенным активистам. Биткоин, возможно, и не является деньгами в строгом смысле, но он способен выполнять некоторые функции денег. Это делает его – наряду с другими криптовалютами – полезным инструментом. Подробнее об этом пойдёт речь в следующих главах книги. Но для начала разберёмся, каким образом биткоин имитирует отдельные свойства денег.

Если биткоин не является деньгами, то как организации вроде WikiLeaks и Sci-Hub, страны под экономическими санкциями вроде Венесуэлы и Ирана, а также граждане Сальвадора используют криптовалюту – если не как деньги?

По словам Брета Скотта, когда люди тратят свою криптовалюту на покупку чего-либо, они участвуют в процессе, называемом контрторговлей [6]. Если вы заходите в интернет-магазин компании, которая принимает криптовалюту, вы всё равно увидите цены, указанные в долларах, евро или фунтах. Когда вы переходите к оплате, сайт через специальный сервис конвертирует цену в эквивалентную сумму криптовалюты и просит вас отправить её через этот сервис. По сути, вы заплатили криптовалютой сумму, равную установленной денежной цене. Эта сумма меняется в зависимости от рыночного курса на момент покупки, поэтому в условиях высокой волатильности криптовалют цена может измениться уже через час, а то и через несколько минут.

Точно так же действуют и все прочие организации или государства, принимающие криптовалюту: они используют её как заменитель денег. Полученную криптовалюту можно затем обменять на обычные деньги через биржи. Важно понимать: контрторговля возможна только потому, что у криптовалюты уже есть денежная цена, установленная на спекулятивных рынках. Однако именно благодаря этому механизму контрторговли можно обходить платёжные системы, которые обеспечивают финансовые блокировки. Иными словами, биткоин действительно выполняет третью функцию денег – функцию средства обмена, но это всё же не делает его полноценными деньгами.

Но если биткоин и другие криптовалюты – не деньги, то в чём же тогда смысл их существования? Чтобы понять это, нужно рассмотреть криптовалюту как технологию и понять, какие возможности она создаёт. Только так можно осознать её потенциал и перестать мыслить в ограничительных категориях, будто криптовалюта – это просто «лучшая» или «худшая» форма денег. И что, если вы всё же хотите использовать блокчейн для создания денежной системы, которая действительно выполняла бы все функции денег?

Взаимный кредит на блокчейне

Одна из главных проблем современной фиатной системы заключается в том, что право создавать деньги сосредоточено в руках элиты. Центральные банки могут напрямую вбрасывать деньги в экономику через механизмы вроде количественного смягчения (quantitative easing), но основная масса денег создаётся частными банками, которые выдают кредиты своим клиентам. Причём эти банки в первую очередь обслуживают крупнейших клиентов – как правило, транснациональные корпорации, ставящие собственную прибыль выше благополучия общества и окружающей среды. Но что, если бы мы могли разделить власть по созданию денег, чтобы она не была сосредоточена в нескольких центрах, а каждый человек мог бы создавать деньги, когда ему это действительно необходимо?

Взаимный кредит (mutual credit) – это альтернативная форма денег, в которой право создавать деньги предоставляется самим участникам системы: индивидуумам или организациям. Любой участник может открыть кредитную линию с любым другим участником. На самом деле это очень похоже на то, как банки держат счета друг у друга. Однако взаимные кредитные системы можно спроектировать так, чтобы право создавать деньги было распределено не только между банками, но между многими (или даже всеми) участниками. Причём «кредит» во взаимной кредитной системе может измеряться в любой единице – долларах, евро, пиве или даже времени (подобные системы иногда называют временными (time) банками).

Наиболее часто взаимные кредитные системы используются на уровне бизнеса. Примером является SardexPay – система взаимного кредита, созданная в 2009 году на итальянском острове Сардиния в разгар рецессии, когда бизнес отчаянно искал альтернативы традиционному банковскому финансированию. Все компании, входящие в сеть SardexPay, начинают с баланса 0 и могут предлагать товары или услуги другим участникам, зарабатывая кредиты Sardex, номинированные в евро. Эти кредиты затем можно использовать для покупки товаров и услуг у других компаний в сети. Кроме того, предприятиям разрешается уходить в долг до определённого лимита – без процентов, при условии, что они впоследствии компенсируют этот долг, предоставив свои товары или услуги другим участникам сети. Сегодня в системе участвуют более 10 тысяч компаний, которые с 2019 года обменялись более чем на 220 миллионов кредитов, эквивалентных евро [7]. Таким образом, бизнес может обмениваться товарами и услугами без участия «настоящих» евро, полагаясь на взаимное доверие и обмен.

Взаимные кредитные системы устраняют стимулы к накопительству и выводят из игры привычную дилемму страха перед инфляцией или дефляцией, которую сторонники «цифрового золота» (биткоина) считают неразрешимой. Здесь деньги понимаются как инструмент измерения, доступный каждому, а не как товар, который нужно накапливать. Это смещает внимание участников от индивидуальной выгоды к доверительным отношениям и сообществу, вместо конкуренции изолированных потребителей. Ведь часть причин, по которым случаются рецессии, заключается в том, что частные банки теряют доверие – как друг к другу, так и к заёмщикам, – и прекращают выдавать кредиты.

Во взаимных кредитных системах установлены чёткие правила, ограничивающие объём возможного накопления (обычно ваш баланс не может быть выше или ниже определённого количества кредитов). В фиатной системе такого потолка нет, поэтому возникает бесконечная гонка за богатством и место «самого богатого человека в мире». Попытка вести себя подобным образом во взаимной кредитной системе лишь покажет сообществу, что вы не даёте другим возможности зарабатывать кредиты. А поскольку здесь отсутствуют проценты, в системе нет и стимулов к бесконечному экономическому росту, который требует постоянного извлечения природных ресурсов.

С точки зрения сторонников товарной теории денег, взаимный кредит может не выглядеть как настоящая денежная система, но лишь потому, что мы почти не сталкиваемся с подобными моделями в повседневной жизни. На самом деле взаимные кредитные системы существуют давно – они даже предшествуют современной фиатной системе. Проблема в том, что их трудно поддерживать, когда они вырастают до крупных масштабов [8].

Можно сказать, что миниатюрная версия такой системы может существовать даже среди друзей – например, когда вы по очереди покупаете друг другу пиво в баре, следя за тем, чтобы «очередь» соблюдалась. SardexPay использует цифровые технологии, чтобы ускорить и упростить взаимозачёт между компаниями – по сравнению с ручными способами ведения расчётов, что позволяет вовлечь гораздо больше участников. И хотя эта система оказалась крайне успешной и выгодной для бизнеса, входящего в её сеть, она всё же остаётся централизованной системой взаимного кредита, функционирующей благодаря компании SardexPay. Пока бизнес доверяет Sardex, система работает без сбоев. Но возникает логичный вопрос: а что, если мы захотим построить взаимную кредитную систему на действительно децентрализованной инфраструктуре?

Одним из таких проектов является Trustlines – децентрализованная сеть взаимных кредитных систем, созданная поверх Gnosis Chain, сайдчейна (побочной цепи) блокчейна Ethereum, работающего на механизме proof of stake (подробнее об этом – в следующих главах) [9]. С помощью Trustlines пользователи могут присоединяться к любой существующей валютной сети, представляющей собой сотни национальных валют или альтернативные единицы вроде часов, кружек пива или «услуг» (favours). При желании можно создать и новую валютную сеть, полностью соответствующую потребностям конкретного сообщества. После выбора валютной сети пользователь начинает создавать двусторонние кредитные линии – так называемые trustlines – с людьми, которым он доверяет и которые тоже участвуют в этой сети.

Например, Саймон и Боб – друзья, которые хотят вести учёт того, кто кому должен за пиво. Они создают между собой trustline в приложении Trustlines в виде «пивной валютной сети» с кредитным лимитом в 10 кружек пива. После того как Саймон оплачивает первые два раза (раунда), баланс Саймона становится +2, а баланс Боба – –2, что означает: Боб должен Саймону за два раза. Саймон может купить ещё до восьми кружек пива, прежде чем достигнет кредитного лимита; после этого он не сможет покупать, пока Боб не начнёт «отдавать долги», оплачивая новые раунды.

А теперь представим, что в нашу «пивную сеть» добавляется ещё один человек – Элис, подруга Боба. Она создаёт с ним trustline на те же 10 кружек пива, когда присоединяется к компании. Элис хочет быть дружелюбной и покупает два раунда пива – и Бобу, и Саймону. Хотя между Элис и Саймоном нет прямой trustline, они всё равно могут взаимодействовать через общего знакомого – Боба, которому оба доверяют. После оплаты двух раундов балансы обновляются: Элис имеет +4, Боб –4, а Саймон 0. По сути, произошло следующее: Боб получил два «пивных кредита» от Саймона, а затем передал четыре кредита Элис, обеспечив расчёт. Если сложить все дебеты и кредиты в сети, результат всегда будет равен нулю.

Этот пример дан для простоты, но в реальности можно представить намного более крупную сеть, где расчёты происходят автоматически при помощи многостороннего клиринга кредитов для каждой валютной сети.

Trustlines по сути работает аналогично SardexPay, но с важными отличиями:

– для участия не требуется централизованная регистрация или одобрение,

– кредитные линии устанавливаются между людьми, а не только между компаниями.

Как и SardexPay, Trustlines может обеспечивать взаимный кредит не только в евро, но и в любой другой выбранной валюте.

Другой проект в этой области – CirclesUBI [10]. Он возник в Берлине и использует модифицированную версию взаимного кредита, совмещённую с идеей универсального базового дохода (UBI). Чтобы стать участником сети CirclesUBI и получать базовый доход, необходимо, чтобы вам доверяли как минимум три человека, уже находящиеся в этой сети, построенной на блокчейне Gnosis Chain. Обычно это происходит либо на оффлайн-встречах, либо во время регулярных онлайн-сессий через видеоконференции, где человек представляет себя и находит трёх доверяющих участников. Такая процедура снижает риск появления мошенников или мульти-аккаунтов, которые могли бы обманом получать больше выплат.

Каждый пользователь в сети эмитирует 1 токен circle (CRC) в час, при этом действует годовая демерреджная ставка 7% [11]. Демерредж – это своего рода «плата за хранение» валюты, то есть каждый токен теряет 7% своей стоимости в год. Эта система стимулирует участников тратить токены, а не копить их. Учёт здесь тоже выглядит привычнее: отрицательные балансы отсутствуют, вы можете иметь только положительное количество токенов CRC на своём счёте. Однако это не то же самое, что инфляция в фиатной системе, где новая денежная масса контролируется банками – здесь деньги распределяются напрямую между всеми участниками.

Пока дискуссии о базовом доходе (UBI) в основном сосредоточены на том, как государство может его обеспечить, CirclesUBI ставит другой вопрос: можно ли создать систему базового дохода без участия государства? В условиях, когда государственные институты всё чаще не справляются с удовлетворением базовых потребностей граждан, идея самоорганизованного, децентрализованного UBI становится всё более актуальной – ведь трудно представить, что правительства решат эти проблемы в обозримом будущем.

Но где можно потратить свои circle tokens? Очевидный ответ – там, где их принимают в качестве оплаты. Через личные встречи и видеоконференции люди начинают выстраивать доверие и отношения с другими, кто также интересуется проектом вроде CirclesUBI, и постепенно становится проще находить тех, кто готов принимать и тратить токены. В Берлине команда CirclesUBI даже управляет кооперативным кафе, где можно расплачиваться этими токенами. В отличие от биткоина, который создаёт спекулятивный рынок ради построения экономической сети транзакций, здесь создают сообщество, основанное на доверии, с целью взаимного обмена, а не личного обогащения.

Очевидный и важный вопрос, который следует задать: «Но зачем вообще нужен блокчейн? Разве всё это нельзя было бы сделать без него?» Ответ: «Да, конечно, можно» [12]. Однако есть важные плюсы и минусы, которые стоит учитывать – как и при любом решении, связанном с цифровыми технологиями. Самое главное – какими социальными и политическими характеристиками вы хотите наделить свою систему. От этого зависит, полезна ли вам глобальная, децентрализованная и устойчивая инфраструктура, которую обеспечивает блокчейн.

Многие системы взаимного кредита начинались в небольших локальных сообществах и существовали главным образом благодаря энтузиазму тех, кто вкладывал больше всего времени и сил. Но неудивительно, что со временем многие из них сталкивались с кризисом масштабирования: участников становилось слишком мало, организаторы выгорали, у людей появлялись другие заботы, а ведь налоги взаимным кредитом не заплатишь.

Политические перемены требуют и нападения, и защиты. Мы можем наступать, требуя реформы существующей денежной системы, но без стратегии защиты любые организации быстро рушатся, когда капиталистические институты приходят «навестить». Блокчейны доказали свою устойчивость именно потому, что создавались с явной целью выжить под атаками со стороны враждебных сил. Они защищены с помощью набора криптографических механизмов и экономических стимулов, которые действительно вписываются в капиталистическую логику, но при этом заслуживают признания – как за свою полезность, так и за ограничения. Их сила в том, что они создают одну из базовых линий обороны для любой более широкой социальной структуры, которая их использует. Да, это не идеальная защита, но, пожалуй, один из лучших социотехнических моделей устойчивости, доступных нам сегодня.

Кроме того, блокчейн даёт более «снизу-вверх» идущий подход к созданию цифровой системы взаимного кредита – более децентрализованный, чем, скажем, SardexPay. Если SardexPay ориентирован на B2B-транзакции, то блокчейн-приложения для взаимного кредита могут начинаться с индивидуального уровня, помогать людям объединяться в коллективы и, при необходимости, поддерживать те же B2B-транзакции, но без посредника-компании. Trustlines и CirclesUBI – это попытки создать народную форму денег, которая не выглядит деньгами в привычном смысле, потому что она радикально отличается от действующего денежного режима. Обе инициативы стремятся к одной цели: создать глобальную систему взаимного кредита, доступную каждому.

Хотя системы взаимного кредита обычно называют «дополнительными валютами», легко увидеть, что, подобно мечтам многих «биткоин-максималистов», они предлагают видение будущего, где сила денег исходит не от государства и не от частных банков, а от доверия людей к своим сообществам. Для многих, кто живёт за счёт взаимного кредита, это не дополнение, а настоящая альтернатива тому, что им навязано. А для всех остальных это возможность заглянуть в будущее демократизированной денежной системы, которая, возможно, решала бы те проблемы, на которые указывают консервативные либертарианцы, куда эффективнее, чем создание нового мирового резерва в виде «цифрового золота».

Эта книга не о деньгах

Может показаться, что раз уж в этой книге речь идёт о криптовалюте, то она, несомненно, посвящена цифровым деньгам. Но это – далеко не так. Хотя мы уже подробно рассмотрели криптовалюты и их «денежные» свойства, я хочу подчеркнуть: похожее на деньги – это не деньги. И именно различие между тем, чем криптосистемы похожи на деньги, но не являются ими, – ключ к пониманию всего, о чём пойдёт речь дальше.

Как упоминалось ещё в первом белом документе Биткоина, криптовалюта родилась из критики существующей денежной системы и изначально ставила целью создание цифровых денег, не зависимых от государства и банков. Однако, подобно тому как ЛСД был открыт швейцарским исследователем, пытавшимся найти средство для облегчения родовых болей, криптовалюты тоже приняли совсем иную форму, нежели задумывалось. Да, исследования показывают, что ЛСД может использоваться для снятия боли в некоторых случаях, но большинство болей куда безопаснее лечить веществами с меньшими психоактивными эффектами [13].

Людям вообще трудно предсказать, как их открытия и изобретения будут развиваться в обществе: невозможно просчитать все будущие сценарии. Особенно это верно для открытого программного обеспечения, которое по своей природе доступно каждому – любой может вносить правки, улучшать, дополнять, бесконечно видоизменяя исходную идею. Создание Биткоина, безусловно, стало важной вехой в истории человечества и технологическим прорывом – даже если его противники любят принижать значение, называя его «медленной базой данных», так и не нашедшей достойного применения. Но именно оно вызвало «кембрийский взрыв» криптовалют и приложений на их основе: от спекулятивных инструментов до проектов взаимного кредита, противопоставленных теории товарных денег, которой придерживается большинство сторонников Биткоина.

Поэтому важно сохранять скептицизм не только к тем, кто уверяет, что криптовалюты и блокчейны – это «будущее денег и всего остального», но и к тем, кто настаивает, что их нужно игнорировать и запретить. Первые обещают слишком много, вторые – отвергают слишком поспешно. Тот факт, что большинство криптовалют не являются деньгами (даже если их так рекламируют), вовсе не делает их бесполезными. Напротив, они могут оказаться весьма ценными для тех, кто ставит во главу угла социальную справедливость, а не личную прибыль. Чтобы продолжить разбирать мифологию, сложившуюся вокруг крипто-индустрии, в следующем разделе мы рассмотрим ещё один наиболее распространённый способ восприятия этой технологии – как спекулятивного финансового продукта.