Война между победителями. КГБ в балете и ЦРУ в абстрактной живописи

Америка и Россия, эпизод пятый: Вторая мировая и Первая холодная, война в культуре и спорте

Первая большая попытка выйти на ведущие роли в мировой политике закончилась для Соединенных Штатов разочарованием. Конгресс отказался ратифицировать вступление США в Лигу Наций, – то самое «мировое правительство», придуманное президентом Вильсоном и навязанное им европейским лидерам в Версале. Вместо всеобщего мира, обещанного после окончания Первой мировой, Европу и Азию охватили гражданские и национально-освободительные конфликты, да и само участие американцев в Великой войне многим стало представляться бессмысленным. Вышедший в 1929 году роман Эрнеста Хемингуэя «Прощай, оружие!» сформулировал разочарование «потерянного поколения» в целях и смысле мировой бойни. От интернационализма Вудро Вильсона политика и общественное мнение США качнулись к традиционному для страны изоляционизму (отказ от признания советского правительства можно рассматривать не только как «наказание» за революционную экспроприацию частной собственности в СССР, но и как составной элемент изоляционистского внешнеполитического курса).

Однако разразившийся в том же 1929 году экономический кризис, вскоре переросший в Великую депрессию, вновь поставил под сомнение представления жителей США о собственной национальной идентичности. Изоляционизм был связан, помимо рациональных расчетов отцов-основателей, с уверенностью в том, что американцы живут в лучшем из существующих обществ. Такая уверенность требовала от политиков постоянного переизобретения системы координат, которая сохраняла бы эту удобную иерархию. Среди исторически сменявшихся оснований такого превосходства были религиозное избранничество пуритан в XVII – начале XVIII веков, передовое социально-политическое устройство (изобретение конституции и представительной демократии) в конце XVIII века, технологические чудеса и расистские теории общества во второй половине XIX века. С конца XIX-го в основу представлений об избранности Соединенных Штатов легла успешная экономика, намного опередившая другие страны мира по эффективности.

Конец изоляционизма

Экономический коллапс Великой депрессии ударил не только по материальному благосостоянию, но и по картине мира американцев. Избранный президентом в 1932 году Франклин Делано Рузвельт должен был не только излечить экономику страны, но и заново собрать американскую картину мира. Неудивительно, что уже через несколько месяцев после въезда в Белый дом Рузвельт установил дипломатические отношения с СССР; старое «описание мира», очевидно, уже не годилось.

Этот запрос ⁠на ⁠обновление системы координат сделал возможным второй выход США из ⁠изоляции – теперь уже окончательный. Историки ⁠спорят, можно ли считать, что Рузвельт сознательно провоцировал Японию ⁠на атаку, – экспансионизм островной державы ⁠имел собственные основания, – но ясно, что американское правительство ⁠использовало Перл-Харбор для того, чтобы подавить последние очаги изоляционизма в собственном обществе. Победу в войне обеспечили экономическая мощь США и человеческие ресурсы Советского Союза, – неочевидный альянс, имевший долговременные последствия. В результате Второй мировой (которую Иммануил Валлерстайн описывал как войну между США и Германией за первенство в новой мировой системе; он отвечал возмущенным недооценкой роли СССР россиянам, что пишет не о вкладе стран или героизме жителей, а о том, что считает объективным содержанием мирового конфликта) Соединенные Штаты превратились в одну из двух мировых держав. Второй такой державой стал Советский Союз.

Рузвельт умер накануне окончания войны и не был свидетелем того, как прорыв Америки на роль мирового лидера привел к новому кризису – теперь его причиной стало отсутствие идей, концепций, политических планов, определяющих, что именно США должны делать для соответствия этой роли.

Ошеломительный успех телеграммы, отправленной в Вашингтон из Москвы американским дипломатом Джорджем Кеннаном (дальним родственником того Джорджа Кеннана, который «открыл» для Америки сибирскую ссылку в конце XIX века) в феврале 1946 года, объяснялся тем, что она заполняла дефицит идей в государственном департаменте. Кеннан предложил использовать в отношениях с Советским Союзом и мировым коммунизмом «сдерживание» (но не войну и не сдачу позиций) – и это понятие стало стержнем политики США на протяжении всей Холодной войны.

Конечно же, последовавшие десятилетия стали временем глубокого переформатирования отношений Соединенных Штатов не только с СССР, но также с Европой и с остальным миром. На протяжении «изоляционистских» веков Америка играла для европейских реформаторов и революционеров роль образца, модели. Для такой роли необязательно было соответствовать мечтам этих реформаторов – они приписывали Америке черты своего идеала. Теперь же США пришли в Европу со своими военными базами, планом Маршалла, Голливудом и «Макдональдсом» – и стали для европейцев одной из обычных держав, утратив притягательность недоступной для непосредственного контакта утопии. Более того, послевоенная Западная Европа была переустроена на демократических и в основном республиканских принципах, и американский пример перестал быть уникальным. Создание НАТО превратило США также в «провайдера безопасности» для западноевропейцев, а эта роль производила также ощущение зависимости и недовольство. Взятые вместе, эти факторы провоцировали антиамериканизм – новое явление, незнакомое довоенному миру.

Культурный обмен ударами

Холодная война изменила и систему внутренних политических стимулов в странах-лидерах. Вряд ли когда-нибудь прежде соображения соперничества с альтернативным центром политического и идейного влияния в такой степени определяли внутреннюю политику страны. Не секрет, что обильное финансирование научных исследований в США (и в СССР) было вызвано стремлением опередить соперника в гонке вооружений. Однако сегодня опубликованы монографии, в которых анализируется связь поддержки федеральным правительством США движения за гражданские права с необходимостью улучшения международного образа страны, который портила система сегрегации. Спорт и культура также оказались частью соперничества с Советским Союзом: недавно стало известно, что даже покровительство американской элиты современному искусству было результатом решений, принятых в логике этого соревнования. Оказывается, ЦРУ США стало в конце 1940-х – 1950-х годах важнейшим меценатом абстрактного искусства, втайне от участников оплачивая, в частности, выставки в Европе под названиями «Шедевры ХХ века» (1952), «Современное искусство в США» (1955), «Новая американская живопись» (1958–1959). Многие из современных художников имели репутацию левых и даже преследовались в это время американскими маккартистами, но американское правительство смотрело на их работы в контексте глобального соревнования. В тот момент, когда из Советского Союза приходили известия о торжестве ждановщины, американские политики получили возможность заявлять, что «только при демократии, где личность всесторонне развивается, подобное искусство не только дозволено, но и поощряется».

Возвращение СССР в Олимпийское движение в 1956 году немедленно сделало Олимпийские игры одной из арен соревнования двух систем. Американские спортивные функционеры и политики готовились к Олимпиадам как к решительному бою. Похожим образом на протяжении всей холодной войны болельщики двух стран смотрели на встречи национальных команд в хоккее или баскетболе.

В свою очередь, начало культурных обменов между СССР и США в конце 1950-х годов также воспринималось заметной частью политических элит как часть соревнования двух систем, к которому не могли не быть причастны государства. Игорь Моисеев вряд ли сильно преувеличивал, когда рассказывал анекдот после гастролей своего ансамбля в США в 1958 году: «Рецензенты писали: “Эти артисты, несомненно, работники КГБ, натренированные для того, чтобы иметь такой успех”. Им отвечали: “Если чекисты так танцуют, то как же должны танцевать настоящие артисты?!”»

Слабое место лидера

Выставки, концерты и спортивные соревнования были способом помериться «мягкой силой», однако они не могли скрыть от внешнего взгляда конфликты внутри общества, его несоответствие заявленной роли образца для остального мира. И тут самым слабым местом американского лидерства была проблема гражданских прав, вернее, их недостатка у черного населения. Гражданские права стали проблемой международной политики, в заметной своей части превратившейся в годы холодной войны в соперничество США и СССР за умы и сердца человечества.

Уже в январе 1948 года профессор Корнельского университета и член президентского совета по гражданским правам Роберт Кушман описал дилемму, перед которой оказались Соединенные Штаты, в статье, опубликованной в The New York Times Magazine: наша «нация стала самым сильным защитником демократического образа жизни, в противоположность принципам тоталитарного государства. Очень неприятно, когда русские сообщают о наших непрекращающихся судах Линча, о наших законах и обычаях Джима Кроу, нашей антисемитской дискриминации и нашей охоте на ведьм; но разве это неправда?»

Когда в 1958 году суд Алабамы приговорил чернокожего Джимми Уилсона к казни на электрическом стуле за ограбление женщины, на которую он работал, на сумму в 1 доллар 95 центов, эта новость вызвала огромный международный резонанс. Передовые статьи в газетах Эфиопии, Ганы и других африканских стран выражали недоумение по поводу жестокости приговора, норвежские домохозяйки и канадские судьи подписывали петиции в защиту Уилсона, а ямайская молодежь пикетировала американское консульство. По образу Америки как страны справедливого суда был нанесен удар. Пресс-секретарь американской Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения Джон Морселл выражал уверенность, что прискорбным случаем «не преминут воспользоваться коммунисты» (и газеты стран Восточного блока, конечно же, им воспользовались). Угроза падения привлекательности американского примера (особенно для стран Африки, в которых подходил к концу период колониального управления) заставила действовать государственного секретаря США Джона Фостера Даллеса. Обеспокоенный депешами со всех концов земли, он обратился к губернатору штата Алабама Джиму Фолсому с требованием вмешаться в ситуацию. Сразу же после того, как Верховный суд Алабамы подтвердил приговор, Фолсом помиловал Уилсона. Федеральное правительство недвусмысленно поддержало движение за гражданские права на Юге, а через несколько лет даже вводило войска в города Юга, чтобы обеспечить равноправие афроамериканцев.

Интересно, что именно победа движения за гражданские права станет для Соединенных Штатов опорой для критики Советского Союза во время «второго издания» холодной войны, после окончания периода разрядки. Но об этом – в следующий раз.

Предыдущие статьи цикла:

Попытка лидерства. Как Вильсон придумал Лигу наций, но США опять закрылись от мира

Преодоление Гражданской. Как США самоутверждались, помогая голодающей России

Эффект «Весны народов». Как США стали примером для Европы, а Россия – наоборот

«Каждый русский – казак, а каждый казак – людоед». Как в США спорили о России в 1813 году

Иван Курилла - Историк, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге