End of Summer, Beginning of Solitude

[Конец лета — начало одиночества]

Тэхён
20 марта год 20

Я громко пробежал по коридору, заскользив в конце. Намджун стоял напротив «нашего класса». Наш класс. Так я прозвал заброшенную классную комнату. Классную комнату для нас семерых. Я тихонько подкрался к Намджуну, чтобы стащить с него шапку.

«Директор!» — я сделал около пяти шагов к Намджуну и услышал настойчивый голос, доносившийся со стороны нашего класса. Он был похож на голос Сокджина. Я остановился. Сокджин говорит с директором? В нашем классе? О чём? Я услышал своё имя и имя Юнги и увидел, как Намджун тяжело вдохнул. Словно чувствуя, что мы здесь, Сокджин распахнул дверь. У него в руке был телефон. Он выглядел взволнованно и испуганно.

Я спрятался за одним из углов и стал наблюдать за ними. Сокджин говорил что-то, видимо, пытаясь оправдаться, но Намджун прервал его. «Всё в порядке. Должно быть, на это есть веская причина». Я не мог в это поверить. Сокджин рассказал директору о том, чем мы с Юнги занимались в последние несколько дней. О том, что мы срывали уроки, лазали по стенам и ввязывались в драки. И Намджун сказал, что всё в порядке.

«Что ты здесь делаешь?» — я повернул голову и удивился, увидев Хосока и Чимина. Хосок выглядел ещё более удивлённым, чем я сам, и закинул руку мне на плечи. Он пошёл со мной вместе в класс. Взгляды Намджуна и Сокджина обратились на нас. Намджун улыбнулся мне, словно не произошло ничего странного. Я задумался. Вероятно, у Намджуна были свои причины. Он гораздо взрослее, умнее и осознаннее меня. И это наш класс. Я прошёл вслед за Намджуном и Сокджином с той глупой улыбкой, которую все прозвали «квадратной». Я решил никому не рассказывать о том разговоре, который подслушал.

Намджун
15 мая год 20

Я шёл вдоль пустой классной комнаты, которая была убежищем для нас семерых, поднимая упавшие стулья по пути. Поправил перевёрнутую парту и стряхнул пыль с рук. Сегодня мой последний день в этой школе. Моя семья решила переехать две недели назад. У отца возникли осложнения, лечение которых было нам не по карману. Наша арендная плата была просрочена на месяц. Доброжелательность наших соседей и зарплата с работы на полставки на заправке не покрывали эти расходы. Нам нужно было уехать до того, как закончится депозит.

Я сложил листок бумаги пополам, положил на парту и взял в руки карандаш. У меня не было идей, о чём писать. Время шло. Пока я пытался что-то написать на бумаге, грифель карандаша сломался. «Ты должен выжить». Это то, что я записал, прежде чем кусочки графита рассыпались повсюду.

Я смял кусок бумаги, убрал в карман и поднялся. Пыль вновь поднялась, когда я подвинул парту. Перед тем как уйти, я подул на окно и написал три слова. Никакое прощальное сообщение не передаст тех чувств, что я испытывал. В то же время, не требовалось никакого прощального письма, чтобы меня поняли. «Давайте увидимся снова». Это было больше желанием, чем обещанием.

Чонгук
25 июня год 20

Я провёл пальцами по пианино, из-за чего их кончики покрылись пылью. Даже при более сильном нажатии на клавиши звучание было не таким, как у Юнги. Прошло две недели, с тех пор как Юнги перестал появляться в школе. Говорят, его окончательно исключили. Хосок молчал, я же ничего не спрашивал.

Тогда, две недели назад, когда учитель открыл дверь нашего класса, в нём находились только мы вдвоём. Это был день родительского собрания. Мы ничего не планировали, просто не хотели оставаться в своих классных комнатах. Юнги даже не обернулся, продолжив играть на пианино. Я с закрытыми глазами лежал на двух сдвинутых партах. Казалось, что между Юнги и пианино не было ничего общего, но они были очень сильно связаны. Я не знал, сколько прошло времени. Внезапно дверь раскрылась с таким оглушающим звуком, будто кто-то её выломал. Звук пианино оборвался.

После того как учитель ударил меня по лицу, я пятился назад до тех пор, пока я не упал на пол. Я сел, сгорбившись, выслушивая нескончаемый поток ругательств в мою сторону. Но неожиданно учитель прекратил кричать. Подняв голову, я увидел, как Юнги встал между мной и учителем, толкнув его плечо. Через плечо Юнги я видел, насколько зол и шокирован был учитель.

Я снова нажал на клавиши в попытке исполнить мелодию, которую в тот день исполнял Юнги. Действительно ли его исключат? Сможет ли он когда-нибудь вернуться? Он как-то говорил, что быть избитым учителями — обычное для него дело. Если бы меня тогда там не было, стал бы хён так себя вести с учителем? Если бы меня не было, играл бы хён на пианино здесь до сих пор?

Юнги
25 июня год 20

Как только я зашёл в комнату, я достал из нижнего ящика письменного стола конверт. Я вытащил из него наполовину сгоревшую фортепианную клавишу, выкинул её в мусорную корзину и лёг на кровать. Я всё ещё тяжело дышал и не мог остановить проносящиеся мысли.

После похорон я побывал в сгоревшем доме лишь однажды. Каркас от того, что раньше было фортепиано, стоял там, где раньше находилась мамина комната. Я сел на землю. Послеполуденный солнечный свет заглянул в окно и снова исчез. Я поднял голову и увидел недалеко от меня несколько фортепианных клавиш. Какими нотами они были? Сколько раз её пальцы ложились на эти клавиши? Я поднялся и положил одну из них в карман.

Прошло четыре года. Дом был тих. Эта тишина сводила меня с ума. Было уже за десять вечера, так что, скорее всего, отец уже лёг спать. Всё в этом доме должно было быть в тишине, когда он ложился в кровать. Таковым было правило. Однако эта тишина была мне чужда. Или же чуждым мне были пунктуальность и следование правилам. То, что, несмотря на всё это, я продолжал жить в этом доме, казалось мне невыносимым. Он давал мне разрешение на что-либо, я ужинал с ним, он ругался на меня. Иногда я провоцировал ссоры и доставлял ему неприятности, но у меня не хватало смелости оставить его, сбежать и обрести истинную свободу.

Я достал фортепианную клавишу из мусорной корзины под столом. Я открыл окно, и в комнату ворвался ночной ветер. В голове быстро проносилось всё произошедшее за день. Я размахнулся и со всей силы выбросил клавишу из окна. Последний раз я был в школе две недели назад. Они сказали, что меня исключили. Наверное, меня выгонят из дома, даже если бы я захотел остаться. Я не услышал, как клавиша ударилась о землю. Теперь я уже никогда не узнаю, какой она была нотой. Я никогда больше не прикоснусь к клавишам. Я никогда больше не буду играть на пианино.

Сокджин
17 июля год 20

Пронзительный стрекот цикад заполнил мои уши, как только я вышел из школы. На игровой площадке множество учеников смеялись, играли и бегали туда-сюда. Это было началом летних каникул, и все были взволнованы. Опустив голову, я быстро прошёл через толпу. Всё, чего я хотел, — убраться отсюда.

«Сокджин!» — на моём пути возникла чья-то тень, и я поспешно поднял голову. Это были Хосок и Чимин. Как и всегда, они широко и добродушно улыбались, смотря на меня с озорством в глазах. «Ты же не собираешься домой в первый день каникул?» — сказал Хосок, схватив меня за руку. Я пробормотал что-то, похожее на «да», и отвернулся.

То, что случилось в тот день, было случайностью. Я не хотел, чтобы всё вышло так. Я не думал, что Чонгук и Юнги окажутся в заброшенном классе в то время. Директор подозревал меня в том, что я выгораживаю остальных. Он угрожал рассказать отцу о том, как плохо у меня идут дела в школе. Мне нужно было сказать что-то. Я рассказал ему о нашем убежище, потому что думал, что в то время оно окажется пустым. И это привело к тому, что Юнги исключили. Никто не знал о том, что я имел к этому отношение.

«Хороших каникул! Будь на связи!» — должно быть, Хосок всё понял по моему выражению лица. Он медленно отпустил мою руку и попрощался ещё более весело. Я не мог ему ответить. Мне нечего было сказать. Когда я проходил через школьные ворота, на ум пришёл первый день здесь. Мы все опоздали, и нас наказали. Но мы были вместе, так что мы могли посмеяться над этим. Я разрушил все наши совместные воспоминания. Я откусил больше, чем смог бы прожевать: собрался уехать, как того и хотел отец, и решил больше не гнаться за счастьем.

Хосок
15 сентября год 20

Мать Чимина ходила взад и вперёд по комнате неотложной помощи. Она посмотрела на именную табличку на спинке кровати, проверила, что капельница находится в правильном положении, и смахнула пальцем засохшую травинку с плеча сына. Я нерешительно подошёл к ней и поклонился. Я чувствовал, что должен был рассказать ей, как Чимин оказался в реанимации и о его приступе на автобусной остановке. Кажется, его мать только сейчас заметила моё присутствие. Она лишь сказала быстрое «спасибо-тебе» и мгновенно отвела глаза, даже не требуя от меня никаких объяснений.

Когда врачи и медсёстры начали двигать кровать, я хотел было последовать за ними, но мама Чимина снова посмотрела на меня. Сжав моё плечо, она снова поблагодарила меня. Точнее сказать, она просто легко коснулась его и тут же убрала руку. Однако я неожиданно почувствовал невидимую границу между мной и матерью Чимина. Граница была чёткой и уверенной, холодной и прочной. Я никогда бы не смог её преодолеть. Я жил в приюте больше десяти лет. Я мог распознать эту границу, увидеть её в глазах людей и почувствовать в воздухе.

В замешательстве я сделал шаг назад и упал на пол. Женщина безучастно посмотрела на меня. Она была маленькой и красивой, но её тень — огромной и чопорной. Эта тень обволакивала меня, распластавшись по полу комнаты. Когда я поднял голову, кровать Чимина уже вывезли из комнаты. После того дня Чимин больше не появлялся в школе.

Чонгук
30 сентября год 20

«Чон Чонгук. Ты ведь не продолжаешь ходить туда, верно?» Я лишь стоял, опустив взгляд на носки своих кроссовок. Я отказывался отвечать, поэтому учитель ударил меня классным журналом по голове. Но даже после этого я не признался. Именно там мы встречались. С самого первого моего появления в этой комнате не было ни дня, чтобы я в неё не заходил. Остальные не могли об этом знать. У них были собственные планы и подработки, поэтому они приходили не всегда. Порой Сокджин и Юнги не заходили на протяжении нескольких дней. Но только не я. Я не пропустил ни одного дня. Были дни, когда никто не появлялся. Но это было нормально. Всё было нормально, потому что комната всё ещё была тут, а остальные могли прийти чуть позже: завтра или через день.

«Я знал, что ты связался не с той компанией». Он снова ударил меня журналом. Когда я поднял взгляд и посмотрел на учителя, классный журнал опустился вновь. Сцена, в которой избивали Юнги, заполнила мой разум. Я сжимал зубы и терпел. Я не хотел соврать, сказав, что я туда не ходил.

Теперь я снова находился возле двери в нашу классную комнату. Я думал, что остальные были по ту сторону двери. После того как она открылась, они бы оглянулись и спросили, почему я так долго. Сокджин и Намджун читали бы книги, Юнги сидел бы за пианино, а Хосок и Чимин практиковались бы в танцах.

Но, когда я открыл дверь, там был только Хосок. Он пришёл туда, чтобы убрать вещи, которые мы оставили в классе. Я просто держал ручку двери и стоял на пороге. Хосок подошёл ко мне, положил свои руки на мои плечи и вывел из класса. «Пойдём». Дверь в наш класс закрылась за нами. И я неожиданно осознал, что те дни ушли и больше никогда не вернутся.

Предыдущая глава < Оглавление > Следующая глава

Перевод: wazzupbighit
Редактура: wazzupbighit, Юлия Базикова, Анабель Де-Ниро

@Bangtan_fans