The Things with Wings
[То, что с крыльями]
*«Hope» is the thing with feathers [«Надежда» — это нечто с перьями] — отсылка к строчке из стихотворения Эмили Дикинсон.
Сокджин
2 мая год 22
Я так сильно нервничал, что не мог больше двигать пальцами. Я сжал и разжал кулаки. Что, если у меня не получится? Я делал это несколько раз, но каждый раз меня охватывал страх. Я сделал глубокий медленный вдох и подумал о Юнги. К этому моменту он уже должен быть пьян, одной рукой щёлкая зажигалкой, а другой — держа телефон. Он мог бы лежать на диване, размышляя о причинах, по которым он должен продолжать жить. Или о причинах, почему нет.
Как Юнги воспринимает мир и себя? Я сталкивался с этим вопросом каждый раз, когда пытался спасти его. Я не мог понять, как он мог продолжать попытки разрушить себя. Это не значило, что я был вне себя от радости от жизни в этом мире, или что каждый её день был наполнен счастьем. На самом деле, я никогда не был ничем очарован, даже жизнью и смертью.
Оглядываясь назад, я понимал, что ничем не отличался, когда начинал всё это. Смогу ли я исправить ошибки и проступки и спасти нас всех? Я не осознавал глубины и серьёзности этого вопроса. Правдивым было то, что я отчаянно хотел спасти нас всех. Никто не заслуживает смерти, отчаяния, быть подавленным и презренным. Кроме того, они были моими друзьями. Возможно, у нас были свои недостатки и шрамы, и мы были разрушены и искажены. Мы могли бы быть никем. Но мы были живы. У нас были дни, которые мы могли прожить, цели, которым мы должны следовать, и мечты, которые мы должны исполнить.
Сначала я не особо думал об этом. Я считал, что всё будет зависеть от того, сколько усилий я приложу, когда пойму, кого и от чего следует спасти. Так я и думал. Я верил, что смогу всё решить, убеждая их и изменяя события. Настолько я был простодушен и наивен. Но это было чем-то большим, нежели попыткой спасти свою собственную шкуру. После ряда проб и ошибок я осознал: спасти остальных было не так просто.
С Юнги было нелегко справиться. Пожалуй, с ним было намного сложнее, чем с другими. Он постоянно менял время и место своих попыток самоубийства. Мне приходилось подходить к нему иначе, чем к остальным. Решение, которое отлично сработало в прошлый раз, не срабатывало в следующий. Как только я начинал думать, что наконец-то справился с одной тайной, это приводило к другому препятствию.
Поначалу я не мог понять его мотивы. В конце концов, всё, что я мог предположить, так это то, что страдания Юнги были связаны с его внутренним конфликтом. Намджун попал в драку из-за грубых клиентов на заправке. Но Юнги отличался. У него не было ни определённой цели, ни определённой причины. Он был слишком непостоянным.
Я попытался представить, что происходит в голове Юнги. Однажды я тайно следовал за ним несколько часов. Его шаги были неуверенными и непредсказуемыми. Он шатался по ночным улицам и пытался броситься в огонь. Иногда он присаживался на корточки и слушал музыку, доносящуюся откуда-то из подземного торгового ряда. После ночи преследования я понял, какой сухой, скучной и простой была моя собственная жизнь. Не то чтобы я завидовал Юнги. Страдания, которые он перенёс, переходя от одной крайности к другой, находились за пределами моего воображения. Всё, что я мог сделать, так это наблюдать за тем, как он идёт, пошатываясь.
За одной неудачей всегда следовала другая. Новая волна отчаяния поднималась ещё до того, как уходила предыдущая. В конце концов, я мог не спасти Юнги. Я мог не достигнуть успеха. Но в то мгновение впорхнула надежда. Как-то я слышал, что у надежды есть крылья. Ею являлась маленькая птичка с крыльями.
Птица влетела в рабочую студию Юнги, что находилась в заброшенном здании в центре реконструированного района. Решение снести район было принято ещё давно, но он так и остался опустевшим, когда реализация плана была приостановлена. Птица влетела через разбитое окно. Юнги стоял посреди студии с зажигалкой в руке. Вся студия полностью пропахла бензином. Я стоял прямо за дверью. Я хотел ворваться туда, когда услышал глухой удар и шорох хлопающих крыльев. Дверь была наполовину открытой, так что я заглянул внутрь. Юнги стоял ко мне спиной.
Птица лежала на полу. Она вновь попыталась взмахнуть крыльями, но у неё не получилось подняться в воздух. Юнги неподвижно наблюдал за ней. Я всё ещё не мог видеть его лицо. Птица с шумом металась по студии, пытаясь найти выход. Она ударила крыльями по стене и креслу, и выпавшие перья разлетелись по полу. Юнги просто наблюдал за ней. Его рука, державшая зажигалку, всё ещё находилась в воздухе. Наконец он опустил руку, сел на пол и закрыл голову обеими руками.
В тот вечер я зашёл в его студию. Она была просторной, но пустой. Грязный диван, кресло, пианино — это всё, что я смог там обнаружить. Мятые листы бумаги были разбросаны по всему полу. Он, скорее всего, пытался всё поджечь. Некоторые из листов были похожи на нотные, на них были нацарапаны строки песен.
Я осмотрелся. И обнаружил нечто с крыльями. Птица, раны на крыльях которой были покрыты засохшей кровью, пряталась за пианино. Когда я подошёл ближе, она выглядела окаменевшей от ужаса и страха. Пол был покрыт крошечными каплями крови. Перед пианино на полу лежали хлебные крошки и вода.
Я сделал шаг назад. Она всё ещё не смогла бы взлететь, выпусти я её из окна. Сколько времени уйдёт на заживление ран? Будет ли Юнги в целости и безопасности, пока птица будет тут? Тогда мне кое-что что пришло в голову. Юнги должен был остановить себя из-за неё. Из-за раненной птицы. Слабое существо, неспособное защитить или спасти себя. Крошечное существо, доверившее свою жизнь Юнги.
После этого дня я кое-что понял. Если все мотивы, ведущие к самоубийству Юнги, существовали внутри него, так почему бы не избавиться хотя бы от одного? Я должен был отыскать верную цель и создать правильную ситуацию. Мотив, который может стать причиной для Юнги прекратить разрушать себя. Кто-то, кто мог бы разделить его шрамы и желания. Я не был этим кем-то. «Это не то, что ты можешь сделать в одиночестве». Тогда я мучительно осознал значение слов, которые услышал незадолго до того, как всё это началось.
Когда Намджун сказал об этом, я понял, что у Чонгука был тот же взгляд, что и у Юнги. «У Чонгука всё ещё осталась та фотография». Он говорил про фотографию, которую мы сделали на пляже, когда учились в старшей школе. Казалось, что Намджун хотел дать мне понять, что Чонгук всё ещё думает обо мне, но я вспомнил совершенно другое событие.
В день, когда мы отправились на поиски скалы, исполняющей желания, мы смеялись, жаловались и веселились под палящим солнцем. И я, опустошённый после того, как мы обнаружили, что скала пропала, выкрикнул свою мечту, которую сам даже не смог расслышать, по направлению к морю.
Тогда я видел, что Чонгук, крича, спрашивал что-то у Юнги. Я не слышал, что он говорил, но чувствовал, что для Чонгука это было важным. Почему он спросил у Юнги? Почему он? Тогда я не придал этому значения. Юнги не был таким же оживлённым, как Хосок, таким же дружелюбным, как Чимин, он не был таким же надёжным, как Намджун. Почему это был Юнги? И неожиданно я осознал. Юнги был тем, кто спас Чонгука. У них обоих был одинаковый взгляд.
Отправить Чонгука к Юнги было не так сложно. Чонгук был один и в школе, и дома. Ему некуда было податься после занятий. Обычно он проводил время в закусочной Хосока или бродил возле контейнера Намджуна. Я закрыл дверь контейнера и заставил Хосока покинуть закусочную до того, как туда зайдёт Чонгук. Побродив по округе некоторое время, Чонгук наконец направился в студию Юнги. Казалось, что он испытывал смешанные чувства. Должен ли я идти? Что, если он подумает, что я надоедливый? На лице Чонгука одновременно были выражены волнение и страх. После того дня он начал заходить в студию Юнги каждый день. Поначалу Юнги говорил ему уйти, но он на самом деле не хотел этого.
Возникшая тень быстро пронеслась рядом. Это был Чонгук. Я ещё глубже вжался в сидение. Они пока ещё не знали, что я вернулся. Кроме Намджуна, которого я встретил на заправке. Он сказал, что все были бы в полном восторге, но я отказался от встречи с ними. Я ждал нужного момента. Я должен был дождаться того момента, когда все семеро из нас будут вместе.
Может, мы не были связаны одними нитями и не поддерживали друг друга. Отследить сплетение нитей было не так просто. Оно напоминало запутанный лабиринт. Когда распутывались одни нити и узлы, другие части сплетения рвались. Когда одна нить оказывались натянутой слишком сильно, всё остальное мгновенно рушилось. Я должен был соединить точки, одну нить с другой, внимательно наблюдая за остальными, чтобы они спасали друг друга без осознания этого.
Чонгук остановился перед студией Юнги и поднял голову, посмотрев на второй этаж. Он не выглядел слишком радостным. За эти десять дней Юнги прошёл через многие сложности. Он постоянно пил и издевался над собой. Я втолкнул Чонгука в центр всех страданий. Мучения Юнги, по всей вероятности, были слишком губительными для Чонгука. Однажды Чонгук оставил Юнги. Тогда Юнги бросился в пламя, но не умер. Чонгук никогда не простит себя за то, что не смог его остановить.
С того момента, как Чонгук зашёл в студию Юнги, прошло около десяти минут. Из окна второго этажа раздался звук чего-то бьющегося, и Юнги, пошатываясь, показался у входа в здание, его губы были разбиты. Он направился вперёд по наклонной дорожке. Чонгук, скорее всего, сидел сейчас возле разбитого зеркала. Вероятно, он думал, что не смог спасти Юнги. Он, должно быть, думал, что бесполезен.
Я завёл машину, когда увидел, что Чонгук выбежал из здания. Юнги должен был направляться в мотель вниз по улице. Я должен был оставить Чонгуку подсказку о местоположении Юнги. Это всё, что я мог сделать. Я оставил салфетки с кровавыми разводами около ворот мотеля.
Сидя в машине, я видел, как Чонгук поднимался по лестнице мотеля. Ранним утром того дня у зеркала в студии Юнги я оставил фотографию. Это было наше общее фото, сделанное в день, когда мы все отправились на пляж. Видел ли её Чонгук? Я не знал, последовал ли Чонгук за Юнги из-за того, что увидел эту фотографию, или потому, что решил попытаться, увидев маленькое зёрнышко надежды, был ли Чонгук мотивирован чем-то другим.
Я не был уверен в том, как Чонгук может спасти Юнги. Нельзя было вмешиваться в этот решающий момент в жизни, самый последний момент для всех из нас, включая Чонгука и Юнги. Он мог быть разделён только между теми, кто страдал от похожих ран, понимает страхи друг друга, мечты и поражения, и вследствие всего видит друг друга до глубины души.
Я взглянул на окно мотеля. Мне было интересно, о чём же сейчас говорили Чонгук и Юнги. И я отчаянно пожелал, чтобы нечто с крыльями смогло подняться в небо отсюда.
Юнги
2 мая год 22
Простыни загорелись сразу же. Всё это – тусклое и потрепанное – тонуло в невыносимой жаре. Затхлый запах, удручающая сырость и слабый унылый свет – их больше нельзя было распознать. Осталась лишь боль. Физическая боль, которая словно кипела в языках пламени. Я чувствовал, будто кончики пальцев таяли и на них появлялись волдыри. В воздухе растворялись звуки музыки и стоящее перед взглядом папино безразличное лицо.
Мы были разными. Он не понимал меня, а я – его. Если бы я попытался, то смог бы переубедить его? Не думаю. Все, что я мог, – прятаться, игнорировать и убегать прочь. Иногда я чувствовал, будто пытаюсь освободиться не от него. В такие моменты меня охватывал страх. От чего я тогда убегаю? Как мне сбежать от себя? Всё казалось безнадежным.
Я подумал, что услышал, как кто-то окликнул меня, но не повернулся. Я не мог дышать. Я не мог пошевелиться. Но я знал. Это был Чонгук. Должно быть, он сошел с ума. Он бы сокрушался по мне. Я просто хотел, чтобы всё это прекратилось. Я хотел, чтобы исчезли дым, жар, боль и страх. Чонгук прокричал что-то, но я не услышал его. Перед глазами всё поплыло. Это был конец. Я поднял голову. Последним, что я смог увидеть, была эта грязная, одинокая комната, проходящий по ней жар от алых языков пламени, и перекошенное лицо Чонгука.
Чонгук
2 мая год 22
Когда я поднял голову, я обнаружил себя перед контейнером. Я открыл дверь и вошёл внутрь. Собрал все вещи, которые только смог найти, и лег, укрывшись. Меня трясло от холода. Было сложно взять себя в руки и лежать, не двигаясь. Я чувствовал себя так, будто сейчас заплачу, но я не мог.
Сцена, в которой Юнги стоял посреди пламени, заново продолжала прокручиваться в моих мыслях. Пламя перекинулось с краёв простыни. Я не знал, что мне делать. Я был плох в словах. Я не мог выразить даже свои собственные чувства, не говоря уже о том, чтобы убедить кого-то. Хлынули слезы, в горле стоял ком, говорить стало еще сложнее. Единственное, что я смог сказать, забежав в огонь: «Я думал, что мы все собирались вернуться к морю вместе».
«Что с тобой? Кошмары?» Кто-то тряс меня за плечо. Я открыл глаза, это был Намджун. Меня захлестнуло чувство облегчения. Намджун приложил ладонь ко лбу и сказал, что у меня жар. Это на самом деле было так. Внутри рта всё будто горело, но в этот же время я ощущал жуткий холод. Голова болела, горло сильно першило. У меня едва получилось выпить предложенные Намджуном лекарства. «Засыпай. Поговорим позже». Я кивнул. После этого я спросил: «Смогу ли я стать взрослым, похожим на тебя?»
Предыдущая глава < Оглавление > Следующая глава
Перевод: wazzupbighit
Редактура: wazzupbighit, Юлия Базикова, Анабель Де-Ниро
@Bangtan_fans