Чёрный ящик Сары П.

В конце прошлого года – на фоне очередной смены дипломатической риторики между США и ЕС – в Сети вспомнили о Ротеремском скандале. Благодаря этому в Телеграме состоялась любопытная полемика Михаила Пожарского и Василия Тополева. Сам по себе Ротеремский скандал мне не интересен, но вот благодаря их дискуссии я вспомнил об относительно недавнем инциденте в Гамбурге, где, как и в случае с Ротеремом, «всё понятно».

В сентябре 2020 года пятнадцатилетняя школьница Сара П. пошла гулять в Гамбургский городской парк. Там она подверглась групповому изнасилованию – на нее напали девять молодых людей «миграционного происхождения». Полиция их идентифицировала и задержала, но приговор, вынесенный три года спустя судьей с нехорошей фамилией Майер-Гёринг, возмутил общественность до глубины души: лишь один из обвиняемых получил реальный срок – два года и девять месяцев тюрьмы. Остальные отделались условными наказаниями разной степени мягкости. Бульварная пресса писала об окончательной гибели правосудия в Германии, популистские партии заламывали руки и принимали многозначительные позы («А завтра это произойдет с вашей дочерью!»), неравнодушные же сограждане завалили судью Майер-Гёринг письмами, в которых обещали её изнасиловать, сжечь и утопить в выгребной яме.

Что тут можно сказать? Освальд Шпенглер, «Закат Европы». Насилуйте, дескать, румяных немецких школьниц – Меркель разрешила. «Всё ясно».

Но я тогда, помнится, задумался – а вдруг у судьи с двадцатипятилетним стажем был какой-то мотив вынести столь возмутительно мягкий приговор? Вдруг все обстоятельства дела элементарно не влезают в один пост для «Твиттера»? Может же быть такое, что это не немцы опять тупые, а в их поступках буквально есть какая-то мотивация? Держа под рукой шпаргалку из «Цайта», перескажу историю Сары П. не с точки зрения выездного твиттерского трибунала, а того самого судебного заседания в Гамбурге.

Итак, восстановленные в ходе процесса события происходили так. Вечером 19 сентября 2020 года молодежь, утомленная ковидным локдауном, отправилась развлекаться в Гамбургский городской парк. Музыка, алкоголь, марихуана. В «Инстаграме» был опубликован пост, приглашающий всех желающих, поэтому новые люди подходили на протяжении всего вечера, включая и Сару П., которая часто бывает в этом парке с друзьями-подругами. Тем вечером обычно разумная (по отзывам знакомых) девушка порядочно набралась и вместо того, чтобы пойти домой вместе с подругами, решила остаться в одной особенно веселой кампании из четырех молодых людей. На часах было где-то без пятнадцати одиннадцать.

Сара П. начала флиртовать и даже целоваться с одним из новых знакомых, а затем отправилась с ним в кусты, где произошёл первый сексуальный контакт. Другие молодые люди наблюдали за происходящим – и кто-то даже снял всё на телефон, но удалил ещё до приезда полиции. Затем интересные знакомые покинули лужайку в парке, подрезав у оставшейся в прострации Сары П. её телефон и кошелёк. Часы показывали пятнадцать минут двенадцатого.

Растерянная после произошедшего, но всё ещё не протрезвевшая Сара П. вернулась на лужайку, пытаясь найти уже покинувшую парк компанию. Их она не нашла, но встретила двух других молодых людей. После короткого разговора они отправились в уже знакомые кусты, где всё повторилось; затем молодые люди так же торопливо покинули парк. По лужайке тем временем распространились слухи, что тут есть девушка, которая разрешает делать с собой всякое разное, и разгоряченные алкоголем подростки начали хищно щелкать жвалами. Сара П. побывала в руках ещё троих молодых людей, после чего вышла, наконец, на группу более взрослых – лет так двадцати пяти. Те, в отличие от подростков, поняли, в чём тут дело, отвели Сару П. подальше и вызвали полицию. Вся история длилась меньше часа.

Естественно, я не собираюсь говорить, что Сара П. – «самадуравиновата». Это жестоко, несправедливо и элементарно неверно. Мой тезис в другом. Во время расследования перед судом возникла самоочевидная проблема: на теле Сары П. не было никаких следов насилия. Вообще никаких. И свидетели подтвердили, что сексом с незнакомцами она занималась не по принуждению.

Если бы события происходили до 2016 года, на этом всё и закончилось. По прежним нормам, немецкое законодательство определяло изнасилование как сексуальный контакт, где одна из сторон применяла силу или угрозы; так что дело бы даже не стали открывать – нет состава преступления. Принуждения не было, жертва вполне охотно (по крайней мере, внешне) отправлялась в кусты с новыми друзьями; и даже после второго инцидента свидетели видели, как Сара П. сидела на коленях одного из обвиняемых и мило с ним общалась. Да, была нетрезва – но закон (пока) не запрещает заниматься сексом в состоянии алкогольного опьянения.

Однако в 2016 году в Америке случилось «МиТу», когда к возмущению всё той же твиттерской публики разнообразные женщины начали рассказывать, что они не всегда занимались сексом добровольно, даже если со стороны это выглядело именно так. Проклятый режим Меркель прогнулся под заокеанскую повестку и статью об изнасиловании ужесточил: с тех пор секс может считаться изнасилованием, даже если одна из сторон сигнализирует о своем согласии, но не может при этом выразить или сформулировать отказ.

Позиция обвинения звучала так: до первого изнасилования Сара П. была элементарно пьяна и не воспринимала происходящее адекватно. В момент же изнасилования её организм из-за стресса и потрясения перешёл в режим «автопилота», имитируя соучастие как в первом случае, так и во всех последующих, включая флирт с будущими обвиняемыми и согласия на прогулки в кусты.
Однако доказательств по-прежнему не хватало. Образцы ДНК позволили установить участников инцидента, но всё упиралось в вопрос – был ли секс доброволен? Существует судебный принцип, когда в случае сомнений суд встаёт на сторону обвиняемого; так вот судья Анна Майер-Гёринг его отбросила и вынесла приговор отнюдь не в пользу обвиняемых. То есть, возмутительно мягкий приговор – на самом деле ближе к судебному произволу, потому что судья действительно сочувствовала девушке и сделала всё возможное, чтобы наказать её обидчиков.

(На всякий случай проясню вопрос с возрастом согласия, а то, может, кто-то удивлён, что молодых людей не посадили сразу за секс с пятнадцатилетней. Нижняя граница в Германии «плавает» и теоретически может опускаться до четырнадцати лет; это зависит от возраста второй стороны. В случае пятнадцатилетней Сары П. с ней имели право легально вступать в сексуальные контакты лица до 21 года; возраст обвиняемых на момент инцидента в Гамбургском парке составлял от шестнадцати до девятнадцати лет)

То есть, имея на руках, по сути, лишь предположения и судейское чутьё, Майер-Гёринг вынесла максимально жёсткий в данных условиях приговор тому молодому человеку, который воспользовался Сарой П. первым и, таким образом, запустил всю цепочку, когда девушка, по мнению судмедэкспертов, «утратила над собой контроль». Остальные восемь человек получили условные сроки (Bewährung) и «условные» условные сроки (Vorbewährung) – за то, что не включили голову и не попытались разобраться в ситуации.

(Давайте на всякий случай напишу это ещё раз, а то, говорят, в мире падает навык чтения: я сочувствую Саре П. и отнюдь не обвиняю её. Речь идёт о другом)

Рассказывая эту история, я, разумеется, не провожу параллелей между Ротеремским скандалом и инцидентом в Гамбургском городском парке; повторюсь – она просто мне вспомнилась при чтении полемики в Телеграме. Она интересна тем, что её можно трактовать очень по-разному. При первых публикациях в прессе всем было «всё понятно», потому что обвинялись подростки «миграционного происхождения».

(Тут можно было бы сделать умное лицо и напомнить, что по немецким нормам таковым считается лицо, имеющее хотя бы одну бабушку или одного дедушку, родившихся не в Германии. Та же Меркель, например – типичный пример. Однако нет, там у половины обвиняемых, кажется, нет даже немецкого гражданства)

Но если бы социальное и этническое происхождение участников этой истории было иным, или хотя бы так не подсвечивалось, то, вполне возможно, публика бы возмущалось развязной девицей, испортившей жизни слишком общительным молодым людям. Даже условный срок штука крайне неприятная; в реальный он может прекратиться буквально из-за такой мелочи, как безбилетный проезд. А на каком основании? Всё было добровольно и полюбовно; но потом она, видите ли, заявила, что её изнасиловали. Это очевидный оговор, «всё понятно». «Завтра это произойдёт с вашим сыном!». Не изменилось бы, вероятно, только содержимое пылких писем, которые бы получала судья Майер-Гёринг.

Простого решения подобных проблем тоже, как вы понимаете, не существует. Люди так неудобно устроены, что их разум представляет собой классический «чёрный ящик»: информация поступает туда, потом она оттуда выходит. А что происходит внутри, каким образом – неизвестно; и верифицировать выходящую информацию тоже невозможно. Человек говорит вам, что любит розы – как вы можете подтвердить или опровергнуть это утверждение? Никак. Нужные вам данные лежат в «чёрном ящике», к которому доступа у вас нет. Даже если человек прямо сейчас держит в руках букет роз и довольно жмурится, вы не можете быть уверены, что он не врёт – просто потому что люди умеют говорить неправду.

Более того, они могут это делать неосознанно; именно на этом построен приговор Майер-Гёринг, которая на свой страх и риск интерпретировала поведение «черного ящика» Сары П. Все вы слышали о концепции «философского зомби»: сущности, которая имитирует сознание, не обладая им.

(И мы уже пару лет мы можем с такими общаться. Beep-boop)

Эта идея возникла всё по той же причине – невозможности забраться в чужую голову. Как проверить, есть у сущности сознание или нет? Но таких «зомби» может быть много, например – «соглашающийся зомби». Решение гамбургского суда основано на идее, что именно таким «соглашающимся зомби» в момент инцидента являлась Сара П.: она выражала своё согласие, но внутри, разумеется, согласна не была. Следовательно, сексуальные контакты произошли с ней против её воли; а значит, речь идёт об изнасиловании.

Концепция «соглашающегося зомби», к слову, исключительно удобна для государств. Ведь получается, что Маркс был прав и никак добровольных отношений между свободными агентами нет и быть не может: одна из сторон обязательно будет угнетать другую. Это один из базовых принципов марксизма: вам кажется, что вы договорились с другим человеком об обмене, а на самом деле вы его грабите и эксплуатируете; его согласие лишь кажущееся и совершенно ненастоящее – Маркс это точно видит своим классовым рентгеновским зрением. А если вы никого не грабите и не эксплуатируете, значит, грабят и эксплуатируют вас. Решение марксизм, как вы помните, предлагал простое: все взаимодействия должны проводиться не между людьми, а между человеком и государством. Государство (правильное) никого эксплуатировать не будет, оно хорошее и желает трудящимся только добра.

Но марксизм это всё же ортодоксальная экзотика, классическая европейская социал-демократия менее радикальна, поэтому она предполагает использование посредника – государственного или имеющего лицензию от государства. Поэтому если в марксизме ищущий телесной близости юноша сначала получит у государства талон, а потом приятно проведёт время в очереди; то в компромиссной модели два свободных объекта прежде чем уединиться в добровольном чтении Pater noster сначала подтвердят добровольность своих намерений у государственного агента. Вдруг один из них «соглашающийся зомби»? А вдруг оба? Дело же серьёзное, нужно предотвратить изнасилование. Вы же квартиру без нотариуса покупать-продавать не будете? Вот то-то и оно.

(Поною ещё разок: никакого «отмирания государства» нет и не предвидится; а полные оптимизма прогнозы, если вы подумаете, звучали тридцать лет назад с территории Восточной Европы, где совсем уж невыносимый юпитерианский тоталитаризм сменился обычным земным g. Первые мгновения при нормальной гравитации показались людям чуть ли не полётом)

Корни идеи «ненастоящего согласия» тоже можно отследить: это классический протестантизм, отрицающий свободу воли. Не случайно социализм так хорошо растёт именно на протестантской почве: если все люди это не больше, чем юниты из компьютерной игры, то у кого, как не у государства есть моральное право и даже обязанность обвести их рамочкой и отправить исполнять предназначение?

Впрочем, я что-то увлекся. К делу Сары П. всё это прямого отношения не имеет. Просто иногда захочешь узнать побольше о странном приговоре вроде бы тривиального дела – а там открываются бездны (причем, не в первый раз). И над этой бездной мы как-то живём. Justitia regnorum fundamentum.