«Ты не придумываешь новое, а обрабатываешь старое»

Александр Карясов и Александр Рождествин — о «Двенадцати стульях», комиксах о Хрущёве и Дарте Вейдере в самарском клубе

Это интервью было взято вскоре после онлайн-СтудЧРа, для которого Саша и Саша сделали один из туров, тогда должно было и появиться. Следующей целью стал Stayhomium (онлайн-вариантом Самариума), к вопросам которого ребята также приложили руку, но и тут не сложилось. Теперь же они, вместе с Владимиром Сушковым и Наилем Фарукшиным, сделали синхрон «Летние зори», и время для интервью наконец-то пришло.

Несмотря на более чем полгода разницы, вопросы и ответы остались актуальными — редакторы рассказали, закончатся ли факты для вопросов, как в самарском клубе появились апокрисиарий и мастер над монетой и почему гуглоустойчивые вопросы похожи на молитву викингов.

Если слушать всех тестеров, получается очень легко

— Время от времени всплывают опасения относительно того, что нормальные факты закончатся и непонятно, что будет с вопросами ЧГК при этом. Разделяете ли вы их?

АР: Редактуру можно сравнить с тем, чем занимаются астрономы. Скажем, Большую Медведицу открыли еще арабы, греки и прочие. Галилей открыл четыре крупнейших спутника Юпитера, это было очень круто и второй раз их уже не откроешь. Луну все уже вдоль и поперек поизучали, карты звездного неба составляли Гевелий и прочие люди.

Но звёзды всё равно открываются, что-то находят на старых звёздах, строят более мощные телескопы, выясняется что-то новое. Здесь всё то же самое.

Да, самые яркие факты, Большие Медведицы и Сириусы нашего звездного неба вопросов, уже заиграны. Но фактов столько, сколько звёзд на небе, и всегда о самой известной звезде можно что-нибудь еще исследовать, чего ещё не было исследовано.

Поэтому я не боюсь, что за время моей активной деятельности вдруг вопросы кончатся. По-моему, этой страшилке уже лет десять, так что бояться нечего.

АК: У меня будет более низменное сравнение. Когда я был в классе пятом или шестом, мои одноклассники на довольно серьёзных щах обсуждали, что где-то в Америке живет мальчик, который прочитал весь интернет за полчаса. Они реально дискутировали — возможно такое, невозможно: там же, в этом интернете, человек 20 постоянно печатают какие-то новые посты. Возможно, есть некоторая вероятность, что пока эти посты печатаются, он не успел прочитать старые посты. Это была очень забавная дискуссия.

Разговоры о том, что вопросные факты в какой-то момент закончатся, очень похожи. Потому что пока мы пишем вопросы, возникает ещё очень много всего, что может послужить материалом для них.

— Продюсер Сергей Сельянов говорил, что «настоящий режиссер может послать критика его еще не законченной картины куда угодно и как угодно далеко, но прийти домой и подумать про это он обязан». Это применимо к редактуре в интеллектуальных играх, к обсуждениям, к работе с тестерами?

АР: Есть какие-то конвенции среди редакторов по поводу комментариев. Если люди пишут «этот вопрос говно», можно не обращать на это внимание. Максимум можно написать в ответ «ты говно» (но лучше не надо). Это неконструктивная критика, она не имеет смысла. Кому-то не понравилось, хорошо.

Конструктивная критика бывает неприятна, но, теоретически, должна помогать. Но некоторые люди так выражают свое мнение, что их практически никогда не хочется слушать. Расстраивает это читать. Особенно когда люди пишут, я уже говорил, что это халтура. Ты две недели вопрос менял, тестировал… Это обидно.

Но бывает, что по делу ругают. Обидно, но по делу.

АК: Я любую критику обрабатываю, когда это происходит во время тестирования. Иногда — нечасто — из этой критики в пакет не попадает ничего. Но это происходит не потому, что этот тестировщик мне не нравится или я критику вообще не принимаю во внимание.

Я стараюсь замечания как-то отрефлексировать. Но при этом пытаюсь понять, нужно ли мне этому следовать или не нужно. И только после этого принимаю какое-то решение. Это всегда разные решения — менять или не менять что-то.

АР: Ещё один важный момент про тестеров, который я для себя отметил в последнее время: если ты собираешь одну группу тестеров, вторую, третью и слушаешь их все, получается очень легко. И это меня беспокоит, потому что я разучился делать сложные пакеты.

— А в чем проблема-то?

АР: Не знаю. Мне самому не нравятся простые пакеты, когда из 15 лидер берет 13 и еще куча команд по 10, это очень скучно. Хочется чего-то интересней, вопросов более серьёзного уровня.

Поэтому, раз я хочу играть сложные вопросы, мне нужно и писать сложные. Я ж не один такой должен быть, у многих из топ-100 рейтинга есть такой запрос.

АК: Есть ещё такая вещь: если слушать всех тестеров добуквенно, то в некоторых вопросах получится очень тяжелая ситуация. Одна группа тестеров говорит «уберите два слова из пуанта». Убрали. Вторая: «Так, подождите, может быть, имеет смысл добавить два слова в пуант?»...

Это же редактор несет ответственность за то, что происходит, а не тестировщики. Они, конечно, прикладывают время, усилия и так далее, они все — те, кто соглашается тестировать пакет, — очень большие молодцы. Но конечную ответственность за продукт несет всё равно редактор. Поэтому ты должен прислушиваться к себе в какой-то момент.

АР: Еще один важный момент состоит в том, что режиссер, всё-таки, делает менее утилитарный проект. Снимать кино, писать книги, что-то ещё, всё это — больше творческое выражение, чем написание вопросов. Это задание — творческое, но всё-таки задание.

— Я как-то не задумывался об этом. Все равно воспринимаешь это как часть творчества, а на самом деле и правда техническая штука в целом.

АР: Если бы это было творчество, не было бы ТЗ.

«Двенадцать стульев» — очень хорошая книга

— Когда вы делаете СтудЧР или какие-то другие турниры с ограничениями — по возрасту или иному признаку, то подходите ли к нему как-то особенно? Например, какие-то специальные вопросы откладываете?

АК: Мне кажется, со стороны, что остальные турниры, которые мы редактировали с Сашей, мало отличаются в каком-то плане. Есть массив вопросов, который я вкидываю, и Саша выделяет те, в которых есть интересные истории. Поэтому мне сложно сказать, что СтудЧР как-то отличается.

Абсолютно эйджистских вопросов у нас не было — точнее, был один, но он не попал. Так или иначе, мы просто готовимся как к какому-то статусному турниру, то есть стараемся оставить как можно меньше проходных вопросов и как можно больше вопросов с какой-то историей.

АР: Мне кажется, что ты не видишь различий, потому что близок по возрасту ко всем участникам. И тебе не кажется, что там есть эйджистские вещи.

Для СтудЧРа не нужно писать каких-то вопросов по советским реалиям. Точнее, по «плохим» советским реалиям — типа заветы Ильича, там или что-то там Брежнева, целина, десять сталинских ударов…

— «Двенадцать стульев».

АР: «Двенадцать стульев» — очень хорошая книга. У нее плохая репутация в ЧГК почему-то сложилась, потому что очень много из неё спрашивали. Но на самом деле, если... Ты её читал?

— Конечно.

АР: Тебе понравилось?

— Мне понравилось, да. То есть, смотри: я лично не против таких вопросов, я против тех вопросов, в которых спрашиваются очень чёткие цитаты оттуда, которые ты хрен вспомнишь. Ты помнишь: да, смешная книга была, но чтобы помнить, что там Киса Воробьянинов сказал, когда подходил к Провалу… Ну зачем это всё?

АР: Ну да, наверное, это тоже нужно иметь в виду, когда делаешь студенческий турнир. Сейчас у людей очень большой выбор всего — чтива, кино... Элементов культурного потребления, назовём это так. В отличие от моего поколения. Не говоря уже о тех, кто постарше на несколько поколений.

У них же не было других вариантов, и они наизусть очень многое помнят из «Двенадцати стульев». Я, конечно, тоже очень многое помню, но я понимаю, что лучше вопросов по цитатам не писать.

Я на ОВСЧ писал вопрос по «Двенадцати стульям»: там канва этого романа сравнивалась с мифическим сюжетом о Сигурде и Фафнире. Мне кажется, это довольно интересная история и сравнение. И то, что в ответе были «Двенадцать стульев», никак не ухудшает вопрос.

Второе: есть реалии, о которых я сразу понимаю, что вопрос по ним можно ставить на СтудЧР. В прошлом году, например, у нас в туре был вопрос о марке рюкзаков Fjällräven. Он был, правда, не нашего авторства, а Данилы [Софинского], но я его точно брал с мыслью о том, что это такая реалия, о которой студенты, скорее всего, знают. А если я поставлю этот вопрос на какой-то другой турнир — даже на ОВСЧ — многие, скорее всего, не будут рады его слышать. Такой подход у меня есть.

В прошлом году у меня было такое соображение, что нужно поставить что-то техническое. Потому что зачастую люди в комментариях говорят: «нам не хватает технических вопросов, нам нужно больше математики», и это тоже в основном студенты, какое-то молодое поколение. Я не видел никогда, чтобы Дмитрий Борок или Наиль Фарукшин приходил в пакет и говорил «что-то многовато гуманитарщины».

То есть сколько-то технических вопросов, я думаю, нужно писать и ставить на СтудЧР. Я больше об этом заморачиваюсь, чем на обычных турнирах. Так я могу пакет по Шекспиру и всё.

Это, кстати, ещё одна проблема. Есть некоторые редакторы, для которых составляют бинго. Если бы для меня составляли, там точно должны были бы быть Шекспир и комиксы.

Кстати, это еще одна область, которая у нас не исследованаа практически. Есть множество комиксов более серьёзных, чем про супергероев, где можно почерпнуть и постмодернистские вещи, отсылки, необычный взгляд на историю. Например, на прошлом СтудЧРе у меня был вопрос о том, как в комиксах появился Хрущев. В общем, материал хороший для вопросов.

— Сложно было делать гуглоустойчивые вопросы? Выкинули ли ради этого какие-то шедевры из тура?

АР: Мы сразу выкинули пару вопросов. Понятно было, что они не пройдут никак: там были точные цитаты или имена. Нормальные были вопросы, но тур не стал хуже от их отсутствия. Конечно, неприятно вот это «один», «тот», «некий исследователь»… Я вообще не люблю, когда всё это из вопроса высушивают и дают некую конструкцию в воздухе: один автор в одном романе сказал, что… Не очень интересно.

АК: Как ты это назвал, помнишь?

АР: Молитва викингов. Тур получается похожим на молитву викингов: один, один, один, один…

АК: Это была текстовая шутка.

АК: На «Кибернешеноле» у Саши Печеного получилось типа семь слов «картина» в одном вопросе из-за гуглоустойчивости.

АР: Мне кажется, что можно избежать каких-то серьёзных речевых накладок, чтобы это не звучало плохо. Мы старались, чтобы было благозвучно. Один или два вопроса мы очень долго переделывали, и это стало уже напрягать: и так ты пробуешь, и эдак, и всё равно первая ссылка в гугле про ответ.

Зато потом я делал еще «Интеллектуальную ворону» и финал ОЧВР, где тоже нужно делать гуглоустойчивость, и там было гораздо проще.

АК: Не тяжело будет тебе возвращаться назад?

АР: Не, нормально. Одновременно с этим мы делали «Кубок бесконечности», где не было ограничений. Бальзам на раны просто — пишешь как хочешь.

Можно делать гуглоустойчивые вопросы, но это не для меня. Сам стиль моих вопросов такой, что их сложно сделать гуглоустойчивыми: теряются какие-то вещи, истории интересные. Набить на этом руку можно, но, я надеюсь, не нужно будет этого делать.

АК: Немножко было обидно с одним техническим моментом: по апелляции зачли один ответ, потому что вопрос был не помечен. А мы эту метку выкинули, потому что она немножко помогала гуглить. Это не то чтобы чья-то проблема, но издержка этого процесса.

Приходится выкидывать метки и из-за этого апелляционному жюри приходится что-то засчитывать — то, что мы бы не очень хотели, чтобы они засчитывали.

— С каким из писателей — все равно, зарубежных или российских, — вы бы хотели поработать над туром или пакетом ЧГК?

АР: С живым, желательно.

— То есть Шекспира ты уже не назовешь, я понял.

АК: Я бы с Михаилом Зыгарем поработал. Все книги, которые я у него читал — это дотошная работа. У меня возникло ощущение, что он максимально отстранен эмоционально от того, о чем пишет. Возможно, эти два качества — это то, что могло бы быть характерно для хорошего редактора.

АР: Мне вообще не хотелось бы работать с писателем… Зачем? Он же писатель. Мне кажется, это другое.

— Пусть источники пишет для вопросов.

АК: Так или иначе, Александр работает с писателями.

АР: Работа автора и редактора — к сожалению или к счастью — не то, что у писателя. Ты не придумываешь новое, а обрабатываешь старое. В очень минимальном объёме от себя что-то добавляешь. Есть авторы, которые добавляют — Колесов или Коврижных, например. У меня же, в основном, «закончите историю» или «на что это похоже» — так я называю эти вопросы. Это обработка того, что уже было.

Я не понимаю, как может помочь писатель, — написать книгу, чтобы я из неё вопросов написал? Тогда вопрос стоит, по кому я больше всего написал вопросов. Тогда получится Шекспир!

Как можно сделать: я бы хотел поработать над пакетом с Шекспиром. Ты за неделю пишешь все вопросы, а потом три недели общаешься с Шекспиром. Мне кажется, такой подход нормальный.

АК: А потом все такие приходят на громкую афишу, что Уильям Шекспир — соредактор пакета.

— А там все вопросы от Рождествина.

АР: Ну и что.

— Да, ты свою цель получил — три недели пообщался с Шекспиром, а все остальное — ну гори оно огнем, и правда.

Поволжская лига: великие остаются, эпигоны падают

— Почему Поволжская лига, которая началась, кажется, очень давно, до сих пор живёт — при том, что образовавшаяся по её примеру Центрально-Европейская лига началась и довольно быстро закончилась?

АР: Это великий турнир, так вижу. Великие остаются, эпигоны падают.

Если серьёзно, это всегда был турнир с хорошей идеей, с внятным и понятным бэкграундом… антуражем, что ли. Это ведь не только ЧГК — есть поволжский брейн, есть поволжский свояк, которые до сих пор проводятся. В этом большая заслуга тех, кто всё это начинал — в первую очередь Соловьёва (Дмитрий Евгеньевич Соловьёв — один из основателей Поволжской лиги, студенческих чемпионатов России и многих других турниров, — прим. ред.).

И мы не можем потерять всё, что нам передали предки (Соловьёв до сих пор играет).

15 лет назад Поволжская лига была цементирующим движение турниром: его проводили эмиссары, ездили в разные города проводить, все знакомились друг с другом, все друг друга очень хорошо знали. Это был такой расширенный поволжский вариант тусовки знатоков.

Потом, когда синхронов стало много и турнир стал не нужен как средство утоления вопросной ломки, мы его радикально реформировали: стали проводить в один день. Нынешний формат — испытание одновременно и на выносливость, и на силу. У тебя много участков и на каждом из них ты должен максимально выкладываться. Должен постоянно хорошо играть.

Наверное, самая слабая часть — это вопросы, потому что очень многие пишут плохо или не очень заботятся о редактуре. Некоторые — такие есть — живут прошлым веком в редактуре. Но мне нравится. Когда играешь всё время одно и то же, хочется играть что-то такое как чемпионат города, чемпионат Поволжья. Люди пишут от души. Что-то необычное можно там увидеть.

АК: Тем более, что чемпионат города и Поволжская лига у нас проводятся в довольно маленьком промежутке времени, типа месяц максимум между ними. Это удвоенный кумулятивный заряд самобытного адреналина.

— По опыту игры в Москве у меня складывается ощущение, что клубы интеллектуальных игр — уже давно устаревшая единица структуры интеллектуального движения. А как это ощущается из Самары?

АК: Мне кажется, что в последние годы клубная структура стала чуть меньше заметна. Раньше, когда я начинал играть, у нас был координационный совет с определенными полномочиями — например, он утверждал редакторов для чемпионата Самары.

Потом отпала необходимость в проведении полномасштабного чемпионата на своих вопросах, и у КС тоже стало меньше поводов что-то активно делать. Потом КС переименовался в… Лигу Справедливости, Саша? И все забыли, кто в него входит. В итоге получается, что следов деятельности какой-то клубной структуры не очень заметно.

Мы просто играем синхроны, периодически что-то проводим, чемпионат Самары как-то организуем, Поволжскую лигу, определяем, что там должно происходить. Ну или «Самариум» делаем.

АР: Вся эта структура в маленьких городах умерла за последние лет пять и стала никому не нужна. Всё это какая-то профанация.

[В письмах, адресованных лицензионной комиссии] я всё время подписывался как апокрисиарий клуба и ни разу мне никто ничего не сказал. А в документах на Конгресс, опять-таки, были мастер над монетой, главный анестезиолог, Дарт Вейдер… Все эти должности были написаны максимально вызывающе, и всё равно всё утвердили. От нас на Конгресс ходил [Андрей] Солдатов (Андрей живёт в Москве и к самарскому клубу никак не относится, — прим. ред.). Что тоже показывает, как это всё работает.

— Какой у него был титул?

АР: По-моему, он был дарт Солдатов.

30 лет назад, когда МАК создавалась, суть клуба была в том, чтобы обеспечить людей вопросиками и прочими играми, чтобы они могли проводить. Постепенно они перестали быть нужны, потому что есть рейтинг, синхроны, которые всех обеспечивают без этого, есть один человек, который занимается представительством.

Раньше у нас это был Роман Фомин, он был президентом «Самарской лиги знатоков». Потом ему надоело и он перестал этим заниматься. Теперь это делает Саша, но он не стал президентом. Обязанности перешли, а должность — нет.

И помещение нужно. Помещение тоже не клуб ищет, а конкретные люди. Я не очень понимаю, зачем нужен клуб вообще, что он должен делать.

Возможно, в новых городах, где ещё нет ЧГК, клуб будет объединять людей, показывать, что это. Но там, где все уже давно друг друга знают, это всё осталось только формальностью.

Задавал вопросы Наиль Фарукшин. За помощь в подборе фотографий спасибо Александру Карясову и Елене Рождествиной.

Что ещё почитать по теме:

• «Главное — это брэйн наоборот». Александр Рождествин рассказывает о саратовском фестивале.
• «Хуже всего комментарии типа "редактор схалтурил"». Владимир Сушков и Александр Рождествин — об оплате вопросов в биткоинах, скальдической поэзии, Шекспире, «Криминальном чтиве» и Евгении Петросяне.
• Представление Александра Рождествина и Владимира Сушкова как редакторов «Кубка Бесконечности».
• «Для меня впечатления важнее плюсиков, но почему-то нас таких меньшинство». Николай Коврижных — о концептуальных турах, последнем месте на ЧР в команде с Иваном Семушиным и ЧГК будущего.
• «Ореол маргинала слишком сильно ко мне прилип». Артём Колесов рассказал о победе над Александром Коробейниковым, накидал черновик тура пародий и поделился, каким палиндромом он хотел бы назвать себя в будущем.

Читайте нас и в Телеграме.