Глава 46. Дата.
На обороте бумаги также виднелись едва заметные следы чернил.
Вэнь Ши перевернул лист и увидел крупное чернильное пятно. Видимо, сначала юный господин Шэнь Маньшэн в свою защиту написал ответ на замечание господина Ли, однако по какой-то причине позже закрасил написанное.
Чернильное пятно было неоднородным. Если поднести лист к свету, с трудом можно было различить первые несколько слов —
«Я не...» — Ся Цяо повертел лист в руках и, после нескольких попыток, сказал:
— Я смог разобрать только эти два слова. Остальное невозможно прочесть.
Я не списывал? Я не собирался переучиваться? Или — я не подумал о последствиях?
Закрасив эту фразу, Шэнь Маньшэн приписал сбоку новое предложение — окончательный ответ господину Ли: «Я все понял, наставник».
Ся Цяо смотрел на лист с крайне серьёзным выражением лица — чем-то средним между сосредоточенностью и замешательством:
— Как же я запутался. Такое чувство, что мы уже близки к разгадке, и все же что-то упускаем из виду.
— Давайте попробуем разобраться… Этот юный господин Шэнь нарочно подражал почерку Цзюнь-гэ?
Детские шутки часто непостижимы — порой бывает сложно понять, безобидные они или злые. Когда Ся Цяо был маленьким, напротив них жил заикающийся мальчик. Соседские дети всей толпой начали его передразнивать, и в итоге семь-восемь из них тоже начали заикаться. Родители сурово их наказали, и только по прошествии долгого времени их речь вернулась в норму.
Сложно было судить, что именно побудило детей подражать заике. Одни, возможно, просто забавлялись, а другие — действительно насмехались над ним.
— Если он просто издевался над Цзюнь-гэ, то это было бы довольно жестоко с его стороны. Однако при этом он так послушно написал, что все понял.— Ся Цяо казалось, что юный господин Шэнь был весьма противоречивой личностью. — И мы не знаем, поменял ли он позже свой почерк —
— Скорее всего, либо не поменял, либо было уже слишком поздно, — сказал Се Вэнь.
В его голосе не было ни тени сомнения. Ся Цяо растерялся:
— С чего ты взял?
Се Вэнь указал на сундук:
— Все задания лежат здесь. Ты просматривал их в обратном порядке?
Ся Цяо замер, а потом резко покраснел. Он понял, что совершил элементарную ошибку —
Бумаги в сундуке были сложены стопкой, и самые старые лежали внизу. Иными словами, после того как господин Ли сказал прекратить копировать почерк А-Цзюня, в почерке Шэнь Маньшэна все равно почти ничего не изменилось. Изо дня в день он заполнял целый сундук заданиями, написанными в том же стиле.
Господин Ли больше не оставлял замечаний на его более поздних работах. Единственной отметкой был мазок чернил. Возможно, он просто отчаялся или решил, что с этим юным господином нет смысла спорить.
Неудивительно, что Се Вэнь это заметил.
После столь долгого подражания, Шэнь Маньшэн, возможно, уже просто не мог изменить свой почерк, даже если бы захотел. Каковы бы ни были его первоначальные намерения, копируемый им стиль письма, постепенно стал его собственным.
Ся Цяо медленно произнёс:
— То есть вполне возможно, что у Шэнь Маньшэна и Цзюнь-гэ одинаковый почерк?
— Практически идентичный, — подтвердил Вэнь Ши.
Глаза Ся Цяо расширились:
— В таком случае…
Записи в дневнике внезапно приобрели двойной смысл: из-за схожести стилей их мог написать как Шэнь Маньшэн, так и Цзюнь-гэ.
Одно дело, если дневник действительно вёл молодой господин. Но что, если часть записей сделал А-Цзюнь? А что, если… все они были им написаны?
Вэнь Ши никогда не считал юного господин Шэнь жестоким — из-за кровати в его комнате и из-за этого дневника.
Шэнь Маньшэн не хотел, чтобы кое-кто спал на постели для прислуги, и поэтому делил с ним свою кровать. Вэнь Ши казалось, что такой ребёнок не стал бы заталкивать старшую сестру в диван просто потому, что она громкая и любит смеяться.
К тому же, в дневнике постоянно упоминался Цзюнь-гэ — Шэнь Маньи часто заставляла его играть с ней в неподходящее время, и из-за этого была надоедливой. Господин Ли придирался к его письму, и поэтому был строгим.
Вэнь Ши именно это и показалось странным — в дневнике как будто описывались события, к которым сам юный господин не имел непосредственного отношения.
Кроме того, записи противоречили сами себе. В одной говорилось: «Одно дело — когда она заставляет играть с ней в переодевания девочек, но она же и Цзюнь-гэ постоянно в это втягивает» В другой: «Шэнь Маньи по-прежнему любит играть со мной в настоящую и фальшивую невесту.»
Раньше Вэнь Ши думал, что автор дневника просто не в себе. Записи были пронизаны сдержанным безумием и поэтому казались бессвязными.
Но теперь, когда все фрагменты сложились воедино, перед ним вдруг нарисовалась четкая и ясная картина.
Что если дневник вел А-Цзюнь; что если он воспользовался именем юного господина, чтобы излить свои обиды; что если «А-Цзюнь» и «я» в дневнике временами означали одного и того же человека — тогда всё становилось логичным.
А-Цзюнь был примерно одного возраста с Шэнь Маньшэном, и оба они были чуть младше Шэнь Маньи. Почему же тогда А-Цзюнь мог делать то, что не мог Шэнь Маньшэн?
На мгновение ему показалось, что он вот-вот докопается до истины, но прежде чем он успел ухватиться за эту мысль, его размышления прервал странный звук — господин Ли снова начал разрывать кожу на руке.
Наставник окунул перо в кровь. Он уже снова собирался вступить в битву с бесконечным потоком иероглифов «Шэнь», как вдруг Вэнь Ши перехватил его руку.
— Подожди. — Вэнь Ши посмотрел в его пустые глазницы и спросил: — Ты сказал что-то особенное? Или сделал что-то необычное?
Иначе с чего бы «юному господину» писать в дневнике: «Господин Ли узнал» — и так спешить убить его?
Наставник внезапно застыл. Капля крови с кончика его ручки упала на бумагу и растеклась ржаво-красным пятном. Через некоторое время он сжал своё запястье и с усилием вывел на бумаге два слова:
— Так ты ведь уже здесь, — растерянно сказал Ся Цяо.
Однако он тут же понял что перед ним лишь «господин Ли, возвращающийся по ночам». Точно так же, как когда-то Шэнь Маньи, настоящий господин Ли был всё ещё заперт в каком-то темном углу, вдали от неба и света.
— Тогда где ты? — быстро спросил Ся Цяо.
— Бесполезно его спрашивать, — заметил Се Вэнь, закрывая крышку сундука. Он выпрямился, взял с стола задание по каллиграфии и сложил его в длинную полоску. Указав на дверь, он сказал Вэнь Ши: — Пойдём, найдём его.
Они слишком хорошо понимали природу существования господина Ли. Его можно было спрашивать о многом — и если он был настроен сотрудничать, он всегда старался дать ответ. Но место его смерти было запретной темой.
Как и в случае с Шэнь Маньи, он не хотел ни видеть его, ни слышать о нем.
И правда, Ся Цяо увидел, как господин Ли сжал перьевую ручку и промолчал. Через мгновение ее наконечник с треском сломался. Кровь вдруг хлынула потоком и за считанные секунды затопила весь стол.
Ся Цяо обернулся и понял, что его гэ с Боссом Се уже давно один за другим покинули комнату. В помещении остались только Ся Цяо и два «призрака». Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, а затем Ся Цяо, даже не успев закричать, рванул к двери.
Но Шэнь Маньи с господином Ли вылетели из комнаты еще быстрее него.
В коридоре Вэнь Ши дёрнул за кукольные нити, и только потом понял, что потянул за лишнюю.
Шэнь Маньи с господином Ли были лёгкими марионетками, и поэтому в мгновение ока возникли перед ним. А вот третья кукла...
Он налетел на Вэнь Ши сзади, и, чтобы не потерять равновесие, мягко положил руку ему на плечо. Не зная, смеяться ему или плакать, он спросил:
— Ты так резко дёрнул — забыл, что к твоей нити еще кое-кто привязан?
Но стал бы Вэнь Ши в этом признаваться?
Так что он с невозмутимым видом заявил:
Се Вэнь кивнул, отпустил Вэнь Ши и принял вид вежливого слушателя:
— И что же это такое, что не может быть сказано с расстояния в три-пять шагов? Я весь внимание.
Вэнь Ши так ничего и не придумал, и в итоге просто сдался. Он повернулся к господину Ли:
— Искать вслепую — пустая трата времени, так что…
Опустив взгляд, он дёрнул за кукольную нить, привязанную к учителю.
Затем, одной рукой управляя нитью, а другой сжимая плечо господина Ли, Вэнь Ши подтолкнул его, заставив сделать по шагу в каждом из четырех направлений.
Совершенно сбитый с толку наставник послушно поворачивался, следуя указаниям Вэнь Ши. Он лишь немного замешкался, когда оказался лицом к востоку, словно внутренне не соглашаясь с этим направлением.
Наставник хотел было отступить, но Вэнь Ши преградил ему путь.
Он наоборот подтолкнул господина Ли именно туда, куда тот больше всего не хотел идти.
— Иди, не останавливайся, — мягко сказал ему Вэнь Ши.
Когда Ся Цяо догнал их, он увидел, как его гэ ходит ходит кругами, меняя направление движения в зависимости от реакции господина Ли. Выглядело это так, будто он в поисках верного пути вращал компас в навигаторе.
Ся Цяо был в полном недоумении, но всё же послушно последовал за Вэнь Ши с Се Вэнем. Оглядываясь по сторонам, он внимательно осматривал всё вокруг, от потолка до краев ковра, и даже стеклянные стены не оставил без внимания.
— Не обязательно всё осматривать, — спокойно заметил Се Вэнь.
— А где же тогда искать? — шёпотом спросил Ся Цяо.
— В местах, где есть балки, или куда можно привязать верёвку, а также там, где есть вода, — не оборачиваясь отозвался Вэнь Ши. Он точно знал, что ищет, и его взгляд никогда не опускался вниз, поэтому осмотр проходил быстро.
— Ванная, стропила, балки у окон, или... — Он вдруг резко остановился и оборвал фразу на полуслове.
— Что случилось? — спросил Ся Цяо.
Через секунду он понял, почему его гэ замер на месте: когда господин Ли подошёл к двери, ведущей во двор, он вдруг вздрогнул от ужаса и в панике начал пятиться назад.
Вэнь Ши среагировал молниеносно — он натянул нить и успел его удержать.
Он решительно распахнул дверь и включил свет на улице.
Как только он вышел из дома, ему в нос ударил сильный запах гари. Весь сад был усыпан цветами, и, как и рассказывала Шэнь Маньи, большая часть пространства возле качелей была покрыта светло-жёлтыми соцветиями. Они действительно были похожи на ушки кролика или на длинные ленточки от банта.
Внезапно Вэнь Ши вспомнил, что у подножия горы Сунъюнь тоже когда-то росли похожие цветы. Они были белыми и чистыми, как снег на вершине, но в их белизне теплилась жизнь, которой не было в снегу.
Он знал, что этот цветок зовётся цикламеном, или, по-другому, «пришествием бессмертного».
— Цветы с ушками! — воскликнула Шэнь Маньи и рванула вперёд. Она так давно не видела садик на заднем дворе… Но стоило ей только сделать шаг, как она резко отдёрнула ногу, будто обожглась.
После этого она присела у двери на корточки и замолчала.
Сад был полон ярких красок, однако в нём витала необъяснимая аура смерти.
Хотя ветер явно гулял по двору, слегка раскачивая качели, светло-жёлтые цветы и длинные лозы оставались совершенно неподвижными — они даже не колыхались.
Вэнь Ши окинул двор взглядом: кроме качелей и виноградных шпалер, здесь не было ни одного объекта выше человеческого роста. Даже на качели повесить господина Ли не получилось бы — не за что было зацепиться.
Однако господин Ли был уже до смерти напуган.
Он метался, не зная, то ли прикрыть шею, то ли глаза, и в итоге, обхватив голову руками, бросился в угол сада.
С каждым шагом Вэнь Ши наставник паниковал всё сильнее.
В тревожной ночной тишине снова послышался скрип. Он эхом разнёсся по саду — казалось, будто пеньковая верёвка была переброшена через шаткий деревянный брус, удерживая раскачивающийся в разные стороны тяжёлый груз.
Сжавшись у стены, господин Ли снова запрокинул голову и уставился вверх — будто бы на невидимую верёвку.
Рядом с ним стоял Се Вэнь. Он некоторое время наблюдал за наставником, опустив глаза, а затем тоже поднял голову. Вэнь Ши решил, что Се Вэнь что-то понял, и бросил в его сторону взгляд — однако увидел, что тот смотрит на луну.
На горизонте висела полная луна. Её контуры были размыты, а свет тускнел сквозь слой тумана. Она казалась такой же безжизненной, как замёрзшие цветы на заднем дворе, и выглядела так, будто неумелый мастер неуклюже приладил её к небу. Или как зияющая дыра.
Вэнь Ши несколько секунд смотрел на эту «дыру», а потом выражение его лица резко изменилось.
Балка, к которой можно было привязать пеньковую верёвку; убийце не нужно было быть ни высоким, ни сильным; и повесить человека там было до ужаса просто —
С этими словами он зашагал через сад. Недалеко от качелей он нашёл его.
Колодец давно был заброшен. Когда-то установленная сверху поперечная балка переломилась пополам и теперь валялась на земле. Отверстие было закрыто каменной плитой, заросшей сорняками, так что если специально не присматриваться, его легко было не заметить.
Вэнь Ши опустился на колено и потянулся, чтобы приподнять каменную плиту. В нос тут же ударил густой запах гнили.
Ся Цяо отставал от Се Вэня на полшага. Когда он подбежал — он пошатнулся и тут же рухнул рядом с колодцем, ошеломлённый запахом. Затаив дыхание, подросток заглянул внутрь — и его лицо сразу стало мертвенно-бледным.
Колодец оказался не совсем высохшим. На дне всё ещё скапливалась вода, и именно в ней находился невысокий, худощавый репетитор.
Колодец, как оказалось, не совсем пересох. На дне все ещё скапливалась вода, и именно там находился худощавый, невысокий учитель.
Он сидел на самом дне, с гнилой верёвкой на шее. Его лицо, вздувшееся и побледневшее от воды, уже утратило человеческие черты и было обращено вверх, к небу. Волосы плавали в воде, словно водоросли, сливаясь с мхом на стенках.
Судя по тому, как он смотрел вверх, он явно не мог обрести покой. Кто знает, сколько времени он там просидел, пока они наконец не нашли его.
Вэнь Ши опёрся руками о край колодца и долго молчал.
Его брови были слегка нахмурены, а направленный вниз взгляд — тяжёлым и сосредоточеным.
Через некоторое время кто-то мягко коснулся его затылка пальцами. Вэнь Ши обернулся и увидел стоящего за ним Се Вэня. Тот слегка наклонил голову и сказал:
— Я заслоню его, чтобы он ничего не увидел. Можешь проводить его наверх.
Он сказал «проводить». Простое слово, но именно оно отчётливо выделяло его среди многих других людей.
Взгляд Вэнь Ши на мгновение изменился, когда он посмотрел на Се Вэня. Казалось, он хотел что-то сказать, но в итоге лишь коротко хмыкнул в знак согласия, отвёл глаза и снова уставился в колодец.
Он выпустил кукольную нить и обвил ею лежащее на дне тело.
— Заслони его как следует, — сказал он, не оборачиваясь.
Тело аккуратно уложили на землю, среди зарослей травы и цветов. Издали ничего не было видно, но из-за связывающей их нити Вэнь Ши чувствовал, как господин Ли дрожит, свернувшись калачиком у двери в сад.
Если бы у него был более буйный нрав, его злоба давно бы разнесла весь задний двор. Но из тела наставника лишь без конца струился чёрный дым — бурный, но беззвучный, как вода, текущая из его глаз.
— Гэ, кажется, там в колодце есть что-то ещё, — внезапно тихо сказал Ся Цяо.
Вновь взглянув вниз, Вэнь Ши и вправду различил во мраке отблеск красновато-зелёного, словно от ржавого налёта. Предмет лежал в иле на самом дне колодца.
Это был небольшой медный сундучок. Несмотря на тонкие стенки, он оказался надёжно запечатан — то ли он наглухо заржавел, то ли был плотно покрыт илом. Когда Вэнь Ши вытащил его и с усилием открыл, он обнаружил, что его содержимое почти не пострадало.
Вэнь Ши быстро пролистал их. На конвертах были аккуратно указаны адресаты и отправители, наклеены почтовые марки и проставлены печати. Большинство писем были адресованы господину Ли — они были написаны одной и той же женщиной, некой Сюй Яжун.
Но у верхнего письма в стопке все было наоборот. В нём отправителем значился наставник, а адресатом — Сюй Яжун. На конверте тоже была марка, но по какой-то причине письмо вернулось обратно.
Судя по всему, это была личная коробка с письмами господина Ли. Оставалось загадкой, как она оказалась вместе с ним на дне колодца.
Может, учитель узнал правду о пропаже Шэнь Маньи — и либо что-то предпринял, либо собирался это сделать, а затем хотел покинуть дом семьи Шэнь вместе со своей коробкой с письмами?
Чутьё подсказывало Вэнь Ши, что в этих письмах кроется важная информация. Иначе господин Ли не осмелился бы пойти против собственного инстинкта и написать ему: «Найди меня».
Он взял письмо, которое господин Ли не успел отправить, и вскрыл его первым.
Весь лист был исписан изысканным, образцовым почерком наставника. В отличие от корявых иероглифов «Шэнь», с первого же взгляда было видно: этот пропитанный духом учёности почерк оттачивался с юных лет.
Жена моя Яжун, вновь встречаемся с тобой в этом письме.
В своём последнем письме ты писала, что простудилась, и болезнь держится уже почти месяц. Я так за тебя переживал, что у меня на языке выскочили две болячки. Возможно, к тому моменту, как ты прочтешь эти строки, тебе уже станет легче. Но если улучшений нет, обязательно сходи к доктору Цзен в Наньфэне. Пусть осмотрит тебя и подберёт тебе лекарство. Не тяни и не пускай всё на самотёк, полагаясь на шарлатанов из традиционной медицины.
В этом месяце я по-прежнему не смогу вернуться. Господин и госпожа Шэнь всё ещё не приехали, телеграммы остаются без ответа, и я просто не могу покинуть это место. Девятнадцатого, уже совсем скоро — годовщина смерти Цай-цзе. Я не могу просто уехать и бросить дом, в котором столько детей. Как ты помнишь, я уже рассказывал тебе — в день, когда не стало Цай-цзе, Маньи из-за потрясения заболела. За все эти годы её состояние практически не улучшилось, и я боюсь, что к девятнадцатому у неё снова начнётся приступ.
В прошлый раз ты просила прислать тебе вместе с письмом мою фотографию. Я серьезно подошел к этому делу: несколько дней назад я подстригся и специально сходил в фотоателье. Портрет прикладываю к письму. Не знаю, сильно ли я постарел по сравнению с прошлым годом.
Фотографии других я прилагать не буду. Последний общий снимок в доме Шэнь мы сделали ещё когда Цай-цзе была жива. Сначала я хотел сделать копию и отправить ее тебе, чтобы ты могла со всеми познакомиться, но на снимке были не все. Господин и госпожа Шэнь тогда отсутствовали, а кухарка, бабушка Доу, всё ещё верила, что фотографии укорачивают жизнь или крадут душу, и наотрез отказалась участвовать.
Кстати, о бабушке Доу. Увидев, что мы всё равно настаиваем, она зажгла для каждого из нас по «вечной свечке» — на счастье и долголетие. Она часто подходила к ним, читала над ними священное писание и подливала масло, приговаривая, что так мы сможем защитить свои души и продлить жизнь. Но вскоре после этого Цай-цзе повесилась. Её свеча всё ещё горит.
Бабушка Доу так её и не потушила. На днях, проходя мимо той комнатки, я почувствовал глубокую печаль.
Когда я запечатывал фотографию, как раз приходил А-Цзюнь, сын Цай-цзе, чтобы сдать домашнее задание. Мне пришлось отложить кисть, и чернила немного подсохли. Прости, если остаток письма будет трудно читать.
Что касается А-Цзюня… Говорят, Цай-цзе была когда-то барышней из богатой семьи. Потом их род разорился — кто-то умер, кто-то уехал, жить стало не на что. Так она и оказалась в доме семьи Шэнь. Неудивительно, что она всегда была мрачной и подавленной.
А-Цзюнь должен был бы жить как настоящий молодой господин, а вместо этого только сейчас начинает учиться у меня грамоте. Он с трудом может прочесть целую статью до конца. Иногда я думаю, что у него тоже печальная судьба.
Хотя… не могу сказать, что его характер мне по душе. Слишком уж он недалекий.
После этого господин Ли писал о повседневной жизни. Это были мелочи, никак не связанные с семьёй Шэнь. Вэнь Ши быстро пробежал глазами остаток письма и его взгляд остановился на подписи.
Там стояла дата: 5 мая 1918 года.