Fallout
Зомби-апокалипсис в абстрактной живописи
В 2014 году на весь тогда еще международный арт-мир прогремел зловещий термин «зомби-формализм» (zombie formalism). До начала широкого хождения NFT в самом конце 2010-х он оставался, наряду с альт-райтом и постправдой, главным пугалом для критиков и даже для рыночно ориентированной общественности. В апреле 2014 года Уолтер Робинсон в онлайн-журнале Artspace, приложении к одноименному интернет-маркету искусства, сформулировал претензии к ряду модных художников того времени, чьи работы безудержно дорожали и повсеместно выставлялись, — Дилану Бэйли, Крису Данкану, Джейкобу Кэссей, Арону Ожла, Люсьену Смиту. Они используют «прямолинейный, упрощающий и эссенциалистский метод создания живописи», утверждал критик, и опираются на «списанную в утиль эстетику Клемента Гринберга», который в свое время пестовал такой же коммерчески успешный и безыдейный формализм. Собственно, часть про «зомби» изначально появилась в этом понятии именно в связи с Гринбергом, который якобы всех укусил и заразил: по мнению Робинсона, наследие теоретика абстракции и высокого модернизма стало охранной грамотой для мошенников. Он прямо указывает, что смычка беспринципных художников и жадных арт-дилеров породила махинации грандиозных масштабов. Штампуя и втюхивая коллекционерам бессодержательные декоративные работы, они накачивают рыночный пузырь, который должен неминуемо лопнуть (и это действительно произойдет ближе к концу десятилетия: цены на искусство такого типа резко упадут, но его все равно продолжат создавать).
Следующим, спустя пару месяцев в журнале New York (ныне Vulture), высказался Джерри Зальц. Его статья с однозначно осуждающим заголовком «Зомби на стенах. Почему так много новой абстракции выглядит одинаково?» была подобна взрыву бомбы, учитывая тогдашнюю популярность автора. К списку коллеги он добавляет имена Паркера Ито, Дэна Колена, Адама Макивена, Оскара Мурильо. Кроме того, в отличие от Робинсона, анализировавшего в основном американский арт-процесс, Зальц говорит уже о явлении мирового масштаба. Критик подхватывает термин «зомби-формализм», перечисляя и другие, в основном ругательные определения этого течения в искусстве (умеренная абстракция, неомодернизм, абстракция магистров изящных искусств, дерьмостракция, искусство одного процента, фэшн-дроп-абстракция и т.д.), и с грустью замечает: «Развитие течений в искусстве на протяжении последних 150 лет увлекало своими поворотами, но оно не представляет собой загадки. Эти направления основывались на изобретениях нескольких выдающихся художников или созвездий художников, завоевывали последователей, становились тем, что мы называем движением или школой, влияли на все вокруг, а затем размывались по мере того, как их перехватывали все менее и менее талантливые участники. Вскоре молодые художники восстают против них и движение исчезает. <...> Теперь с этой художественной морфологией что-то пошло не так. Произошла инверсия. В сегодняшнем значительно расширившемся художественном мире и на арт-рынке авторы, создающие вторичные работы, имеют преимущество. Большая часть нынешнего искусства движима рынком, и в частности не особо искушенными спекулянтами-коллекционерами, которые охотятся на своих состоятельных друзей и богатых друзей друзей, заставляя их покупать одни и те же похожие произведения». Однотипная абстракция 2010-х, по мнению Зальца, ничего не изобретает, это просто дистиллированная, если не сказать стерильная выжимка из находок авангардных и модернистских течений прошлого.
В 2020 году началось обсуждение «зомби-фигуратива» (zombie figuration или zombie figurative art). В статье для журнала ARTnews Алекс Гринбергер описывает мощную международную волну имитаций наивного искусства, примитивизма и сюрреализма, прежде всего среди живописцев, и приводит в пример Джамиана Джулиано-Виллани, Джордана Кастила, Сэма Маккиннисса, Матье Малуфа, Жанетте Мундт, Чинги Самсон, Хамиши Фара, Лэйди Чёрчман. Как и Зальц, критик делает историческое сопоставление не в пользу современности. В 1978-м Марша Такер, годом ранее основавшая нью-йоркский Новый музей, организовала там выставку «„Плохая“ живопись», переосмысляя отверженное наследие прошлого, слишком непричесанное даже для эпохи хиппи, и фокусируясь на диком неосюрреалистическом искусстве, таком плохом, что даже хорошем. Проект стал вызовом застоявшемуся болотцу конвенционального художественного процесса, буквально глотком свежего воздуха посреди тогдашнего мейнстрима — зашедшего в тупик минимализма и растерявшего былую иронию концептуализма. Сравните с «„Плохой“ живописью» сегодняшний зомби-фигуратив, предлагает Гринбергер: в нем нет не то что дикости — ничего живого. Более того, критик считает, что большинство авторов, которых он объединил под этим новым именем, вовсе не бесталанны. Наоборот, это «хорошие художники, просто их творчество больше не способствует развитию процесса». Даже некоторые классики, участвовавшие в выставке Такер, к 2010-м деградировали, добавляет Гринбергер.
Подобно своему «формалистскому» двойнику, зомби-фигуратив во многом был порожден запросами рынка. Беспредметная живопись надоела — подавайте узнаваемые образы! Но, как отмечал в своей еженедельной колонке для блога при журнале Spike Дин Киссик, «плохая живопись», под которой критик подразумевал зомби-фигуратив, нравится зрителям, потому что, по большому счету, они ее совершенно не понимают. Для них это завораживающая абстракция, подобно типичным околохудожественным теориям, скомпонованным из несочетаемых и непонятных слов, или религия, где все объяснения заменяет вера, а обряды и символы тем привлекательнее, чем более темны и загадочны.
Разговор о зомби-произведениях исключительно через живопись, абстрактную или фигуративную (которая, как показано выше, воспринимается тоже как абстрактная), несколько смущает. Но аналогичные тенденции имели место в видео, инсталляционном и объектном искусстве, скульптуре, перформансе, художественных исследованиях, арт-критике и арт-теории, текстах к выставкам, кураторстве и много где еще. Живопись просто все время оказывается в центре внимания как традиционно спорный и ключевой из медиумов. На самом деле живыми мертвецами за считанное десятилетие закишело все искусство. Сыграло роль как перепроизводство художников, которое, в свою очередь, привело к перепроизводству работ, так и инфляция образов и смыслов. Искусство кинулось одновременно в разные стороны — и его разорвало в клочья. Но вселенная и человечество перенесли эту гибель без каких-либо эмоций. Произошла нормализация. Более того, изначально критическая характеристика «зомби-формализм» была ассимилирована арт-рынком и используется, в том числе на сайтах онлайн-маркетов типа Artsy, как нейтральное обозначение определенного предметного поля. И, видимо, то же самое скоро случится со словом «зомби-фигуратив».
Среди выживальщиков и культистов
Мир никогда не вернется к прежнему состоянию. То же верно и для искусства. Постапокалиптическое существование интересно прежде всего тем, что знакомые вещи открываются с неожиданной стороны. Даже те предметы быта, без которых раньше можно было с легкостью обойтись, внезапно оказываются орудиями первой необходимости. Мусор становится ресурсом. Искусство же из элитарного продукта для обладающих привилегиями досуга, средств и знаний превращается в практику выживания или, если взглянуть с другого ракурса, правильного умирания.
Создаваемые нынешним молодым поколением художников произведения по преимуществу абстрактны. Они лишены глубины и работают как непрерывная, непроницаемая поверхность, как бы комплексно и сложносочиненно ни выглядели для внешнего наблюдателя. В этом объекты молодых авторов близки сакральному искусству, с одним лишь уточнением: если бы и существовала соответствующая ему религия, она бы напоминала экстракт из наработок Казимира Малевича, Василия Кандинского, Хильмы аф Клинт, Сьюзан Сонтаг и того же Гринберга.
Рассчитаны такие произведения на своего рода поклонение и созерцание, но не только. Как уже происходило с культовыми предметами древности, работы сегодняшних художников вызывают самые разные реакции — от благоговения и священного ужаса до исступления и попыток перехитрить божественное или демоническое.
Теперь искусство может претерпевать грубое физическое воздействие от недовольных адептов, подобно тому как раньше могли высечь идола за неисполненную просьбу. Вокруг произведений проводятся строгие обряды и осуществляются магические пассы.
Звучит пугающе, но все это неизбежно и необходимо после обрушения одной и для создания другой парадигмы. Начало нового цикла требует подлинного варварства, стирания знаний, привычек, договоренностей и ведет первым делом к погружению в темные века. Также оно нуждается в абстракции как важном порождающем принципе. Есть запрос на пустоту и бессодержательность. И конечно, грядущему эону нужно, чтобы искусство умерло, одновременно как бы оставаясь живым, — то есть стало зомби. Или хотя бы притворилось таковым. Возможно, на длительный срок.
Журнал «Диалог искусств», 2023, №1, с. 64–71
Уолтер Робинсон. Флиппинг и всплеск зомби-формализме / Spectate, 2023
Четкость и масштаб [интервью Сергея Гуськова с Надей Плунгян] / Диалог искусств, 2019, № 2
Наталья Серкова. 100% Sale / Colta, 2017
Николай Смирнов. Зомби-формализм: за и против / онлайн-антология «Горизонт», 2021