Планета бесконечных каламбуров (продолжение)
Ведь только во сне у нас вырастают бабочкины крылья, и эти пестрые радужные крылышки позволяют нам вырваться из самой тесной, самой крепкой тюрьмы и взлететь в бесконечную высь… — «Житейские воззрения Кота Мурра», Э. Гофман
Отель возник из рассеявшегося дыма внезапно, будто его выдернули из сказки зубами. Три этажа кружевных балконов, крыша, увенчанная петухом из закаленного стекла, и фундамент из переплетенных костей, которые тихонько поскрипывали, словно перешептывались: «Спустись сюда, мальчик, мы тебя не съедим». Стены, сложенные из бревен, поросших мхом, извивались, словно какое-то живое существо, а вывеска с громким названием «Хилларитон» блекло мерцала неоновыми буквами, будто сама стесняясь собственного названия. Над входной дверью висела табличка, где красными буквами было написано: «ПОЖАЛУЙСТА, НЕ КОРМИТЕ ФУНДАМЕНТ!»
— Пятизвездочная избушка на костях… — вздохнул я, с причудливой смесью интереса и страха рассматривая странное сооружение.
Я уже было поднял руку к резной двери, но тут раздался резкий басок:
— Эй, что это у тебя с прической? Ты волосы укладывал турбиной на холодном обдуве?
— Ну хоть кто-нибудь оценил мой стиль… — хмыкнул я, оборачиваясь.
Черная тень соскользнула с карниза и с размаху приземлилась мне на плечо, устроившись с комфортом благородного джентльмена в театральной ложе. — Ой, прошу прощения… — сказал кот, внимательно разглядывая мое ухо, — думал, здесь шкаф для шляп. Впрочем, — добавил он, облизнув лапу с видом философа, — если не возражаешь против вентиляции в темечке…
Черный кот спрыгнул на пол и ухмыльнулся, демонстрируя золотой кулон с гравировкой «Carpe noctem» на ошейнике.
— Его темнейшество Бодун-Мордун XIV, — с важным видом представился он, махнув хвостом, словно церемониймейстер своим жезлом. — Главный по… — тут он задумчиво покосился на трещину в стене, из которой выглядывал подозрительного вида гриб с глазами, — …интерпретациям. Ты, я вижу, из породы тех кожаных, которые считают «кота в мешке» дурной приметой. Поздравляю: мешок — это ты.
До моего остроумия вдруг дошло, что пришло время для ответной контратаки.
— Боюсь, мой кошелек уже украли, — парировал я, вывернув пустые карманы. — Так что шутки придется принимать другой валютой.
Кот звонко захихикал, изящно удобрив раскинувшийся неподалеку розовый куст.
— Мы принимаем любую валюту. Но тебе здесь придется играть по нашим правилам.
— А ты здесь кого играешь? Чеширского кота на минималках?
Кот фыркнул, снова обнажив клыки в подобии улыбки:
— Вообще-то, Чешир — мой старший троюродный брат, между прочим!
— А тебя мне занести в раздел «местная фауна» или «декоративный сарказм»?
— Лучше в раздел «непредвиденные расходы», — с усталым видом ответил кот. — Я здесь за тем, чтобы гости не забывали: смех продлевает жизнь. Особенно когда смеются не над тобой. Ладно, хозяйка уже ждет… — обиженно сказал он и растворился в тени, оставив меня наедине со скрипом открывшейся двери.
На пороге я споткнулся о ступеньку, которая с обиженным видом отползла в сторону. Интерьер напоминал чертоги помешанного часовщика: люстры из будильников тикали вразнобой, кресла-качалки колыхались сами по себе. Стены были покрыты странными обоями с шахматным узором, где пешки методично пожирали ферзей. А еще вкусно пахло свежеприготовленными печеными яблоками, свечным воском или… взрывчаткой? Нет, это были атомосферы — приборы, похожие на хрустальные шары с искрящимися молниями внутри, — шипели на стенах, освещая зал отеля призрачным синим светом.
— БОДУШКА! — прогремело из глубины коридора, и шахматные стены дружно вздрогнули, сбрасывая со стен пару надоевших парадных портретов, которые зависли в воздухе, изображая уязвленную гордость. — Опять ты гостей пугаешь?
Из-за стойки, напоминающей алтарь с черепами (декоративными, я надеюсь), возникло странное видение, которое Гофман описал бы как «результат романтического вечера готического шкафа и самовара». Первое, что я увидел — была бородавка на носу, слегка мерцавшая тусклым аметистовым светом, а затем огромную метлу, которая изгибалась в руках стоявшей женщины, словно недоделанная гиперболоидная антенна. Длинные седые волосы были собраны в косу, уложенные на макушке в виде короны. Платье, словно сшитое из грозовых туч и солнечных зайчиков, шуршало при каждом шаге. Бусы на тонкой лебединой шее — крошечные черепа — слегка позвякивали, меня свой цвет с перломутрового на неоново-зеленый. Но самым удивительным были глаза — огромные и мудрые, как у совы, которая знает, где ты закопал свои детские страхи.
— Опять новый-незванный… — проворчала она, щуря свои глаза цвета забродившей черники. — Да еще и репортер с дырой в кармане…
— Меня зовут Джонстон, Грэг Джонстон. Репортер газеты «Органонский вестник»... Неужели у меня на лбу написано, что я журналист? — поклонился я с некоторым недоумением.
— Вид у тебя больно важный. Да и такие костюмчики здесь никто не носит, — хмыкнула старуха.
— А вы хозяйка этого чудесного… арт-проекта?
— Да ты проходи, не стесняйся... Не топчи Входных Духов, — она махнула рукой, и одна из костей под полом громко чихнула. — Последний постоялец из-за собственной глупости оставил след в виде метафоры.
Я посмотрел в обозначенном направлении.
— Ваш отель… такой колоритный и самобытный, — улыбнулся я, привычно попытавшись ухватиться за сарказм как за спасательный круг. — Слегка напоминает дом моей бабушки… Если бы она дружила с Сальвадором Дали и экскаватором.
— О, спасибо, милок! — вдруг просияла она, демонстрируя зубы, отточенные временем и, возможно, вековым гранитом. — С ремонтом, знаешь ли, беда… На прошлой неделе центральная кость закапризничала — требует отпуск. Мол, не отдыхала уже триста лет! Да и курьи ножки уже старые и путают путают влево и вправо… Но ты не бойся, второе крыло вполне устойчиво… Если сильно не бегать... — продолжила она, продолжая держать в руках свой планшет в виде небольшого ручного зеркала, на экране которого зеленым замигал значок «РЕМОНТ В ПРОЦЕССЕ».
— Какая прелесть… — выдавил из себя я, опасливо оглядываясь по сторонам.
— Да ты садись, милок! В ногах правды нет… Небось, устал с дорожки-то?
Хозяйка резко разразилась смехом, похожим на скрип несмазанных дверей.
— Ох, для журналиста ты слишком честный! Ладно, слушай…
Оказалось, хозяйку звали Агатой Боунс, и ее проблемами был не открывшийся портал в ад в 666-м номере, а абсолютная невозможность уже который век найти добросовестного плотника:
— Представляешь? Вчера, например, ко всему прочему, и печь-самострел взбунтовалась! Требует выходные за переработки и новый пенсионный стаж. — Старуха махнула рукой в сторону дымящейся каменной глыбы, из которой доносилось едва слышное: «ДОСТОЙНАЯ ПЕНСИЯ ИЛИ ЗАБАСТОВКА!».
Я, машинально записывая цитаты в свой блокнот, попытался перевести тему разговора в более продуктивное русло:
— А номер-то у вас для меня есть?
— А как же, милок! — Метла из ветви сосны с шишкой вместо набалдашника больно ткнула меня в грудь. — Ну-ка, повтори за мной: «Не найтись номеру 404 без шутки про роутер!»
Я машинально повиновался, ощущая себя полным идиотом, или участником странного телевизионного реалити-шоу, что, в принципе, одно и тоже. Стены зашевелились, и из трещины в паркете вынырнул медный ключ, обвитый плющом с серебряными колокольчиками.
— Вот и славненько… — Хозяйка вдруг скривилась, хватаясь за поясницу. — Ох, проклятый ревматизм… Небось, и ты сейчас про «костяная нога затекла» шутить будешь? — спросила она, передавая ключ.
— Сударыня, — я снова поклонился с грацией дипломата на минном поле, — как человек, чей последний цент ускакал в такси с ангельским номером 666, я питаю особую нежность к жертвам жесткой иронии…
Миссис Боунс хмыкнула, и чайник за моей спиной испуганно подбросил шапку едкого пара.
— Умница! Спишь в номере с самым живописным видом. На болото. Ванная — каждое полнолуние. Если увидишь в зеркале кого лишнего — не ори, это домовой бреется.
— М-м-м, а почему он должен это делать у меня в номере? — удивился я.
— Не знаю… — на секунду задумался я. — Может быть, у себя дома?
— У него нет своего дома, милок. Она же домовой.
— И унитаз не смывай! — вдруг спохватилась хозяйка.
— Почему? — осторожно поинтересовался я.
— Проснутся мотыльки-каламбуристы...— вздохнула миссис Боунс. — Залезут в уши и будут нашептывать похабные анекдоты про писателей и непомерно раздутую самооценку.
— Да, и насчет оплаты… — замешкался я, ерзая на пуфике, безуспешно пытавшемуся все это время укусить меня за бедро. — Боюсь, у меня возникла деликатная ситуация с… В общем, как вы уже поняли, мне пока нечем заплатить за ваше радушное гостеприимство…
— Ничего страшного, расплатишься потом, — махнула она рукой, и атомосферы на стенах едва слышно злобно сверкнули.
— Кровью? — рискнул пошутить я.
— Мы принимаем любые валюты, включая и личные трагедии, — ухмыльнулась она, указывая мне костлявой рукой путь. Ее передний вставной зуб блеснул серебром, и я на секунду задумался, не протезы ли это из настоящего метеорита.
— Не волнуйтесь, я сейчас мигом сочиню слезоточивую историю про ограбленного сиротку-журналиста…
Старуха засмеялась, и на пол рядом со мной обсыпалось часть штукатурки.
— Я думаю не стоит. Мы и так уже наслушалась этого нытья здесь… Но не переживай, я найду подходящее для тебя задание!
С этими словами она растворилась в облаке перьев, оставив меня наедине с его темнейшеством Бодуном-Мордуном XIV, который уже пять минут методично вытирал лапы о мои новые дизайнерские брюки от Гармяни.
— Тебе туда, нищеброд, — на всякий случай уточнил он.
Я осторожно последовал за котом в указанном направлении. Вестибюль напоминал внутренности гигантского самовара, усыпанного астрономическими картами и рекламными листовками вроде «КОЛДОВСТВО В РАССРОЧКУ! 0% ПЕРВЫЙ ВЕК БЕСПЛАТНО!». Что поразило меня больше всего — пространство отеля внутри оказалось гораздо больше, чем снаружи. Стены отеля периодически вздувались пузырями с афоризмами, а ковер из перьев феникса норовил пощекотать меня за лодыжки. Пройдя несколько шагов я едва успел уклониться от выполняашего уборку «танцующего» веника, бодро исполнявшего чечетку, и поймал падающую прямо на меня с одной из полок книгу «Занимательная некромантия для чайников», которая сразу же недовольно взвыла: «Отстань от меня, я в декрете!».
Пока кот ворчал про «неблагодарную молодежь, неуважающую уважение, традиции, и старую аналоговую магию», я разглядывал раскинувшийся передо моим взором коридор лестниц. Ступеньки под ногами вздымались, словно волны, а атомосферы на стенах выплевыали легкие искры пламени. Странный отель явно был живым и слегка психоватым. По пути мы миновали гостей, которых Крафт-Эбинг охотно бы включил в расширенное издание своей монографии. Господин в цилиндре из вороненого хрусталя кормил фрактального хомяка анаграммами. Дама с прической «молния в стиле барокко» притопывала в такт полету летающих по потолку тарелок. А через арку я заметил трех существ, играющих в крикет с участием апельсина и лазерного уровня.
— Наши лучшие апартаменты! — наконец торжественно объявил кот, распахнув дверь с табличкой «Здесь в **** году был Пруст, но, правда, потом этого не мог вспомнить». — И да, я настоятельно не рекомендую открывать окна. Местные комары…
— …переносят цитаты из Джойса? — решил неудачно пошутить я, оценивая шкаф, медленно превращавшийся в этажерку.
— Переносят по пятьдесят граммов за раз! А если включишь свет…— На устах кота расцвела улыбка Казановы, застигнутого за чтением Канта.
— …тараканы придут дискутировать о диалектике?
— Набегут с новыми идеями для репортажа. Но учти — эти маленькие твари не переносят критику. Вчера заклеили унитаз коллажем из старых фотографий хозяйки... Какое кощунство!
Я с опаской зашел внутрь. В номере царила гармония блошиного рынка и лаборатории Безумного Шляпника. Лампа в форме гигантской капли росла из потолка, периодически икая шампанским. Кровать парила в полуметре над полом, испуская легкий изумрудный дымок. А на рабочем столе лежал блокнот с заголовком: «Выговоритесь здесь. Конфиденциальность гарантируем — ваш голос сгорит через 12 часов. Гарантия производителя (но это не точно)». На стене висел портрет неизвестного клоуна с подписью «ОН ВСЕ ВИДИТ», а рядом на столе стоял чайник, напевавший «БОЖЕ, ХРАНИ ВПН» на всех ему доступных языках.
Когда сопровождавший меня кот исчез (в буквальном смысле растворился в переплете «Братьев Карамазовых» на книжной полке!), я наконец-то позволил себе тихий приступ панической атаки.
«Командировочные точно не покроют необходимую после этого репортажа терапию...»
Я плюхнулся на стоявшее у окна кресло, мгновенно провалившись в тучу левитирующих перьев. В этот момент из шкафа выпал призрак в колпаке с бубенцами.
— У тебя есть бронь? — спросило видение, помахивая картотекой.
— Неважно! — призрак рассыпался хохотом. — Здесь все шутки бронируют место в аду заранее!
— Ну охренеть просто… — пробормотал я, наблюдая за своим рюкзаком, который медленно проваливался сквозь ковер.
К счастью, чья-то рука, высунувшаяся в этот момент из дырки, деликатно вернула его обратно.
К трем часам ночи я наконец-то понял, почему на Галактическом Букинг. ком нет отзывов о «Хилларитоне». Бывшие постояльцы просто не дожили до того, чтобы написать о нем разгромную рецензию: пол проваливался в другие измерения с плоскими шутками, домовой в ванной встретил меня вопросом «Что получится, если скрестить философа и капусту?», а хозяйка за стеной ругалась со своим неработающим котлом, грозя ему вызвать «своего знакомого ИИ-сантехника с трезубцем».
Попытка закрыть окно обернулась диалогом с мотыльком-каламбуристом:
— Эй, человек! Как отличить падеж от каламбура?
— По наличию страдательного залога? — предположил я.
— Ха! Тебе бы в наш клуб! — Насекомое чуть слышно хмыкнуло и улетело.
— Да так, у меня просто есть один знакомый астролингвист… — вздохнул я, наблюдая за тем, как он медленно исчезает в сгущающейся темноте.
Когда часы пробили шесть утра (или три? Временные зоны здесь были нарисованы мелом на черной стене), я сидел в кресле, обложенный пучками чеснока и придумывал заголовки: «Добро пожаловать в ад. Мои несмешные приключения в Шутовске», «Шутовск: Сказочное гостеприимство с адскими удобствами», «Отшутите меня. Как выжить на планете бесконечных каламбуров».
В номере нестерпимо пахло старой, давно не протиравшейся, пылью и чем-то неуловимым… моим страхом? Кровать, подмигивающая резными пошлыми ангелочками, то и дело норовила съехать в угол, рядом с ней на тумбочке я заметил небольшую записку, написанную чьей-то дрожащая рукой: «Если смех за стеной мешает — помни: это не призраки. Это я, твой внутренний ребенок, который пожалел, что вырос».
— Ну просто командировка мечты… — вздохнул я, пытаясь на своем ноутбуке поймать сигнал, но вай-фай, как и все остальное здесь, нормально не работал. — Краффхаубер, ты гребаный гений! Специально заболел, чтобы не ехать в этот гребаный цирк! Здесь даже тараканы шутят лучше тебя…
Я потянулся к окну, чтобы впустить немного свежего воздуха, но тут же отдернул руку — за стеклом парил очередной мотылек-каламбурист, шелестя своими золотыми крылышками в ночном небе: «О, я уже соскучился по тебе, старик. Шуток накопилось!» Я в испуге задернул шторы, едва заметно обдавшие меня ароматом синтетической лаванды.
— Миссис Боунс потолок в холле опять превращается в облако!
— Запустите туда поэтов из 69 номера — пусть рифмуют, пока не прояснится!
Смех за стеной напоминал хор кикимор, разучивающих джаз. Устроившись с пледом на своем кресле, я уткнулся в потолок (тот периодически моргал звездами-смайликами) и пытался удержать нить хаотично мешающихся в моей голове мыслей:
— Гризлварп все же умер бы от восторга. Или аллергии на метафоры, — размышлял я. — А ведь я в это время сейчас мог бы быть XVILII Конференции роботов! И максимум, что меня там ждало бы — шутки про С++ и биты с байтами. А тут… О звезды, шторы шевелятся…
Я осторожно приподнялся на локте — узор на ткани действительно двигался. Цепочка нарисованных сов превращалась в буквы: «СПАТЬ. НЕ СПАТЬ. УГАДАЙ».
— Чертов ребус… — я потянулся к своему рюкзаку за берушами, но меня опередила все та же рука.
Не успел я засунуть в уши беруши, как откуда-то из вентиляции сверху донеслось:
«Почему комета не ходит в бар? Потому что она уже в об… ЛАДНО, МУЖИК, ТЫ ЖЕ ПРОСИЛ ПРИЛИЧНЫЙ ВАРИАНТ!»
— Ладно, попробую заснуть… — вздохнул я, разминая затекшие от сидения в кресле ноги и случайно включил свет.
Вдруг комната взорвалась цветом. На стене материализовался силуэт в цилиндре:
— Приветствую, друг! Не хочешь послушать анекдот про нейтрино? Они такие: проходят практически сквозь все, но шутку никогда не запомнят!
— Нет! — рявкнул я, тыкая в кнопку выключателя.
Тьма вернулась, унося с собой шепот:
Засыпая под аккомпанемент скрипов, смешков и гула атомосфер, я уже почти плакал. Мозг упрямо цеплялся за остатки логики:
— Спокойствие... — мысленно напутствовал я себя. — Ты писал о бунте в зоопарке шимпанзе. Ты интервьюировал мэра, чей парик взорвался от фейерверка. Ты вел прямой репортаж из взорванного небоскреба. Ты выдерживал и не такое… Статья должна быть гениальной. Или ты сойдешь с ума… Второе уже началось. О звезды, а это что за звук?
Стена за изголовьем крвоати вдруг запульсировала мерцающим светом, и из-под двери заползали тени, танцующие канкан под беззвучный смех. Подушка под моей головой заерзала в кресле, выдавив из себя: «Простите, у меня тут зуд на месте совести».
— Кхм, — произнес я вслух, — может, вы все на перекур сходите и дадите мне ХОТЯ БЫ ЧАСОК ПОСПАТЬ?
В ответ зашипел радиатор, выплевывая облачко пара в форме смеющегося черепа. Я натянул одеяло на голову, но оно тут же ожило, обвившись вокруг шеи шерстяной удавкой.
— Ужас, я попал в какую-то сюрреалистическую колыбель всеобщего психоза… — мелькнула мысль, пока я пытался освободиться от одеяла-душителя. Внезапно комната застыла, и из тумбочки вылез… Гном? Нет, скорее гриб с ножками и шляпкой-котелком.
— Пссс, человек, — прошептал он, подмигивая своими пятнами на шляпке. — Хочешь узнать, почему номер 404?
Не дожидаясь ответа, он сунул мне в руку грибную спору, которая взорвалась облачком пыльцы с надписью «ХА-ХА!»
Откуда-то сверху донесся голос миссис Боунс:
— Не корми тролля! И выключи этот чертов фонарь, а то этот чертов батальон тут же десантируется!
Я щелкнул выключателем. Тьма взорвалась шепотом тысяч лапок.
— Я же говорила! — пророкотал голос хозяйки сквозь стену. — Тараканы-пианисты любят серенады!
В ту же секунду где-то в углу зазвучал разбитый рояль, аккомпанируя хору сверчков с маракасами. Я уткнулся лицом в подушку, которая вежливо притворилась мертвой.
В очередной раз зашевелилась стена, из нее высунулся Бодун, уставившись на меня с выражением профессора, готового принять экзамен.
— Спишь? — поинтересовался он, наблюдая за танцем летающей тумбочки на потолке.
— Пока даже не пытался… — усмехнулся он в свои роскошные усы. — Как думаешь, что смешнее: «Почему курица не смогла перейти дорогу» или «Почему атомосферы взорвали кухню»?
— Иди проспись! — буркнул я, с головой накрываясь одеялом.
— Уже пробовал. Подушка сбежала...— философски ответил Бодун, растворяясь в воздухе.
В холле раздался миссис Боунс, уговаривавшей люстру не улетать:
— Дорогая, ну ты же знаешь — все гости тебя просто обожают! Без тебя все шутки будут такими же плоскими, как блины без сиропа!
— Как моя карьера здесь… — обиженно прохрипела в ответ старая люстра, роняя на пол хрусталики-слезы.
«Томас Краффхаубер, — мысленно поклялся я, — если я выживу, твой ненаглядный кактус узнает, что такое настоящее страдание…»
Лучи солнца, настырные и беспощадные как папарацци, выковыривали меня из объятий кресла, на котором я в итоге уснул под утро. Проснувшись, я заметил, что на коленях у меня лежала записка: «Завтрак — в печке. Проклятый ревматизм не позволяет наклоняться — приходи после полудня. P. S. Грибное рагу на столе не трогай — оно встает позже меня».
Когда я вошел на кухню, там меня уже ждал Бодун, разливая по фарфоровым чашкам с черепами и смайликами вместо глазниц что-то дымящееся через дырку в ухе.
— Кофе? — спросил он, поддельно-вежливым тоном метрдотеля. — Или тебе больше нравится твой привычный экстракт отчаяния с воздушной пенкой сарказма?
Я потянулся было к сахарнице, но та коварно отползла, брюзгливо плюнув мне в руку кристаллом соли.
— Послушайте, — начал я, ловя убегающую от меня ложечку. — Насчет оплаты… Дайте мне связаться с моей редакцией…
Кот задумчиво размазал лапой варенье по скатерти, выводя клубничным джемом: «НЕТ».
— Х-хорррошо… — продолжил я, слегка заикаясь после бессонной ночи. — А не находите ли вы, что гениальная хвалебная статья о вашем чудесном заведении могла бы покрыть расхо…
За спиной раздался смех, от которого задрожали даже висевшие над плитой медные кастрюли. Хозяйка парила в дверном проеме с пачкой бумаг в руках.
— За тобой должок, милок, — протянула она, и договор сам взмыл в воздух, развернувшись перед моим лицом. — Статья — к четвергу. Свидетельства трех пранков мотыльков-каламбуристов — к пятнице. И… — тут ее черничные глаза загорелись странным светом, — личная история домового про первую влюбленность.
Бодун прыгнул мне на плечо, шепча сладким голосом торговца эликсирами:
— Не бойся. Я тебе, так и быть, помогу.
— С чего это вдруг? — удивился я.
— Хочу посмотреть как ты выкрутишься.
— Вон тот шкафчик видишь? — мотнул головой он, и золотой кулон с гравировкой «Carpe noctem» мерно задрожал на шее, обдав меня сверкающими бликами. — Там стоит волшебная чернильница-наркоманка. Шепни ей магический пароль про рифмы — заплачет чернилами так, что не остановишь...
Я вздохнул, глядя на перо из чернильцы, которое кокетливо изгибалось у меня в пальцах.
— Ну что ж… — подумал я, смакуя на языке горечь выпитого кофе. — Либо ты напишешь историю…
В углу кухни щелкнул радиатор, выплюнув в воздух клубок дыма в виде комбинации пальцев, подозрительно напоминающей фигу.