Rule the World
Minions are not so happy as vulgar judgements think them, being frequently commanded to uncomely, and sometimes unnatural employments. — Sir Walter Ralegh.
Королевские милости для своих фаворитов насколько щедры, настолько они скоротечны. Часто падение одного связано с возвышением другого. В своем романе «Фаворит короля» Сабатини предложил собственную версию известной драматичной истории.
В отличие от романа Блэкмора, у него она получилась более живой и… человечной. Эта история не о жажде власти. Это история о настоящей дружбе, коварном предательстве и, конечно же, всепоглощающей любви.
Роль рассказчика
Как все-таки может отличаться одна и та же история в зависимости от того, кто ее рассказывает! Я начала читать «Фаворит короля» еще в прошлом году, задолго до «Dangerous Kingdom of Love». Но so many books, so little time, объем романа достаточно большой, и я отложила его до лучших времен.
Вот так и получилось, что мистеру Овербери пришлось уйти, ни слова не сказав о деле, которое привело его к сэру Роберту, он так и не упомянул, что сам ищет места. А все потому, что нашел более тонкий способ подать себя: человек, который может сделать себя необходимым, не должен просить. Такому человеку лучше подождать, пока его попросят.
После книги Блэкмора мой возросший интерес к данной эпохе побудил меня поднять дополнительные исторические источники и вернуться к роману Сабатини, которым я за это время успела проникнуться. Вначале я немного опасалась, не будет ли мне скучно два раза читать про одно и то же. Но очень быстро поняла, что мои опасения напрасны. При всем своем сюжетном сходстве, данные истории совершенно разные.
Основные отличия
Главное отличие — роль Овербери. Если у Блэкмора он выступал в основном только в виде мертвого тела, то у Сабатини это один из самых ярких и живых персонажей. Образованный, умный, сильный, талантливый, амбициозный…
Он принес юность на алтарь своих амбиций и, отказываясь от соблазнов, которые жизнь предлагает молодым, трудился над тем, чтобы закалить дух и разум. Он почитал знания единственным оружием тех, у кого, кроме гибкого ума и сильной воли, более никаких капиталов не было.
Его дружба с Карром чем-то напоминает дружбу Ля Молля и Коконаса Дюма (здесь уже хочется прослезиться), особенно в той части, где Овербери вступился за Карра перед принцем Генри, предложив свои услуги, когда тот вызвал фаворита на дуэль (поскольку сам волочился за графиней). Конечно, этот образ слишком идеальный и изрядно Сабатини романтизированный.
Щедро наделенный талантом, сэр Томас воспринял поставленную перед ним задачу как возможность полного самовыражения, столь ценимого всеми литераторами. Рочестер мог писать лишь о любви, Овербери же творил поэзию. Он словно влез в шкуру влюбленного и вплетал в письма и стихи изящную философию, обнаруживая такую высоту духа, которая не могла не прельстить чувствительную душу.
Когда на горизонте появляется Фрэнсис Говард (графиня Эссекс), сразу становится ясно, что кто-то будет лишним. Овербери предлагал Карру карьерное продвижение и высокие политические устремления. Но у женщины в ее корсаже были припрятаны козыри посильнее. Да, вместе они уже добились много. Мозги Овербери и внешняя привлекательность Карра вместе возвысили королевского фаворита на Олимп, где он был если не первым, то точно вторым у кормила власти. Держись советов Овербери и — rule the world. Коварная любовь вносит свои коррективы в честолюбивые планы бывших друзей, что в итоге приводит к краху обоих.
У меня же есть знания, с помощью которых ты можешь завоевать настоящее положение при дворе, вырасти из обычного фаворита — ты сам себя так назвал, Робин, — в человека, влияющего на политику государства. Ты и я, мы вместе станем силой, которой трудно противиться. Мы дополняем друг друга, по отдельности же мы значим мало. Вместе мы сможем править если не всем миром, то, по меньшей мере, Англией.
Главный герой романа Блэкмора — Фрэнсис Бэкон — упоминается в романе только три раза. В двух первых случаях сугубо в связи со своими литературными трудами. Сначала в виде цитаты, потом говорится, что на свадьбе Карра поставили пьесу Бэкона, да такую чудную, что все задались вопросом, не потек ли чердак у последнего. Наконец, в третий раз, в самом конце романа, в сцене суда, где он уже как лорд-канцлер выступает на стороне обвинения. Ну и, конечно, по сюжету Сабатини, к появлению при дворе Вильерса он не имел никакого отношения.
Работа с деталями
Что сразу же обращает на себя внимание, то это какую же на самом деле кропотливую работу проделывал Сабатини, занимаясь исследованием для своих произведений. Точное указание возраста всех персонажей, всех исторических дат, интересные детали костюмов, рахитные ноги короля из-за отца-алкоголика, его любовь к камзолам со складками, похожая на кольчугу из-за врожденного страха перед кинжалами, пятна на одежде, из-за того, что король был не воздержан в еде и напитках.
Информацию можно получить из самых разных источников, но лишь тот способен находить верные решения, кто знает, каким источником следует пользоваться и как до него добраться.
Опять-таки, инцидент с пролитым на Бэкингема супом, который подстроил Карр, подослав своего дальнего родственника, что прислуживал за королевским столом. По законам этикета того времени тот, кто поднял руку на кого-либо за столом в присутствии короля наказывался отсечением этой самой конечности. Карр услужливо напомнил об этом Якову, но влюбленный король, который ни пальцем не пошевелил, чтобы как-то помочь своей матери и единолично приказывал устранить неугодных ему Джона Рутвена, графа Гаури и его брата, сразу же ужаснулся даже подобной мысли, назвав бывшего фаворита «кровожадной сволочью».
Есть и множество других деталей и описаний, всю тщательность и щепетильность которых может в полной мере оценить только тот, кто поднял соответствующие источники. А ведь во время Сабатини всезнающего Интернета еще не было! Бесценно.
Исторические допущения
Конечно, Сабатини не мог открыто написать в своем романе о всей глубине отношений Якова со своими фаворитами, хотя, безусловно, об этом прекрасно знал. Один раз намекнув на это своим пассажем про проституток, ждущих оплаты после оказанным ими специфических услуг, он нигде больше не позволяет себе той вольности в своем сюжете, что на каждом шагу щедро разбросал в своем романе Блэкмор.
В слезах он прибегал к сэру Роберту Карру. В характерной своей манере, перемежая хвалы Всевышнему с богохульством, он жаловался на неблагодарность человеческой натуры и на жестокосердие людское, ведь он был для народа все равно что отец, а народ и не думал отвечать сыновней любовью. Легко переходя от слез к ярости, он в конце концов обзывал народ «дьяволовым отродьем», успокаивался и переключался на радости предстоящей псовой охоты.
Судя по историческим источникам, и Карр, и Бэкингем были активными гетеросексуалами (Бэкингем, судя по источникам, даже чересчур активным). Активным гомосексуалистом был только Яков. Таким образом, сразу вспоминается цитата Уолтера Рэли, которую я привела в начале рецензии. Не могу ручаться точно, что известный фаворит Елизаветы I конкретно имел в виду под unnatural employments, но преемник старой королевы питал к нему большую нелюбовь, которая в итоге привела последнего к плахе (в романе Рэли нигде не фигурирует, автор лишь пару раз упоминает его имя в связи с Тауэром).
Обладая натурой скорее женской, Якова в первую очередь привлекали красивые молодые фавориты, которым в погоне за королевскими милостями приходилось исполнять навязанную им роль катамитов. Не могу утверждать, но моя догадка, что Яков ввел должность виночерпия при своем дворе с явной отсылкой к Зевсу и Ганимеду (и здесь сразу же название знаменитого клуба «Ганимед», в котором состоял слуга Берти, Дживс, неожиданно заиграло новыми красками! Наводя на очень интересные умозаключения).
Король погладил бороду и несколько минут молча разглядывал Сомерсета. В этом человеке была истинная мужская сила, настоящая мужская красота, которой король завидовал и которой хотел бы обладать сам. Наконец его величество неловко повернулся в кресле и издал глубокий вздох, как бы сожалея, что этот великолепный образчик рода мужского скоро превратится в ничто, и все благодаря своей собственной строптивости и несговорчивости.
Наблюдение Сабатини натолкнуло меня на одну интересную мысль. По словам Сабатини, Яков завидовал красоте и атлетичности Карра. Внешняя привлекательность Карра вызывала у него чувство неполноценности из-за собственного уродства, ведь он хотел бы обладать всеми этими качествами сам. Напрашивается логический вывод: подобным унизительным образом эксплуатируя своих фаворитов, Яков самоутверждался, компенсируя свои детские комплексы.
Вместо заключения
Только сейчас поймала себя на мысли, что два моих самых любимых автора — Сабатини и Вудхаус принадлежали, по большому счету, к одной и той же эпохе. Сабатини опубликовал «Одиссею» в 1922 году, последний роман у него вышел в 1949. Примерно в эти же сроки Вудхаус написал свои лучшие произведения. Просто Сабатини не очень интересовали современные сюжеты, его больше увлекали исторические приключения, которыми он в итоге и прославился.
Еще одна неутешительная мысль, что из на самом деле огромного наследия Сабатини читала у него лишь считанные единицы. В пору моего детства книжные магазины по какой-то непонятной мне причине не очень жаловали Сабатини, отдавая предпочтение другим авторам на своих полках. Даже чтобы купить свой старый экземпляр «Одиссеи» мне в свое время пришлось прилично побегать, и все равно удалось купить только сделав в магазине предзаказ.
Хорошо, что сейчас найти нужные книги стало гораздо проще, и собираюсь по мере возможности эту лакуну исправить.
Цитата: «… Любовь сама по себе не может быть злом или добром. Она — просто любовь. Всепоглощающее желание обладать и быть в полной власти того, кем владеешь сама. И если это желание действительно беспредельно, ради него можно пойти на все. Если ради этого надо прибегнуть ко злу, — человек выбирает зло так же свободно, как если бы выбирал добро.