Карта тонкого тела: легенды о Матсьендранатхе
(Из книги Д. Г. Уайта "Алхимическое Тело. Традиции сиддхов в средневековой Индии")
а. Рыбье Брюхо
Подобно верховному богу йогинов Шиве, хатхайогин способен — поднимая кундалини — превращать яды в нектар. Точнее говоря, то, что является ядом для простых смертных, для йогина, реализовавшего посредством своей практики божественное «тождество в различии» взгляда на реальность, идентично нектару, амрите. Многочисленные натха-сиддхи известны своей способностью подчинять (и очаровывать) змей, что является еще одной метафорой их мастерства в отношении женской кундалини и их способности обращаться с ядами как с эликсирами. Точно так же ртуть, являющаяся ядом для непосвященных, становится эликсиром бессмертия для алхимика, знающего ее секреты. В этом разделе я интерпретирую ряд йогических метафор овладения силами, которые дремлют в нижней части тела, силами, которые при пробуждении полностью преображают существо йогина.
Минуту назад я говорил о Матсьендранатхе, изначальном гуру натха-сиддхов, которого спас от смерти в Царстве Женщин его более аскетичный ученик Горакхнатх. Именно на этой мифическом фундаменте гуру Матсьендра становится учеником: после того, как Горакх спас Матсьендру из Царства Женщин, он даёт своему учителю «курс повышения квалификации» по хатха-йоге. Лейтмотивом легенды о натхах является то, что Матсьендра, учитель Горакха, гораздо более восприимчив к соблазнам прекрасного пола, к миру видимостей (майя), чем его ученик, который должен постоянно пробуждать его к истинной реальности за внешней. Безусловно, за большей частью этих мифических образов стоят эротические ритуалы секты Йогини Каула, предполагаемым основателем которой и был Матсьендра. Таким образом, йогини Камарупы, от которых Матсьендра получил свое тантрическое откровение, становятся женщинами из «Плантанового Леса», которые его пленили, в важном цикле мифов о Горакхе и Матсьендре.
Любопытным образом Матсьендра своим именем дважды связан с нижней половиной йогического тела, местом спящей кундалини. Однако точно так же, как кундалини спит в поворотный момент игры божественного проявления и растворения, так и система символов, построенная вокруг имени Матсьендры, двойственна. Обширный массив средневековых источников связывает Матсьендру с его учением о рыбьем брюхе через мифическое толкование его имени. Матсьендранатх означает «Тот, Чьим Господом является Повелитель Рыб» (или плеонастическое «Повелитель Рыб»), и его связь с рыбами объясняется мифом, в котором Богиня, сидящая на берегу Чандрадвипы или рядом с ним («Лунный Остров"), попросила Шиву научить ее самому сокровенному из всех эзотерических знаний, тому о чём он никогда не рассказывал ей раньше. Шива соглашается, но едва он приступает к тому, что является сутью индуистских тантрических учений, Богиня засыпает. Однако слова Шивы не остаются без внимания. Матсьендра, проглоченный рыбой (отсюда его имя в этих источниках), подплывает к берегу и все подслушивает. Именно таким образом «исторический» Матсьендра становится одновременно связующим звеном между божественным и человеческим в передаче тантр и основателем многочисленных сектантских традиций. В ряде источников Матсьендра отождествляется или называется отцом (или сыном, или братом, или племянником, или дочерью) Минанатха, чьё имя также означает «Повелитель Рыб».
Самый ранний мифический рассказ о Матсьендре, в "Каула-джняна-нирнайе" [далее КДжН] (16.27-56), рассказывает несколько иную историю. Этот источник, который называет его Маччагхна, «Убийца рыб» — указание на то, что он был рыбаком, — не упоминает о том, что он подслушивал учения Шивы из чрева рыбы. Наоборот, в нем говорится, что Шива записал кулагаму, которую его сын Карттикейя в ярости бросает в море. Затем эти учения проглатывает большая рыба. Бог Бхайрава принимает форму рыбака Матсьендры, чтобы извлечь учения из чрева рыбы в месте под названием Чандрадвипа. Позже утверждается, что это учение (шастра) было открыто в Чандрадвипе; Однако ранее в тексте говорится, что оно было открыто Шивой Богине в Камарупе.
Как убийца рыб и гуру-основатель тантрической линии и традиции, Матсьендра может быть связан с другим основателем тантры. Это буддийский сиддхачарья девятого века Луи-па (или Ло-и-па, Люи-па, Лю-хи-пада, Лю-и-шабс). Изначальный сиддхачарья из тибетского "Грабтхоб" и автор двух бенгальских песен-чарья (№№ 1 и 29). Имя Луи-па означает «Почтенная Красная Рыба». В Непале Луи-па, по-видимому, еще больше отождествляют с буддийским божеством. Здесь известному красному изображению бодхисаттвы Авалокитешвары поклоняются в деревне Бунга и городе Патан с седьмого века. С шестнадцатого века этот же образ отождествлялся с Рато Маччандернатхом, «Красным Матсьендранатом»; и действительно, в старом бхаджане невари, который до сих пор поют в Катманду, это божество упоминается как «Луипада-натх». Хотя учёные в целом согласны, что это более поздняя и ложная идентификация и роль этого буддийского божества, в его именах и ролях есть ряд рыбьих элементов, которые заслуживают дальнейшего внимания. Во-первых, «Луи» — это просторечие от лохита / рохита, т. е. «красный»: рыба Луи-па — это красная рыба, цвет которой соответствует цвету изображения в Патане. Во-вторых, Авалокитешвара, по крайней мере, в одном случае был представлен в виде рыбы: бюст в Ратнагири (округ Каттак, Орисса). Было обнаружено, что изуродованное изображение Авалокитешвары было наложено на изображение большой рыбы, «чтобы превратить Бодхисаттву в Матсью, первого Аватара Вишну». Индуистский Матсьендранатх изображался в образе, похожем на рыбье воплощение Вишну, выходящим изо рта рыбы.
Гораздо больший интерес для нас представляет отождествление имени Матсьендры или Луи-па с термином матсьодара, который означает «рыбье брюхо». Тибетские переводы имени Луи-па, найденные в «Тенгюре», включают ñа`i-rgyu-ma-za-ba, что означает «тот, кто ест внутренности рыбы»; и ñа-lto-pа, что в переводе на санскрит дает именно матсьодара, «рыбье брюхо». Абхинавагупта, восхваляющий Маччанду в первом стихе (1.7) своей монументальной Тантралоки, загадочно ссылается на матсьодару в более позднем отрывке того же труда:"На уровне высочайшей кундалини эта излучающая сила прекрасна, ибо содержит в себе вибрацию, там йогин должен покоиться как во чреве рыбы". То, что означает этот термин, изложено в эллиптическом стиле в"Амарогха Прабодхе" Горакханата (13 век), которая далее намекает, что это учение представляло самое первое учение Шивы, которое этот бог явил аудитории, состоящей из Минанатха и Богини, то есть на берегу. Чандрадипа. Здесь Горакхнат утверждает: «Задержка дыхания, [когда оно] удерживается силой (хатхат), [называется] проглатыванием в рыбье брюхо (минодаре). Тот, [кто] благословлен непривязанностью, не осознает это, пока не реализует это [ т. е. эту задержку дыхания]». Здесь я хочу отметить, что доктрина Матсьендры о рыбьем брюхе — поистине революционная доктрина, учитывая непреходящее значение, придаваемое ей в индуистском тантризме за последнюю тысячу лет, — является учением о диафрагмальной задержке и ее влиянии на тело и сознание практикующего йогу. Это значение значительно расширяется в неожиданном контексте описания святого города Бенареса в ряде Шайва Пуран.
Как известно любому диванному путешественнику, город Бенарес расположен на широкой излучине священной реки Ганг, в точке, где река поворачивает на север, как бы возвращаясь к своему гималайскому истоку. Это также город, который, как говорится в некоторых источниках, по форме напоминает рыбу. Хотя и не из-за рыбьих очертаний красота и святость Бенареса таковы, что Шива в далеком мифическом прошлом, когда он не медитировал на вершине горы Кайлас, решил сделать Бенарес, или Каши, своим домом. Для индуистских паломников с незапамятных времен не красота этого места, а скорее освобождающий эффект омовения в водах Ганги, спасительная сила которого усиливается присутствием Шивы, была главной причиной путешествия в этот легендарный город.
Однако Ганга — всего лишь одна из триады священных рек — и речных богинь — две ее сестры — Ямуна (которая впадает в Гангу в Праяге, современном Аллахабаде) и Сарасвати. В этой последней реке, самой древней из рек, отождествлённых с богиней в ведийской литературе с богиней, содержится тайна: эта река, берущая начало в высокогорьях юго-западного Раджастана, «исчезает» на равнинах Качча, прежде чем достичь моря, и именно эта скрытая природа Сарасвати выдвигается на передний план в пуранических описаниях матсьодари-йоги, как «соединение рыбьего брюха» Бенареса.
Однако, прежде чем объяснить это явление, мы должны кратко рассмотреть общеизвестное место йогической физиологии, согласно которому три основных тонких канала (нади) жизненной силы отождествляются с этими тремя главными реками (нади): солнечная пингала — это река Ямуна, лунная ида — это Ганга, а срединная, «пустая» сушумна — это «пламенная», «сокрытая» Сарасвати. Практика контроля дыхания, пранаяма, реализуется путём накачивания и, таким образом, опустошения двух периферийных тонких каналов, иды и пингалы, прежде чем пустая сушумна внезапно наполняется тонким дыханием или жизненной силой (праной), становясь внутренним восходящим каналом, ведущим йогина к освобождению. Этот йогический гомолог этих трех речных систем Индии настолько очевиден, что не требует здесь объяснения.
Считается, что Бенарес, величайшее место паломничества (тиртха) Индии, содержит в своих пределах все реки и все тиртхи Индии. Именно в этом контексте география города, а также сезонные наводнения, способствовали необычному явлению, известному как «соединение рыбьего живота», по крайней мере, до шестнадцатого века. До урбанизации двух последних столетий, внутренние границы речного Бенареса представляли собой череду внутренних бассейнов, прудов и озер. Одно из них называлось Матсьодари, «[Озеро] Рыбье Брюхо». В особенно дождливые сезоны все эти водоёмы сливались друг с другом, образуя единый канал, также называемый Матсьодари, который простирался не менее чем на три мили между рекой, известной как Варана, притоком Ганги, образующим северную границу города, и ручьём, известным как Аси, который впадал в Гангу в южной части города. Согласно народной этимологии, классическое название Бенареса — Варанаси — происходит именно от того, что этот город-государство располагался между реками Варана и Аси. Для некоторых картографов тонкого тела символизм был ясен:
«Два канала, называемые ида и пингала, являются истинными варана-аси. Пространство между ними называется Варанаси. Считается, что [Шива] Вишванатх обитает там... С правой стороны аджня [чакры] в левую ноздрю течет ида. Здесь она называется Варана, текущая вверх [Ганга]... Поднимающаяся с левой стороны лотоса аджни и текущая в правую ноздрю, пингала когда-то называлась Аси».
Эта схематизация напрямую связана с явлением сезона дождей, которое я описывал: когда сезонный Матсьодари открывал свое периодическое русло, нормальное течение рек Бенареса менялось на противоположное: Ганга фактически впадала в свой приток, Варану, и текла из него в сезонный канал Матсьодари; Матсьодари, в свою очередь, впадала в Аси, из устья которой Ганга снова впадала в «себя». Таким образом, воды Ганги обращались вспять нормального течения реки, вдоль нижней границы рыбьего брюха Бенареса, внутри которого располагалось постоянное озеро Матсьодари, откуда и появилось "матсйодари" как обозначение самого сезонного потока и матсьодари-йоги, «соединения рыбьего брюха», для тех сезонов, когда оно появлялось (и места, где разлив озера Матсьодари впадал в воды разливающейся Ганги). Эта аномалия периодического наводнения Ганги приобретает йогический оттенок в "Линга-пуране" (ок. десятого века), объясняющей ассоциации великого йогина Матсьендранатха с рыбами:
Пингала — это имя, которым восхваляют огненную нади, и известно, что это тот пересохший поток (Аси), [который протекает рядом с местом], где находится [водоем по имени] «дрожащее солнце». Ида — это имя, которым восхваляют лунную нади. Известно, что это [река] Варана, где расположен [храм] [Вишну] Кешавы. Та нади, [которая проходит] между ними, прославляется как сушумна и известна как Матсйодари; её восхваляют как «[поток], текущий в обоих направлениях» (вишувам). Омовение там, где [два потока] сходятся в Пруд Рыбьего Брюха, приносит освобождение... Это необычное соединение, когда Ганга впадает в канал Рыбьего Брюха к западу от Капилешвары. Омовение в этот момент приносит [плоды] тысячи жертвоприношений лошадей. . . Это место воистину восхваляется как речной брахма-слог.
В отрывке из более поздней «Каши-кханды» Сканда-пураны говорится, что Матсьодари — это бахир-анташчара, «текущая как внутри, так и снаружи» (внутреннего Матсьодари) и становление на путь возврата (самхара-марга).
Теперь у нас есть все необходимые элементы для символической интерпретации термина «соединение рыбьего брюха», матсьодари-йоги. Брюхо рыбы и тот «путь втягивания», на котором происходит обращение вспять нормального потока, несомненно, является отверстием срединного канала, сушумна-нади в основании тонкого тела. Два периферийных канала (ида и пингала) — это реки Варана (Ганга) и Аси (Ямуна), течение которых меняется на противоположное, так что «пустой» средний канал, сушумна (река Сарасвати; а в Бенаресе — Матсьодари) , может быть открыт и наполнен обратным, восходящим потоком семени, жизненной силы, дыхания и сознания, который дарит освобождение и бессмертие. В этой схеме сама Ганга, текущая в обратном направлении, удваивается как «исчезающая» река Сарасвати, которая «появляется снова» в подвиге йогического обращения, когда она становится Матсьодари, "каналом рыбьего брюха".
Однако матсьодари-йога, «соединение рыбьего брюха», представляет собой нечто большее, чем просто макрокосмическое воспроизведение структуры тонкого тела. Она также относится к определенной йогической практике, в частности к той практике, на которую Горакхнатх намекает в процитированном выше отрывке из "Амарогхи Прабодхи".
«Задержка дыхания, когда оно сдерживается силой (хатхат)… в рыбьем брюхе (минодаре)» — это описание наиболее фундаментального аспекта контроля дыхания, называемого кумбхакой, «горшкообразной» диафрагмальной задержкой дыхания. Здесь каналы ида и пингала «накачиваются, как мехи» посредством контроля дыхания, пока внезапно не откроется канал сушумна. В этот момент два периферических канала пусты и лежат «в обмороке». Дальнейшее происходит автоматически: жизненное дыхание, устремляющееся в сушумну, поднимается вверх против нормального нисходящего потока всех телесных жидкостей и дает йогическое освобождение. В пуранической мифологии именно омовением в период «соединения рыбьего живота» бог Бхайрава освободился от черепа Брахмы, который двенадцать лет цеплялся за его руку. Выполнив таким образом свой «обет носителя черепа» (капалика врата), Бхайрава утвердился в качестве божества-хранителя Бенареса в храме на берегу водоема Капаламочана («Освобождение от черепа»). Мифическое освобождение этого бога от его ужасного обета равносильно полностью необусловленному состоянию состояния Шивы, которым наслаждается йогин в кульминации своей практики «глотания в рыбье брюхо».
Таким образом, учение Матсьендры о рыбьем брюхе было, по меньшей мере, учением о хатха-йоге. Это подтверждается тем фактом, что Горакхнатх в первых стихах своей Горакша Шатаки двенадцатого-тринадцатого веков называет Минанатха своим гуру. Теперь, хотя и утверждалось, что шести-чакровая-йога была нововведением Западной Передачи, кажется, что учение Матсьендры о рыбьем брюхе (кумбхака как кульминация контроля дыхания) вместе со значительным числом других ссылок на тонкое тело и хатха-йогическую практику в KДжН, делают его гуру-основателем этой дисциплины или, по крайней мере, одного из ее основных канонов. Абхинавагупта также мог восхвалять Маччанду на этом основании; однако также возможно, что образ рыбьего брюха также имел и сексуальный оттенок в эротико-мистической практике Каулы. Именно так обстоит дело с религиозной верой и практикой баулов, базирующейся в Бенгалии синкретической секты, чьи связи с натха-сиддхами многочисленны и хорошо задокументированы. Как показала Джун Макдэниел, баулы изображают Ишвару, или человека в сердце, [как] рыбу (мина-рупа). Эта рыба, [которая] плавает в «приливе» [женских] менструальных выделений... поймана наслаждающимся (расика), баулом, полным любви. Это «время прилива реки», избытка расы [сексуальных флюидов]. Он ловит рыбу и заставляет ее двигаться вверх. Рыба должна быть поймана в нужное время, иначе вода высохнет, и он пропал. . . Подходящее время — раз в месяц, Махайога. Он включает в себя новолуние, период, который баулы считают временем до появления рыбы; это время вожделения (кама). Появление рыбы, то есть время менструального кровотечения обозначается как полнолуние. Третий день [женских менструаций] — время ловить рыбу; её нет до этого, но есть опасность стать жертвой черного крокодила желания.
В этом контексте мы можем рассматривать матсьодари-йогу как временное соединение менструального цикла йогини. Матсьендра-рыбак ловит свою «рыбу» откровения Каулы именно в этот момент и, таким образом, становится открывателем Йогини Каулы.
б. Лунный Остров
Этим мы завершаем символику йогического "рыбьего брюха", но при этом натыкаемся на еще одну загадку тантрического жаргона. Здесь мы должны учитывать, что во времена "соединения рыбьего брюха" город Бенарес, окруженный реками Ганга, Варана, Матсьодари и Аси, становился островом, что напоминает нам о Лунном Острове, где Матсьендра во чреве рыбы услышал изначальные тантрические учения Шивы. Загадка этого острова не переставала мучить ученых, которые безуспешно пытались локализовать топоним Чандра-двипа где-то на Индийском субконтиненте и объяснить его неявное отождествление с Чандра-гири («Лунным Холмом») или Чандрапарватой («Лунной Горой») в ряде тантрических источников. Здесь снова можно утверждать, на основании данных, обнаруживаемых в самих тантрических текстах, что Лунная Гора и Лунный Остров - одно и то же (ибо что такое остров, как не гора, стоящая в воде?), и подобны Рыбьему Брюху, местам, которые проявляются в тонком теле, когда определенная часть практики доведена до конца. То, что это внутренний ландшафт тонкого тела, подтверждается утверждением КДжН, что, используя сеть йогической энергии (шакти-джалам), рыбак Матсьендра вытащил свою рыбу (содержащую учения Кулы) из семи океанов (т. е. семи чакр), действие невозможное в «реальном мире». В этом случае гора или остров находится либо в своде черепа, либо в брюшной полости, но в любом случае на левой стороне тела, т. е. на той половине тела, через которую проходит лунная ида-нади.
Сам KДжН, который утверждает в колофонах своих глав, что его учения были ниспосланы (аватарита) на Лунный Остров, предлагает определенные тому доказательства, когда описывает истечение нектара через брахмарандру («расщелину брахмана», т. е. родничок), как «радующее луну» (чандрахладакара) и связывает лунную позу (чандрасана) с хатха-йогической практикой кхечари (мудры), также осуществляемой в своде черепа. Кроме того, как в этом источнике, так и в ряде других хатха-йогических работ натха-сиддхов и Западной Передачи большое внимание уделяется «западной» или левой стороне тела как месту наиболее критических преобразований, происходящих в тонком теле.
Учения "Кубджикаматы" [далее КМ] также были ниспосланы на Лунный Остров; тем не менее, этот текст уделяет такое же или даже большее внимание Лунной Горе или Лунному Холму, которые, как указано, вероятно, относятся к одному и тому же месту внутри тонкого тела. В этом, по-видимому, и заключается смысл утверждения, приведённого в первой главе этой работы, что Лунная Гора расположена к западу от Меру, то есть субтильного позвоночного столба, вершиной которого является брахмарандра на вершине свода черепа.
Это лунная локация встречается и в других источниках Западной Передачи, которые заявляют, что текстовый канон был «ниспослан» — фигурой, которую по-разному называли Шринатха, Шрикантха, Адинатха или Сиддханатха — в лунном месте, называемом Чандрагири, Чандрадвипа, Чандрапури или Чандрапитха. Однако опять-таки это место кажется, по крайней мере до некоторой степени, внутренним. Это подтверждается отрывком из рукописи «Кубджика-нитья-никатилака» 1395 года, в котором утверждается, что Шринатха — с помощью трех сиддхов по имени Солнце, Луна и Огонь — основал эту тантрическую кулу «в начале Кали-юги». в месте под названием Чандрапури («Лунный город»), расположенном на западе Конканы. Несмотря на эту якобы географическую ссылку на Конкану, наиболее удовлетворительная интерпретация этого повествования остается аллегорической: Лунный Город — это место на левой (западной) стороне тонкого тела, в котором достигается кульминация хатха-йогической практики посредством взаимодействия трех основных нади, изображенных здесь как Солнце, Луна и Огонь сиддхов. Это также подтверждается отрывком из "Чинчини-матасара-самуччайи", текста Западной Передачи, в котором сиддхи-основатели отождествляются: Минанатха с Луной, Мешапада с Солнцем и Курманатха с Огнем.
В более поздних работах Горакхнатха и других синтезаторов хатха-йогического гнозиса идентификация свода черепа как места микрокосмической Луны становится обычным явлением. Кроме того, в работе, приписываемой Горакхнатху, "Амарогхашасане", левая сторона головы и впадина левой ноздри явно отождествляются с лунным кругом. Мы можем представить, что город Бенарес, отождествляемый с аджна-чакрой свода черепа и теоретически расположенный на вершине трех холмов на северном берегу реки Ганга, между реками Варана и Аси, средневековыми картографами тонкого тела мог быть отождествлен как с горой, так и с островом, Чандрагири и Чандрадвипой.
Когда благодаря практике диафрагмального замка центральный канал сушумна открывался, чтобы служить восходящим каналом для йогической жизненной силы, семени и энергии, в левой части свода черепа образовывался лунный участок, называемый Чандрагири, «Лунный Холм», который был затопляем, чтобы стать Чандрадвипой, «Лунным Островом», как в случае с Бенаресом во время "соединения рыбьего брюха".
в. Рот кобылы
Однако это не единственное возможное толкование этого явления. В дополнение к микрокосмическому Лунному Острову /Лунной Горе, в левой части свода черепа есть еще одно место, в котором, по-видимому, происходит подобное явление: это внутренняя линга, прикрытая ртом спящей кундалини: расположенная, согласно некоторым источникам, в левой части брюшной полости, она упоминается как пашчима-линга, «западный Унгар». В своей работе "Chos-hbyung" (История буддизма), тибетский историк 14 в. Бу-стон, цитируя индийский источник, называемый им «Натхаххьюдая-тантра», сообщает следующее: «Некий рыбак, которого проглотила рыба, умрёт и переродится йогином по имени Дарика. Сей прольёт вино в реку Гангу, и через час появится остров под названием Бадава». Рыбак во чреве рыбы снова вызывает в памяти Матсьендру, Дарика указан как ученик Луи-па, который, как уже отмечалось, является возможным эквивалентом Матсьендры. Таким образом, Дарика может символически отождествляться с самим Матсьендрой или с его двойником, его «сыном» Минанатхом (тем более, что тибетский источник говорит, что рыбак умирает и перерождается как Дарика). Упоминание об острове, внезапно появляющемся из Ганги, также может быть очевидной ссылкой на матсьодари-йогу, во время которой Бенарес становился островом. Что же нам сообщает имя Бадава?
Термин "хадава", «то, что происходит от кобылы (бадава)» имеет особый резонанс в индуистской мифологии или, точнее говоря, в индуистской эсхатологии. Бадава — название подводного огня, или, точнее, огненной жидкости, состоящей из как огня, так и сомы, которая возникла из третьего глаза Шивы, когда он испепелил Каму, индуистского Эроса. Когда этот огонь, вырвавшись, угрожал поглотить всю вселенную, то был помещён Шивой в рот "подводной кобылы" на дне южного моря, откуда он продолжает извергаться до сих пор. Однажды она сгорит, вся вода в этом океане испарится, и огонь испепелит всю вселенную, обратив всё в пепел. Таким образом, Бадава есть огонь космического растворения in potentia, а также огонь во рту женской сущности. Что возвращает нас к кундалини, которая спит (как Богиня в мифах о Лунном Острове) в левой (западной) части тонкого тела. (KДжН, хотя и упоминает богиню по имени Кундали, не говорит прямо о кундалини в этой роли. Однако можно увидеть в этом образе хадаву — огонь вселенского растворения или втягивания (самхара) во рту подводной кобылы (хадава) — прообраз более распространенного, но и более позднего образа женской змеиной силы). Напомним, что кундалини, когда она спит, отождествляется с калагни, огнем времени, который приготовляет все существа к смерти в процессе старения. Примем также во внимание, что огонь йоги (йогагни), уничтожающий огонь времени, определяется как Калагнирудра, «Рудра огня времени», то есть огонь больший, чем огонь времени и поглощающий его. Спящая кундалини ассоциируется с огнем времени, временем, течение которого отмечено движением Солнца и Луны в тонком теле; когда же она пробуждается, Солнце и Луна (то есть ида и пингала нади) обездвиживаются, а кундалини, удваиваясь как сушумна-нади, как сказано, «поглощает время».
Следовательно, в то время как сон кундалини связан с огнем времени, потерей йогического топлива, то есть семени, и бытием-к-смерти, его способность обращать вспять этот процесс прямо уподобляет его мифическому огню хадавы на дне южного моря, огню, который, поглотив воды океана, станет Калагнирудрой, огнем, пожирающим время. И снова, KДжН Матсьендры предлагает первичное и фундаментальное прочтение этого йогического процесса. Здесь говорится, что всеобщее втягивание (самхара) произойдет, когда огонь Калагнирудры, Разрушителя Огня Времени — огонь, который он отождествляет со ртом подводной кобылы (бадавамукха) — устремляется вверх. Это загадочное изречение, сделанное в начале общей дискуссии о «йогическом втягивании», как раз и касается пробуждения огня йоги в основании тонкого тела, пробуждения, которое ведет к полному йогическому растворению в своде черепа, микрокосмическому эквиваленту пралайи, космического растворения. Хадава — это тот огонь in potentia, который дремлет в каждом тонком теле: когда им овладевают и направляют вверх, он дает освобождение; когда ему позволяют нормально гореть, это огонь времени, который приготовляет все существа к смерти.
Следует также помнить, что матсьодари-йога является одновременно описанием йогической практики диафрагмальной задержки (кумбхака) дыхания, благодаря которой опорожняются нади, периферийные по отношению к медиальной сушумне, каналу восходящей кундалини. Эта практика не только внезапно наполняет сушумну дыханием; она также наполняет этот канал семенем, и именно здесь внезапно появляется остров Дарики в Ганге. Ранее я цитировал отрывок из «Каши-кханды» Сканда-пураны, в котором матсьодари описывалась как движение по «пути вспять» (самхара-марга), т. е. направление Ганги в канал, течение в котором обратно нормальному его течению. То же самое и с тонким телом: когда кундалини поднимается, она также перекачивает вверх и семя, которое прежде оставалось инертным и подверженным потере в животе йогина. В этом свете мы должны вспомнить еще одно банальное йогическое место: калагни, огонь времени, отождествляется с "адхоретас", то есть с «семенем, стремящимся вниз», в то время как Калагнирудра отождествляется с урддхваретас, «семенем, стремящимся вверх».
Что происходит, когда кундалини поднимается? «Столб» амброзиальной спермы поднимается по сушумна-нади, заливая свод черепа. Таково значение острова под названием «Кобылий Рот», который внезапно появляется в Ганге, когда Дарика бросает вино в его воды: когда имеет место матсьодари-йога и нормальный нисходящий поток телесной энтропии обращается вспять, восходящий канал семени вызывает до этого скрытый огонь хадавы вспыхивающий из основания тонкого тела. Такое прочтение подтверждается стихотворением поэта-мистика пятнадцатого века Кабира, который наставляет йогина «обратить [течение] Ганги вспять и высушить океан». Применительно к сакральной географии Бенареса «путь втягивания», выбираемый Гангой во время "соединения рыбьего живота", превращает город в остров. Применительно к сакральной географии KДжН и KМ форма рельефа тонкого тела, появляющаяся благодаря этой динамике, известна как Лунный Остров или Лунная Гора. Остаётся вопрос о вине, которое Дарика бросает в Гангу, чтобы запустить этот процесс. Здесь мы должны отметить, что тантрическая буддийская традиция, образцом которой был Дарика, была формой тантризма, которая подчеркивала символическое использование пяти макар, «антитаинств» вина, рыбы, мяса, подсушенного зерна и полового акта. Теперь достаточно вернуться к приведенному выше отрывку из "Матрикабхеда-тантры" [МБхТ], чтобы понять значение жеста Дарики. Таинственное вино, которое выливает / выпивает тантрический практик, становится подношением устам кундалини, которая, разделяя его наслаждение (бхогу), пробуждается, чтобы подняться и тем самым превратить его во второго Шиву.
Бадава, огонь во рту подводной кобылы, имеет и ряд других значений в тантрической и алхимической географии. Выход природного газа в важной шакта-питхе Камакхья называется бадава-кунда, «бассейн подводного [морского] огня». Что напоминает о еще одном таком же выходе, также отождествляемом с богиней, Джваламукхи, «Та, с пылающим ртом», из Химачал-Прадеша. В общем смысле "джваламукхи" может также иметь значение «(жерло) вулкана», и именно здесь мы возвращаемся к геологии алхимии, согласно которой ртуть и сера естественным образом встречаются в областях вулканической и геотермальной активности. Мифы о происхождении ртути и серы вызывают интерес у некоторых современных индийских толкователей извержений вулканов. В последнем случае сера, образующаяся при сбивании молочного океана, была бы мифологизацией подводного извержения вулкана. Если это действительно так, то происхождение серы — менструальной крови Богини, связанной с нижней половиной тела, в которой спит кундалини, — следует отождествлять со вспыхнувшим женским подводным огнем, бадавой.
г. «Плантановый Лес» посредине «Тела Любви»
Газовые жерла и вулканы, которые в этих мифических и географических контекстах представляют собой так много «ртов» огня и пламени, вызывают в памяти другие типы ртов из тантрической образности. Помимо ротового отверстия в голове, самым знаменитым ртом в тантризме является «нижний рот» (адховактра), то есть вульва (йони) йогини. И действительно, "Шатсахасра-самхита" [ШСС] (2.14)(ок. двенадцатого века), основополагающий текст Западной Передачи, отождествляет муладбандха-чакру с подводным огнем (вадаванала), который его комментатор помещает в верхней части йони. Как и сама кудалини, вульва представляет собой орган, таящий в себе опасность, но также и обещание великой силы и удовольствия тому практикующему, который сможет овладеть собой в ее присутствии. Отсюда самый выдающийся из всех бани Горакхнатха, который добавляет алхимический оттенок к этому сексуальному образу: «Пенис во рту вульвы, ртуть во рту огня, того, кто может удерживать эти [летучие вещества семени и ртути], я называю своим гуру».
В этом стихе есть определенная ирония, если вспомнить, что в мифе гуру Горакха Матсьендра был гуру, совершенно не способным сдержать свое семя рядом с красивыми женщинами, йогинями. Эта слабость Матсьендранатха к прекрасному полу является предметом легенды, действие которой происходит в стране Камарупа, которая сама точно отождествляется с центром адховактры, нижним ртом или вульвой йогини, а также с центром мистического треугольника, расположенным у основания тонкого тела, в той же области, что и кундалини. Опять же, местом действия этих мифов является не только географическое место — регион, отождествляемый с Ассамом, в котором находится храм богини Камакхьи, — но также и место внутри тонкого тела. Здесь географический символизм проявляется в двойном фокусе: Камарупа — это и та область восточной Индии, из которой, как считается, произошел шактизм, отождествляемый с йогини-каулой, и та часть тела, тонкая или конкретная, отождествляемая с женской сексуальностью.
Мифические искушения Матсьендранатха, скорее всего, являются отражением раскола в тантрической традиции. Хотя ряд сект, в том числе Йогини-каула Матсьендры включила в свою практику половые сношения, другие, в том числе натха-сиддхи, главным проповедником доктрины которых и был Горакх, были откровенными женоненавистниками, относившимися к сексуальности (олицетворяемой вульвой) как к ловушке, в которую йогин мог попасть и тем самым потерять все плоды своих предыдущих усилий (в форме своего драгоценного семени). Как объясняет Лилиан Силбёрн, этот раскол может быть отражено в двух пониманиях термина «рыбье брюхо»: сексуальном и хатайогическом:
...йогин пребывает у источника эманации и растворения вселенной, в состоянии, восхваляемом как матсьодари-мата, потому что оно подобно рыбьему брюшку, которое непрерывно автоматически сжимается и расширяется. Это царство блаженства имеет некоторую связь с сексуальным опытом, поскольку, как и сушумна, органы подвергаются подобному сокращению и расширению, ведущему к интимному союзу, который для йогина включает в себя совершенный союз Шивы и Шакти, субъекта и объекта, семени и матки. Именно из этого союза берут начало высшее Блаженство и Сознание.
Мифический цикл искушений Матсьендры, наиболее полно раскрытый в двух драмах семнадцатого века на бенгальском языке, "Мин Четан" (Пробуждение Мины) и "Горакша (или Горакха) Виджайя" (Победа Горакха) представляют собой сад йогических стихов о человеческой слабости и йогическом мастерстве перед лицом женской сексуальности. Эти работы предлагают два мифических объяснения падения Матсьендры.
Первая связана с более поздними версиями мифа об откровениях, сделанных Шивой на Лунном Острове: Богиня, разгневанная тем, что Матсьендра подслушал откровение, предназначенное для неё, проклинает его тем, что однажды он тоже «заснет» и забудет все, что он подслушал.
Второй рассказ изображает Богиню как «мачеху» четырех первоначальных Натхов, которых она испытывает, искушая своими сексуальными чарами. Когда Матсьендра испытывает сексуальное возбуждение, она проклинает его за разврат в Царстве Женщин. "Йогисампрадайявишкрити" объясняет падение Матсьендры как прямое следствие его йогических способностей. Желая познать чувственную жизнь царя, Матсьендра совершает акт паракайяправеши, входя в тело другого человека. В этом случае, однако, Матсьендра, развращенный царицей Камалой, в тело мужа которой (царя Тривикрамы) он вошел, забывает свою истинную йогическую сущность. В этом месте западный рассказ ЙСВ согласуется с бенгальским рассказом о спасении Горакхом своего гуру (называемого Мина в бенгальском песенном цикле) из Царства Женщин или, точнее, из Кадалираджьи, «Царства в Плантановом Лесу», который обычно локализуется в Камарупе (Ассам) или Синхале (Шри-Ланка).
История начинается, когда Горакх узнает от Канери (или Канхи), другого натха-сиддха, что его гуру находится в трех днях от смерти в Царстве Женщин, где он стал пленником шестнадцати сотен женщин. Вход в Царство Кадали, как быстро узнает Горакх, запрещен всем мужчинам, за исключением томящегося в заключении «царя» Матсьендры, и поэтому Горакху необходимо придумать уловку. Он делает это, принимая облик женщины и вступая в женскую музыкальную труппу. Именно в таком обличии Горакх и приходит ко двору царицы Камалы и ее тысячи шестисот подданных, где находит своего гуру в обмороке на пороге смерти.
Начинается музыкальное представление, и когда Горакх издаёт первый удар на своем двуглавом барабане, барабан поет: «Пробудись, Матсьендра, Горакх пришел!» Услышав этот барабанный бой (нада), Матсьендра пробуждается от оцепенения. Но Горакх и Матсьендра еще не вышли из леса. Чтобы это сделать, Горакх должен вернуть своему гуру его йогические силы. Что он и делает, побуждая того заново совершенствовать свое тело: kāyā sādha, kāyā sādha guru mochandar. В конечном счете, однако, Горакху приходится через шок вернуть Матсьендру обратно в йогическое сознание.
Падение Матсьендры в мирское сознание лучше всего символизируется сыном, по имени Биндукнатх («Порождённый из капли [йогически трансформированного семени]»), которого он зачал от Камалы, когда был заключен в Кадали. Горакх убивает мальчика, снимает с него кожу, стирает эту кожу как прачка, чтобы смыть все телесные нечистоты, и вешает сушиться на крышу, как шкуру освежеванного зверя — благодаря всем этим метафорам йогического очищения, Матсьендра и Камала приходят в ужас от такого поступка, и когда они оплакивают убийство своего сына, Горакх оживляет Биндукнатха !Увидев, наконец, иллюзорность мира, к которому он привязался через свою сексуальность, Матсьендра действительно «пробуждается», и Горакх выводит его из царства Кадали (но сперва женщины Царства пытаются лишить Горакха жизни — Горакх превращает их за это в летучих мышей!).
Давайте на мгновение остановимся на названии царства, в котором Матсьендра впал в сексуальную летаргию, ублажая около шестнадцати сотен женщин: Кадали Раджья — это Царство Плантанов, то есть бананов. Почему именно бананы? Первая подсказка происходит из классической индийской поэтики, в которой бедра красивой женщины сравниваются с гладкими крепкими бананами. С этой точки зрения, Матсьендра томился в лесу красивых бедер, справедливое утверждение, с точки зрения простой логики. Более того, плантан является одним из девяти священных деревьев, представляющих Богиню, наиболее тесно связанных с вегетативной силой. Поэтому плод плантана, небольшой банан с семенами внутри, используется в обрядах плодородия в Бенгалии, когда мужчины, качаясь на крюках, бросают плоды плантана на женщин внизу. Эти образы не нуждаются в пояснениях. Также «плантановый дом» (кадалигриха) — термин, используемый в санскритской драме для обозначения сада удовольствий, в котором царь назначал свидания женщинам, на которых не был женат.
Эта метафора значительно расширяется в южноиндийской вирашиваитской поэтике Алламы Прабху или Прабхудевы, который снова и снова сравнивает человеческое тело, подверженное страстям и печали в мире смерти и возрождения, с плантаном:
Я не знаю того, кто бы мог захватить тела огромный плантановый лес: семь морей мира сего омывают его. В огромном лесу жизни сей ядовитый дождь пяти чувств всегда льёт. Ярость тигром огромным ревет и ревет. . . Алчность, скверны дитя, жрёт и жрёт. . . Колодцем страстей жажды не утолить.
Плантановый Лес, Кадали Вана, о котором говорит Прабхудева, — это, прежде всего, географическая локация: лес в Шрисайламе, культовом центре вирашивазма, а также важном центре таких сект, как капалики, натха-сиддхи и раса-сиддхи.
Совершенно отличающийся от того негативного образа, в котором Прабхудева представляет свой метафорический Плантановый Лес, Кадали Вана в Шрисайламе был источником целебных трав и волшебных омолаживающих вод. Но, однако, традиционное представление о таком лесу, окружавшем водоём с целебными и живительными водами, не является оригинальным для этого места или этого периода: в третьей книге Махабхараты Бхима находит такой пруд посреди плантанового леса в предгорьях Гималаев!
На деле существует ряд средневековых литературных ссылок, подтверждающих такое прочтение топонима Кадали Ван. Одним из них является «Падмават» Малика Мухаммада Джаяси (шестнадцатый век), красивая йогическая аллегория ухаживания за Падмавати, принцессой Симхалы, принцем, ставшим натха-сиддхом по имени Ратансен. В этом источнике не раз упоминается Кадали Ван, который, доступный только сиддхам, содержит «фонтан жизни».
В этом источнике также даются такие варианты прочтения как Каджари и Каджали, их можно читать тремя способами. Этот термин может означать следующее:
(1) Кадали Ван, «плантановый лес», место, отождествляемое с чувственной жизнью (как в легендах о Матсьендранатхе), но также и с лесом йогической реализации и бессмертия (в «Падмавате»),
(2) Каджали Ван, «лес черного сульфида ртути», минеральной иерофании сексуальных сущностей Шивы и Богини, которая на самом деле представляет собой эликсир бессмертия; или
(3) Каджари Ван, отождествляемое с Zulmāt, название земли смерти и тьмы (kaj[j]ali также означает «чернота»), в которую, согласно мусульманской легенде, путешествовал Искандер (Александр Македонский).
Я уже подробно обсуждал первое прочтение. Третье прочтение рассматривается в «Падмавате» с особой ссылкой на Александра, а также на принца, ставшего натха-сиддхом по имени Гопичанд, который, осознав быстротечность этого мира, покинул свое царство и отправился в Каджари Ван, где осознал йогическое совершенство. Как и Прабхудева, Кабир отождествляет Каджари Ван с человеческим телом, подверженным узам плотских страстей: «Это тело — каджари-бан, а ум — обезумевший слон, жемчужина мудрости — стрекало, но лишь немногие святые смогут его применить!» В другом источнике, устном эпосе под названием «Альха Кханд», есть одноименный герой, наученный Горакхнатхом преходящей природе мирского существования и добродетелям отречённой жизни. Он следует за Горакхом в лес Каджари, «таинственную землю, из которой, как говорят, он когда-нибудь вернется».
Второе прочтение, сочетающее в себе первое и третье (алхимический кадж[дж]али — черный цвет и эликсир бессмертия), было бы надуманным, если бы не тот факт, что этот же самый термин встречается в подобном контексте в другом источнике. Это пенджабская легенда о натха-сиддхе по имени Пуран Бхагат. Этот йогин был расчленен (отсюда его альтернативное имя Чаурангинатх, «Четырехчленный Натх»), брошен в колодец и оставлен умирать своей злой мачехой, от сексуальных домогательств которой он отказался. Он молится Горакхнатху, который восстанавливает его целостность и посвящает в орден Натхов, после чего Пуран Бхагат остается в своем колодце двенадцать лет, по истечении которых достигает бессмертия. Колодец Пуран Бхагат — также своего рода источник жизни — расположен в Каджали Ван, недалеко от Сиалкота (район Джелум), в штате Пенджаб в Пакистане.
Йога-Васиштха VIII–XII веков порождает полярное противопоставление колодца и окружающего его леса: здесь человеческий разум (попавший в ловушку существования, созданную им самим) аллегорически изображается как человек, ранящий собственное тело, и ныряющий в колодец (адских мучений); затем он покидает колодец, чтобы войти в Плантановый Лес (райских удовольствий).
Существует ряд уровней, на которых можно интерпретировать эти сопоставления: колодец или источник жизни в центре Плантанового Леса, отождествляемый с телесными склонностями, Лес сульфида ртути, отождествляемый с телесным бессмертием, Земля смерти и тьмы, отождествляемая с неспособностью достичь сверхчеловеческих целей — или все три вместе. Каджали, который может быть черным ядом для непосвященных, является эликсиром бессмертия для безупречного алхимика. Царство Кадали Матсьендры, несомненно, было лесом женских бедер, посреди которого он чуть не погиб, хотя и из-за формы тантрической практики, но где он в конце концов достиг йогического бессмертия благодаря вмешательству Горакха. Пуран Бхагат тоже должен был умереть в своем пустом колодце посреди леса Каджали, но вместо этого обрел телесное бессмертие благодаря посвящению Горакхом.
В конечном счете, общей темой этих призывов к бессмертию, которое можно ощутить даже посреди телесных страданий, снова является тантрическая тема. Женские бедра могут привести йогина к смерти, но они также могут стать «лодкой к бессмертию». Точно так же, как кундалини может и высасывать из йога его семя (процесс, называемый в одном источнике «поеданием яда»), и превращать эту субстанцию в глоток бессмертия, так и пространство между бедрами женщины — Камарупа в середине ее йони — может стать источником жизни для тантрического адепта, знающего свое дело.
Перевод: Инвазия , 01.12.2022