Мы ездим к прабабушке на пригородном поезде. Ровно одну остановку от города, семь минут. В поезде одна и та же женщина всегда продает мороженое (только три вида: эскимо, шоколадное в стаканчике, пломбир в стаканчике) и газеты с кроссвордами. Мне пять, я всегда прошу купить один из стаканчиков, потому что эскимо на жаре течет и руки становятся липкими. Я не знаю, куда идет этот поезд, меня интересует только первая остановка — Гремучий. Наша станция настолько никому не нужная, что платформы нет, с поезда нужно прыгать прямо на шпалы.

Она ездит на работу и с работы в метро. Она могла бы читать книги или слушать музыку, но ей больше нравится смотреть на людей, увиденных в вагоне, и сочинять про них истории. Они как будто становятся ей близки и вот-вот с ней заговорят.
Просыпаюсь привязанная к кровати, на матрасе, обтянутом клеенкой, в комнате с белыми стенами и без окон. Время суток не различить. Пахнет больницей и мочой. Поворачиваю голову вправо, на матрасе около моего лица чья-то кровь, остается надеяться, что не моя. Кожу на лице стягивает высохшими потеками слюны. Просто лежать, глядя в потолок — страшно, плакать долго — невозможно, начинают чесаться и болеть глаза. Выбираю стратегию наблюдателя.