Страх и ненависть к женщине и телу
Автриса: Ди Кларк
ПРОТЕСТЫ ПРОТИВ КОНКУРСОВ КРАСОТЫ — часть 1
Часть 3 (вы здесь)
От женщин ждут, что они должны быть красивыми, но при этом женские гениталии считаются отвратительными и грязными. Роды — это отвратительно, беременность — это отвратительно, месячные — это отвратительно, вагинальные выделения даже совершенно здорового организма — это отвратительно. Здоровые органы зрелого женского организма, в том числе половые и репродуктивные, считаются отвратительными и некрасивыми, как и любые другие свидетельства женской зрелости. Те же мужчины, которые вешают на стену плакат с сексуальной красоткой, скорее всего, считают «интимные места» своих девушек или жён как минимум немного неприятными.
Разумеется, сегодня «жёсткое» порно делает акцент на женских гениталиях — если только они миниатюрные, розовые и не слишком волосатые, — однако далеко не потому, что считает их красивыми. Интерес к вульве — это похотливость и жажда власти: желание увидеть то, что женщина хочет оставить личным, будь то части тела, отношения с другими женщинами или фантазии. Порнограф даёт зрителям возможность изнасиловать и осквернить всё личное, что у нас есть.
Ненависть и жестокость в отношении женских половых органов зафиксирована во всём мире, и это, по-моему, неизбежный итог порабощения женщин и использования их для размножения. Чтобы контролировать размножение, нужно контролировать половую жизнь. Жуткие средневековые «пояса верности» (которые могли причинять и причиняли женщине боль и травмы) были изобретены как раз для того, чтобы доступ к телу женщины мог иметь только её хозяин. В одних патриархальных культурах женщин до (и после) свадьбы держали взаперти, в других калечат гениталии женщин, чтобы не допустить сексуальных контактов и размножения без разрешения.
Надеюсь, сейчас вы не подумаете: «Ясно, это про калечащие операции на женских половых органах в Африке» и не решите, что уже всё знаете. Давайте не будем забывать об эпидемии калечащих операций над американками, которые американские врачи (то есть белые мужчины) выполняли без анестезии во второй половине 19 века. Эти операции выполнялись для ограничения половой активности женщины, которая по определению считалась ненормальной, ведь половая активность, во-первых, некрасива, а во-вторых, приличествовала только мужчинам. Часто врачи определяли наличие «болезни», растлевая пациенток. Такие операции, а именно обрезание, удаление клитора, удаление яичников (кастрация женщины), выполнялись в том числе для коррекции нежелательных (некрасивых) черт характера: упрямства, злости, независимости, агрессивности.
Тогда, как и сейчас, женские половые органы считались некрасивыми. Чтобы женщина стала красивой, их надо удалить, наравне с волосами, жиром и морщинами. Последняя такая операция, официально выполненная по «психологическим» причинам, была сделана в 1937 году. Всего лишь лет пять назад врач в Санта-Крузе без ведома пациентки удалил ей клитор, пока она была под наркозом, по известным только ему причинам. Насколько я знаю, он всё ещё жив и на свободе.
Красота — это покорность
С одной стороны, женщина должна быть красивой, должна воплощать собой красоту, вдохновлять мужчин и радовать их глаз (и раз за разом подтверждать, что она совершенно не такая, как мужчина, что она противоположна ему). С другой стороны, ненависть к телу и жизни в целом (к животным, к природе), подкреплённая патриархальными религиями, сливается с общей ненавистью к женщине и наделяет женское тело крайней порочностью. В культурных традициях женское тело ассоциируется с грязью, смертью и в целом со злом и нечистотой. Женское тело надлежит укрощать, ограничивать, насиловать, использовать, держать в страхе, скрывать, обрезать, ломать, чтобы сделать его приемлемым, красивым и нормальным.
Лишь незрелое, детское тело (неспособное к таинству рождения и потому, возможно, не такое пугающее?) считается непорочным и чистым. Физические свидетельства созревания (кроме груди) считаются нечистыми, и их нужно устранять (почему фотографии обнажённых женщин считаются «грязными»?).
Одна женщина мне сказала, что всегда почему-то считала волосы на ногах (только у женщин, конечно) негигиеничными.
Поэтому женщины обязаны выщипывать или вырывать волосы воском, невзирая на боль, бриться, рыдать над первыми морщинами, переживать о набранных килограммах и дезодорировать всё тело с головы до ног — а иначе мужчины будут недовольны (конец света!... если мужчины недовольны, значит, мы некрасивы и таким образом провалили единственное наше предназначение). Мыслители и писатели высмеивают женскую «поверхностность», «тщеславие», «зацикленность на внешности» и «уловки». Они с такой злобой описывают сильных женщин, старых женщин, толстых женщин, образованных женщин, что сразу дают понять — нам проще притворяться такими, какими нас хотят видеть. Ещё они не преминут отметить, насколько женская натура инфантильна, слаба и презренна.
И ещё они до конца жизни называют нас «девушки».
«Не плачь! А то смотри, какая ты некрасивая», — кто из девочек этого не слышала?
«Это не искусство. Это уродство. Кто вообще захочет на такое смотреть?» — слова студента-искусствоведа о знаменитой скульптуре Родена, изображающей усталую дряхлую старуху.
«Что случилось? Ну-ка, улыбнись мне, давай», — слова начальника, покупателя, отца, мужа в адрес всех секретарш, дочерей и жён.
Красота женщины призвана угождать мужчинам и исключать любые угрозы в их адрес, и потому совершенно несовместима с женской злостью. Злая женщина (даже просто равнодушная и независимая) становится «сукой» (мымрой, мегерой, каргой, хабалкой, стервой, лесбухой…); её могут осмеять, проигнорировать или изнасиловать за то, что она нарушает правила. Женщин с детства приучают улыбаться тем, кто главнее и важнее нас: мальчикам, мужчинам, взрослым. Потом, стоит нам опустить привычную маску, они будут спрашивать, почему мы не улыбаемся.
Красивая женщина должна довольствоваться тем, что мужчины её одобряют. Если она желает большего (например полноправия), она сразу перестаёт быть красивой. Феминисток первым делом обзывают страшными; в принципе, это обвинение по определению верно, потому что феминизм сам по себе обязательно «некрасив». Как правило, разозлённые женщины больше всего удивляют мужчин тем, что не переживают о своей внешности.
Красота была создана как свойство собственности, объект покупки, продажи и эксплуатации. Бороться с эксплуатацией невозможно, если не отказаться от стремления быть красивой.
Почему многие женщины боятся феминизма?
«Атомная электростанция — как красивая женщина…» — из рекламы индустрии атомной энергетики.
Далее в рекламе говорится: красивая женщина «сама заботится о себе» и «держит себя в форме». Короче, она сама поддерживает себя в нужном состоянии для пользы и обогащения мужчин, как и атомный реактор. И атомная электростанция, и красивая женщина созданы и существуют, чтобы наделять мужчин всё большей властью.
И атомная электростанция, и красивая женщина — это коммерческие проекты.
«Но иногда мне самой хочется накраситься, надеть каблуки, нарядиться… мне нравится чувствовать себя красивой», — слова одной из женщин на тренировке по самообороне.
Это сказала здоровая, крепкая, стройная молодая белая женщина, более или менее хорошо обеспеченная, с изящными чертами лица, без лишних волос на теле… в общем, «красивая» по всем стандартам, которые я описала выше. Меня поразило, что она искренне не считала себя красивой без всей женской оснастки.
Красота не естественна
Как тонко отмечает Чарли Шивели в статье Cosmetics as an Act of Revolution («Косметика как акт революции»), тезисы которой я постараюсь сейчас привести, девяносто процентов красоты — это уход за внешностью и социальный класс. Чтобы быть красивой, необходима основа: «нормальное», то есть типичное европеоидное лицо и тело, но сама красота заключается не в лице и не в теле. Красота — это методы и средства индустрии красоты, косметика, наряд, свидетельства преданности идеалам патриархата. Я заявляю: то, что считается красивым, по сути является свидетельством подчинения правилам гендерной сегрегации и гендерных рамок; подчинение выражается через соблюдение ритуалов красоты. Если женщины заявляют, что они не вещи и никому не принадлежат, сотрясаются основы мира.
Феминистки, открытые лесбиянки, пожилые (в особенности женщины) и небелые (в особенности женщины) считаются уродливыми. Людини с физическими недостатками или ограниченными возможностями считаются уродливыми. А если им не нравится, что их называют уродливыми, оскорбляют, унижают, угнетают… то они уродливы вдвойне.
Красивые женщины — как покорные дочери.
За покорность их можно поощрять.
А за сопротивление — совершенно точно наказывать.
Красота оправдывает насилие
Однажды несколько молодых мужчин на автомобиле начали в один голос выкрикивать угрозы в адрес велосипедистки, потому что увидели у неё небритые подмышки. Они во весь голос скандировали: «ТРАХНУТЬ! ТРАХНУТЬ! ТРАХНУТЬ!» и махали кулаками из окон машины. Если бы дело было вечером или на менее оживлённой улице, они могли бы сбить её или изнасиловать.
Отказ соблюдать требования патриархата наказывается экономическими санкциями (бедностью), эмоциональным насилием (оскорблениями, враждебностью), физическим насилием и смертью.
В одном из городов на восточном побережье несколько мужчин окружили пожилую открытую лесбиянку, которая шла по улице одна (тройное, даже четверное нарушение правил патриархата). Она облили женщину бензином и подожгли. Она погибла. Она была некрасивой.
Одним из «улучшений», который Третий рейх стремился привнести в нацию, было «усовершенствование расы». Для этой цели психически нездоровых людинь (по чьим стандартам?), людинь с ограниченными возможностями, лесбиянок и геев систематически помещали в заключение и убивали. Они были некрасивыми.
Ни на одном конкурсе красоты «Мисс чего угодно» вы не увидите женщину в инвалидном кресле.
У нацистов определённые «некрасивые» черты лица считались «неарийскими». Среди должностных лиц распространялись памятки для оценки «чистоты крови» (породы, красоты) по чертам лица. Если человека была некрасивой, её убивали.
Многие из миллионов замученных и убитых в ходе истребления дохристианских религий в Европе женщин были среднего или пожилого возраста. Физические отклонения или «уродства» считались признаком ведьмовства. Многие эти женщины не зависели от мужчин и владели собственностью (которую вскоре захватила христианская церковь). Они были некрасивыми.
Вот этот лик, что тысячи судов
Гнал в дальний путь, что башни Илиона
Безверхие сжег некогда дотла!
— о Елене Прекрасной. Кристофер Марло, «Трагическая история доктора Фауста».
Женскую красоту видят причиной мужского насилия.
Обвиняя жертв изнасилования в том, что они были «вызывающе» одеты, обвиняя Елену Прекрасную в войне, в которой она была лишь пленницей, патриархат делает женскую красоту (соответствие установленным мужчинами стандартам, случайное или достигнутое тяжёлым трудом) ответственной за мужское насилие в адрес нас, женщин, и наших детинь.
«Её красота вскружила ему голову, — так звучит любое из десятков тысяч описаний изнасилования в любой из тысяч дешёвых книжек из супермаркетов. — Он не мог больше себя сдерживать».
Красота и оправдывает насилие (она была слишком красива, он не мог держать себя в руках), и даёт ему цель. На некоторых американских военных базах новобранцам напоминают, что они здесь ради защиты своей веры, своей страны и милых девчонок со своей родной улицы, и при этом на мишени для стрельбы вешают развороты журналов с фотографиями женщин.
Красота продаёт женщин: жён, жертв проституции, танцовщиц, актрис, моделей, наёмных партнёрш для танцев, секретарш.
По аналогии она продаёт и товары: красивые женские тела и сладкие улыбки мелькают в рекламах чего угодно, от зубной пасты до автомобильных запчастей.
Красота продаёт мужественность. Перекос сил основывается на иллюзии того, что женщины по своей сути иные, не такие, как мужчины, они другой вид, они не люди, им невозможно дать определение. Благодаря искусственным стандартам красоты женщины маркируются как искусственные, другие, как будто носят особую форму. Вид и особенности этой формы отражают наше бессилие (и, таким образом, мужское превосходство).
Женщина, которая отказывается прятаться за формой, — ходячая угроза всей системе навязанной половой дихотомии. Подчинение этой системе аналогично подчинению любой форме общественного контроля: оно поддерживает иллюзию, что женщины (или любые «другие») именно таковы, как говорит система.
Скажу так: некоторые мужчины двадцати, двадцати пяти лет очень удивляются, узнав, что у женщин есть волосы под мышками… а о клиторе я вообще молчу.
Женщина, которая послушно скрывает признаки зрелости своего тела и рисует у себя на лице предписанную «детскую» маску, которая заученно пародирует детское поведение, которое все вокруг называют женственностью, поддерживает иллюзию о том, что женщины — это детини.
Многим женщинам иначе не выжить.
В системе навязывания красоты есть не только пряник, но и кнут. Высокие каблуки (и неловкая, неустойчивая детская походка), бритые ноги, помада, румяна — обязательные условия трудоустройства слишком для многих. Секс с начальником — обязательное условие трудоустройства слишком для многих, особенно для жён. И я не презираю женщин, которым приходится так выживать.
Давайте направим злобу на систему, а не на женщин.
Немного личных размышлений
Конкурсы красоты всегда вызывали у меня особый интерес и отвращение. Для меня в них, как и в порнографии, было что-то жуткое и неправильное; и они для меня были очень похожи.
Во-первых, сразу бросается в глаза их общий яркий коммерческий подход. Возможно, я ощущала какую-то нечестность, дисбаланс сил. В злые юные годы (как оказалось, по сравнению с взрослыми годами они были не такими уж и злыми) я думала: «Да там даже не нужно ничего уметь! Что это за конкурс такой? Там же дело только в удаче… (в то время я считала, что красота либо есть от рождения, либо нет; мы рано учимся)... да в прихоти мерзких стариков, которые сидят в судьях».
Позднее я изучила вопрос подробнее и обнаружила, что корни конкурсов красоты уходят далеко в прошлое, во всю историю человечества, когда человеческое тело оценивалось, сравнивалось и продавалось. Именно таким же образом во времена Римской империи и рабства в Америке живой товар выставляли рядами, осматривали и оценивали. Пленницы и рабыни на рынке становились в ряд, а король или феодал прохаживался вдоль, выбирая, кого из девушек ему хотелось бы изнасиловать.
Главный мотив конкурса: шеренга смирных женщин, ожидающих, когда их выберут, — остаётся с нами всё время.
Скромная девушка, которая на танцах стоит у стены. «Старая дева». Никто её не приглашает. Наверное, она настоящая уродина! Выбрать невесту. Взять в жёны. Женщина всегда объект, а не субъект. Та же тема бесконечно пережёвывается в «женских романах» — полупорнушном бульварном чтиве, которое в основном пишут мужчины под псевдонимами — драка двоих мужчин, нападение вражеской армии… беззащитная девственница пытается укрыться в группе пленниц (или же стоит упрямо и гордо), и её сердечко колотится под (разумеется) прекрасной белоснежной грудью… она чувствует, что его яростный, жестокий, животный, хищный, холодный, презрительный или какой там ещё взгляд остановится на ней… что он выберет её…
Однако только спустя время история того, как жестокие мужчины владели женщинами и детинями как собственностью, для меня начала складываться; кусочки мозаики из прошлого и настоящего сложились в полную картину. Она стала глубже и шире, когда в неё со временем и трудом встроились понятия расы и класса. Они раскрыли и ещё раз подтвердили её правдивость. Я поняла, что конкурс красоты — это действительно конкурс; что участницы действительно состязаются в неком умении.
Они состязаются в древнем и унизительном искусстве женственности; искусстве угождать мужчинам. Только с его помощью угнетённый и бесправный женский народ мог выживать сквозь годы немыслимого насилия. Послушные дочери, стремясь быть как можно послушнее и выжить, должны обучиться единственному навыку, который от женщины требует патриархат: воплощать представления патриарха о том, что такое женщина, каковы женщины и каковы (в противоположность им) мужчины. И это действительно мастерство, которое требует такого же труда и сил, как любое сценическое искусство: для него нужен костюм, грим, умение контролировать дыхание и вживаться в роль (звёздный час женственности — всем прекрасно известная одноактная пьеса под названием «оргазм»). А ещё в этом искусстве царит беспощадная конкуренция.
Патриархат — это иерархия. На верхушке иерархии находится некоторое количество мужчин; некоторое количество мужчин, которые для женщин являются единственным пропуском к комфорту, роскоши и классовым привилегиям (части иерархии). За этих «достойных» мужчин могут биться насмерть.
Я ненавижу конкурсы красоты. Конкурсы, а не женщин, которые в них участвуют.
Я ненавижу конкурсы красоты, потому что не могу видеть, как прославляется и выставляется напоказ тот горький факт, что женщины (вынужденно) могут зарабатывать и зарабатывают на жизнь, воплощая и оттачивая фантазии своих хозяев. Потому что не могу видеть щёгольский парад женского рабства. Потому что я не могу видеть, как женщин стравливают подруга с подругой в борьбе за одобрение «папочки» (пока этот папочка гребёт деньги лопатой). Потому что я не могу видеть, как используют женские тела.
Потому что я не могу видеть, как послушные дочери Америки встают в красивые позы, улыбаются и сносят унижения ради прибыли той же самой корпорации Nestle, товары которой убивают детинь их небелых сестёр за океаном.