Жизнь с Критиком, Ребенком и Саботажником, или Как использовать избегание себе на пользу
Новый проект, отношения, переезд, творчество… Бывает, что нам хочется изменений, но в голове при этом крутится: «Сделаю завтра», «Сначала надо...», «А вдруг не получится?» — и вместо того, чтобы приступить к делу, мы отвлекаемся на сериал и соцсети.
Я — мое место силы. Инструкция для устойчивого счастья
Жизнь похожа на бег по зыбучему песку: чем быстрее двигаешься, тем глубже увязаешь в тревоге, усталости и выгорании. Мы ищем точку опоры, но не знаем, где ее найти.
Издательство МИФ на ММКЯ 2025
3-7 сентября на ВДНХ пройдет Московская международная книжная ярмарка. МИФ будет ждать в гости за книгами на стенде J4 (павильон 57, второй этаж).
Гаражка МИФа в Санкт-Петербурге
Завершаем это лето с книгами: с 28 по 31 августа в Санкт-Петербурге вновь пройдет Гаражка издательства МИФ. Приходите с четверга по воскресенье в Севкабель Порт, пространство УКТ (Кожевенная линия, 40Д) — с 11:00 до 20:00.
Гаражка МИФа в Москве
Москву ждут книжные выходные: с 30 мая по 1 июня на Хлебозаводе пройдет Гаражка издательства МИФ. Приходите в пятницу, субботу и воскресенье в пространство Бойлерная (Новодмитровская ул., 1) — с 11:00 до 20:00.
Приют для художников, блиставших в XX веке: «Шекспир и компания» в Париже
Я могу назвать Париж Парижем только потому, что там на набережной Сены есть букинистические лавки и «Шекспир и компания». Эрнест Хемингуэй (1899–1961), проживший в Париже шесть лет в 1920-х годах и то и дело заходивший в «Шекспира и компанию», называл столицу Франции праздником, который всегда с тобой, но я бы назвал ее городом книг. Ведь для меня парижские букинистические лавки, полки которых заставлены старинными книгами на любой вкус, сверкают будто драгоценные камни, а современные книжные магазины искушают меня новыми изданиями — и все это притягивает больше, чем любое произведение искусства.
Приют для художников, блиставших в XX веке: «Шекспир и компания» в Париже
Я могу назвать Париж Парижем только потому, что там на набережной Сены есть букинистические лавки и «Шекспир и компания». Эрнест Хемингуэй (1899–1961), проживший в Париже шесть лет в 1920-х годах и то и дело заходивший в «Шекспира и компанию», называл столицу Франции праздником, который всегда с тобой, но я бы назвал ее городом книг. Ведь для меня парижские букинистические лавки, полки которых заставлены старинными книгами на любой вкус, сверкают будто драгоценные камни, а современные книжные магазины искушают меня новыми изданиями — и все это притягивает больше, чем любое произведение искусства.
Приют для художников, блиставших в XX веке: «Шекспир и компания» в Париже
Я могу назвать Париж Парижем только потому, что там на набережной Сены есть букинистические лавки и «Шекспир и компания». Эрнест Хемингуэй (1899–1961), проживший в Париже шесть лет в 1920-х годах и то и дело заходивший в «Шекспира и компанию», называл столицу Франции праздником, который всегда с тобой, но я бы назвал ее городом книг. Ведь для меня парижские букинистические лавки, полки которых заставлены старинными книгами на любой вкус, сверкают будто драгоценные камни, а современные книжные магазины искушают меня новыми изданиями — и все это притягивает больше, чем любое произведение искусства.
Приют для художников, блиставших в XX веке: «Шекспир и компания» в Париже
Я могу назвать Париж Парижем только потому, что там на набережной Сены есть букинистические лавки и «Шекспир и компания». Эрнест Хемингуэй (1899–1961), проживший в Париже шесть лет в 1920-х годах и то и дело заходивший в «Шекспира и компанию», называл столицу Франции праздником, который всегда с тобой, но я бы назвал ее городом книг. Ведь для меня парижские букинистические лавки, полки которых заставлены старинными книгами на любой вкус, сверкают будто драгоценные камни, а современные книжные магазины искушают меня новыми изданиями — и все это притягивает больше, чем любое произведение искусства.
Скимминг книг, веревка чтения и диалог с автором. Как видеть больше, читая меньше
Мы все время читаем — чаты, письма, новости, книги, инструкции, посты. Информации так много, что трудно понять, где важное, а где шум. Те самые тысячи тонн словесной руды, которые изводишь — но как читатель, а не писатель.