Тибетские театральные представления и мистерия Цам

Прочитайте предварительно,пожалуйста, вступление к серии публикаций о мистерии Чам (танце Цам)!

Из книги Владимирцова Б.Я "Тибетские театральные представления" [1]

III

"В буддийских монастырях Тибета, а также других стран тибетской культуры, в Ладаке, Монголии и т.д., ежегодно в определенные сроки ставятся большие пантомимические танцы религиозного содержания, исполняемые ламами, т.е. буддийскими монахами в масках и соответствующих костюмах. Танцы эти обычно привлекают огромное количество зрителей. Эти пантомимические танцы сделались у нас известны под названием «цам» — монгольское произношение соответствующего тибетского слова «чам»[2].

Цамы бывают различные; они отличаются друг от друга и действующими лицами, и количеством масок-персонажей, и продолжительностью постановки пантомимы. Разнятся они мелкими деталями. Но, в общем, содержание цама — если только можно говорить о каком-нибудь содержании — заключается в представлении грозных божеств и гениев-покровителей буддизма, а также в изображении их борьбы за буддийскую церковь. Содержанием цама служит также представление некоторых моментов истории буддизма, буддийской легенды.

Цам ставится всегда при буддийских монастырях и исполняется буддийскими монахами, ламами, — это их привилегия и обязанность. Действительно, цам, хотя и театральное представление, зрелище, предназначенное для всех, для толпы, но тем не менее это священный, религиозный обряд, мистерия, ставящий себе целью не только поучать зрителей, напоминая им о невечности всего сущего и о разных таинственных силах, то покровительствующих, то враждебных буддизму, но и войти в особое мистическое единение с этими силами и через то водворить в округе радость и счастье. Не надо особенно много распространяться о том, что действия цама не имеют никакого отношения к основам учения Будды и к философии буддизма.

Некоторые монастыри славятся своей традиционной постановкой того или другого цама, который, быть может с частичными изменениями, и заимствуется другими буддийскими обителями ламайского мира. Существуют и письменные руководства для постановки цамов.

Представления цама всегда происходят под открытым небом, на особых площадках перед храмами. Вокруг площадок, где танцуют маски, устраиваются павильоны для почетных зрителей, старших лам и именитых монастырских ученых, для светских сановников и почетных гостей; тут же помещается в особом павильоне или просто под открытым небом оркестр ламской музыки, расставляются разные эмблемы и разнообразные предметы, необходимые для исполнения цама. А кругом сидят, стоят, бродят толпы простых зрителей, монахов и мирян.

Когда все приготовления закончены и старшие ламы расселись по своим местам, раздаются звуки гонгов и музыкальных инструментов. Ламский оркестр, быть может, самый странный из тех, какие когда-либо приходилось слышать европейцу. Музыка цама необычна и поразительна. Но те, кто слышали эту музыку, наверное, не забудут того впечатления величественности, которое она производила.

Кликайте на картинки, чтобы увеличить их и увидеть в лучшем качестве !

И вот мерным и важным шагом появляются из мрака притворов храма маски. Они выступают или в одиночку, или группами, очень различными по количеству участников. Протанцевав на сценическом кругу, выполнив пантомиму, маски или удаляются опять вовнутрь храма, или остаются на сцене сбоку, уступая место действия новой маске или новой группе.

Маскированные фигуры участников цама разодеты в пестрые и яркие костюмы, вычурные, фантастические, сшитые по большей части из очень дорогих материй, главным образом шелка и парчи. Самые маски по большей части сделаны чрезвычайно искусно и художественно; но они дико безобразны: выпученные глаза, огромные клыки, искаженные яростью полузвериные, получеловеческие лики, рога и странные украшения. Выступают, впрочем, в цаме и другие маски, более приближающиеся к типу обыкновенных людей, — это по большей части комические персонажи.

Чтобы дать более определенное представление о масках — персонажах цама, я позволю себе описать несколько масок, наиболее ярких и характерных, играющих особенно заметную роль и потому любимых зрителями.

Но, прежде чем перейти к этому обзору, надо будет отметить следующее. Все персонажи, выступающие в цаме, одеты и замаскированы так, как они изображаются на буддийских иконах и описываются в буддийских иконографических сочинениях. Все эти маски, весь цам — ожившая тибетская картина — икона.

Что касается самого танца, исполняемого масками, то он по большей части состоит в том, что маска медленно и мерно, сообразно такту музыки, принимает разные пластические позы. Изредка маски двигаются взад и вперед по кругу или кружат по сцене. И только некоторые фигуры исполняют танец более быстрый и легкий, действительно подходящий под наше понятие танца. Зато есть в цаме персонажи, которые кружатся в вихре настоящей бешеной пляски. Действие же пантомимы бедно и малоинтересно. Описание отдельных персонажей цама может дать более наглядное представление и о самом исполнении пантомимического танца, к которому мы теперь и переходим.

Вот, под грохочущие звуки оркестра и гонгов, появляется мерным величественным шагом маска, изображающая владыку смерти — Шин-чже. Для одних это только аллегорическая фигура, но для других — это действительно существующая личность грозного демонического судии, который был когда то подчинен буддийскому ордену иноков и теперь является его страшным слугою и защитником. У него голова быка, в руках разные страшные атрибуты, вызывающие ассоциации ужасов смерти. Цвет его платья, так же как и маски, темно-синий, и на этом фоне особенно ярки розовые нашивки и золотые украшения.

Пантомимический танец владыки смерти несложен и сводится к выявлению его грозной демонической сущности. В этой фигуре мы легко узнаем наследника Яма — Плутона индийской мифологии.

«Владыки кладбищ» — маски, представляющие человеческие скелеты, появляются большой группой и пляшут танец, гораздо более быстрый и оживленный. Они кружатся, прыгают, совершают разные «па», прогоняют маски, изображающие птиц и зверей, от подобия человеческого трупа, лежащего на сцене. Фигуры зверей — буйволы, олени, обезьяны — вообще принимают большое участие в цаме и заметно оживляют порой чересчур монотонную пантомиму.

Одна из любимых фигур цама — «Белый старик», владыка земли, хранитель пастбищ и стад, податель обильной жатвы. Апокрифические буддийские легенды рассказывают нам, как" он был обращен в буддизм и дал обет посвятить себя на служение церкви, общине царевича Сиддарты. «Белый старик» появляется в образе седоволосого старца с большой белой бородой и нависшими белыми бровями; одет он в белое и белый же посох держит в руках. «Белый старик» играет пантомиму пробуждающегося ото сна старца.

С медленными старческими движениями расправляет он свои усы и бороду, потягивается, ходит, ковыляя, взад и вперед по сцене, озираясь, пьет затем вино и пускается в пляску, подражая пьяному старику: он радуется, что в подведомственном ему мире все счастливо. По окончании своей пляски «Белый старик» остается на сценическом круге, бродит взад и вперед и смешит зрителей разными скоморошескими выходками довольно примитивного свойства.

По-видимому, в этом персонаже мы сталкиваемся с продуктом старой, добуддийской мифологии Тибета, только принятым буддизмом в свой пантеон [3].

В цамах часто выступают еще несколько комических персонажей, на пример «Хашан», т.е. китайский или хотанский буддийский монах, который в пантомиме побеждается блистательными учителями буддизма, явившимися в Тибет из Индии. В иных цамах «Хашан» обозначает другие персонажи, всегда, впрочем, играющие отчасти роль скоморохов. «Хашан» — историческая реминисценция; на заре тибетской истории буддизм проникал в «Страну снегов» не только из Индии, но из Китая и арийского тогда Хотана; китайское и хотанское влияние затем было в значительной мере отметено в сторону индийским, что произошло не без обоюдной борьбы.

Обычно представления цама заканчиваются выступлением «Ша-наков», т.е. черношапошных волхвов. «Ша-наки» появляются большой группой, одеты они в широкие, яркие, красочные одежды, их лица не покрыты масками, но на головах они носят огромные черные шляпы. Темп музыки ускоряется, и «Ша-наки», рассыпавшись по сцене, начинают свой быстрый танец, который вскоре превращается в бешеную пляску.

«Ша-наки» изображают волхвов, служителей демонических божеств национальной добуддийской веры тибетцев. Один из древних царей Тибета, Ланг-Дарма, оказался врагом буддизма. Тибетский Юлиан хотел уничтожить его в своих владениях и вернуть тибетцев к почитанию древних божеств. Буддийские монахи подверглись гонениям, монастыри и храмы были разрушены. Но вот явился один буддийский инок, который, видя в Ланг-Дарме перевоплощение злого демона, убил царя и устранил таким образом врага своей веры. Для того чтобы иметь возможность приблизиться к царю, он переоделся волхвом-заклинателем, совершающим пляски в честь своих демонов, а таким-то волхвам и покровительствовал Ланг-Дарма. Вот эта-то историческая легенда и служит содержанием пантомимы «Ша-наков», уводя нас, таким образом, в дали тибетской старины.

Перечислить все персонажи цама невозможно, их очень много, число и характер их зависят от традиции того или другого цама. Кроме того, некоторые персонажи — например, маска, изображающая грозного гения Джамцарана*, — выступают в сопровождении группы своих спутников кхор, являющихся как бы кордебалетом.

Несмотря на утомительную медленность танца многих персонажей цама, на известное однообразие исполнения и бедность пантомимического действия, хорошо поставленный тибетский цам производит все-таки сильное впечатление и на европейского зрителя своею красочностью, своеобразием пластики, а также смелостью, с какой тибетские балетмейстеры решились перенести на сцену фантастические создания буддийской мифологии и живописи.

Обращаясь к истории цама, можно отметить, что он, по всей вероятности, произошел из соединения двух начал: индийской пантомимы, которую разыгрывали для поучения мирян при буддийских монастырях средневековой Индии, и национальных тибетских плясок, в том числе и танцев волхвов-заклинателей, близко приближавшихся к пляскам северных шаманов и других кудесников первобытных народов.

IV

Цам с диалогами является переходной стадией от танца-пантомимы к настоящим театральным представлениям Тибета, к драме. Уж в обычном цаме мы встречаем персонажи, играющие особую побочную роль скоморохов и шутов. Но они пока молчат, их шутки и выходки пантомимичны. Им позволили говорить, и получился новый вид театрального представления.

Цам Миларепы в монастыре Энчей, Гангток, Сикким, Индия
(Enchey, Gangtok, Sikkim, India)

С появлением на сцене буффона, подающего реплики, цам с диалогами получает другое содержание. Он занят не одними только божествами и гениями, он выводит на сцену и простых смертных, действие переносится на землю, в обычную среду.

Чаще всего содержанием пантомимы с разговорами служит эпизод из жизни тибетского отшельника и поэта, знаменитого Миларайбы*, отчего и все представление называется «Цам Миларайбы» [4]. Цамы эти ставятся далеко не во всех монастырях, и только некоторые славятся традиционной постановкой представлений такого рода.

Наиболее часто представляется эпизод встречи Миларайбы с охотником Дордже. Это самый примитивный вид цама Миларайбы, по всей вероятности самый древний и наиболее любимый.

Разыгрывается действие этого цама, также под открытым небом, при буддийских монастырях; действующими лицами опять-таки являются монахи. Цам начинается с пляски масок, изображающих львов и других диких животных. Выходит сам Миларайба со своим учеником. Наконец появляется главный герой представления — охотник (гомбо) Дордже с братом. Оба они огромного роста, стары, одеты в звериные шкуры, носят лук и стрелы.

Они поклоняются Миларайбе, а затем начинают расхаживать взад и вперед перед зрителями и ведут между собой беседу, причем главную роль в диалоге играет Дордже. Охотники шутят, острят, буффонят, высмеивают разные явления местной жизни, причем не стесняются открыто задевать лиц, даже высокопоставленных, присутствующих на самом представлении. Больше всего, конечно, достается администрации, в том числе и монастырской. В этом и заключается весь цам Миларайбы. Зрители сами уже должны пополнить изображаемое на сцене, припомнив хорошо, впрочем, известный эпизод из жизни Миларайбы, как последний принял под свою защиту преследуемых охотниками диких коз и пропел одно из своих чудесных песнопений, которое произвело такое сильное впечатление на звероловов, на грубого охотника Дордже, что они решили изменить свою жизнь.

Самое существенное в цаме Миларайбы то, что наиболее привлекает зрителей, — игра актера, изображающего буффона-охотника, меткость его сатирических замечаний.

В Тибете и Монголии существуют особые книжки, по большей части рукописные, содержащие примерный текст диалогов цама Миларайбы.

Дальнейшей стадией развития этого рода цама являются инсценировки других эпизодов скитальческой жизни Миларайбы, в которых выступает он сам, его ученики, разные лица, с которыми ему приходилось встречаться. На таких представлениях пантомима с танцами перемешивается с диалогами и хоровым пением. В общем же можно сказать, что подобные цамы Миларайбы очень близко подходят к типу настоящей тибетской драмы."

Б.Б.Бара̀дийн. Цам Миларайбы (фрагмент статьи) [2]

«Представление» началось с пляски двух замаскированных cиних львов. Затем вышли на сцену какие-то дети и человек с оленьей маской и сам Миларайба со своим учеником Райчуном. Львы вскоре покинули сцену.

Ламы, изображавшие Миларайбу и Райчуна, по внешности совсем не передавали вида того знаменитого тибетского отшельника Миларайбы и его ученика Райчуна, какими мы ожидали бы их видеть — в образе суровых горных отшельников. Ничего подобного не было. Актеры были одеты в костюмы божественных волхвов, — последователей буддийской системы тантры, как их обыкновенно представляют ламы в религиозных сценах, — в халатах с узорчатыми наплечниками и с остроконечными шапками ванзай с черной бахромой, прикрывающей лицо. Миларайба все время сидел неподвижно, а Райчун вставал по временам с места и ходил по площади. Вдруг из соседнего монашеского дворика вышли два старика огромного роста в масках и направились к сцене, громко разговаривая между собой.
Вся публика встретила их появление непринужденным, восторженным криком: «Гомбо доржэ! Гомбо доржэ!». Все расступились перед ними и пропустили их к площадке сцены, которую тотчас же окружили просторным кольцом. Старики на вид были совершенно похожи друг на друга. Они были одеты в куртки из звериных шкур. У каждого были лук и колчан со стрелами, а в руках они держали по дубинке. Маски у них были сделаны довольно искусно и изображали бородатых добродушных стариков, в мохнатых бараньих шапках.

Оба старика, выйдя на сцену, поклонились сперва Миларайбе, а затем стали расхаживать взад и вперед, то разговаривая между собой, то обращаясь к публике. Они были настоящими артистами: ходили спокойно и важно и говорили громко, со старческим медленным акцентом. К сожалению, я в то время, за два месяца моего пребывания в Лавране, ещё не успел хорошенько усвоить особенности здешнего тангутского наречия, но все же между их разговорами я уловил диалоги вроде следующего:

«Ну, слыхал ты когда-нибудь, что на свете существует так называемое лаимбрай 1?!»
«Нет! А что же это такое?»
«А вот, примерно, кто-нибудь совершил неправду, украл, солгал или обидел другого, но случись, что он хитро избежал наказания. Тогда что? — ты думаешь, что он так и навсегда останется безнаказанным? — нет никогда: он все-таки будет в конце-концов наказан злой судьбой. Вот это то и есть лаимбрай. От него-то никакой хитрец не может скрыться, ему не будет от него житья, если не в этой жизни, то в той».
«А-а! тогда это хорошо! теперь начинаю понимать. Стало быть, и наш здешний NN (называет имя одного из состоящих при гэгэне лиц, которого лавранцы недолюбливают за его проделки. Он сидел в эту минуту на балконе, возле своего покровителя — гэгэна) будет все-таки потом наказан?»
«Ха! ха! ха! еще бы!»
«Это хорошо!»

Разговоры шли в этом духе и публика слушала их чрезвычайно внимательно и серьезно и, видимо, в этих разговорах было много остроты, комизма и сатиры, так как по временам публика выражала нескрываемый восторг и хохот, оживленное обсуждение, критику.

Представление продолжалось до самого заката солнца. Из зрителей первым покинул сцену Жамян шадба со свитой, а вслед за этим и вся публика начала расходиться в разные стороны, по домам.
Сюжет этого народного театра взят из жизни знаменитого тибетского поэта, философа и отшельника, певца буддизма Миларайбы, жившего в XI в. по Р.X.

Оба старика играли роль древнетибетского горного охотника Гомбо доржэ, современника Миларайбы. Роль же двух львов и мальчиков осталась для нас недостаточно выясненной.
В прекрасном сборнике гимнов Миларайбы, между прочим, описывается весьма трогательная сцена встречи жестокого охотника Гомбо доржэ с Миларайбой.

Однажды Миларайба, сидя в своей горной келье, услышал необычайный для него шум извне.

Вслед за этим стремглав одни за другими полетели мимо его кельи дикие козы, которые кем-то были преследуемы. Святой отшельник тотчас же направил свое благоволение на бедных животных, которые после этого быстро обернулись мордами к его келье и, доверчиво приблизившись к отшельнику, прижались к его ногам. За этим послышались шаги человека, который быстрой поступью приближался к келье; чрез минуту перед отшельником оказался свирепый охотник, в одежде из звериных шкур, с луком и с колчаном со стрелами.

Охотник был поражен неожиданным видом странного человека с приютившимися у ног его дикими козами, которых он только что преследовал, и невольно вскрикнул: — «кто сидит передо мной, чёрт или человек, который захотел укрыть от меня моих коз!»

С этими словами он тотчас же направил свои смертоносные стрелы на святого отшельника. Тогда Миларайба, как и всегда, невозмутимо-спокойный и охваченный во всем своем существе бесконечным состраданием, спел один из знаменитых своих гимнов. Гимн Миларайбы до того растрогал сердце жестокого охотника, что он выронил из рук свой натянутый лук со стрелой на землю и с мольбой о прощении припал к ногам отшельника. Он с тех пор стал горячим поклонником Миларайбы.

Описанное здесь театральное представление, по словам лавранцев, было основано в XVIII в. знаменитым здешним учёным Гунтал дамби донмэ. Нам говорили, что в собрании его сочинений есть специальная литература об этом театре. Мы пока не успели найти эту литературу, в привезенных нами из Лаврана для библиотеки Азиатского музея Академии Наук, собраниях сочинений упомянутого ламы.
Основатель этого полународного полурелигиозного театра имел в виду вести борьбу путем общественного мнения со злоупотреблениями и произволом сильных мира сего в местной среде — вроде лиц при дворах знатных гэгэнов и исполнительных властей монастырского управления. С тех пор этот театр в Лавране играет своеобразную и, кстати сказать, успешную роль публицистики.

Гомбо доржэ представлен как тип честного, благородного тибетского мирянина, устами которого должны разоблачаться, перед многочисленными зрителями из монахов, мирян и мирянок, все темные дела, творимые в течение года знатными лицами Лаврана, посредством намеков, сатирических и комических выходок и разсказов.

На роль Гомбо доржэ избираются на три года монастырским собранием особые люди (большей частью из простых монахов), обладающие даром речи и артистическими наклонностями. Перед каждым выступлением на сцену «Гомбо доржэ» обязан дать клятву перед статуей гения хранителя «гьудба амни» («дед» гьудского дацана — бог «дорлэг»), что он будет справедлив в своих суждениях и ни в коем случае не войдет во искушение возможных подкупителей его чести и справедливости.

1 Буддийский нравственный закон справедливости.

С неизменной благодарностью ко всем, кто сопутствовал мне в поездках. Фотографии сняты в Индии в штатах Джамму и Кашмир и Сикким в монастырях Hemis, Lamayuru, Korzok, Kursha (Karsha), Enchey, Lingdum (Ranka) и других

Литература

Владимирцов Б.Я. Работы по литературе монгольских народов — М.: Восточная литература, 2003. — 608 c., ISBN 5-02-018185-4, стр.312-317
Б.Б.Барадийн. Цам Миларайбы. — Сборник в честь семидесятилетия Г.Н.Потанина (ЗИРГО по отд. этногр. Т. 34. 1909).
Н.Л.Жуковская. Ламаизм и ранние формы религии. М., 1977.
А.М.Позднеев. Очерки быта буддийских монастырей и буддийского духовенства в Монголии в связи с отношениями сего последнего к народу. СПб., 1887 (ЗИРГО, по отд. этногр. Т. 16. 1887).
Н.П.Шастина. Следы примитивных религий в ламаистской мистерии «цам». — Исследования по восточной филологии. М., 1974, с. 306-318.
Андросов В.П. Индо-Тибетский Буддизм. Энциклопедический словарь. Рос. акад. наук, Ин-т востоковедения. — М.: Ориенталия, 2011. — 448 с. — (Самадхи)
Мифологический словарь / гл. ред. Е. М. Мелетинский. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 672 с. — ISBN 5-85270-032-0.

Дополнительная информация

Глоссарий

Джамсара̀н Джамсран, Джамсрин (тибет.), в центральноазиатском буддизме божество войны, относящееся к категориям докшитов и чойджинов. Имя Д. этимологизируется как «брат и сестра» (монг. эгэчи дуу). Другое имя Д.— Бёгдзе («одетый в панцирь») отражает его иконографический облик: вооружённый воин в латах и красной одежде, с красным лицом, тёмными жёлто-красными волосами, пламенеющими бровями и усами; по-монгольски его называют Улаан сахиус («красный хранитель»). В одной руке у него медный меч, в другой — лёгкие и сердце врага. Д.— сын медноволосого якшаса (свирепого духа), живёт в море из человеческой и лошадиной крови, на четырёхугольной медной горе (или на кладбище). Происхождение Д. неясно: возможно, первоначально это — добуддийское, причём не тибетское (индуистское?, монгольское?) божество [7, стр.183].

Миларепа (тиб. mi la pas pa, 1040–1123) — великий тибетский поэт, аскет, получивший знания махамудры и шести учений (йог) Наропы от основателя тибетской школы кагью Марпы. М. — автор собрания духовных песнопений (доха) «Сто тысяч песен» и учитель Гампопы (1079–1153). В тибето-монгольском и российском буддизме М. является примером того, как обычный человек, обременённый тяжёлой кармой, достиг Просветления в течение одной жизни. Согласно агиографическим источникам, Марпа совершил над ним ряд очистительных процедур и снабдил знанием махамудры и йоги, оказавшими решающее воздействие на судьбу ученика. Собрание песен и жизнеописания М. относятся к популярнейшим произведениям тибетской литературы [6, стр.289].

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Фотографии мистерии Чам (Цам). Photos of the Buddhist Mystery Cham dance на Fine Art America, Shutterstock, GettyImages, Bigstockphoto, Depositphotos, Dreamstime, 500px