Страна Других, 9. Обезболивающий наркотик для обречённых
(Предыдущий пост тут.) Мы уже обозначили, что сама структура русской ментальности обеспечивает появление априорно отчуждаемого и отторгаемого Другого под личиной ближнего. Манихейское разделение мира на чёрное и белое служит необходимым условием появления ДР. Неизбывный же раскол на всех уровнях культуры, ставший бессознательной формулой идентичности, — условие достаточное. Раскол этот между личностным началом и антиличностностностью системы , между догосударственной архаикой и логоцентрическим государством, между смыкающейся с Западом городской глобально-ориентированной культурой и стихийным традиционализмом масс. На более поверхностном уровне раскол выливается в извечный конфликт «западников» и «почвенников» под теми или иными личинами, типичными для конкретной эпохи. В сфере межполовых отношений раскол определяет состояние обострённого гендерного конфликта. Наконец, раскол — это амбивалентность сознания каждого глубоко погруженного в культуру индивида. Нетрудно видеть, что многочисленные #другие_русские (ДР) — это всего лишь грани раскола, определённые мировоззренческими особенностями конкретной идейной, субкультурной или социальной группы.
Примечательно, что манихейству как культурной матрице всегда был свойствен конспирологический подход к объяснению несчастий и промахов нечестивой деятельностью некой высшей враждебной силы. В конспирологических построениях воспроизводится одна и та же структура, прамодель, т.е. мифологема злокозненного проникновения Тьмы в структуры Света, что безвозвратно извратило Творение. Этот шаблон легко применить не только к внешним силам, но и внутренним. Так, основная масса русских представляется во многих построениях групп ДР не просто негодной, но испорченной, извращённой некой злой волей. Например, в правой среде советские люди как правило представляются жертвами демонических большевиков, которые пропустили нацию через мясорубку отрицательной селекции и приучили к беспомощности, алкоголизму, упованию на авось, инфантилизму и так далее по всему списку. Мы можем видеть, что манихейские мифологемы питают явление ДР, делают его объёмным и интуитивно истинным для обывателя через связь с априорным восприятием бытия.
Что касается бесплодности явления, Пелипенко отмечал, что если в нормально развивающейся локальной культурной системе (ЛКС) конструктивные противоречия выступают источником развития, активируя волю к социальным изменениям, которая подобна силам между полюсами магнита, то в РМ противоречия — деструктивные, заданные расколом. «Воспроизводимые им на каждом витке истории противоречия не рождают развития в собственном смысле: бесконечное "перетягивание каната" лишь косвенным образом открывает возможность для динамики в тех или иных секторах общественной жизни.» (из доклада Русская система в культурном измерении)
Учитывая связь явления ДР с глубинными прошивками в культуре и манихейством масс, когда сама структура этого явления повторяет контуры древних архетипов, скрывающихся на нижних уровнях русского бессознательного, можно заключить, что относится оно к классу мифологем. Как водится, в проблемных обществах, в особенности — в уходящих, за миф хватаются отчаянно, ибо по отношению к реальности он действует как анестетик. Именно в этом кроется секрет устойчивости и повсеместной воспроизводимости ДР — эта конструкция кажется интуитивно верной, а культура блокирует мысли, которые могут привести к разоблачению собственных оснований. В конце концов, можно попытаться представить себе, какими пучинами экзистенциального отчуждения грозит русскому обывателю сомнение в адекватности картины мира, из которой вытекает конструкция ДР. Это будет для него практически невыносимо, и не каждый отваживается на такую переоценку ценностей, для этого внутри уже надо иметь какую-то предрасположенность, неполную встроенность в систему или внезапно обрести мотивацию через сильное воздействие извне.
Но даже на уровне рационализации, когда контуры мифа угадываются в обыденном, в повседневной жизни, явление ДР чрезвычайно живучее, постоянно самоподтверждающееся. Например, самый заметный обывателю раздражитель — низшие и средние эшелоны власти, которые почивают, как обывателю представляется, на наворованном (высшие эшелоны власти — отдельный разговор; пока они реализуют все ожидания традиционалистов от «сильной руки», они вне критики). Налицо подтверждение целой группы «негодных» русских. Как вариант (для русналистов) — это на самом деле не русские, а захватившие власть инородцы, маскирующиеся под русских, но тогда автоматически возникает группа «негодных», которые поддерживают такую власть (для русналистов это, разумеется, советские). Значит, есть всё-таки правильные, свои русские в океане неправильных! Это интуитивное ощущение снова и снова бессознательно считывается на протяжении всей жизни.
Если показать эту статью типичному верующему в свою исключительность как «другого русского», то он или пожмёт плечами в стиле «ваши доказательства не доказательства», или свалит все доводы нашей русологии на «негодных» русских. Возвращаясь к менталитету и ментальности, которые стоят в центре нашей теории, нередки такие адепты мифологемы ДР, что применяют следующую рационализацию: менталитета и вовсе не существует, а все народы одинаковые («Это понятие антинаучное!» (с) Е. Шульман). Если посмотреть на проблему ментальности глазами таких ДР, то становится видно, что само мироощущение раскола приводит к такому выводу. Ведь если есть мы, настоящие, «другие русские», со всех сторон годные, то о каком едином менталитете может идти речь? Этот самообман позволяет махнуть рукой на практически весь дискурс социальной критики (избирательно, конечно; критику, которая им нравится, они признают, но сбрасывают ответственность исключительно на массу «негодных» русских). Так работает избирательно-рациональная компонента мифологического мышления, к слову, являющаяся общим местом для любого культурного сознания. Вся эта ментальная эквилибристика, конечно, не мешает русскому манихейскому сознанию автоматом оценивать большинство окружающих обывателей в качестве негодных, и даже считать их за врагов в некоторых случаях. И это соседство общей положительной оценки своей идентичности и массы «негодных» русских усиливает как «фоновое» ощущение постоянного присутствия «испорченных» соотечественников, так и латентную амбивалентность сознания.
Одна из наиболее действенных рационализаций мифологемы ДР исходит из того факта, что русская культурная общность крайне неоднородна и пестрит разнообразными подчиненными идентичностями и субкультурами. Русскую массу при желании очень легко членить на группы и подгруппы, классифицировать и выделять типы в самых разнообразных социальных срезах, и тут простор для избирательности. Бери любую из этих групп, которая больше всех не нравится, и используй в качестве козла отпущения. В подтверждение написанному достаточно вспомнить, что социальная группа русских высокопоставленных чиновников и крупных «бизнесменов» обособляется чуть ли не антропологически.
Это, однако, не значит, что все группы ДР настроены оппозиционно. Автору доподлинно известно о существовании ДР на основе управленцев среднего звена и владельцев малого и среднего бизнеса. Они подходят к русской массе со стороны своеобразного социал-дарвинизма: раз они смогли приспособиться к системе и извлечь из неё дивиденды (своё приспособленчество они, правда, считают блистательными административными талантами и деловой хваткой), значит, они настоящая элита, и были бы все такие, Россия давно «обогнала и перегнала» бы западный мир. Но нет, вокруг же одно быдло, а кто, мол, не смог приспособиться — просто неспособный.
Есть и другая русская страта, прекрасно чувствующая себя в РМ, не менее широкого охвата, но традиционалистского толка — блатной мир и околоблатной. Это традиционная субкультура широчайшего спектра, которая заслуживает отдельного пристального внимания, и которую не охватишь в паре абзацев. Заметим только, что она чрезвычайно устойчива, успешно воспроизводится в некоторой удалённости от центров общественной жизни, но паразитируя на них. Она завязана на кучные кластеры проживания, семейные «династии» уголовников, тюремную культуру и институты образования (читай инкультурации в русскость) вроде школ и ПТУ, которые в ареале влияния блатного мира принимают узнаваемые черты тюрем. Хоть субкультура уголовного мира и много-много шире явления ДР, она повторяет основные его черты, ведь там процветает разделение популяции на немногих «настоящих» и прочих убогих. В ней есть и своя разновидность социал-дарвинизма — самого архаичного толка. В целом то, что РМ стоит на идее господства и примитивном праве сильного, поддерживает и питает конструкцию ДР (и здесь блатной мир хотя бы регламентирует доминирование сильного над слабым, пытаясь не допустить «беспредела», тогда как в РМ в целом произвол сильного — дело обыденное).
Российское общество чрезвычайно атомизировано, что тоже является существенным фактором для воспроизводства мифологемы ДР. Химеричность русского этноса, которой мы уже касались в предыдущих постах, особенно очевидна, если подходить к этому вопросу с системных позиций. Дмитрий Алтуфьев убедительно показал в своих работах 14-15 годов, что как системы русского этноса не существует — нет достаточного количества и структурного качества связей между элементами. Социальная валентность отдельных индивидов стремится к нулю, что определяет весьма убогие способности к горизонтальной самоорганизации. Почему так получилось, вопрос отдельный и крепко завязанный на особенности формирования имперского народа из разнообразных этнических групп. Лоскутное одеяло казённого люда, сотканного из по необходимости деэтнизированных племён московитов, не может иметь общие позитивно определённые черты, сплочённость и солидарность, свойственные членам одной этнической группы.
С позитивными способами самоидентификации у русских вообще всё плохо — определить их получается только по самым широким, а значит расплывчатым признакам, вроде единого языка, проживания на одной территории и склонности вступать в брак со своими соплеменниками.
Дмитрий Алтуфьев в своем эссе «Пострусская апофатика» (Острог20) пишет об этом так:
«Центральным, осевым вопросом русского национализма является вопрос – кто такие русские? Утверждающего, катафатического ответа нет, вернее – их слишком много, у каждого свой, отсюда избыточное количество изводов руснализма и полная их недееспособность и недоговороспособность.» (Здесь, собственно, автор на примере руснализма практически описывает явление ДР).
Зато негативных способов самоидентификации вроде «я не такой-то» или «они не русские потому что» хоть отбавляй, что можно воочию наблюдать в привычке «выписывать» из русских всех, кто не нравится. Повод для этого всегда оказывается поразительно легко найти (пресловутый детектор еврея/татарина/удмурта/итд). И здесь мы опять приходим к самоподтверждающейся мифологеме ДР, ведь если из русских так легко «выписать», то «настоящими» русскими признаются те, кто нравится, а остальных можно легко и удобно списать в инородцы. Выделив таким образом в сознании небольшую группу «истинно русских», легко отделаться от остальной массы, признав её испорченной. В не-обществе атомизированных индивидов с нулевой социальной валентностью вообще чрезвычайно легко убедиться в справедливости ощущения себя как ДР. Раз горизонтальная самоорганизация настолько затруднена, то ощущение хоть какой-то общности, возникшей на дискурсивной основе, высоко ценится, а оформляющиеся через общий дискурс информационные пузыри отчуждают от остальной массы. Это само по себе было бы не так плохо, но с учётом остальных особенностей РМ потенциал к горизонтальной самоорганизации остаётся на том же уровне «плинтуса». Вся микрообщность ДР поддерживается исключительно на уровне рутинных языковых процедур.
Мифологема подобной структуры автоматически подпитывает уже присутствующую в русской психике амбивалентность. Несложно видеть, что онтологическая испорченность подавляющей части народа раскалывает сознание. Наличие амбивалентности сознания — одно из условий развития шизофрении, которую можно с уверенностью назвать национальной болезнью. Состояние амбивалентности также усугубляет архаические режимы мышления по присоединительным связям и ослабляет рацио, поэтому для осознания блокируются как положительные качества рассматриваемых групп «испорченных» русских, так и отрицательные качества конкретной группы ДР. Противоречия легко уживаются в одной черепной коробке, но не в силу медиации между ними, а по причине иррационального соположения. Как говорится, каша в голове — русское национальное блюдо.
(Здесь скрывается один из ключевых механизмов манихейских инверсий. Когда противоречивых соположений накапливается в культуре достаточно много, возникает ситуация хаоса. Полюса макроопозиций «плывут» и временно перемешиваются в срединном пространстве, временно порождая эйфорию докультурного состояния через #причащение_к_хаосу.)
(версия исправленная и дополненная, впервые опубликовано в Острог20)
