Даниэль Боярин "Еврейские евангелия" - Введение

Введение

ЕСЛИ ЕСТЬ ЧТО-ТО, что христиане знают о своей религии, так это то, что это не иудаизм. Если и есть что-то, что евреи знают о своей религии, так это то, что это не христианство. Если есть что-то, что обе группы знают об этом двойном отрицании, так это то, что христиане верят в Троицу и воплощение Христа (греческое слово, обозначающее Мессию), а евреи — нет, что евреи соблюдают кошер, а христиане — нет.

Если бы все было так просто! В этой книге я собираюсь рассказать совсем другое историческое повествование, рассказ о том времени, когда евреи и христиане были гораздо более перемешаны друг с другом, чем сейчас, когда было много евреев, веривших в нечто вроде Отца и Сына и даже во что-то весьма похожее на воплощение Сына в Мессии, и когда последователи Иисуса соблюдали кошер как евреи, и соответственно о времени, в котором вопрос о разнице между иудаизмом и христианством просто не стоял так, как он стоит сейчас. Иисус, когда пришел, пришел в образе, которого ожидали многие иудеи: вторая божественная фигура[Паша: используем этот термин], воплощенная в человеке. Вопрос не звучал «Придет ли божественный Мессия?», но был всего лишь таким: «Этот плотник из Назарета - тот ли, кого мы ожидаем?» Неудивительно, что некоторые евреи сказали да, а некоторые сказали нет. Сегодня мы называем первую группу христианами, а вторую группу евреями, но тогда это было не так, совсем не так.

Тогда все — и те, кто принял Иисуса, и те, кто нет, — были евреями (или израильтянами, согласно актуальной древней терминологии). На самом деле никакого иудаизма не было, как не было и христианства. В действительности идея «религии», то есть одной из многих религий, к которым человек может принадлежать или не принадлежать, еще не появлялась на сцене и не появится в течение столетий. К третьему веку (или даже раньше) христианство стало названием того, как христиане называли сами себя, но евреи не имели названия для своей религии на одном из своих языков до какого-то момента современности, случившегося, возможно, в восемнадцатом или девятнадцатом веке. До этого термины, обозначающие иудаизм как религию евреев, использовались только неевреями.

Итак, о чем мы говорим? Речь не идет об отдельном учреждении, об отдельной сфере «религии», тем более о «вере» для евреев. Мы говорим о комплексе ритуалов и других практик, верований и ценностей, истории и политической лояльности, которые представляли собой верность Народу Израиля, но не религии под названием иудаизм. Чтобы понять абсурдность утверждения, что иудаизм такая же религия, как и христианство, позвольте мне рассмотреть совсем недавнее событие. В марте 2011 года газета New York Times опубликовала результаты социологического исследования удовлетворенности жизнью среди различных групп населения США. Американцы азиатского происхождения считались «самой счастливой» этнической группой, в то время как евреи считались «самой счастливой» религиозной группой, что привело к неизбежному выводу, что американские евреи азиатского происхождения были самым счастливым народом в Америке. Этот результат явно ошибочен, потому что все мы чувствуем, что и евреи, и американцы азиатского происхождения являются этническими группами, тогда как христианство вообще никогда не рассматривается как этническая категория. На самом деле, для нас еврейство — это очень смешанная категория, которая на самом деле не соотносится ни с этнической, ни с религиозной принадлежностью. Это имеет хорошую историческую основу. Как недавно написала Паула Фредриксен: «В древности… культ – это этническое обозначение; а этническая принадлежность — это культовое обозначение»1. Так и было для евреев вплоть до современности и в немалой степени остается таковым и сейчас2. В этой книге термин «Иудаизм» будет использоваться для удобства обозначения этой части еврейской жизни, которая была связана с послушанием Богу, поклонением и верой, хотя я признаю, что этот термин является анахронизмом.

Храм в Иерусалиме был одним из самых впечатляющих культовых центров древнего мира и славился на весь известный мир своим величием и великолепием. В отличие от большинства других народов, имевших множество культовых центров, израильтяне совершали все свои жертвоприношения в одном месте, в Иерусалимском Храме, на протяжении веков — от реформы Иосии в седьмом веке до н.э.[автор использует BC e AD!] до тех пор пока Второй Храм не был разрушен в 70 г. н.э. (по крайней мере, официально). Когда существовал Храм, большинство евреев организовывали свою религиозную жизнь вокруг его праздников и обрядов, его священников и священнодействий; евреи, живущие далеко в Александрии и подобных местах присылали пожертвования. По крайней мере теоретически [в принципе], все израильтяне должны были совершать паломничество в единый храм в Иерусалиме три раза в год, чтобы отмечать великие праздники. Это обеспечило организующий и объединяющий принцип для всех людей, преодолевающий[принцип] многие разногласия и различия. Однако даже это не всегда имело место, поскольку были группы, такие как люди свитков Мертвого моря, которые отвергали Иерусалимский храм как порочный.

Однако после того, как Храм был разрушен в 70 году н.э., партия была начата заново. Некоторые евреи хотели продолжать жертвоприношения, насколько это было возможно, в то время как другие полностью отказались от такой практики. Некоторые евреи думали, что обряды очищения, которые были важны во времена Храма, все еще нужно практиковать, в то время как другие считали, что они не имеют значения. Более того, существовали разные толкования Торы, разные системы представлений о Боге, разные понимания того, как практиковать Закон. В Иерусалиме, который был заново основан священниками и учителями (книжниками [писцами]), вернувшимися из вавилонского изгнания (538 г. до н. э.), были разработаны новые религиозные идеи и практики, многие из которых были приняты группой под названием фарисеи, которые, по-видимому, довольно агрессивно продвигали эти идеи среди евреев за пределами Иерусалима, практикующими другие традиционные обычаи, среди так называемых «людей земли», среди тех, кто не ушел в изгнание в Вавилон.

Так что быть религиозным евреем тогда было гораздо сложнее, чем сейчас. Раввинов еще не было, и даже священники в Иерусалиме и в окрестностях были разделены между собой. И не только это: многие евреи как в Палестине, так и за ее пределами, в таких местах, как Александрия египетская, имели очень разные представления о том, что значит быть хорошим, набожным евреем. Некоторые считали, что для того, чтобы быть кошерным евреем, нужно верить в одну божественную фигуру, а любая другая вера была просто идолопоклонством. Другие верили, что у Бога есть божественный заместитель, или посланник, или даже сын, возвышенный над всеми ангелами, который действует как посредник между Богом и миром в творении, откровении и искуплении. Многие евреи верили, что искупление будет совершено человеком, настоящим скрытым отпрыском дома Давида — Анастасием [Anàstasis - воскресение], — который в определенный момент возьмет скипетр и меч, победит врагов Израиля и вернет его к былой славе. Другие считали, что искупление будет совершено той же второй божественной фигурой, упомянутой выше, а вовсе не человеком. А третьи верили, что эти двое были одним и тем же, что Мессия Давид и будет божественным Искупителем. Как я уже сказал, запутанное дело.

В то время как на сегодняшний день почти все, христиане и нехристиане, с радостью относятся к Иисусу - человеку, как к еврею, я хочу пойти дальше. Я хочу, чтобы мы увидели, что и Христос — божественный Мессия — еврей. Христология, или ранние представления о Христе, также является еврейским дискурсом, и точно не (как стало гораздо позже) дискурсом антиеврейским. Многие израильтяне во времена Иисуса ожидали Мессию, который будет божественным и придет на землю в образе человека. Таким образом, основные лежащие в основе мысли, из которых выросли и Троица, и воплощение, находятся в том самом мире, в котором родился Иисус и в котором его рождение был впервые описано в Евангелиях от Марка и Иоанна.

Вы можете задаться вопросом, почему эти различия, взятые из очень далекого прошлого, должны иметь значение для кого-либо в наши дни. Одно отличие, которое я ожидаю от этого обсуждения, заключается в том, что евреи и христиане должны будут в будущем начать рассказывать друг о друге уже другие истории. С одной стороны, христиане больше не смогут утверждать, что евреи умышленно, как единое тело, отвергли Иисуса как Бога. Такие представления об евреях привели к глубокой, болезненной и кровавой истории антииудаизма и антисемитизма. Многие древние евреи просто приняли Иисуса как Бога, и они сделали это, потому что их верования и ожидания привели их к этому. Другим, хоть и придерживавшимся схожих представлений о Боге, было трудно поверить, что именно этот, казалось бы, ничем не примечательный еврей был тем, кого они ждали.

С другой стороны, евреи должны перестать поносить христианские представления о Боге как просто набор «не-еврейских», может быть, языческих и во всяком случае причудливых фантазий. Бог в человеческом теле! Признание этих идей глубоко укоренившимися в древнем комплексе еврейских религиозных представлений, возможно, не приведет нас, евреев, к их принятию, но, безусловно, должно помочь нам осознать, что христианские идеи не чужды нам; это наши собственные детища, а иногда, быть может, и самые древние из всех израильско-иудейских идей. С другой стороны, некоторые современные «либеральные» христианские апологеты, такие как Филип Пуллман (автор «Темных начал»), должны перестать отделять «хорошего Иисуса» от «плохого Христа». Я предполагаю, что Иисус и Христос были одним целым с самого начала движения Иисуса. Невозможно больше думать о каком-то этическом религиозном учителе, который впоследствии был возведён в божественное состояние под влиянием чуждых греческих представлений, а его так называемое первоначальное послание было искажено и утеряно; идея Иисуса как бого-человеческого Мессии восходит к самому началу христианского движения, к самому Иисусу и даже раньше.

Чеклисты и семьи: евреи христиане и не-христиане

Термины «евреи-христиане» и «евреи-нехристиане», которые я различаю в этой книге, могут удивить людей, которые думают о христианах и евреях как о противоположностях. Но если мы внимательно посмотрим на первые несколько столетий после Христа, мы начнем видеть, что именно так мы должны смотреть на историю религии евреев того времени. Однако прежде чем мы доберемся до этого, может быть полезно бросить вызов некоторым из наших устоявшихся предположений о том, чем являются религии.

Для наших современников религии — это фиксированные наборы убеждений с четко определенными границами. Обычно мы спрашиваем себя: какие убеждения запрещает христианство или каких практик оно требует? Мы задаем аналогичные вопросы в отношении иудаизма, индуизма, ислама и буддизма, так называемых великих мировых религий. Такое понимание, конечно, делает бессмыслицей идею о том, что можно быть и евреем, и христианином, делая ее [идею] просто противоречием терминов. Евреи не подходят под определение христиан, а христиане не подходят под определение евреев. Между этими двумя религиями существует простая несовместимость, из-за которой невозможно быть обеими. В этой книге я буду утверждать, что эта концепция не всегда соответствует фактам и, что, в частности, она вообще плохо отражает положение иудаизма и христианства в первые века.

Обычно мы определяем членов религий, используя своего рода контрольный список [чеклист]. Например, можно сказать, что если кто-то верит в Троицу и в воплощение, то он является членом религии христианства, а если нет, то он не является полноправным членом этой религии. Можно было бы сказать, наоборот, что если кто-то не верит в Троицу и в воплощение, то он является членом религии иудаизма, но если он верит в эти вещи, то он им не является. Можно также сказать, что если кто-то соблюдает Шаббат в субботу, ест только кошерную пищу и обрезает своих сыновей, то он является членом иудейской религии, а если нет, то он не является членом иудейской религии. Или, наоборот, если какая-то группа считает, что все должны соблюдать субботу, есть только кошерную пищу и обрезать сыновей, то они не христиане, но если они считают, что эти обычаи были замещены, то они христиане. Это, как я уже сказал, наш обычный взгляд на такие вещи.

Однако такой способ категоризации людских религий сталкивается с трудностями. Во-первых, кто-то должен составлять контрольные списки. Кто решает, какие именно убеждения лишают человека права быть евреем? На протяжении всей истории эти решения принимались определенными группами людей или отдельными лицами, а затем навязывались другим людям (которые, однако, могли отказаться — если только у тех, кто принимал решения, не было армии). Это немного похоже на списки «национальности» [раса] в переписи населения. Некоторые из нас просто отказываются ставить галочку в ячейке, определяющей нас как европейца, латиноамериканца или афроамериканца, потому что мы не идентифицируем себя таким образом, и только законы, суды или армия могут заставить нас сделать это, если захотят. Конечно, кто-то станет утверждать, что решения о евреях и христианах (не американцах) были приняты Богом и открыты в том или ином Писании, тем или иным пророком, но это вопрос веры, а не науки. Ни вера, ни богословие не должны играть роли в попытке описать то, что было, в противоположность тому, что должно было быть (в соответствии с тем или иным религиозным авторитетом).

Еще одна большая проблема, которую эти контрольные списки не могут решить, связана с людьми, чьи убеждения и поведение представляют собой смесь характеристик из двух списков. В случае с евреями и христианами эта проблема просто так не исчезнет. В течение столетий после смерти Иисуса были люди, которые верили в божественность Иисуса как воплотившегося Мессии, но также настаивали на том, что для спасения они должны есть только кошерную пищу, соблюдать Шаббат, как это делают другие евреи, и обрезать своих сыновей. Речь идет о многочисленной среде, где многие люди, казалось бы, думали, что нет никакой проблемы в том, чтобы быть и евреем, и христианином. Более того, многие из тех самых пунктов, которые впоследствии составят контрольный список для того, чтобы определить еврея или христианина, в то время вообще не образовывали демаркационной линии. Что нам делать с этими людьми?

На протяжении целого ряда поколений после пришествия Христа разные последователи и группы последователей Иисуса придерживались самых разных богословских взглядов и исполняли самые разнообразные обряды в соответствии с еврейским законом своих предков. Один из наиболее важных вопросов касался отношений между двумя существами [сущностями], которые в конечном итоге стали первыми двумя лицами Троицы. Многие христиане верили, что Сын или Слово (Логос) подчинен Богу-Отцу и даже сотворен им; другие полагали, что, хотя Сын был несотворен и существовал до начала времен, все же Он был лишь подобен по своей сущности Отцу; третья группа считала, что между Отцом и Сыном нет никакой существенной разницы. Существовали также очень резкие различия в практике между христианами и христианами: некоторые христиане соблюдали большую часть иудейского закона (или весь закон), некоторые соблюдали некоторые правила, но отбрасывали другие (например, апостольское правило Деяний), а третьи считали, что христиане (даже родившиеся евреями) должны отменить весь закон и выкинуть его на свалку. Наконец, были христиане, которые предпочитали считать Пасху формой еврейского Песаха, который нужно правильно истолковать Иисусом как Агнцем Божьим и пасхальной жертвой, в то время как другие решительно отрицали такую связь. Подобную аналогию мы можем увидеть и в практическом исполнении: первая группа праздновала Пасху в то же время, когда евреи праздновали Пасху, тогда как вторая так же энергично настаивала на том, что Пасха не должна быть тогда, когда евреи празднуют Пасху. Было и много других конфликтных моментов. До начала четвертого века все эти разные группы и разные люди называли себя христианами, а немало именовали себя и иудеями, и христианами.

Чеклисты и имперская религия

Подход в стиле «чеклист», нацеленный на полное разделение между христианами и нехристианами, между евреями и неевреями, развился во времена христианской Римской империи, которая постаралась сделать все возможное, чтобы разобраться во всем этом беспорядке.

В течение многих лет считалось, что ранний период неопределенности закончился окончательным «расхождением путей», которое произошло либо в первом, либо во втором веке. Аргумент был двояким. С одной стороны, Храм был настолько объединяющей силой, что другие формы разнообразия были гораздо более терпимы, не угрожая сути еврейской идентичности. После разрушения Иерусалимского храма римлянами в 70 г. от Р.Х. пришлось изобретать другие способы обеспечения подобной идентичности, отсюда и изобретение иудейской ортодоксии, которая привела к исключению последователей Иисуса. С другой стороны, нам говорят, что именно отхождение христианства от этого ядра привело к расхождению путей. Я утверждаю, что подобное разнообразие не закончилось с разрушением Храма и продолжалось и после этого события. Многие до недавнего времени считали (а некоторые до сих пор считают), что он закончился Собором в Явне, который якобы состоялся примерно в 90 г. от Р.Х. (подобно великим христианским вселенским соборам четвертого и пятого веков), на которых были упразднены все сектантские различия: все евреи согласились следовать фарисейско-раввинистической традиции, а те, кто этого не сделал, были изгнаны и покинули еврейскую общину. Но эта точка зрения была в значительной степени опровергнута недавними исследованиями. Она была изобретена учеными более или менее по образцу великих позднеантичных христианских соборов, на которых распространялась христианская ортодоксия, особенно по образцу знаменитого Никейского собора и его преемника Константинопольского собора.

В 381 г. в Константинополе был предпринят решительный шаг к устранению разногласий, основанных на полувековых переговорах после Никейского собора. В 318 г. новообращенный император Константин созвал в Никеe (современный Изник ​​в Турции) на Вселенский Собор епископов со всего христианского мира, чтобы разобраться во всем этом и восстановить мир в христианских церквях и общинах после долгих разногласий, конфликтов и ожесточения между ними.

Некоторые из основных вопросов, затронутых в Никее, были вопросами веры, такими как точное определение отношений между Отцом и Сыном. Другие были практическими вопросами, такими как правильная дата Пасхи и ее связь с еврейским Песахом. Именно здесь, в Никее, по первому вопросу было решено, что Сын единосущен Отцу, то есть это два лица одной и той же божественной субстанции. Пасха была раз и навсегда отделена в православных церквах от ее календарной и тематической связи с Песахом. В конце концов то, что было достигнуто в Никее и Константинополе, было провозглашением христианства, полностью отделенного от иудаизма. Поскольку христианство не могло определить свои границы на основе этнической принадлежности, географического положения или даже происхождения, поиск четких путей отделения от иудаизма был срочно необходим, и эти соборы энергично преследовали эту цель. Это имело и вторичный исторический эффект, заключавшийся в том, что власть Римской империи и ее церковных авторитетов встала за существованием [то есть определяла] полностью отделенного от христианства «орто-доксального» иудаизма. Таким образом, по крайней мере с юридической точки зрения, иудаизм и христианство стали совершенно отдельными религиями в четвертом веке. До этого никто (кроме Бога, конечно) не имел власти говорить людям, были они или не были евреями или христианами, и многие выбирали и то, и другое. Во времена Иисуса все, кто следовал за Иисусом, и даже те, кто верил, что он был Богом, были евреями!

Решения, принятые в Никее, также вбили мощный клин между традиционными еврейскими верованиями и практиками и свежеиспеченным ортодоксальным христианством. Определив Сына как полностью равноправного с Отцом и настаивая на том, что Пасха не имеет связи с Песахом, обе эти цели были достигнуты. В период между Никеей и Константинополем, многие люди, считавшие себя христианами, были вырваны из христианства. В особенности христиане, исповедовавшие иудаизм, хотя бы лишь тем, что отмечали Пасху на Песах (на протяжении нескольких столетий так делала практически вся церковь Малой Азии), объявлялись еретиками. Никея фактически создала то, что мы теперь понимаем как христианство, и, как ни странно, то, что мы теперь понимаем как иудаизм.

На протяжении семи десятилетий между Никейским и Константинопольским соборами, в результате упомянутого процесса отбора, разные варианты веры или христианства были отброшены, в особенности возможность быть и христианином, и иудеем одновременно. Нельзя было одновременно верить в Иисуса и ходить в синагогу в субботу: это было недопустимо. Кроме того, говорят никейские законодатели Церкви, нужно верить, что Отец и Сын — отдельные личности, но совершенно одной и той же сущности. Бог от Бога, как гласит формула; если нет - говорят эти законодатели - то ты не христианин, а еврей и еретик. Эти усилия сделать разделение абсолютным еще больше способствовали большому количеству анти-еврейского дискурса в то время, и он продолжался почти до наших дней (и еще не совсем умер). Прекрасным образцом подобного развития событий были проповеди «Против иудеев» епископа Иоанна Златоуста (ок. 349–407).

Одним из самых ревностных защитников нового православия был святой Иероним. Носитель не совсем христианского имени, Иероним (347–420 гг. от Р.Х.), тем не менее, был одним из самых важных христианских ученых, мыслителей и писателей конца четвертого и начала пятого веков. Считающийся Римской церковью одним из четырех «учителей церкви»[Sant’Ambrogio, Agostino da Ippona, San Girolamo e Papa Gregorio I], он перевел Библию с древнееврейского и греческого языков на латинскую Вульгату (этот перевод продолжает оставаться официальной латинской Библией католической церкви). Он также был одним из самых важных переводчиков важных раннегреческих христианских писателей на латынь (особенно произведений Оригена).

У нас есть замечательная, живая коллекция его писем, написанных его более известному коллеге святому Августину Иппонскому, коллеге-учителю Римской церкви, о наилучших стратегиях защиты этой новой ортодоксии. В одном из таких писем он заявил:

В наши дни среди иудеев во всех синагогах Востока существует секта, которая называется сектой минеев, и она даже теперь осуждается фарисеями. Приверженцы этой секты обычно известны как назореи; веруют во Христа Сына Божия, рожденного от Девы Марии; и говорят, что Тот, Кто пострадал при Понтии Пилате и воскрес, есть Тот же, в Кого мы верим. Но хотя они желают быть и иудеями, и христианами, они не являются ни теми, ни другими.

Внимательный взгляд на текст Иеронима прояснит некоторые моменты, на которые я обращал внимание. Иероним описал группу людей, веривших в православный Никейский символ веры: Христос — сын Божий, он родился от Девы, был распят и страдал, воскрес. Но они также считали себя евреями — молились в синагогах, соблюдали Шаббат, придерживались кошер и других правил.

На самом деле они рассматривали «христиан» и «иудеев» вовсе не как две раздельные категории, а как одну сложную категорию. Предположительно, они также практиковали какой-то еврейский ритуал, хотя из заявления Иеронима неясно, что именно это было. Иероним противостоит их заявлению о том, что они христиане, потому что они утверждали, что они евреи; он отрицал их заявление о том, что они евреи, потому что они утверждали, что они христиане. И он определенно отрицал возможность быть обоими, потому что это было невозможно в мировоззрении Иеронима. Для него (и для нас тоже) это были взаимоисключающие возможности. Однако для этих иудеев, исповедовавших Никейский символ веры, противоречия не было. Точно так же, как сегодня есть евреи-хасиды, некоторые из которых верят, что Мессия пришел, умер и воскреснет, и евреи, которые полностью отвергают хасидское движение, но все считаются евреями, так и в древности были евреи, которые были верующими во Христа и евреи, которые не верили, но все были евреями. Если использовать другое яркое сравнение, хоть и не совсем точное, то это как если бы евреи-нехристиане и евреи-христиане были больше похожи на современных католиков и протестантов, чем на современных евреев и христиан — как части одной религиозной группы, не всегда живущие в гармонии или признающие легитимность друг друга, но все же в каком-то очень важном смысле постигаемые как единое целое.

Чтобы защитить ортодоксальное представление об абсолютном различии между евреями и христианами, Иерониму пришлось «изобрести» третью категорию — ни христиан, ни иудеев. Иероним, подкрепленный указами Никейского собора императора Константина и законом Римской империи, кодексом императора Феодосия, довольно властно заявил, что некоторые люди просто не христиане; что еще более удивительно, он утверждал, что они при этом и не евреи, потому что они не соответствуют его определению евреев. Ни у кого до Константина не было власти объявить кого-то не-христианами или не-евреями.

Иероним в этом письме также рассказывает нам кое-что о руководителях синагог: они также осуждали этих людей как не-евреев, таким образом применяя аналогичный контрольный список для исключения людей из группы.

Но и это еще не все. Иероним дает очаровательные названия этой секте неевреев-нехристиан. Он называет их, как мы видели, миним и назореи. Эти имена, какими бы загадочными они ни казались на первый взгляд, на самом деле вовсе не являются загадками. Они относятся к двум терминам, используемым в раввинской молитве против сектантов, которая, по сути, впервые засвидетельствована Иеронимом в пятом веке (хотя более ранние ее формы известны с третьего века). В этой молитве, повторяемой в синагогах, евреи обычно говорили: «И для миним и для ноцрим да не будет надежды».

Термин «миним» буквально означает «варианты [виды, разновидности]». Евреев, не принадлежащих к группе, которую раввины хотят определить как кошерную, они называют «разновидностями» евреев, не совсем мейнстримом. Сюда входили евреи, которые не совсем правильны с галахической/богословской точки зрения, например, последователи Иисуса, но все же евреи. Второй термин, ноцрим (латинизированный как назареи), гораздо более конкретен, поскольку относится к Назарету и, таким образом, явно к христианам. Вероятно, это та самая молитва, на которую Иероним ссылается в своем письме, поскольку предполагаемое осуждение фарисеями содержит именно эти два названия группы. Слово «миним», по-видимому, означает сектантов в общем смысле, в том числе таких, которые следуют еврейскому закону, но исповедуют Никейский символ веры. Слово «Ноцрим» (назореи) представляет собой конкретную ссылку на христианский характер этих евреев. Но, согласно свидетельству Иеронима, даже это не является осуждением иудеями христиан в целом, а скорее относится к тем несчастным, которые не смогли должным образом различить и думали, что они и те, и другие. Полная делегитимация иудеев-и-христиан, которую Иероним стремится осуществить в своем письме к Августину, объявив их «ничем», раввины (которых он анахронически называет «фарисеями») пытаются добиться посредством проклятия тех же самых иудеев-и-христиан, приходящих в синагогу. В то время как оба, несомненно, гневно отрицали бы это, Иероним и раввины участвуют в своего рода заговоре, чтобы лишить легитимности этих людей, которые считали себя одновременно и евреями, и христианами, заговор, при котором бы контрольные списки оставались абсолютно ясными и недвусмысленными.

Как мы видим, эти, казалось бы, безобидные чеклисты на самом деле являются инструментом власти, а не просто списками. Если, гремит голос Иеронима, ты веришь в Никейский символ веры, то выйди из синагоги, и ты будешь христианином. Если вы останетесь в синагоге и отбросите веру в христианское учение, то фарисеи согласятся называть вас евреем. Правильно заполните поля в чеклисте, иначе вы не христианин и не еврей. Сам факт того, что Иерониму и раввинам нужно было бороться с этими миним, с этими назореями, которые считали себя и иудеями, и христианами, предполагает, что они действительно существовали, и в достаточном количестве, чтобы вызывать беспокойство.

Нам нужен способ осмысления разнообразия еврейского религиозного опыта — особенно в решающий ранний период — который успешно объясняет смешение и водоворот различных течений мысли в более широком и сложном поле различий и сходств, способ, который позволит нам говорить и о раввинах, и о ноцрим как об историческом, а не нормативном выражении иудаизма.

Вместо чеклиста того, кто является евреем, который, как мы видели, неизбежно приводит к произвольным исключениям, мы могли бы использовать идею семейного сходства, чтобы воссоздать период религиозной изменчивости, последовавший за смертью Иисуса. Как заметил один литературовед, «члены одной семьи имеют множество сходных черт: глаза, походка, цвет волос, темперамент. Но — и это ключевой момент — не обязательно должен быть какой-то один набор черт, общих для всех членов семьи». Может быть есть одна черта, объединяющая всех членов иудео-христианской семьи — восприятие Еврейских писаний ка откровение. Точно так же была одна черта, которую можно было бы назвать общей для всех древних групп, которые мы могли бы назвать (анахронически) христианскими, а именно, некая форма быть учениками Иисуса. Тем не менее, эта черта едва ли обладает достаточным богатством и глубиной, чтобы создать описательно продуктивную категорию, поскольку во многих других жизненно важных аспектах те группы, что последовали за Иисусом, и те группы, которые его игнорировали, были похожи друг на друга. Иными словами, группы, которые игнорировали или отвергали Иисуса, могли иметь некоторые очень важные другие черты (например, веру в Сына Человеческого), которые связывали их с группами Иисуса и отделяли их от других евреев, не исповедовавших Иисуса. С другой стороны, некоторые евреи последователи Иисуса могли иметь аспекты своей религиозной жизни (следуя фарисейской или даже раввинистической галахе), которые больше сближали их с некоторыми евреями, не исповедующими Иисуса, чем с другими людьми Иисуса. Более того, некоторые группы Иисуса могли относиться к Иисусу в форме более похожей на то, как другие еврейские группы, не исповедующие Иисуса, относились к другим пророкам, лидерам или Мессиям, чем к тому, как другие группы Иисуса относились к Иисусу. То есть некоторые иудеи в первом веке в Палестине, возможно, ожидали Мессию, который будет воплощением божественного, но отвергали Иисуса как такового, в то время как некоторые другие евреи, принявшие Иисуса, не воспринимали его как о божественного, а только как человеческого Мессию. Таким образом, модель семейного сходства кажется подходящей для того, чтобы говорить об иудаизме, включающем в себя и раннее христианство. Это расширенное понимание «иудаизма» полностью допускает включение самой ранней евангельской литературы в свою круг своей компетенции, тем самым делая самые ранние и в некотором роде наиболее основополагающие тексты христианства — иудейскими.

Еврейские Евангелия

К настоящему времени почти все признают, что исторический Иисус был евреем, следовавшим древним иудейским обычаям. Также растет признание того, что сами Евангелия и даже послания Павла являются неотъемлемой частью религии Народа Израиля в первом веке от р.Х. Менее признано то, в какой степени идеи, связанные с тем, что мы называем христологией, историей Иисуса как божественно-человеческого Мессии, также были частью (может быть даже интегральной) еврейского разнообразия того времени.

Сами Евангелия, если их читать в контексте других еврейских текстов того времени, раскрывают это очень сложное разнообразие и привязанность к другим вариантам «иудаизма» того времени. Есть черты, которые связывают Евангелие от Матфея с одним направлением «иудаизма» первого века, в то время как другие черты связывают Евангелие от Иоанна с другими течениями. То же самое касается Марка и даже Луки, которого обычно считают «наименее еврейским» из Евангелий.

Стирая границы между «иудеями» и «христианами», мы проясняем историческое положение и развитие раннего «иудаизма» и христианства. Мы можем гораздо лучше понять значение наших исторических документов, в том числе и Евангелий, когда представим себе положение дел, более точно отражающее социальную ситуацию на земле того времени, социальную ситуацию, в которой верующие в Иисуса из Назарета и те, кто не последовал за ним, были скорее смешаны друг с другом, чем разделены на две четко определенные сущности, которые мы знаем сегодня как иудаизм и христианство.

Среди этих различных типов евреев мы найдем «прозелитов, боящихся Бога и герим». «Прозелиты» были неевреями, которые полностью присоединились к еврейскому народу и стали евреями, в то время как «боящиеся Бога» идентифицировались как греки и язычники, но придерживались Бога Израиля и синагоги, потому что они восхищались религией Единого Бога. Герим, пришельцы или пришельцы-резиденты, были язычниками, которые жили среди евреев на «их» земле. Таким образом, от них требовалось соблюдать определенные законы Торы, а также они получали определенную защиту и привилегии. Недавно было указано, что от герим требовалось в точности соблюдать законы, изложенные в Деяниях для язычников-последователей Иисуса, что давало, таким образом, даже им место в доме Израиля. Говорить о границах иудаизма и христианства гораздо сложнее (и интереснее), чем мы могли подумать раньше.

Вера в Иисуса была одной из многих пересекающихся форм комплекса практик и убеждений, которые мы сегодня называем иудаизмом. Но не ясно, является ли это самым интересным или важным различием между всевозможными еврейскими группами с точки зрения того времени, в отличие от точки зрения нашего времени, зависящей от всей прошедшей истории. Евреи, которые не приняли Иисуса из Назарета, разделяли многие идеи с евреями, которые это сделали [приняли], в том числе идеи, которые сегодня подчеркивают абсолютное различие между двумя религиями, иудаизмом и христианством. Некоторые из этих идей были очень близки, если не идентичны, идеям Отца и Сына и даже воплощения. Не обращать на это внимания — значит продолжать совершать богословски обоснованный анахронизм, рассматривая евреев (и, следовательно, также еврейский народ Иисуса) как более или менее «еврейских» в той мере, в какой они приближаются к религии — устным и воплощенным практикам — раввинов.

Моя история — это одна из тех возможностей, отброшенных авторитетами, как ортодоксальными христианскими лидерами, такими как Иероним, с одной стороны, так и «ортодоксальными» (для иудаизма этот термин является анахронизмом и, возможно, даже неправильным) раввинскими или «фарисейскими» авторитетами, с другой. К чему может привести пересмотр этих возможностей, невозможно предсказать заранее. Одно из самых надежных представлений об абсолютной разнице между иудаизмом и христианством состоит в том, что христиане верят, что Иисус был Сыном Божьим. Итак, начнем наше путешествие оттуда.

1Paula Fredriksen, “Mandatory Retirement: Ideas in the Study of Christian Origins Whose Time Has Come to Go,” in Israel’s God and Rebecca’s Children: Christology and Community in Early Judaism and Christianity: Essays in Honor of Larry W. Hurtado and Alan F. Segal, ed. David B. Capes et al. (Waco, TX: Baylor University Press, 2007), 25.

2I will be developing this idea further in a forthcoming book, entitled How the Jews Got Religion (New York: Fordham University Press, 2013).