«Московские процессы»
Опыт критики антинаучной фактологии либерализма. Часть 7
[Первую часть статьи Н. Федотова «Антинаучная методология либерализма. Доклад «о культе личности и его последствиях»: ложь мирового масштаба» читайте в «Прорыве» №1 (47) 2016. Вторая, третья и четвертая части, представляющие собой исследование либеральной лжи по поводу проблем коллективизации, помещены в «Прорыве» №5 (51) 2016, №1 (52) 2017 и №2 (53) 2017. В пятой и шестой части начато исследование мифа о «сталинских репрессиях» №4 (55) 2017 и №1 (57) 2018.]
Очередной антисоветский миф заключается в том, что Сталин уничтожил «ленинскую гвардию», а для того, чтоб опорочить «соратников Ленина», инициировал публичные судебные процессы. Процессы эти, якобы, были полностью фальсифицированы, показания от подсудимых были получены при помощи пыток и угроз, никаких преступлений они не совершали, а расстреляны были потому, что «Сталин не терпел инакомыслия». Надо сказать, что данный миф - изобретение вовсе не буржуазных борзописцев, а хрущевских оппортунистов и троцкистов.
Марксистский диалектический метод отличается от буржуазных тем, что рассматривает частные явления (то есть те или иные события) как проявление действия законов общественного развития. Это чрезвычайно важно в условиях, когда большой объем эмпирических данных скрыт от исследователя, а то и вовсе уничтожен, и требуется в условиях дефицита таких данных получить верное представление о том или ином периоде или событии.
Вот и остановимся, для начала, именно на таких, наиболее общих моментах, которые в дальнейшем помогут нам установить истину по вопросу о «московских судебных процессах».
Итак, первое. «Ленинскую гвардию» или «ленинские кадры», которые, якобы, избивал Сталин, придумал Хрущев. На самом же деле, у большевиков с грамотными марксистами, освоившими материалистическую диалектику на высоком уровне, было туго. Под руководством Ленина в ЦК большевистской партии состояли и откровенно оппортунистические элементы, вроде Троцкого, Зиновьева, Каменева и пр. Сам факт, что их деятельность в период Октябрьской революции и Гражданской войны направлялась Лениным, не превращает их в «ленинские кадры». Тем более, что даже под ленинским руководством Каменев с Зиновьевым обнародовали план большевистского переворота, а Троцкий предательски оттягивал заключение Брестского мира. Только безошибочность ленинских решений и страх за свою шкуру (ибо белые повесили бы всех скопом) заставляли этих господ отказаться от еще более активного противодействия ленинской платформе. Однако уже после смерти Ленина вся эта публика при помощи формально-демократических процедур попыталась протащить оппортунистическую линию. Большого труда стоило Сталину разгромить все эти правые и левые платформы сначала теоретически, а потом и структурно, то есть вычистить оппортунистов из партии.
Ленинскими кадрами можно считать лишь тех, кто мыслил по-ленински, то есть владел марксистской диалектикой на ленинском уровне. Тех же, кто в разное время примыкал то к одним, то к другим оппортунистическим течениям, нет никаких оснований считать ленинскими кадрами.
Второе. Оппортунизм нельзя рассматривать просто как «другое мнение на построение коммунизма». Надо понимать, что истина конкретна, поэтому в данных условиях не может быть никаких двух или нескольких одинаково верных путей построения коммунизма. Определение верного пути - научная задача, имеющая лишь одно решение. И если это верное решение найдено, то отстаивание некого «альтернативного взгляда», использование демократических процедур, вроде дискуссий, для пропаганды своего мнения - это игра в буржуазные ворота. Троцкий, Зиновьев, Каменев, Рыков, Бухарин не просто в силу своей научно-теоретической безграмотности и бессовестности не поняли верности сталинской линии, но, будучи разгромлены теоретически, продолжали свои ошибочные (то есть ведущие к поражению коммунизма, оппортунистические) взгляды пропагандировать.
Правда, тактика у оппортунистов была разной. Троцкий пошел по пути открытой борьбы со Сталиным, открыто пропагандировал необходимость отстранения Сталина от власти и вел в международном масштабе работу по расколу мирового коммунистического движения. В то же время, троцкисты не отказывались и от подпольной работы в СССР. Зиновьевцы и бухаринцы же пошли по пути двурушничества. То есть формально признали свои ошибки, добились восстановления в партии, но от борьбы со сталинской линией не отказались.
Историческая практика показывает, что, пожалуй, нет той подлости, на которую не пошли бы оппортунисты в ходе борьбы с коммунистическим движением. И поскольку усиление классовой борьбы по мере роста успехов коммунистического строительства есть объективный закон, постольку оппортунисты, как агентура буржуазии в коммунистическом движении, все меньше и меньше разборчива в средствах борьбы за интересы капитала.
Третье. Всех оппортунистов отличает беспринципность. Не бывает принципиальных оппортунистов. Тот же Троцкий, который, боролся с Лениным до революции, без зазрения совести вступил в большевистскую партию в самый канун революции, но продолжал вредить Ленину. После смерти Ленина он активно противодействовал ленинской линии, проводимой уже Сталиным. А после окончательного размежевания с ВКП(б), в эмиграции, объявил себя лидером «большевиков-ленинцев». Зиновьев так и вовсе, то Троцкого поддерживал, то Сталина, то опять Троцкого по разным вопросам. Нет развитого научного мировоззрения - нет принципов, зато есть непомерные амбиции и жажда власти. Вполне естественно, что вокруг «оппозиционеров» группировалась и соответствующая публика - наиболее невежественная, подлая и беспринципная, затаившая обиду, готовая на любые пакости, ради мести.
Вот и спрашивается, представляли ли эти люди питательную среду для иностранных разведок? Да, безусловно. Могли ли быть у этой беспринципной публики некие принципы, которые бы, к примеру, исключали возможность применения террора как метода борьбы? Вряд ли. Хватило бы этим господам беспринципности, чтоб одновременно восхвалять Сталина и гадить в хозяйственных вопросах, дабы обеспечить провал сталинской индустриализации и коллективизации? Хватило бы.
Четвертое. Хрущевско-троцкистская версия, подхваченная буржуазией, содержит в себе серьезное противоречие. Если троцкисты-зиновьевцы-бухаринцы были полностью разгромлены еще в конце 20-х годов, а в начале 30-х многие из них были восстановлены в партии и назначены на довольно значимые посты, где работали вполне честно, то какой смысл обрушивать на них репрессии? Рациональных объяснений этому данная версия не дает. Вот что Хрущев сообщил на ХХ съезде:
«Обращает на себя внимание то обстоятельство, что даже в разгар ожесточенной идейной борьбы против троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев и других к ним не применялись крайние репрессивные меры. Борьба велась на идейной основе. Но через несколько лет, когда социализм был уже в основном построен в нашей стране, когда были в основном ликвидированы эксплуататорские классы, когда коренным образом изменилась социальная структура советского общества, резко сократилась социальная база для враждебных партий, политических течений и групп, когда идейные противники партии были политически давно уже разгромлены, против них начались репрессии».
Ну и вдобавок обвиняет Сталина в нетерпимости к инакомыслию и коллегиальности. То есть получается, что репрессии на них обрушились потому, что Сталин - «плохой». Это, конечно, чёрти что, а не научный подход...
Зачем репрессировать тех, кто сопротивление прекратил? В буржуазной историографии преобладает версия, что Сталин «уничтожал инакомыслящих» для «укрепления своей власти». Постойте! Но тогда получается, что эти инакомыслящие все же были, причем несмотря на то, что их разгромили теоретически. Более того, это инакомыслие имело то или иное проявление. Ведь у органов НКВД не было миелофона, чтоб с точностью определить, кто мыслит «инако», а кто нет. Да и нет решительно никаких рациональных причин репрессировать тех, у кого это «инако» идет не дальше мыслей. Тогда надо ответить на вопрос, в чем же все-таки проявлялось, к примеру, инакомыслие троцкистов и зиновьевцев, чтоб можно было установить меру общественной опасности их деяний.
Есть, конечно, еще и вариант, что, на самом деле, никаких «инакомыслящих» не было, а все бывшие политические противники сталинского курса, действительно, признали его верность и честно трудились во благо коммунизма. Тогда получается, что кто-то все эти обвинения против них выдумал. Но тогда остается открытым вопрос мотива. То есть, зачем и кем это было сделано? Учитывая не очень хорошую ситуацию с кадрами в компартии, неужели те же Зиновьев, Каменев, Бухарин и другие не пригодились бы на ответственных постах, коли уж они реально и честно отказались от своих взглядов и борьбы с партийной линией? Если кому и был смысл фабриковать дела, фальсифицировать доказательства и делать преступников из невиновных людей, честных коммунистов, так никак не советской власти, а, наоборот, ее врагам.
Но буржуазные борзописцы парируют. Дескать, Сталин намеренно записал троцкистов-зиновьевцев-бухаринцев в террористы, чтоб запугать все общество и, в особенности, партийные массы и повысить ответственность за любое высказываемое недовольство. Но тут буржуазные «историки» судят о коммунизме со своей буржуазной колокольни. Ведь подобные приемы как раз неоднократно в истории использовались и продолжают использоваться эксплуататорскими классами для реализации своих целей.
Марксисты, конечно, тоже не могут принципиально отрицать террор как инструмент подавления эксплуататоров, но применение террора коммунистами должно быть обосновано научно. И, на самом деле, это инструмент лишь для чрезвычайных условий, в которых находилась, к примеру, молодая советская республика в Гражданскую войну, когда террор широко использовался эксплуататорами. Но тут-то сталинское руководство обвиняют в том, что оно зачем-то развязало террор безо всякого обоснования, просто так, из «природной кровожадности». Понятно, зачем было создавать атмосферу страха в среде эксплуататоров в Гражданскую войну. Но зачем создавать такую атмосферу в обществе, которое строит коммунизм, и в среде коммунистов, которые этим строительством руководят? Понятно, что нужно выявлять и наказывать врагов, которые делу коммунизма вредят. Но давать отмашку массово фальсифицировать дела, делать «террористов» из тех, кто ими не является, выдумывать «центры» там, где их не было, с целью создать в обществе «атмосферу страха» - это все расходится с интересами построения коммунизма.
Таким образом, получается, что либо троцкисты-зиновьевцы-бухаринцы все же вредили строительству коммунизма и были наказаны справедливо, либо не вредили, и их наказали несправедливо, но тогда фальсификация дел была делом рук врагов коммунизма.
Пятое. Согласно все той же хрущевско-троцкистско-буржуазной версии, подсудимые на открытых процессах дали показания против себя под воздействием пыток и иных незаконных приемов психологического воздействия. Но, спрашивается, какой смысл делать в таком случае судебные процессы публичными? Ведь всегда существует вероятность, что кто-то из подсудимых открыто расскажет об этих пытках на весь мир, в присутствии не только советских, но и иностранных журналистов. Если принять версию о фальсифицированных доказательствах, то отказ от своих показаний любого из обвиняемых свел бы на нет весь «положительный» эффект от процесса. Очевидно, что об этом не могли не знать и все обвиняемые. Тем не менее, НИКТО из них от своих показаний не отказался и о применении пыток не заявил.
Мне, конечно, могут возразить, дескать, подсудимых могли и не пытать, а просто обманули, заставили сыграть определенные роли в обмен на сохранение жизни, а потом все же расстреляли. Позвольте, но ведь крупных процессов было три. Если на первом организаторы процесса и могли воспользоваться таким методом, то как быть с последующими? Тогда придется признать подсудимых круглыми идиотами, которые постоянно клевали на одну и ту же приманку.
Шестое. До сих пор не опубликованы уголовные дела по всем подсудимым, а это, как минимум, десятки томов. Есть только материалы процессов, и то не все материалы и не по всем процессам. Что касается критики, то опубликован доклад так называемой «комиссии Шверника», занимавшейся проверкой данных дел в начале 60-х годов и, якобы, установившей их фальсифицированность. Однако сами материалы проверки дел, на которые есть масса ссылок в докладе Хрущева, не опубликованы до сих пор. Что примечательно, никаких юридических последствий доклад «комиссии Шверника» не имел. Абсолютно ВСЕ основные подсудимые не были даже реабилитированы вплоть до конца 80-х годов. Не говоря уже о том, что понятия «реабилитация» вообще не было ни в советском уголовном, ни в уголовно-процессуальном законодательстве. Зато была прописана процедура отмены приговора через суд. Так вот приговоры эти отменены так и не были. А «реабилитация» в конце 80-х годов была проведена указом Президиума Верховного Совета (состоящего практически поголовно из тех самых оппортунистов), то есть даже не судебным органом. Хотя, казалось бы, если имелись юридически достоверные доказательства фальсификации дел, то были все основания отменять приговоры и, более того, начинать уголовное производство по фальсификаторам (если причастные к этому еще оставались в живых, конечно).
Седьмое. Историки-антикоммунисты одним из основных аргументов в пользу фальсифицированности московских процессов называют отсутствие или минимальное количество вещдоков и других объективных доказательств, предъявленных в судебном заседании. Они утверждают, будто бы все обвинение было построено исключительно на показаниях обвиняемых против себя и других. Однако, в силу специфики дел о заговорах, вещественных доказательств может и вовсе не быть, а показания участников приобретают исключительно важное значение. Вот что по этому поводу писал Вышинский:
«Нельзя требовать, чтобы в делах о заговоре, о государственном перевороте мы подходили с точки зрения того - дайте нам протоколы, постановления, дайте членские книжки, дайте номера ваших членских билетов; нельзя требовать, чтобы заговорщики совершали заговор по удостоверению их преступной деятельности в нотариальном порядке. Ни один здравомыслящий человек не может так ставить вопрос в делах о государственном заговоре. Да, у нас на этот счет имеется ряд документов. Но если бы их и не было, мы все равно считали бы себя вправе предъявлять обвинение на основе показаний и объяснений обвиняемых и свидетелей и, если хотите, косвенных улик». [Вышинский А.Я. Теория судебных доказательств в советском праве. М., 1950. С.126.]
Восьмое. Касательно «безобидности» троцкистской оппозиции и, якобы, беспочвенности обвинений в призывах к свержению «сталинского режима». Здесь можно обратиться к самому Троцкому, который еще в 1933 году в «Бюллетени оппозиции» писал:
«Для устранения правящей клики не осталось никаких нормальных, «конституционных» путей. Заставить бюрократию передать власть в руки пролетарского авангарда можно только силой. (...) При переходе пролетариата в активность, сталинский аппарат повиснет в воздухе. Если он все же попытается сопротивляться, придется применить против него не меры гражданской войны, а скорее меры полицейского порядка. Дело будет итти, во всяком случае, не о восстании против диктатуры пролетариата, а об устранении злокачественного нароста на ней». [Троцкий Л.Д. «ВОЗМОЖНО ЛИ «МИРНОЕ» СНЯТИЕ БЮРОКРАТИИ?» Бюллетень оппозиции № 36-37 (октябрь 1933)]
Как мы видим, Троцкий здесь говорит о необходимости насильственного свержения «сталинского режима». Про террор, конечно, ни слова. Но террор, вредительство, саботаж - есть всего лишь формы «борьбы с режимом». Нет абсолютно ничего необычного в том, что сторонники троцкизма в СССР могли воспринять данные слова своего лидера как призыв к террору против представителей «бюрократии».
Стоит отметить, что, хотя Троцкий и отрицал свою связь с подсудимыми на всех трех процессах, но, тем не менее, в противовес «сталинской бюрократии» считал их «революционерами»:
«В рабочих организациях, на собраниях, в печати надо поднять и поддержать требование посылки в СССР беспристрастной, авторитетной для всех комиссии с целью расследования действительных причин ужасающих репрессий бюрократии над революционерами, как троцкистами и зиновьевцами, так и представителями других течений». [Троцкий Л.Д. Архив в 9 томах: Том 8.]
Отсюда, кстати, следует и готовность троцкистов к совместным действиям с любой «оппозицией», главное, чтоб против Сталина. Как мы видим, Троцкий не отрицает, что зиновьевцы выступали против Сталина. Это снова расходится с хрущевской версией, будто они были политически разгромлены и никакой «оппозиционной» работы не вели. Троцкий не отрицает, что вели, но отрицает, что под его руководством.
Девятое. Следствие по всем делам вели органы НКВД, а не Политбюро и лично Сталин. Все выводы о троцкистском подполье, которые нашли отражение в постановлениях и письмах Политбюро, были основаны как раз на данных, полученных от НКВД. Но в органах НКВД ситуация с кадрами была не лучше, чем в самой партии. Как показала практика, двое руководителей НКВД (Ягода и Ежов) были осуждены и расстреляны за вполне конкретные преступления. Но ягода и Ежов - это только «верхушка айсберга». Достаточно врагов оказалось и на низовых должностях, а фальсификация дел кое-где была поставлена на конвейер. Правда, все это выяснилось только в 1939-1940 гг. Надо понимать, что следствие по делам подсудимых на «московских процессах» вел НКВД, довольно сильно загрязненный вредителями на самых разных уровнях. Этот факт ни в коей мере не превращает всю работу НКВД во вредительскую, но свидетельствует о том, что вредительство могло иметь место. В том числе, такое, которое могло ввести в заблуждение и прокуратуру, и суд.
Итак, обратимся к доступным нам материалам и попытаемся разобраться, были ли подсудимые виновны в совершении тех преступлений, в которых они обвинялись.
Процесс «Антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра». Предыстория: убийство Кирова
Итак, первым из «московских процессов» принято считать процесс против зиновьевцев, которые были обвинены в убийстве Кирова. Для начала обратимся к предыстории вопроса. Кто такой Зиновьев и какова его роль в коммунистическом движении?
Зиновьев - член РСДРП с 1901 года, в 1903 г примкнул к большевикам, в 1907 г избран в ЦК. Однако как только «запахло жареным», то есть подготовкой Октябрьской революции, на пару с Каменевым выступил против резолюции о вооруженном восстании. Причем не просто выступил на заседании ЦК, а опубликовал в меньшевистской газете информацию о подготовке восстания. Ленин тогда назвал это предательством. Однако ни из ЦК, ни из партии, несмотря на это, исключены они не были. Вовсе не потому, что Ленин был терпим к инакомыслию, а потому что кадровый вопрос стоял очень остро у большевиков, а на носу революция. Поэтому приходилось прощать даже откровенно предательские выходки.
Практика, правда, показала, что данная выходка была только началом. Когда через несколько дней после революции забастовали руководимые реакционным профсоюзом железнодорожники и выдвинули требование формирования широкого коалиционного правительства из представителей всех левых партий, но без участия Ленина, Зиновьев и Каменев выступили за выполнение этого требования. А когда, по инициативе Ленина, переговоры с профсоюзниками были прерваны и их требования отклонены, Зиновьев, Каменев, Рыков, Ногин и Милютин в знак протеста вышли из ЦК. Тогда Ленин назвал эту выходку дезертирством.
Тем не менее, вскоре Зиновьев продолжил работу на ответственной должности председателя Петроградского Совета. Но и здесь он продолжал гадить Ленину. То выступит против «красного террора», то против переноса столицы в Москву. Уже тогда, в революционные годы, проявилось такое качество Зиновьева, как неспособность к самокритике и упорное отстаивание ложных взглядов.
После смерти Ленина он оказался в оппозиции уже к сталинскому руководству. Так, в 1925 году на 14 съезде партии зиновьевцы выступили с альтернативным планом индустриализации, который был разгромлен как капитулянтский. Решением съезда был поддержан сталинский план. Однако зиновьевцы дошли до того, что призвали ленинградский комсомол не выполнять решения съезда. Очевидно, что это было грубейшим нарушением партийной дисциплины. Признав на словах свои ошибки, зиновьевцы совместно с троцкистами все же продолжили антипартийную, фракционную работу и дошли до того, что создали нелегальную типографию.
То есть, несмотря на словесное признание своих ошибок и формальное подчинение всем резолюциям, троцкисты-зиновьевцы весь 1926 и 1927 год вели работу по формированию оппозиции. В мае 1927 года они выступили с заявлением «платформы 83-х», в котором критиковалась позиция ЦК по вопросу о китайской революции. 7 ноября 1927 года троцкисты-зиновьевцы организовали альтернативные демонстрации под оппозиционными лозунгами. Это послужило последней каплей, и через неделю Троцкий и Зиновьев были исключены из партии постановлением ЦК и ЦКК, а 15 съезд партии признал троцкистско-зиновьевскую оппозицию антисоветской.
В скором времени, однако, Зиновьев и его сторонники стали подавать в партию заявления о разрыве с троцкизмом и просить восстановить их в партии. Обратный прием был допущен при соблюдении ряда условий: открытое осуждение троцкизма, открытое признание верности политики партии, подчинение решениям партии и ее органов, прохождение испытательного срока. Большинство зиновьевцев приняли эти условия и в скором времени были восстановлены в партии.
И здесь надо обратить внимание на несколько важных моментов.
Во-первых, Зиновьев и Ко, несмотря на наличие серьезных разногласий, не торопились покидать ее ряды. То есть принципиальностью эти господа не отличались, да и никакой научной платформы у них не было. Они предпочитали гадить партии изнутри постоянным критиканством и призывами к дискуссии.
Во-вторых, гадить они предпочитали втихую, признавая на словах верность партийных решений, тем самым не давая повода для исключения из партии.
В-третьих, никакие теоретические разгромы не мешали троцкистам-зиновьевцам вести антипартийную работу и не способствовали изменению их взглядов. Лишь только тогда, когда против них были приняты административные меры в виде исключения из партии, зиновьевцы быстренько «переобулись» и признали свои ошибки.
Странно, не правда ли? До исключения партия неоднократно пыталась перевоспитать зиновьевцев, доказывала неверность их взглядов, но те лишь меняли формы оппозиционной работы. Осудил съезд - призвали к невыполнению решений съезда. Пригрозили им принятием мер за такие выходки - смирились, признали ошибки и... создали подпольную типографию, начали распространять свои материалы втихую. То есть от своей линии на антисоветскую работу они не отказывались и позиций своих не пересматривали. И тут вдруг, после исключения из партии, внезапно «прозрели» и дружно стали каяться. Это что ж за «добросовестность» такая, которая просыпается лишь после отбирания партбилета? Нет, не было в этих покаянных заявлениях ни капли искренности. Зато был голый расчет. Ведь вредить партии, проводить буржуазную линию, находясь вне партии, крайне затруднительно.
Тем не менее, восстановление зиновьевцев в партии все же было верным решением, поскольку проявленная ими редкая беспринципность угробила остатки их авторитета. С другой стороны, было понятно, что вредить они будут продолжать. Оставалась непонятной лишь возможная глубина падения этих господ. Не имея влияния в массах, вполне логично, они должны были придти к другим формам вредительства. Нет ни малейших оснований утверждать, что эти беспринципные деятели ни в коем случае не могли придти к выводу о необходимости террористических методов борьбы.
Теперь перейдем непосредственно к рассмотрению судебных процессов по делам Зиновьева и его сторонников. Начнем с процесса над убийцей Кирова и связанной с ним группой оппозиционеров-зиновьевцев. Хоть он и не относится к «московским процессам», но его результаты очень важны для дальнейшего исследования вопроса.
Итак, 1 декабря 1934 года в Ленинграде был застрелен Киров. Убийца был пойман сразу, им оказался некий Леонид Николаев. Из доступных нам документов, касающихся расследования, наиболее масштабным является доклад комиссии Шверника. Без ссылок на этот доклад, без цитирования выводов этого доклада не обходится практически ни одно буржуазное исследование данной темы. Касательно убийства Кирова в докладе сообщается следующее:
«По прибытии в Ленинград Сталин и приехавшие с ним члены комиссии ознакомились с некоторыми материалами следствия и допросили террориста Николаева. Им были доложены также оперативные материалы на лиц, ранее разрабатывавшихся органами НКВД по подозрению в террористической деятельности, дела оперативного учета на бывших троцкистов, зиновьевцев и участников других оппозиционных групп. Во всех этих материалах никаких данных о причастности Николаева к оппозиционным группировкам не было. Имелись лишь сведения о том, что ранее он был знаком, причем только по службе, с некоторыми активными в прошлом зиновьевцами». [Доклад Шверника]
Дело Николаева до сих пор засекречено, опубликованы лишь некоторые материалы. Но даже если верить Швернику на слово (а оснований верить на слово такому «большевику», который спокойно смотрел на «сталинское беззаконие» и ни разу против него не выступил, нет никаких), то отсутствие у НКВД информации о причастности Николаева к зиновьевской оппозиции отнюдь не тождественно утверждению, что он реально к этой оппозиции не был причастен. Речь здесь идет лишь о том, что он никогда не разрабатывался органами НКВД ни как «зиновьевец», ни как возможный террорист. Но отметим, что связь с «активными зиновьевцами» все же была.
Однако авторы доклада пытаются сделать вывод, что связь Николаева с Зиновьевцами - выдумка Сталина.
«Несмотря на отсутствие материалов о связях Николаева с оппозицией, Сталин предложил работникам НКВД искать сообщников террориста Николаева среди зиновьевцев. О получении такой установки от Сталина говорил Ежов в выступлении на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году. Рассказывая о том, как проводилось следствие по делу об убийстве Кирова, Ежов заявил:
«Первое, - начал т. Сталин. Как сейчас помню, вызвал меня и Косарева и говорит: «Ищите убийц среди зиновьевцев». я должен сказать, что в это не верили чекисты и на всякий случай страховали себя еще кое-где и по другой линии, по линии иностранной - возможно там что-нибудь выскочит»».
«Аргументация», конечно, «сильная». Вывод о неком указании Сталина делается лишь на основании... слов Ежова. Хотя контекст и время сказанного Ежовым, скорее, говорит о том, что он «подлизнул» Сталину, намекая на его гениальную прозорливость.
Дальнейшие попытки обвинить Сталина в изначальной фальсификации дела столь же абсурдны.
«Возвратившись из Ленинграда, Сталин продолжал распространять выдвинутую им необоснованную версию. Он вызвал к себе редакторов газет «Правда» и «Известий» Мехлиса и Бухарина и объявил им, что Николаев является зиновьевцем. По этому поводу Бухарин, не будучи еще арестованным, в заявлении в ЦК ВКП(б) от 12 января 1937 года писал: «я на второй, если не ошибаюсь, день знал о том, что Николаев - зиновьевец: и фамилию и зиновьевскую марку сообщил мне тов. Сталин, когда вызвал в ПБ...»»
О какой «необоснованной версии» идет речь? Из того, что сообщается в докладе Шверника, никак нельзя сделать вывод, что у Сталина была некая версия убийства Кирова. Сталин констатировал лишь то, что Николаев - зиновьевец, то есть имел отношение к зиновьевской оппозиции. Он не утверждал что убийство организовал Зиновьев или зиновьевцы, поскольку следствие еще не началось. Речь идет исключительно про Николаева, относительно которого, видимо, у Сталина были сведения о принадлежности ранее к зиновьевцам.
Далее Шверник пытается представить дело таким образом, что органы НКВД по указанию Сталина начали абсолютно безосновательно притягивать зиновьевцев к организации убийства Кирова руками Николаева.
«Из материалов дела и проверки видно, что одним из поводов для ареста так называемых соучастников Николаева явился рапорт сотрудника НКВД Кацафы, охранявшего Николаева в тюремной камере. В этом рапорте, написанном 4 декабря 1934 года, он доложил Агранову, что Николаев во сне якобы произнес следующие слова: «Если арестуют Котолынова, беспокоиться не надо, он человек волевой; а вот, если арестуют Шатского, - это мелюзга, он все выдаст»».
Хорошо, допустим, этот повод выглядит действительно абсурдно. Однако Шверник проговорился, что это всего лишь один из поводов. Значит, были и другие. Где они? Дело Николаева до сих пор засекречено. Но утверждать на основе одного абсурдного повода, что все остальные были тоже абсурдны, нельзя.
«Несмотря на явную нелепость и бессмысленность как этих слов, так и самого рапорта, Агранов немедленно по телеграфу доложил Сталину, что «агентурным» путем установлены «лучшие друзья» Николаева - бывший троцкист Котолынов и бывший анархист Шатский, «от которых он многому научился»»
Снова врёт Шверник. Что значит «нелепость и бессмысленность»? Конечно, если рапорт был единственным доказательством связи Николаева с Котолыновым и Шатским, то да, это нелепость. Но если рапорт был одним из оснований, а во сне Николаев проболтался о том, о чем, к примеру, говорил на следствии, то рапорт как раз уже отнюдь не лишен смысла, а является дополнительным косвенным доказательством.
«Вскоре Котолынов и Шатский, являвшиеся в действительности бывшими зиновьевцами, были арестованы, а от Николаева получены показания о том, что связь с этими лицами повлияла на его решение совершить убийство Кирова».
То есть Котолынов и Шатский - бывшие зиновьевцы. А от Николаева сразу были получены показания о «связях с некоторыми активными в прошлом зиновьевцами» (см. выше). Это не с Котолыновым и Шатским ли? Жаль, что у нас нет доступа к уголовному делу, но пока все сходится.
Однако авторы записки упорно, но при этом абсолютно бездоказательно, пытаются представить дело так, что никакой связи Николаева с зиновьевцами не было.
«Путем обмана, шантажа, обещаний сохранить жизнь и создания Николаеву привилегированных условий содержания под стражей (улучшенное питание, приготовлявшееся вне тюрьмы, фрукты, кондитерские изделия, папиросы высших сортов) работники НКВД в процессе следствия склонили Николаева к даче ложных показаний о причастности зиновьевской оппозиции к убийству Кирова и на оговор группы бывших зиновьевцев, арестованных по данному делу. В частности, от Николаева добились показаний о том, что он якобы являлся зиновьевцем, входил в подпольную террористическую группу, состоявшую из бывших оппозиционеров-зиновьевцев, и по ее заданию совершил террористический акт над Кировым. От него были также получены показания о преступной связи их группы с латвийским консулом в Ленинграде Бисенексом».
Никакими ссылками на материалы дела данные утверждения не подкреплены. Хотя, если Николаев свои показания менял, никакого «криминала» в этом нет. Пока же, если проигнорировать пустую болтовню хрущевских горе-разоблачителей, то в сухом остатке имеем, что в деле есть показания Николаева о том, что он является зиновьевцем, ходил в организованную ими террористическую группу, по заданию которой убил Кирова.
А вот еще один интересный момент из записки Шверника:
«Во время работы ХV съезда ВКП(б) и после за активную оппозиционную деятельность Котолынов, Левин, Румянцев, Шатский, Мандельштам, Мясников, Сосицкий и Ханик были исключены из партии, а на Антонова, Звездова и Толмазова наложены партийные взыскания. В 1928-1929 годах в связи с подачей заявлений об отходе от оппозиции все упомянутые выше лица, кроме Шатского, были восстановлены в партии. Однако и после разгрома партией зиновьевской оппозиции Румянцев, Левин и другие, изредка встречаясь между собой, иногда вели антипартийные разговоры, высказывались за возвращение Зиновьева и Каменева к партийному руководству, резко критиковали в узком кругу деятельность Сталина и некоторых других руководителей партии и советского государства. Такое их поведение было известно партийным органам и органам госбезопасности, возникал вопрос даже об аресте некоторых из этих лиц, но от этого воздерживались, в частности, потому, что против ареста возражал С.М.Киров».
То есть, несмотря на покаяние и признание своих ошибок, что было условием восстановления в партии, зиновьевцы не отказались от своих ошибочных взглядов. Более того, они сохранили определенное организационное единство и, по всей видимости, вели антисоветскую пропаганду, раз у органов госбезопасности были основания для их ареста. Возможно, были и другие основания. К сожалению, в записке Шверника этот вопрос не освещен. А вот то, что против ареста возражал Киров, свидетельствует не о том, что деяния эти были пустяковыми, а о том, что Киров мог не понимать опасности всех этих, якобы, бывших оппозиционеров, что и стоило ему жизни.
Или вот еще абсолютно бездоказательные измышления от составителей записки:
«Используя эти прошлые ошибки арестованных, следствие добилось от них признания моральной и политической ответственности за террористический акт, совершенный Николаевым как якобы зиновьевцем. Кроме того, от некоторых арестованных были получены неконкретные и противоречивые показания о наличии в Ленинграде и Москве подпольных центров зиновьевской оппозиции и об их участии в деятельности этих центров».
Ну а чем плохо, если подозреваемые признались? Да, конечно, признание могло быть получены какими-то незаконными методами. Но тогда в делах неминуемо должны были остаться об этом какие-то документы: жалобы, ходатайства и т. п. Если эти документы имеются, то почему они не предъявлены? Если же этих документов нет, то тот факт, что следователь настолько исчерпывающим образом доказал вину подозреваемого, что вынудил его признаться, говорит лишь о профессионализме следователя.
С чего составители записки взяли, что показания о наличии центров зиновьевской оппозиции были некорректны и противоречивы? Никаких доказательств этому не приводится. Однако, опять же, отметим для себя, что показания о наличии этих центров были получены, а доказательств, что они были получены некорректно, нет.
«Материалы дела и проверки показывают, что обоснованным является только обвинение Николаева в совершении террористического акта. Другие же обвинения, выдвинутые против арестованных по делу «Ленинградского центра», объективного подтверждения в ходе расследования не нашли, а признания моральной и политической ответственности вообще не содержат состава преступления. Несмотря на это, было принято решение об окончании следствия по делу и проведении в Ленинграде судебного процесса».
Какие материалы дела и проверки каким образом всё это показывают? В записке отсутствуют доказательства, что показания обвиняемых были фальсифицированы. А о каких «объективных подтверждениях» может идти речь при разборе дела законспирированного центра - вообще непонятно. Не иначе, письменное поручение «грохнуть» Кирова. Нам снова предлагается верить на слово Швернику, который выполнял указания вруна и оппортуниста Хрущева.
Из текста записки понятно, что Шверник выполнял политический заказ - любым способом опорочить Сталина и свалить вину за «репрессии» на него лично. Но любому думающему человеку очевидно, что все эти обвинения высосаны из пальца и абсолютно бездоказательны.
«Сталин дважды правил текст проекта сообщения [о начале судебного процесса. - Федотов] в печати. Он собственноручно исключил из состава «Ленинградского центра» Антонова и Звездова и вписал туда Румянцева и Николаева, хотя никто из арестованных членом «центра» Николаева не называл и сам он таких показаний не давал. Далее Сталин, вопреки материалам дела, возложил на «центр» главную роль в организации террористического акта, написав в сообщении, что «убийство тов. Кирова было совершено Николаевым по поручению террористического подпольного «Ленинградского центра»».
Авторам доклада в пору фантастические рассказы писать... Сталин, как ранее в том же докладе сообщалось, живо интересовался тем, как идет следствие. Поэтому материалы дела он наверняка изучал. Так что если даже он кого-то «собственноручно исключил» (чему, кстати, доказательств нет), то всяко имел для этого какие-то основания. То, что Сталин, изучив материалы дела, сделал какие-то свои выводы и указал следователям на ошибки, никак не говорит о том, что зиновьевский центр был выдуман, равно как и связь Николаева с этим центром.
Что Сталин сделал свои выводы вопреки материалам дела - бездоказательно. Этот вывод сделали авторы доклада, но оснований они не привели. Вкупе с засекреченными материалами дела все это говорит о том, что авторам доклада предлагается верить на слово. Слишком много чести для Шверника.
Общие выводы, сделанные авторами доклада, следующие:
«В суде дело рассматривалось с грубейшими нарушениями законности и в упрощенном порядке. Обвинительное заключение в судебном заседании не оглашалось, ходатайства обвиняемых в части ознакомления их с материалами следствия и другие законные требования не рассматривались. Террорист Николаев допрашивался в отсутствии других подсудимых, ему задавались наводящие вопросы. Нарушались и другие элементарные правила судопроизводства».
И снова никаких доказательств. «Грубейшие нарушения законности»? Какие конкретно? В чем они выражались? Кто их допустил? Где они зафиксированы? Что не оглашалось обвинительное заключение - этого мы проверить никак не можем. Да даже если допустить, что оно так и было, этот факт никак не влияет на саму его суть. «Другие законные требования» - это какие? Кто из подсудимых какие ходатайства заявлял? На каком основании они не были удовлетворены? Что Николаев допрашивался в отсутствии других подсудимых, так это снова ничего не говорит о том, что обвинительное заключение было неверным, не соответствующим объективной реальности.
«Подсудимые специально готовились сотрудниками НКВД к тому, какие показания они должны давать в суде. Так, во время судебного процесса около Николаева постоянно находились сотрудники НКВД, имевшие отношение к следствию, которые поддерживали у него надежду, что ему будет сохранена жизнь и определена мягкая мера наказания. Когда же огласили приговор о расстреле, то Николаев, по сообщению ряда очевидцев, вскрикнул, что его жестоко обманули, ругал следователя Дмитриева и ударился головой о барьер (Материалы проверки дела «Ленинградского центра», т. 1; Архив КГБ, д. № ОВ-5, т. 1)».
Бред сивой кобылы! Авторы доклада все время апеллируют к законности, а, на самом деле, постоянно прибегают к бездоказательной болтовне. Что значит «специально готовились»? В чем это выражалось? Какие документы, имеющиеся в деле, это подтверждают? Создается впечатление, что таких документов в деле просто нет, иначе б хрущевским борзописцам не пришлось выдумывать столь смешные «аргументы». Ведь получается, что из всех «доказательств» принуждения Николаева к даче определенных показаний имеются лишь сообщения неназванных «очевидцев», что Николаев «ругал следователя» и кричал, что «его обманули». Этого вполне достаточно хрущевским «законникам». Они ссылаются на «материалы проверки дела», но они до сих пор находятся в архиве, доступа к ним нет. Сказать точно, имеются ли там доказательства того, о чем сказано в докладе, мы не можем. Однако очень странно (если принять все же, что такие доказательства имеются в материалах проверки), что авторы доклада их не предъявляют, подменяя пустой болтовней.
«В своих объяснениях в КПК при ЦК КПСС в 1961 году бывшие члены Военной коллегии Верховного суда СССР Матулевич, Горячев и секретарь судебного заседания Батнер, непосредственно участвовавшие в рассмотрении дела «Ленинградского центра», указали, что приговор по этому делу был написан заранее в Москве. На допросе в 1956 году Матулевич по этому вопросу показал: «Приговора в гор. Ленинграде мы не составляли. Он был написан заранее и согласован с инстанцией... Готовый проект приговора был отпечатан на машинке. Что же касается меры наказания, то она была внесена в приговор после разговора Ульриха со Сталиным... Ульрих заявил, что мера наказания по указанию Сталина должна быть всем - расстрел»».
Здесь абсолютно непонятно, что значит «заранее». Вполне логично, что текст приговора пишется «заранее», то есть до его оглашения. Из показаний Матулевича следует лишь то, что он не участвовал в составлении приговора; что текст приговора был «согласован с инстанцией» (с какой конкретно, тоже непонятно); что проект приговора «был отпечатан на машинке» (и что из этого?); что меру наказания, со слов Ульриха, определил Сталин. Ни один суд, если бы в нем рассматривалось дело о нарушении судебной процедуры и осуждении невиновных по вине Сталина, за доказательства показания Матулевича бы не принял. Он сослался на Ульриха, который к тому моменту давно уже умер, поэтому допросить его не было ни малейшей возможности, а вот приписать ему можно было любые слова, причем безнаказанно.
«Как показала проверка, преступление Николаева следствием и судом по ст. 58-8 УК РСФСР (террористический акт) квалифицировано правильно. Все остальные лица, осужденные по этому делу, необоснованно обвинены в создании подпольной террористической зиновьевской группы, в подготовке и совершении террористического акта над Кировым».
Как показала проверка доклада комиссии Шверника, никаких доказательств фальсификации материалов дела Николаева и других подсудимых в данном докладе не содержится. Более того, если органами государственной безопасности были действительно обнаружены основания для пересмотра дела, то советское законодательство требовало отмены приговора в судебном же порядке. То есть именно суд должен был рассматривать основания для отмены приговора и принимать решения. Однако этого сделано не было. Более того, подсудимые даже «реабилитированы» не были вплоть до начала 90-х годов.
Так что никаких оснований считать неправильным обвинительное заключение и приговор Военной коллегии Верховного суда у нас нет, хотя ряд несущественных ошибок, возможно, и были допущены. Общие выводы, с учетом того, что полностью материалы дела не обнародованы, можно сделать следующие:
Во-первых, убийство Кирова совершил Николаев. Тут сомнений быть и не могло, поскольку пойман с поличным.
Во-вторых, в Ленинграде после разгрома троцкистско-зиновьевской оппозиции (а Киров, несомненно, принимал в этом самое активное участие, и у зиновьевцев был на него «большой зуб») часть зиновьевцев во главе с Котолыновым, восстановившись в партии, создала законспирированную организацию, ставившая своей целью борьбу, с партийным руководством, в том числе, и личную месть. Во главе организации стоял так называемый «центр». О существовании данной организации дали показания Котолынов, Николаев, Шатский, Антонов, Румянцев и др.
В-третьих, касательно причастности Николаева к данной организации, показания дали сам Николаев, Соколов, Антонов, Котолынов, Ханик, Юскин и Шатский. [Обвинительные материалы по делу контрреволюционной группы зиновьевцев. Партиздат ЦК ВКП(б).М., 1935. С.10.] Тем не менее, по данному вопросу имеется довольно много спекуляций со стороны буржуазных исследователей. Сводятся они к тому, что показания подсудимых о количестве членов организации и членов центра разнятся, а Николаева, якобы, вообще никто не называл членом «центра» и вообще его роль в данной организации не определена.
Однако надо понимать, что речь тут шла о тайной организации, а не о легальной, где мог иметься перечень состоящих в ней людей и их иерархия. Поэтому вполне очевидно, что некоторые члены законспирированного «центра» могли и не знать, кто состоит в организации, а кто нет. Однако установлено, что Николаев с членами центра контактировал довольно активно.
В-четвертых, пока не открыты все материалы дела, есть определенные сомнения, по чьему указанию действовал Николаев, и было ли вообще такое указание. Сам Николаев показал, что действовал по указанию Котолынова. Однако сам Котолынов это категорически отрицал. Имелись ли в деле другие доказательства по данному вопросу - неизвестно. В брошюре, изданной по материалам дела в 1935 году, другие доказательства не приводятся.
Тем не менее, по сути, это и не столь важно. Обвиняемые показали, что террористические настроения в их организации имели место и что о террористических намерениях Николаева они знали. Так, тот же Котолынов показывал, что озлобление к партийному руководству, которое культивировалось в их организации, могло привести к формированию террористических настроений. В том же духе давали показания обвиняемые Ханик, Румянцев, Толмазов, Антонов. [Обвинительные материалы по делу контрреволюционной группы зиновьевцев. Партиздат ЦК ВКП(б).М., 1935. С.11.]
Если не пытаться подменить объективную истину формально-юридической казуистикой, то нет решительно никакой разницы, дал ли Котолынов или еще кто-либо указание Николаеву убить Кирова, или же Николаев «сам», точнее, под воздействием зиновьевской пропаганды, пришел к этой мысли и не скрывал перед членами организации своих намерений. О террористических настроениях в организации показания дали многие, так же как и о принадлежности Николаева к этой организации. Помимо показаний Николаева, тот факт, что члены организации знали о его террористических намерениях, подтвержден показаниями Соколова. Есть ли такие показания от других обвиняемых - неизвестно, поскольку эти материалы не опубликованы.
Версия, будто Николаев, с учетом всего вышесказанного, действовал самостоятельно, не выдерживает критики. Зиновьевская организация либо реально дала некие указания Николаеву, либо же молчаливо ему потворствовала, поскольку цели Николаева не расходились с интересами зиновьевцев.
В-пятых, из показаний Котолынова следует, что руководителями организации зиновьевцев являлись Каменев, Зиновьев, Бакаев «и другие». Другие показания по данному вопросу в опубликованных материалах дела отсутствуют.
Буржуазные исследователи, критикуя данный процесс как «сфабрикованный», указывают на целый ряд нестыковок и юридических нарушений. К примеру, некто Анна Кирилина в своей книге «Неизвестный Киров» пишет (видимо, ознакомившись с докладом комиссии Шверника), что аресты проводились без санкции прокурора, в некоторых протоколах допроса отсутствуют подписи допрашиваемых, обвиняемые не были ознакомлены с материалами дела. Однако наличие юридических нарушений не тождественно фальсификации и не снимает с исследователя обязанности доказывать факт фальсификации. Далее сообщается, что первоначальные показания Николаева о том, что убийство планировал он лично, не стыкуются с более поздними, где он утверждал, будто существовало несколько групп террористов.
Тем не менее, несмотря на подобные неточности и спорные моменты, факт существования законспирированных организаций зиновьевцев следствием был доказан. Более того, был доказан факт, что террор как метод борьбы с партийным руководством, как минимум, логически вытекал из взглядов зиновьевцев и ими не отвергался, а, как максимум, по указанию зиновьевцев был применен против Кирова.
Продолжение следует
Уважаемые читатели! Заносите в закладки и изучайте наши издания:
I. Общественно-политический журнал «Прорыв»
Наши соцсети: Телеграмм, Viber, ОК, ВК
Наш ютуб-канал "Научный централизм"