Злое русское общество (Часть V: Смысл русского конфликта с обществом)
Предыстория:
Часть I: Общество
Часть II: Человек и общество: Человек осознанный
Часть III: Человек и общество: Конфликт с обществом
Часть IV: Русское общество
В заключительной беседе нашего длинного разговора мы будем рассуждать о смысле этого странного сочетания: русского народа и русского общества. Но, прежде чем о нём говорить, следует посмотреть на то, что же такое происходит с обществом вообще, и русским обществом в частности. До этого мы говорили о том, что такое общество. А теперь поговорим о его житии бытии. И попробуем в этом процессе на стыке с русским народом углядеть какой-то смысл.
Мы уже обмолвились, что, по большому счёту, мы с вами пребываем в кратком историческом промежутке трансформации пред-обществ в сверх-общества (в терминологии А. Зиновьева). Пред-общества мы рассмотрели, как и собственно общество, характерным признаком которого, напомним, является реализация аспекта власти и управления через специфическую организационную форму государства. И сделали ремарку, что о сверх-обществах мы поговорим позже. Самое время о них поговорить.
Сверх-общество
Итак, если обществу повезло, его не разрушили другие общества, стихийные бедствия, мор, голод и так далее; если общество не замерло как муха в янтаре в гомеостазе и продолжает эволюционировать (то есть усложняться), то наступает момент, когда общественные механизмы перестают справляться с выполняемыми ими функциями. Выражаясь языком комбинаторики: сложность системы управления перестаёт соответствовать сложности управляемой системы (согласно закону Винера-Шеннона, сложность системы управления должна превосходить сложность управляемой системы). И тогда общество как система входит в состояние кризиса. Из кризиса два выхода: или разрушение до хаоса, или эволюция. Общество, как мы говорили выше, эволюционирует в сверх-общество.
Кстати, чуть забегая вперёд: разрушение до хаоса не обязательно означает смерть, возможно восстановление, но, увы, на ступень ниже. Собственно, почему развал СССР, как одной из исторических форм русского общества, привёл ни к уничтожению общества напрочь, а к современному во всех отношениях русскому обществу? — потому что СССР по своей архитектонике был сверх-обществом.
Подробно расписывать варианты сверх-обществ (а мы имеем как минимум три: западный тип, советский и китайский), описывать примеры их возникновения мы здесь не будем. Это выйдет далеко за рамки нашего разговора, это очень большая тема. Теоретически и принцип сверх-общества, и логическую структуру западного и советского сверх-обществ описал А. Зиновьев в упоминавшихся нами работах. Как функционируют современные организационные формы сверх-обществ на живых примерах очень увлекательно и подробно описывает Андрей Ильич Фурсов в своих работах (и даёт массу ссылок на работы других исследователей на эту тему). Мы остановимся кратко на основных характерных признаках сверх-общества.
Во-первых, сверх-общество не исключает классических общественных механизмов/структур/органов (так же как современное общество не исключает, например, сословий). Но классические механизмы/структуры/органы перестают играть главенствующую роль, занимая роль подчинённую соответствующим механизмам/структурам/органам сверх-общества.
Во-вторых, главенствующие механизмы/структуры/органы сверх-общества обладают сетевой структурой.
И в-третьих, у сверх-общества особенные отношения с человеком.
Последние два пункта разберём подробнее.
Что такое сетевая структура? Это структура, лишённая иерархии, и функции выполнения которой распределены между её элементами. При этом ни один из элементов не является ключевым. Выход из строя любого элемента просто означает перераспределение нагрузки, которую он нёс, между другими элементами, выполняющими ту же функцию. Как следует из определения, сетевые структуры отличает завидная живучесть. Это не означает её неуязвимости, но это означает её колоссальную витальность в сравнении со структурой иерархической.
Хороший пример сетевой структуры — это интернет (кто хочет разобраться по-настоящему, что это такое, советуем почитать книгу А. Робачевского “Интернет изнутри”).
На примере общества это означает, что в сверх-обществе отсутствуют единые точки принятия решений. Поскольку русское общество и соседние с ним находятся в процессе трансформации в сверх-общества, за примерами далеко ходить не надо.
Вот была пандемия. Какую роль играли в ней государственные министерства здравоохранения? Пассивную и реактивную. А кто играл активную роль? ВОЗ. А является ли ВОЗ государственной структурой? Нет, не является. Она является надгосударственной. А сама ВОЗ что из себя представляет? А это учреждение из 194 стран-членов ООН. То есть представители стран сообща через какой-то интересный механизм договариваются как, кому и где жить в случае очередной болезни, какие лекарства принимать и т.д., и их Минздравы им совсем не указ, а ровно наоборот. Тут вы скажете: да ладно, ВОЗ насквозь американская. А что означает американская? Подчиняется государству США? Нет, это означает, что в процессе своей эволюции управляющий орган ВОЗ состоит в большинстве своём из представителей американского бизнеса. И снова: где здесь государство? И опять же: а кто именно руководит? Кого надо не выпустить из дома на работу, чтобы эта организация перестала работать? Ответ: никого. Точнее, всех сразу. Но так не получается. Конечно, ВОЗ ещё не настолько сетевая, чтобы ничего с ней нельзя было поделать. Ну так и сверх-общество только в стадии формирования, “этот паровоз ещё маленький”. Но хищный оскал будущего чудовища уже проглядывается, и даже этот малютыш доставляет очень много хлопот.
Другой пример. Современная финансовая система. Есть государство, оно совершает эмиссию национальной валюты, и специальный государственный орган (государственный банк) занимается управлением: ставку поднял, ставку опустил, банки зарегулировал так, или сяк. Словом: строгая государственная машина по управлению финансовой системой. Так это работает? Так, да не так. Параллельно ЦБ и всей этой классической системе появляется фондовый рынок, на котором крутятся средства в разы превышающие объём выпущенной ЦБ валюты, выраженные в производных финансовых инструментах (деривативах). Оказывает ли ЦБ влияние на фондовый рынок. Оказывает. А рынок на ЦБ? Ещё как. И, на примере мирового финансового кризиса мы можем воочию наблюдать, как влияние рынка превалирует над влиянием регуляторов. То есть мы уже воочию наблюдаем действие не экономики, а сверх-экономики, которая оперирует не деньгами в строгом смысле этого слова, а некими сверх-деньгами.
Давать примеры на примере (простите за тавтологию) власти даже не интересно. Картонность и ограниченность в фактических полномочиях и способностях влияния на действительные процессы большинства мировых глав государств не вызывает сомнений. Если кто-то думает, что современные условные макроны, шольцы, мелони и прочие подчиняются условному байдену, тот или жертва пропаганды, или очень наивный человек. Они не подчиняются какому-то одному центру силы (включая условных байденов). И не играют самостоятельной роли: убери одних условных, поменяй на других — ничего не изменится. Они подчиняются целой сети центров сил, которые решают свои задачи самостоятельно, но представляющие, тем не менее общую сеть. Да, с участием государств, иногда руками государств (не всегда: “цветные революции”, скажем, делаются другими руками) но не под властью государств, вот что важно. Ни одно из государств не имеет над ними полной суверенной власти.
Заметим, что ни одного сверх-общества до конца пока не сложилось (кроме почившего в бозе СССР, но это здесь без пояснений, за ними к Зиновьеву). Сверх-общественные образования появляются как грибы после дождя и между ними идёт постоянная, острая, межвидовая борьба. Это называется эволюция. Рано или поздно (говорят, не позже, чем лет через 20-30, но кто знает) определятся победители и можно будет определённо не только сказать, но и увидеть, какие формы сверх-обществ оказались наиболее жизнеспособными и какие будут определять судьбу человечества вплоть до дальних горизонтов. Но пока ни сказать, ни предсказать такого нельзя, слишком сложная задача (знакомый математик утверждает, что задача расчёта положения трёхосного маятника до сих пор не решена: слишком сложно, а задачка предсказать исход текущей исторической видовой борьбы будет на порядок сложнее).
Но, хоть, сверх-общества в его окончательном, рафинированном виде мы наблюдать не можем (и слава Богу, увидим — не обрадуемся), но черты, повторимся, проглядываются. И, на основании этих черт мы можем судить о том, что это сверх-общество сулит человеку.
Человеку осознанному не сулит ничего хорошего. Если в традиционном обществе человек есть важная функциональная его часть: каждый человек на своём месте реализует свой личный смысл. Если в современном обществе человек может занимать важную функциональную роль: он формально отыгрывает общественную идею. То в сверх-обществе человек может вообще ничего не занимать и ничего не отыгрывать. Он просто предоставлен сам себе и в общественных процессах представляет собой подобие щепки в речном потоке. Что его несёт: алгоритмы (как, сейчас, например, при одобрении кредита в Сбере), сила вещей, это уже не важно. Человек уже с точки зрения общества не личность и не функция. Он просто его ресурс. Биологический ресурс. В сверх-обществе конфликт Великого существа и человека осознанного будет окончательно решён не в пользу человека. Человек должен или без оговорок продать себя обществу в обмен на комфорт, или быть исключённым из общества долой.
И теперь мы можем нарисовать полную картину конфликта человека вообще и общества вообще.
Общество в своей эволюции чем дальше, тем меньше зависит от человеческой осознанности. Если в самом начале своего становления осознанность человека является необходимым условием его возникновения и существования, то далее человеческая осознанность сначала теряет свою ценность в глазах общества, а потом становится антиценностью. Но цикл жизни общества — несоизмеримо больше цикла жизни человека.
Сам же человек, рождённый в обществе, сначала возникает как человек разумный благодаря обществу, общество ему жизненно необходимо. Далее общество становится для него обременением, и, наконец, при развитии до человека осознанного, общество становится для него обузой. Но цикл жизни человека — это мгновение на фоне жизненного цикла общества.
А есть ли что-то, что является носителем человеческих качеств, но длительность жизни которого сравнима с длительностью жизни общества? Есть.
Народ
Народ и общество — это не синонимы. Народ — это общность людей, объединённых неким признаком. Каким? Обычно говорят: территорией, языком, культурой, т.п. И общей историей. Является ли это определение необходимым и достаточным? Казалось бы, да. Но, как мы выяснили в разговоре про русских, к русскому народу это не совсем подходит. Если его применить к русскому народу, то окажется, что множество русских к русскому народу не принадлежат. Хотя, с другой стороны, принадлежат. Противоречие.
Как можно это противоречие устранить?
Предложим своё определение: народ — это совокупность людей, объединенная общим принципом построения персональной картины мира.
Возьмём любой народ, попадающий под первое определение. Что формирует принципы построения их картины мира? Общая история, язык, культура и т.д. Подходит.
Возьмём русский народ с его принципом синтеза своей картины и чужой. Подходит? Тоже подходит.
Возьмём совокупность нескольких народов, попадающих под первое определение. У них одинаковые принципы построения картины мира? Разные.
Следовательно, наше определение является необходимым и достаточным.
Чем народ отличается от общества? Тем, что для народа не характеры специфические организационные формы. Для общества, которое сформировалось на основе народа — характерны, для собственно народа — нет. Народ (или народы) — это базис общества. Это его ткань, материя, из которого состоит тело общества.
Соответственно, у народа нет собственного сознания. Нет общей памяти. Народ — не субъект. Народная память, народный характер и т.п. — это не отдельные антропоморфные качества иного субъекта, это математическое ожидание памяти, характера и т.п. отдельного, среднего представителя этого народа. Таким образом народы — это своего рода аккумуляторы качеств его представителей, которые, в свою очередь, являются топливом, “движителем” обществ.
Из того, что мы сказали в предыдущих беседах об обществе, сверх-обществе и русском народе следует три вывода:
1. Русский народ (как и многие народы) является отличным материалом для формирования общества в его начальной стадии эволюции.
2. Русский народ входит в принципиальный конфликт с обществом в его кризисе роста (современным обществом: этому целиком посвящена предыдущая беседа нашего разговора).
3. И самое интересное: русский народ и сверх-общество несовместимы. Либо русский народ не позволит сформироваться сверх-обществу, либо сверх-общество уничтожит русскость в русском народе и будет называться “русским” чисто номинально.
Отсюда следует интересный вывод: кризис развития русского общества, выраженный в форме общества с органом управления в виде государства является одновременно кризисом русского народа. Причём оба они по разную сторону баррикад. Победа одного означает смерть другого.
И вот теперь, сказанное позволяет поразмышлять о провиденциальном смысле русского народа и русского вообще в этом непримиримом конфликте.
Смысл
Ответ на вопрос о смысле русского народа лежит на поверхности. Его смысл во включении в свою картину мира картины мира любого другого народа. Но смысл народа, не смысл его борьбы.
В нашем разговоре “Горе от ума” мы уже вспоминали Жан-Поль Сартра, высказавшего в “Бытии и ничто” мысль, которую в нашем контексте можно выразить так, что конечная цель человека — это вместить всю реальность, весь свой мир в свою картину мира, то есть стать Богом. К русскому человеку это относится, пожалуй, более, чем к любому другому в силу мета-значения собственно “русскости”. В этом смысле определение русского народа как народа-богоносца не лишено смысла.
Рассуждать с позиции Бога — чересчур самонадеянно. Но вопросы, для ответа на которые возникает если не необходимость, то большой соблазн встать на такую позицию, при более-менее глубоком размышлении о судьбах сверх-человеческой природы (каковой является, например, природа общества или мира вообще) возникают обязательно. Человечество на протяжении своей истории выработало интересный инструмент работы с метафизикой, тем, что либо неподвластно человеческому восприятию, либо слишком велико и сложно для него. Это — миф.
Кстати, миф — это не просто сказка. Не просто метафора. И даже не просто “неотрефлексированное объяснение реальности” (у нас был посвящён этому отдельный давний разговор “Формула благоденствия”). И то, и другое, и третье безусловно относятся к мифу, но не исчерпывают его. Чтобы не затягивать наш разговор на ещё несколько бесед, просто сошлёмся на работы Мирчи Элиаде, который тему мифов в истории человечества пропахал вдоль и поперёк (у него есть небольшая работа, своего рода автореферат на его же многочисленные исследования этой темы, называется “Аспекты мифа”, рекомендуем к прочтению).
Мы тоже воспользуемся этим костылём, и попробуем провести параллель между конфликтом русского народа с русским обществом и мифом, найдя через такую операцию какой-то искомый нами смысл. Но для начала проведём мысленный эксперимент на предмет дальнейшего общежития этих двух русских гигантов.
Поскольку общество есть в том числе система, вернёмся к дискурсу комбинаторики. Мы уже прибегали к нему, рассуждая о соответствии сложностей системы управления и управляемой системы. Какие есть ещё закономерности, которым подчиняются системы?
Одна из них гласит, что система не может эволюционировать скачками через уровни развития. То есть традиционное общество не может сразу стать сверх-обществом, только через современное профанное. Другой, что если система разрушается, то на её осколках можно восстановить только систему уровнем ниже разрушенной. Пример тому мы недавно пережили на собственной шкуре: разрушенный СССР, будучи по своей структуре сверх-обществом, восстановлен в виде современной России, которая является лишь просто обществом.
Вооружившись этим соображением, посмотрим, что будет происходить по итогу борьбы русского народа со сверх-обществом. Либо народ будет побеждён (например, низведён до уровня “русской нации”, где от русского останется одно название и выборочные частные признаки языка, культуры, и т.п., которые приписываются классическому определению народа), либо народ победит сверх-общество. Но что останется на месте побеждённого сверх-общества? Пепелище? Если не ядерный апокалипсис, то вряд ли. Град Божий Августина Аврелия? Сомнительно, для этого все представители народа должны как один стать осознанными, что утопия. Вероятнее всего, что в силу инерции, возможностей рассудка и доброй привычке использовать опробованные решения для устранения проблем, на обломках побеждённого сверх-общества, будет выстраиваться общество уровнем ниже (как и случилось недавно с Россией). Но общество будет усложняться? Вероятно, да. Будет превращаться в сверх-общество в силу диалектики собственного развития? Скорее всего. Опять война с народом не на жизнь, а на смерть? Опять. И так по кругу.
Вообще это напоминает один миф. Миф героический.
Героев, грубо говоря, можно разделить на две категории.
Первая — это бросающие вызов беспорядку (хаосу) и создающие порядок (об этом хорошо и подробно писал Джордан Питерсон в “Карты смысла. Архитектура верования”). То есть это субъект, бросающий вызов превосходящей его силе, выживающий и получающий приз.
Но есть и другая категория: те, которые бросают вызов превосходящей силе, заведомо понимая, что победа невозможна. Герой обрекает себя на гарантированное поражение, но, тем не менее, решается на поступок. Поступок самопожертвования.
Самые известные мифы для обывателя — это мифы Древней Греции. Спасибо Николаю Альбертовичу Куну.
Один из наиболее впечатляющих героических поступков — это поступок Прометея, укравшего для людей у богов огонь, за что поплатившийся вечным мучением (напомним, что за свою благотворительность от был распят на скале, и каждый день к нему прилетает орёл и выклёвывает ему печень). Если здесь какая-то параллель с каким-то народом? Есть. С еврейским народом, принёсшим человечеству “огонь” единобожия, бросив тем самым вызов князю мира сего. За что еврейский народ рассеян, гоним и попираем без конца по сию пору и на веки вечные.
Но есть ещё один, чуть менее известный герой. Который решил обмануть смерть. Сначала он обманул пришедшего за ним бога смерти Танатоса, заковал его с спрятал в темницу. Аид, бог подземного мира, несколько удивился, когда регулярный поток к нему душ умерших внезапно иссяк и поделился своим удивлением с коллегами-богами. Те решили спросить Танатоса, отчего он вдруг перестал выполнять свою работу, а Танатоса-то и нет! Тогда боги Танатоса нашли, освободили и отправили к герою повторно. Тот уже был более осторожен, и героя отправил к Аиду. Но герой, не будь дурак, успел подговорить свою жену ни в коем случае не выполнять обязательного погребального ритуала, что она, как его верная спутница жизни, строго выполнила. Сидит герой на берегу Леты, а в Аид никак попасть не может. Отправили его обратно вразумить свою супругу. Тот вернулся, но вразумлять никого не стал. Обманув, стало быть, смерь ещё раз (правда, уже не для всех, а только для себя). А когда его уже сцапали последний раз и насовсем (кстати, напоминает историю Наполеона Бонапарта), то наказали особо изощрённо. Он был вынужден вечно закатывать на гору камень. И каждый раз, когда камень почти на вершине, он скатывается обратно и герою приходится закатывать его снова и снова. Это был вольный пересказ мифа о Сизифе.
Напоминает нарисованную нами судьбу русского народа, не находите? Русский народ ведёт вечную борьбу с Великим существом против смерти сознания как неотъемлемой части человека, своей природой противостоя всем препятствиям к убаюкиванию обществом осознанности в человеке. И почти выигрывая, вынужден снова начинать сначала.
Или, может быть, русский народ, как народ-богоносец, наоборот, выполняет роль олимпийских богов? А Сизиф — это Великое существо в воплощении русского общества? Которое путём уловок и обмана, подмены смысла на комфорт, радости на удовольствия, вечно закатывает на гору забвения человеческое сознание, но каждый раз, почти закатив, роняет его обратно, чтобы закатывать его снова и снова.
Но в таком случае, русское общество на русский народ должно быть очень и очень разозлено. Это должно быть очень злое русское общество.
Что до искомого нами смысла конфликта, то он, после приведения параллели с мифом, настолько же очевиден, насколько же и нескромен. Поэтому мы, как представители русского народа, в завершение нашего разговора скромно обойдём его фигурой умолчания.