7 минут рая | Глава 6. Ночь костров на пляже (2 часть)
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Отчаянно пытаясь сменить тему, он обвёл взглядом пляж и вдруг заметил, что среди знакомых лиц не хватает одного.
— А где Дериус? Что-то его не видно.
— ...Дериус? — бровь Чейза слегка дернулась. — Когда это вы успели так сблизиться? Уже по имени его зовешь?
— Томпсон сказал, что ему нужно заниматься, так что он не пришел. Кто-то, говорят, задал ему неимоверное количество домашней работы.
На лице Чонина невольно проступила тень горделивой улыбки. Это он заставил Дериуса, который с трудом справлялся даже с элементарной арифметикой, решить несколько сотен примеров. Мысль о том, что тот пропустил вечеринку ради его каверзного задания, приятно согревала изнутри.
В этот момент откуда-то из гущи веселящейся толпы донесся крик:
— Эй, Прескотт, солнце садится!
Чейз беззаботно махнул рукой в ответ.
— Секунду, — он поднялся на ноги и, нависнув над Чонином, серьезно посмотрел ему в глаза. — Никуда не уходи. Ясно?
Чонин, не вполне осознавая, что делает, коротко кивнул. Чейз задержал на нем взгляд еще на мгновение, будто проверяя, а затем развернулся и растаял в пёстрой толпе. Чонин остался сидеть один, послушно ожидая его возвращения.
Не прошло и пяти минут, как в поле зрения снова возникла фигура Чейза. Он двигался с осторожностью эквилибриста: в каждой руке балансировала бумажная тарелка с дымящимся куском пиццы, а во рту он умудрялся зажимать красный пластиковый стаканчик. Видя эту шаткую конструкцию, Чонин поспешно вскочил и забрал у него стакан, чтобы тот его не уронил.
— Угощайся, — сказал Чейз, протягивая одну из тарелок.
Они устроились на песке чуть поодаль от шумной компании. Пицца была самой простейшей — только томатный соус и тягучий сыр, — но на свежем воздухе, под аккомпанемент набегающих волн, она казалась невероятно вкусной.
Чейз протянул ему тот самый стакан. Заподозрив, что там может быть алкоголь, Чонин с опаской заглянул внутрь, принюхиваясь.
— Это просто кола, — добродушно рассмеялся Чейз.
Только после этого Чонин взял стакан и сделал большой глоток. Ледяная колючая сладость приятно освежила горло. Но стоило опустить стакан, как Чейз спокойно перехватил его и тоже отпил.
— Эй! Я же... я только что пил из него... — растерянно пробормотал Чонин.
— И что? Боишься заразиться паразитом, пожирающим мозг?
Чонин замолчал. Ну конечно. Он прочитал «Тетрадь позора» от корки до корки.
Прежде эта его манера — вести себя как ни в чем не бывало, а потом вдруг подкалоть — выбивала Чонина из колеи. Но теперь он ловил себя на мысли, что почти привык к этому.
Небо окончательно потемнело, уступив сцену россыпи звезд. Теперь костры на пляже казались еще теплее и уютнее. Музыка загремела громче, и самые смелые уже пустились в пляс прямо на песке. Чонин наблюдал за ними, не заботясь о волосах, которые растрепал солёный ветер. В воздухе витал дух юношеского азарта и абсолютной свободы. Это была пьянящая энергия, которой он сам никогда не обладал, но к которой вдруг почувствовал себя причастным.
— Те, кажется, пьют что-то покрепче колы, — усмехнулся Чейз, кивком указывая в сторону.
Кто-то притащил доску для серфинга и теперь выделывал на ней трюки, срывая аплодисменты. Чуть дальше парень с длиннющей соломинкой пил что-то из ведра, пока друзья держали его в стойке на руках.
Чтобы лучше все разглядеть, Чонин снова надел очки. Картина стала четче, и он с запоздалым смешком покачал головой.
Чейз протянул руку, и Чонин, не раздумывая, снял очки и передал их ему. Тот с любопытством рассмотрел толстые линзы, а затем осторожно примерил их. И тут же убрал от лица.
— И насколько же у тебя все плохо со зрением.
Словно давно привыкший к такой реакции, Чонин лишь улыбнулся и, забрав очки, убрал их в нагрудный карман рубашки.
— Как только поступлю в университет, сделаю операцию, — просто ответил он.
— Ага. Я в прошлый раз, когда в Корее был, хотел сделать, но сказали, что я еще слишком молод.
Три года назад они с мамой летали в Корею. Билеты стоили целое состояние, маме пришлось брать отпуск, так что это была поездка на две недели, на которую они решались очень долго. Чонину казалось, что он повидался со всеми существующими родственниками. И не меньше десяти раз услышал одну и ту же фразу, произнесенную с затаенной надеждой: «Если наш ребенок вдруг соберется учиться за границей, он ведь сможет пожить у Чонина?»
Он давно знал, что в Корее медицина и технологии на шаг впереди. Поэтому, пользуясь случаем, хотел исправить зрение, но врач наотрез отказался, сославшись на его возраст.
Чейз слушал его, не перебивая, и когда Чонин закончил, задумчиво протянул:
— А-а, вот оно что. Так ты жил в Корее, а потом переехал. Мне всё казалось, что у тебя есть едва заметный акцент.
При этих словах Чонин мгновенно напрягся, и его лицо, только что расслабленное, снова превратилось в непроницаемую маску. Заметив эту перемену, Чейз испугался, что сейчас услышит в ответ обвинение в расизме, и поспешно добавил:
Чонин молчал. В его голове проносились горькие мысли. Чейз — белый парень из высшего общества, который, скорее всего, за всю свою жизнь ни разу не сталкивался с настоящей дискриминацией. Он просто не мог понять, через что пришлось пройти Чонину. Он даже не осознавал, что невинное, на его взгляд, замечание может задеть.
— Я тебя обидел? Прости. Я правда не это имел в виду. — Видя, что Чонин всё еще молчит, он не мог сдержать беспокойство. — Ты злишься? Прости, Джей.
Чонин физически ощущал растерянный взгляд Чейза, который, не зная, что предпринять, просто смотрел на его застывший профиль. Только выдержав долгую паузу, пока волна обиды не схлынула, Чонин наконец произнес:
Чейз с явным облегчением выдохнул и, осторожно меняя тему, сказал:
— Я всегда хотел побывать в Сеуле, но как-то так и не сложилось.
— В Сеуле? — Чонин удивленно повернулся к нему. — А я там жил.
Обычно, когда он упоминал, что родом из Кореи, половина собеседников понятия не имела, где это, а вторая половина обязательно уточняла: «Северная или Южная?» То, что Чейз знает столицу, было неожиданно. Чонин в очередной раз поймал себя на мысли, что его первоначальное мнение о Чейзе как о недалеком качке было совершенно ошибочным.
— Немного... Наверное, когда-нибудь съезжу туда снова.
Чонин замолчал, вновь поворачиваясь к морю. Солнце уже скрылось за горизонтом, и бархатная тьма мягко окутала пляж, погружая мир в глубокую синеву. Тихий шепот набегающих волн щекотал слух, а костер, мирно потрескивая рядом, окрашивал все вокруг в теплые тона.
— Ха-а... как же хорошо, — невольно выдохнул он.
Чонин прикрыл глаза и, обняв колени, опустил на них подбородок. Ласковый морской бриз нежно касался кожи, принося с собой соленый запах воды и сладкий аромат весенней ночи.
И сквозь этот умиротворяющий шум до его ушей донесся тихий голос Чейза:
В этот момент шумная музыка и смех вечеринки словно отступили, превратившись в далекий неразборчивый гул. Казалось, в целом мире остались только они вдвоем.
— Я... иммигрировал семь лет назад, — начал Чонин с очевидного.
— Нет. Расскажи что-нибудь, кроме того, что и так все знают.
Тон Чейза оставался легким, но взгляд был серьёзен. Словно он просил доверить секрет, который будет принадлежать только ему одному.
Чонин долго молчал, глядя на темные волны, а затем медленно начал:
— ...Тот человек, Стивен Флетчер, который был со мной на вечере. Он на самом деле не мой отец.
— Так и выглядело, — с усмешкой ответил Чейз.
Действительно, кто угодно, взглянув на них, понял бы, что они не родные отец и сын.
— Он был женат на моей маме... но они давно в разводе. Стивен хотел получить инвестиции от твоего отца и, ища связи, узнал, что я учусь с тобой в одной школе.
Наступила тишина. Самый главный вопрос повис в воздухе.
— Посмотрим. Но если бы я был таким уж болтуном, копии твоей тетради уже давно бы гуляли по рукам всей школы, не думаешь?
При этих словах щеки Чонина мгновенно вспыхнули. Ему хотелось выпалить, что большую часть написал Джастин, но это прозвучало бы жалко, поэтому он промолчал. В конце концов, раз он смеялся вместе с другом, значит, тоже был соучастником.
— Кстати, — сменил тему Чейз, — а как ты вообще стал репетитором Томпсона?
— Ради волонтерских баллов и рекомендации. Директор пообещал написать мне рекомендательное письмо, если я подтяну оценки Дериуса.
— Рекомендательное письмо? Хочешь поступить в какой-то определенный университет?
— В Гарвард, — спокойно, но твердо ответил Чонин, глядя на темную гладь моря. — Это моя мечта с самого детства. Хочу изучать там биологию, а потом устроиться на работу в крупную фармацевтическую компанию. Моя цель — разработать лекарство от неизлечимой болезни.
При этом восхищенном возгласе Чонин обернулся. Красные отблески от пляшущего пламени костра играли на лице Чейза, делая его черты более резкими и взрослыми.
— У тебя есть такая четкая, настоящая цель в жизни. Это так... — в голосе Чейза проскользнула едва уловимая нотка горечи, — ...круто.
— Нет, правда. Это очень круто, и я немного завидую.
Чонин с недоумением склонил голову набок. Он завидует? Чейз? Разве не у него самого было самое четкое и предсказуемое будущее из всех? Чётко распланированная еще до его рождения жизнь наследника могущественной корпорации Прескоттов. Чонину вдруг стало неловко, словно он только что хвастался своим скромным заработком перед мультимиллиардером.
— Теперь твоя очередь, Прескотт. Это нечестно, — сказал он, пытаясь скрыть смущение.
— Ты же тоже целишься в Гарвард. На факультет бизнеса...
— ...Я не знаю, — тихо ответил Чейз, опуская взгляд. Этот ответ застал Чонина врасплох.
— Кажется, у Дериуса тоже уже все решено с Университетом Южной Калифорнии, — добавил Чонин, пытаясь заполнить неловкую паузу.
— Опять Томпсон? — Чейз слегка нахмурился.
Тут уж Чонин не мог не спросить:
Услышав этот осторожный вопрос, Чейз вдруг рассмеялся.
— Вовсе нет. Томпсон — хороший парень. И он обязательно должен получить эту спортивную стипендию. Он всерьез увлечен футболом.
Задумавшись над его словами, Чонин удивленно уточнил:
— А ты? Разве ты не собираешься продолжать?
Многие отличные игроки продолжали свою карьеру и в колледже. Особенно такие талантливые, как Чейз.
— Спорт — это только до конца школы.
Чонин пристально посмотрел на него, без слов спрашивая о причине.
— Я начал играть, потому что играли мой дед и отец. Быть квотербеком школьной команды... Но не пойми меня неправильно. Это весело, мне нравится. Но это не моя мечта.
Чейз не ответил. Он отвернулся к морю, и на его лице отразилась целая буря сложных противоречивых чувств. Наконец, он повернулся к Чонину с загадочной улыбкой.
— Слушай, а ты помнишь, кем я наряжался на Хэллоуин в прошлом году?
Вряд ли в «Уинкресте» нашелся бы хоть кто-то, кто этого не помнил. Чейз в костюме врача: идеально выглаженный белый халат поверх синей хирургической формы, на шее блестит стетоскоп. А рядом с ним — Вивиан Синклер в костюме медсестры. Эта сцена была навсегда увековечена в их «Тетради позора» как: «Случай, отбросивший права женщин на пять миллионов лет назад».
— А, ну ты-то точно должен помнить. В твоей тетради...
— Я... я помню, что ты был врачом, — пробормотал Чонин, невольно опуская голову и чувствуя, как начинают гореть уши.
Чейз тихо усмехнулся и, понизив голос, продолжил:
— На самом деле, я и на втором году обучения наряжался врачом.
Два года назад, в разгар хэллоуинского веселья, он в том же костюме шел по улице. Вдруг чьи-то руки отчаянно вцепились в его рукав, и его потащили за собой. Посреди тротуара лежал мужчина средних лет без сознания. Прежде чем Чейз успел вымолвить, что он не настоящий врач, его тело начало действовать само. Инстинктивно он опустился на колени и начал делать непрямой массаж сердца.
— Честно говоря, я тогда даже не понимал, что делаю. Словно тело само вспомнило все, чему нас учили на уроках по оказанию первой помощи.
И вдруг в мутных глазах мужчины снова зажегся огонек жизни. Чейз сказал, что, казалось, отчетливо почувствовал ладонями, как остановившееся сердце под его руками снова забилось. Трепет, которого он никогда прежде не испытывал, охватил с головой. Жена мужчины вцепилась в его руку, сквозь слезы повторяя: «Спасибо, доктор! Спасибо!» И даже когда он пытался объяснить, что не врач, она лишь отмахнулась, сказав, что это неважно, что он — их спаситель, и благодарила его снова и снова.
— Ничего более шокирующего я в жизни не испытывал. И на следующий год я снова нарядился врачом.
Чейз повернулся и посмотрел прямо в глаза Чонина. Они были настолько черными, что зрачок почти сливался с радужкой. Словно две черные дыры, поглощающие и свет, и звук. Чейзу вдруг показалось, что это самый надежный сейф во всей вселенной, из которого никогда и ни за что не просочится ни один доверенный ему секрет.
— Я впервые говорю об этом вслух. Ты единственный, кто знает.
Чонин нервно сглотнул, ощущая, что сейчас последует какое-то тяжелое признание.