Сбеги, если сможешь| 44 Глава
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
На одно короткое мгновение холодный воздух хлынул мне в легкие. В расширившихся от ужаса глазах отразилось ночное небо. С запозданием я понял, что взлетел в воздух, потому что Натаниэль Миллер разжал руку и швырнул меня от себя. Это было последнее, что я осознал.
Мое тело ушло под воду, словно его втянуло в водоворот.
С мучительным кашлем я наконец вынырнул на поверхность. Днем, когда другие плескались в бассейне, я не заметил, но он оказался невероятно глубоким. Я не мог нащупать дна. Собрав последние силы, чтобы всплыть, я жадно втянул в себя кислород.
Ругательство сорвалось само собой. Но, какими бы ни были намерения Натаниэля Миллера, хмель из головы вылетел мгновенно. Не раздумывая, я инстинктивно подплыл к ближайшему бортику и, уцепившись за него, тяжело задышал. Нужно было выбираться. Я попытался подтянуться, но сил не хватило. С досадным стоном я откинул голову назад.
Первое, что я увидел, — это лоферы на деревянном настиле у бассейна. Освещенные яркой луной, они блестели так элегантно, словно никогда не касались земли. Рядом с глянцевым носком туфли в настил упирался наконечник трости цвета слоновой кости. Медленно я проследил взглядом по ее длинному древку и увидел навершие в виде головы хищника с широко раскрытой пастью. А затем — длинные, изящные пальцы, без усилий сжимавшие эту свирепую голову.
Мой взгляд продолжал подниматься выше. Хотя я уже знал, что меня ждет в конце.
И только встретившись с ним глазами, я замер. В фиолетовых зрачках мужчины, который все это время неподвижно стоял и смотрел на меня сверху вниз, мне почудился странный блеск. Наконец он заговорил.
— Надо же, господин прокурор, — произнес Натаниэль Миллер, едва заметно изогнув уголки своих полных губ. — У вас, похоже, трудности.
Будь у меня хоть капля сил, я бы огрызнулся: «А как ты думаешь, из-за кого?». Но, к сожалению, у меня не было сил даже на возмущенный вздох.
Тяжело дыша, я чувствовал, как тело остывает и покидают силы. Пока я, вцепившись в бортик, пытался отдышаться, моих пальцев коснулся холодный, незнакомый предмет. Трость Натаниэля Миллера. И тут произошло нечто невероятное.
Гладкая поверхность трости скользнула под мои пальцы, которыми я держался за край. К моему ужасу, она начала поддевать и отрывать их от бортика. Один за другим.
Движения были медленными, словно он наслаждался процессом.
Одна рука сорвалась. Я вскрикнул и в панике снова ухватился за край. Но это был не конец. Теперь Натаниэль поддел палец на другой моей руке, замер и посмотрел на меня сверху вниз.
— Господин прокурор, — позвал он меня голосом мягким, словно песня.
Этот человек, который, без сомнения, с удовольствием наблюдал бы, как я, оторвав руки, иду ко дну, нелепо спросил:
Внезапный приступ ярости придал мне неожиданных сил. Стиснув зубы, я протянул руку и схватил трость, которая поддевала мои пальцы.
Атака, похоже, была неожиданной. Натаниэль потерял равновесие и сильно пошатнулся. Из-за больной ноги он не удержался и рухнул на здоровое колено, упершись свободной рукой в землю. Наклонившись вперед, он с удивлением смотрел на меня. «Стоять на коленях, опираясь на руку… должно быть, для него это впервые». Выражение его лица и впрямь было растерянным, словно он не мог поверить в происходящее. Я почувствовал злорадное удовлетворение и усмехнулся.
— А теперь попробуй оторвать и эту.
Видя такое выражение на лице Натаниэля Миллера, я почувствовал себя победителем. «Ах, какая жалость, что только я это вижу». Легкое сожаление смешалось с ликованием, но лишь на одно мгновение.
Губы Натаниэля Миллера растянулись вширь.
Заметив, как медленно поползли вверх уголки его рта, я инстинктивно замер. Ледяной холод пробежал по спине. Легкая улыбка на его лице напомнила мне одно из злобных прозвищ, которыми его награждали в прессе.
В тот миг мне показалось, что за спиной Натаниэля Миллера я увидел огромную змею с разинутой пастью.
— Ай, какая оплошность, — с притворным сожалением произнес Натаниэль.
И тогда я увидел его раскрытую ладонь, а затем — выскользнувшую из нее трость. Серебряная голова хищника на ее навершии, которую еще секунду назад сжимала его рука, вдруг показалась мне невероятно огромной.
В следующее мгновение я, все еще сжимая проклятую трость Натаниэля, ушел под воду.
«Черт возьми, ты с ума сошел? Что ты творишь?!»
Мужчина кричал грубым голосом. Я, дрожа от страха, наблюдал за ними, спрятавшись за стеной. В ответ на его ярость другой что-то сказал. Но это не успокоило мужчину, а, наоборот, взбесило его еще больше.
В следующий миг в руках у мужчины оказалось ружье. Длинное ружье, висевшее на стене. Его охотничье ружье, до которого я не мог дотянуться.
Он навел его прямо в голову. Не дав и шанса на мольбу, нажал на курок. От оглушительного грохота, подобного удару грома, я зажал уши руками и закричал. А когда через мгновение я отнял руки, все звуки исчезли, осталась лишь тишина. Смертельная тишина. Нет.
Я медленно поднял веки. Некоторое время я растерянно моргал. Сквозь окно доносились приглушенные, мирные голоса людей. В скромно обставленной комнате не было ни изысканных скульптур, ни даже простой картины. Только кровать, на которой я лежал, маленький чайный столик и комод. Вероятно, это была гостевая комната. Теплые солнечные лучи, проникавшие через большое окно, снова затуманили сознание, навалилась сонливость. Я уже собирался закрыть глаза…
Внезапно я попытался резко сесть и задохнулся.
Я не смог договорить. С застонав от жуткой головной боли, я схватился за голову и зажмурился. «Сколько же я выпил?». Такого ужасного похмелья у меня еще не было. Казалось, кто-то бесконечно стучит молотком по моему мозгу.
Издавая жалкие стоны, я сжимал голову руками. Не в силах собрать мысли, я лишь морщился от боли. Наконец, я с трудом приоткрыл глаза и застыл. На мне не было ничего. Осознав, что я лежу в постели совершенно голый, я побледнел.
Внезапно я почувствовал на щеке теплое дуновение. Не сразу среагировав, я скосил глаза вбок, а затем, повернув голову, окончательно окаменел. Рядом кто-то стоял.
Натаниэль Миллер стоял передо мной, протягивая кружку, от которой поднимался пар.
Одетый в безупречный костюм-тройку, в отличие от меня — абсолютно голого, без единого предмета белья.