7 минут рая | Глава 10. Blind side (2 часть)
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
В его жизни ещё не встречалось столь трудного противника. Чонин оставался совершенно непредсказуемым, не поддавался его привычной логике. Но ещё более непонятным становился он сам — человек, отчаянно пытавшийся удержать рядом того, кто ускользал от любых правил.
Поток его мыслей прервал свет, заливший салон автомобиля. Позади, мягко шурша шинами по асфальту, остановилась красная «Камри». Двигатель заглох, хлопнула дверь, и из машины показалась Сьюзи. Она безошибочно узнала редкий для их сонного района спорткар.
Он поднял голову. Сьюзи стояла в нескольких шагах, держа объемистый пакет с продуктами.
— Почему ты здесь? Не заходишь в дом? — изумилась она.
— Я… — Чейз замялся, не зная, что ответить, и чувствуя себя неуместно застывшим в своем дорогом автомобиле.
Сьюзи терпеливо ждала, перехватывая тяжелую ношу из одной руки в другую.
— Давайте я помогу, — спохватился Чейз, быстро выходя из машины и забирая у нее пакет. Он оказался действительно тяжелым. Сьюзи с облегчением размяла затекшее плечо и улыбнулась.
— У Чонина в последнее время совсем нет сил, — пояснила она, кивнув на пакет. — Вот, купила мяса и всякого разного, чтобы подкрепился.
Она окинула Чейза внимательным взглядом и добавила:
— Если еще не ужинал, поешь с нами. Правда, снова корейская кухня, уж не обессудь.
В этот миг Чейз почувствовал огромное облегчение. Словно он встретил неожиданного, но надёжного союзника.
— Конечно, ты же друг Чонина, — просто ответила она и, развернувшись, пошла к дому.
«Как он отреагирует, когда увидит меня?» От этой мысли во рту мгновенно пересохло. Шаг за шагом следуя за Сьюзи, Чейз чувствовал, как нарастает напряжение.
Едва они вошли внутрь, ее голос эхом разнесся по тихому дому:
Вскоре со второго этажа послышался едва слышный шорох. Сердце Чейза пропустило удар, а затем забилось в груди с удвоенной силой. Так не бывало даже перед финальным свистком в решающей игре. Нет. Сейчас все было гораздо серьезнее.
Спускавшийся по лестнице Чонин замер на полпути. Без очков его лицо казалось почти беззащитным, но лишь на долю секунды. Стоило ему разглядеть Чейза, как черты заострились, а в глубине глаз проступил холод.
В его голосе смешались недоумение и плохо скрытое раздражение. Вопрос «Что ты здесь делаешь?» не был произнесен, но Чейз прочел его в напряженной линии плеч и сведенных бровях.
Нужно было действовать. Перехватить инициативу, пока не прозвучал прямой отказ. Чейз резко развернулся к Сьюзи, изображая беззаботность.
— А, на кухню, пожалуйста. Можешь просто на стол поставить.
Чейз, которому маршрут был уже знаком, уверенно прошел в дом. Поставив тяжелый пакет на столешницу, он позволил себе на миг выдохнуть. Вошедшая следом Сьюзи уже надевала фартук и, открывая кран, сказала:
— Готовка займет время, не стой здесь. Поднимись к Чонину, побудьте пока вместе.
Чейз молча кивнул. Выйдя из кухни, он снова столкнулся взглядом с Чонином, который так и не сдвинулся с места и теперь ждал его у лестницы с тяжелым взглядом. Чейз заметил, как он едва заметно прикусил нижнюю губу — рефлекс, который, как он уже успел понять, выдавал замешательство. Он нашёл этот жест милым, но сейчас было не до этого.
— …Пойдем, — обреченно выдохнул Чонин и первым начал подниматься.
Дверь в комнату закрылась, отрезая их от остального дома. Чонин остановился посреди комнаты и скрестил руки на груди.
Чейз, сделал вид, что не заметил этого. Его взгляд прошелся по комнате и зацепился за знакомую плюшевую игрушку на кровати.
— Снежок! Папочка пришел! — он плюхнулся на кровать и с преувеличенной нежностью обнял хорька, словно это был давно потерянный ребенок. Это была попытка растопить глупой шуткой брешь в ледяной стене, выстроенной Чонином. Но тот остался непреклонен.
Чейз тут же прикрыл лицо игрушкой. Подставив Снежка под ледяной взгляд, он, выглядывая из-за него, принялся оправдываться:
— Твоя мама случайно увидела меня в машине и сама позвала на ужин.
— Прошу тебя, уходи. Скажи маме, что появились неотложные дела, — бросил Чонин.
Улыбка, которую Чейз с таким трудом удерживал на лице, дрогнула и погасла. Он медленно отложил игрушку и посмотрел прямо на Чонина, застывшего посреди комнаты.
Это простое слово никак не вязалось с тем, что было между ними. Чейз подался вперед.
— Еще неделю назад никакого дискомфорта не было. Что изменилось за эти дни, почему?
На лице Чонина промелькнуло искреннее недоумение, словно это Чейз говорил что-то несусветное.
— Что «все»? Я не хочу, чтобы менялось! Я хочу, чтобы все было как раньше. Хочу есть с тобой, говорить, просто проводить время, — отчаянно выпалил Чейз.
— «Проводить время»? Ты что, ребенок? — раздраженно спросил Чонин. Он смотрел на Чейза как на неразумного капризного мальчишку. Но тот уже не мог остановиться.
— Это нечестно, — голос Чейза дрогнул от обиды, от горького чувства, будто у него отнимают что-то жизненно важное по причине, которой он даже не мог понять.
Чонин посмотрел на него долгим тяжелым взглядом и глубоко вздохнул.
— Такова жизнь. Смирись, — холодно ответил он, не желая никак аргументировать свои слова.
«В школе так мило улыбается, а на меня — ноль эмоций». От бессилия и несправедливости в Чейзе закипала глухая злость. Он сменил тактику, решив зайти с неожиданной стороны.
Вопрос застал Чонина врасплох. Он нахмурился, инстинктивно коснувшись переносицы.
— Оправа сломалась. И на линзах царапины.
— Отдал в мастерскую. Сказали, починка займет несколько дней.
Чейз кивнул, но ответ не принес удовлетворения. Тревожное сомнение, засевшее в сознании с того самого дня, никуда не делось. Он решил пойти до конца.
— Что? — раздраженно вздохнул Чонин.
— Джастин? — повторил он, и на его лице впервые промелькнуло что-то похожее на смятение.
— Человек, которого ты ждал в тот день. Ты ведь спускался, выкрикивая его имя.
Повисла тишина. Чонин долго, не мигая, смотрел прямо на Чейза. В неподвижном взгляде черных глаз читался немой упрек: «А ты кто такой, чтобы спрашивать о таком?».
Чонин злился. Проявлять такой интерес к человеку, который тебе безразличен, неправильно.
— Ха-а... Прескотт, — вздохнул он, не скрывая усталости от подобных вопросов.
— …Что? — он снова открыл глаза, теперь уже с явным недоумением.
Чейзу до смерти надоела дистанция, которую Чонин выстраивал одним лишь словом. Он хотел большего. Хотел, чтобы тот называл его по имени. Или даже короче, как самые близкие.
Чонин замер. Он выглядел так, словно Чейз сказал что-то совершенно недопустимое. А потом резко отвернулся, уставившись в стену.
— Нет. Не буду, — его голос дрогнул. — …Так тебя называет Вивиан Синклер.
— И что? — не понял Чейз. Реакция Чонина была совершенно нелогичной. Он расстроен? Обижен? Чейзу захотелось все объяснить, успокоить его. — Мы дружим с двух лет. Она зовет меня так вслед за моей мамой, только и всего.
— Тогда зачем ты упомянул Вивиан?
Чонин снова сжал губы, на этот раз так сильно, что они побелели. Чейз смотрел на его напряженный профиль и лихорадочно перебирал варианты. «Он ревнует? Или не хочет, чтобы к нему относились так же, как к Вивиан?..»
— Ты… до чего же ты сложный, — Чейз с досадой вздохнул и запустил пальцы в волосы, взъерошивая их.
Он решился. Сейчас он скажет то, что никогда не произносил вслух.
— Мы с Вивиан не встречаемся. И никогда по-настоящему не встречались.
Чонин, до этого казавшийся непроницаемым, дрогнул.
— Но… — с недоверием протянул он, не закончив фразу.
Все в их городе знали, что Чейз Прескотт и Вивиан Синклер всегда были вместе. То сходились, то расходились, но оставались официальной парой Беллакоув. Их история началась еще в средней школе.
— Нам обоим это было выгодно, — спокойно пояснил Чейз, видя немой вопрос в чужих глазах. — Ей нужен был трофей для статуса, а мне щит от лишнего внимания. У Вивиан отвратительный характер. Большинство девушек ко мне даже не подходило, потому что боялись ее гнева.
Благодаря этому негласному договору Чейз, всегда находясь в центре внимания, умудрялся жить на удивление спокойно, без лишних интриг и слухов.
На лице Чонина отразилась напряженная работа мыслей. Он пытался состыковать общеизвестный факт с этой новой версией реальности. На мгновение в Чейзе вспыхнула надежда, но Чонин тут же потушил ее, качнув головой.
— Какая бы у вас ни была история… теперь это не имеет ко мне отношения.
Чонин даже не смотрел в его сторону. От него веяло таким холодом, таким отчуждением, что Чейз невольно поежился.
— Джей, — позвал он снова, уже со вздохом, и провел ладонью по лицу.
С ним Чейз впервые понял, что можно веселиться без алкоголя, громкой музыки и кокетливых взглядов девушек. Кусок пиццы с хрустящим на зубах песком и жирная картошка в дешевом дайнере были вкуснее, чем блюда из мишленовского ресторана. От простого чтения рядом на душе становилось тепло. А глядя в эти влажные черные глаза, он, словно на исповеди, выбалтывал то, чего не говорил никому. Это приносило большее освобождение, чем схватка на поле за мяч.
И теперь он говорит, что со всем этим нужно покончить.
Чейз чувствовал себя запертым в лабиринте без выхода. Каждый шаг, который, как ему казалось, вел к спасению, лишь глубже затягивал его в вязкую трясину отчаяния.
— Джей, — повторил он, когда Чонин так и не обернулся, уставившись в окно. — Я с тобой разговариваю. Посмотри на меня.
Тот нехотя повернул голову. Его глаза, черные и бездонные, тихо мерцали в полумраке комнаты. На фоне бледной, почти бумажной кожи они казались двумя черными дырами, в которые хотелось провалиться.
— Давай проясним, — сказал Чейз, глядя в них прямо. — Ты говоришь, что больше не можешь со мной общаться, потому что я тебе нравлюсь. И потому что я тебя отверг. Так?
— Почему? — искренне не понимая спросил Чейз.
Взгляд Чонина наполнился недоумением, будто тот спросил, почему солнце встает на востоке. Прожив в Америке более семи лет, он все еще придерживался корейских взглядов и не мог понять Гвинет Пэлтроу и Криса Мартина, оставшихся друзьями после развода. Чонину потребовалось несколько лет, чтобы начать спокойно воспринимать Стивена после развода матери. Да и сейчас это было не совсем просто.
— Тогда почему ты так себя ведешь? — вдруг резко спросил Чонин. — Ты знаешь, что нравишься мне, и все равно хочешь общаться как друзья? Потому что тебе так хочется? Это эгоизм.
Чонину многое хотелось сказать еще: «Если ты знаешь о чувствах человека, но не собираешься на них отвечать, разве ты не должен помочь ему сдаться? Разве не вежливо было бы держать дистанцию?». Но он не стал продолжать.
Они стояли в одной маленькой комнате, но казалось, их разделяет пропасть.
— Если мы снова будем общаться, может, твои чувства изменятся, — возразил Чейз.
— Как ты можешь так легко... почему для вас все так просто?
— Для «вас»? — Чейз прищурился. — Не знаю, о ком ты говоришь, но не стоит всех грести под одну гребёнку.
Разница в их ценностях зияла пропастью. Люди, выросшие в разных культурах, по-разному смотрели даже на самое простое чувство. Для корейцев любовь — это судьба. Она абсолютна, и разорванные отношения означают нарушенную судьбу, которую уже не исправить. Для многих американцев любовь была скорее переменным чувством. Они верили, что она может меняться под влиянием усилий и выбора, что неудавшиеся отношения способны продолжаться в иной форме.
Но Чейз даже не вписывался в категорию обычных американцев.
«Любовь? Разве это не рекламный трюк, который продают в кино?» Для него она никогда не была ни серьёзной, ни возвышенной. Он не верил в романтику. И как мог бы? Всё, что он видел в своей жизни, сводилось к сделкам, прихотям и желаниям. Его родители заключили брак по расчёту и без зазрения совести изменяли друг другу. Друзья? Бесконечная карусель признаний, расставаний и новых встреч. Микаэла вчера признавалась в любви ему, а сегодня сгорала по Алексу. Эйва ещё недавно встречалась с Максом, а теперь ходила с Брайаном. Что может быть более изменчивым и пустым?
— Твои чувства могут перерасти в дружбу, — сказал Чейз. — Мы сможем остаться друзьями.
— Как чувства могут так легко меняться?
— А что, по-твоему, они вечны? В это даже пятилетние дети не верят.
Между ними повисла тяжелая тишина. Было ясно, что они оба обижены.
Чейз знал, Чонин просто так не изменит своего мнения. За его тихим голосом скрывалась упрямая твёрдость. Он стоял, повернувшись к окну. Мягкий лунный свет ложился на его плечи, очерчивая силуэт тонкой серебряной линией.
Чейз наблюдал за ним и испытывал странное смешанное чувство. Чонин не походил ни на кого из тех, кого он встречал раньше. Чейз привык к улыбкам, за которыми прятался расчёт; к мягким словам, за которыми стояли амбиции; к лести, к притворству. Но в Чонине жила благородная чистота, не смешивавшаяся с этим миром. Смелость быть вне рамок. Его ясные глаза, в которых не было ни малейшей мутности, иногда заставляли чувствовать себя неловко — словно его просвечивали рентгеном, обнажая всё скрытое. Перед ним не работали маски. Чейз чувствовал себя безоружным. И ему это нравилось.
У Чонина был стержень. Спокойствие, исходящее от уверенного в себе человека, который не нуждается в лишних доказательствах. Рядом с ним Чейз словно плыл по тихой воде. Никогда раньше он не встречал никого подобного.
«Если чего-то хочешь, нужно за это бороться. Сдаются только неудачники».
Внезапно вспомнились слова, которые любил повторять его дед. Получай всё, чего хочешь, а оправдание для своих действий всегда найдётся. Опустил оружие — уже проиграл. Чейз никогда всерьёз не задумывался над этой философией. Ему не приходилось. Он получал всё ещё до того, как успевал этого захотеть. В его мире обладание было естественнее усилия, и он привык принимать раньше, чем желать.
И только Чонин был исключением.
Чейз хотел удержать его любой ценой. Он ясно чувствовал, что если сейчас отпустит, будет жалеть об этом всю жизнь.