7 минут рая. Спин-офф | Глава 8. Save the Date (Часть 5)
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
После ужина они дружно взялись за уборку. Чейз и Чонин двигались слаженно, в том отработанном ритме, где слова не нужны. Они ополаскивали тарелки, загружали посудомойку, прятали в холодильник остатки еды.
Вскоре Чейз тактично откланялся, он хотел оставить Чонина наедине с матерью.
В ту ночь они, как в старые добрые времена, устроились на диване, укрывшись одним пледом на двоих. Выбор пал на «Жён Хэмптона» — какое-то скандальное реалити-шоу на Нетфликс. Всё ощущалось настолько естественным, будто и не было лет разлуки. Они снова сидели в полумраке гостиной, хихикали над чужими драмами и уютно перешёптывались.
Осилить удалось только два эпизода. За окнами давно сгустилась ночь, и, пожелав друг другу сладких снов, они разошлись по своим комнатам.
Чонин медленно обвёл взглядом свою спальню. Книжный шкаф, до отказа забитый учебниками. Потёртый письменный стол, помнящий бессонные ночи перед экзаменами. Узкая кровать, застеленная всё тем же одеялом в синюю клетку. Это была комната образцового ученика, подростка-зубрилы.
Здесь время словно застыло. Казалось, на календаре всё ещё 2015-й. Любимые детские книги, тетради с первыми конспектами, даже кружка с логотипом Гарварда, превратившаяся в подставку для карандашей — каждая вещь лежала строго на своём месте.
Он находился в окружении родных предметов, но на душе скреблось странное чувство. Сегодняшний разговор с матерью стал поворотным моментом. Чонин вдруг ясно осознал, что не только он стоит на пороге новой жизни. Нельзя вечно хранить эту комнату как музейный экспонат, как осколок прошлого. Он решил, что в ближайшее время нужно будет здесь всё разобрать. Пусть мама переделает спальню в кабинет, в гостевую или в комнату для хобби — как ей самой захочется.
Но только не сегодня. Сегодня ему отчаянно, до боли хотелось снова побыть ребёнком.
Чонин обессиленно рухнул на кровать и потянулся к Снежку, преданно ждавшему его у подушки. За эти годы наполнитель сбился, игрушка словно усохла и стала меньше. Чонин прижал к себе старого плюшевого друга и уставился в потолок.
Там, в темноте, всё ещё угадывались мутные пятна клея. Когда они только переехали в этот дом, ему было двенадцать, и ночевать одному на этаже было жутковато. Тогда Сьюзи потратила всю ночь, наклеивая ему над кроватью фосфорные звёзды — персональный небосвод, чтобы разогнать страхи. Лет в пятнадцать, решив, что это «по-детски», он безжалостно содрал их. Но следы клея остались, как вечное напоминание.
«Может, это и есть... тот самый предсвадебный мандраж?»
Его накрыло странное чувство. Казалось бы, что меняется? Всего лишь штамп в паспорте, формальность. Но внутри всё бурлило, словно привычный мир готовился сделать сальто. Этот уютный дом никуда не денется. И воспоминания останутся здесь — такие же въедливые и упрямые, как те пятна клея на потолке. И всё же сердце сжимала непонятная тоска. Он и сам не мог разобрать, о чём скорбит, об ушедшем детстве или о той свободе, которую вот-вот потеряет? Или же его просто пугала неизбежность перемен?
Чонин тихо приоткрыл дверь и выскользнул в коридор. Спустившись по тёмной лестнице, он замер перед маминой спальней. Помедлил секунду и осторожно постучал.
Мам? — позвал он шёпотом. Тишина. Он постучал чуть настойчивее: — Мам, ты спишь?
Из-за двери донёсся сонный голос:
Сьюзи, щурясь от света из коридора, приподнялась на локтях.
— Мам... можно я сегодня с тобой посплю?
Будто маленький мальчик, которому приснился кошмар, Чонин побрёл к кровати.
— Надо же, какой подарок, — усмехнулась Сьюзи, откидывая край одеяла. Чонин нырнул в уютный кокон, согретый материнским теплом. — Сколько же лет я не спала в обнимку со своим малышом...
— Для мамы ты всегда будешь малышом, сколько бы лет тебе ни было.
Они лежали рядом в тишине. Первой её нарушила Сьюзи:
— Знаешь, Чонин-а... Я тут подумала. Я ведь ничего не знаю про... однополые свадьбы. А кто из вас первым идёт к алтарю? И... вас никто не ведёт?
— Мам, мы и сами знаем не больше твоего. Решили, что... просто сделаем так, как подскажет сердце.
— А это... хорошо, — в её голосе слышалась улыбка.
Чонин улыбнулся в ответ, но почти сразу вновь стал серьёзным. Взгляд его уперся в тесный потолок.
— Я в последнее время... часто думаю об отце.
Сьюзи зашуршала простынями, поворачиваясь к нему на бок.
— Я же скоро поменяю фамилию. Ту, что он мне дал. И я... просто думаю, как бы он отреагировал, если бы был здесь.
— Если он видит тебя сейчас, с небес... он очень тобой гордится, — мягко сказала Сьюзи.
— Даже... зная, что я выхожу замуж за мужчину? Он бы не удивился?
— Хм... Ну, сначала бы, наверное, удивился. А потом очень бы обрадовался.
В темноте губы Чонина тронула едва заметная улыбка. В ней смешалось всё: и горечь утраты, и облегчение, и светлая тихая грусть.
— Твоего отца больше нет, но он продолжает жить в тебе. Твоя внешность, твой характер — это всё его наследие. Ты невероятно на него похож. Он проглядывает в твоей манере говорить, в твоих жестах. Даже выбор профессии — это его влияние. Он — неотъемлемая часть того, кем ты стал.
Сьюзи выдержала паузу и добавила, пытаясь свести всё к шутке, чтобы разрядить обстановку:
— И когда ты решаешь свои сложные математические задачки — это тоже он. Посмотри на меня. Я же в магазине до сих пор сдачу посчитать не могу.
Этот короткий смешок и тихий откровенный разговор сделали своё дело — буря в душе начала стихать, уступая место покою.
Сьюзи медленно похлопала его по груди.
Они закрыли глаза. Тепло, исходящее от матери, знакомый с рождения ритм её дыхания... всё это обволакивало, даря чувство защищённости. Тёплая, тихая ночь медленно растворялась в предрассветной дымке.
Проснувшись, Чонин сладко потянулся. Он выспался так, как не спал уже очень давно, глубоко и безмятежно, в маминой постели, окутанный родным запахом дома.
Он поднялся на второй этаж, привычно толкнул дверь в свою комнату и... замер на пороге. На его кровати, крепко обнимая Снежка и уткнувшись носом в его, Чонина, подушку, спал Чейз.
Брови Чейза едва заметно дёрнулись, по лицу пробежала недовольная тень, словно его потревожили посреди сладкого сна.
«Должно быть, поздно ночью залез через окно», — догадался Чонин. — «Пришёл, ждал меня и вырубился».
Улыбка сама собой расцвела на губах. Он бесшумно подошёл и присел на край кровати, осторожно коснувшись плеча спящего. Золотистые ресницы дрогнули и медленно, с трудом разлепились.
— М-м... — голос его был хриплым и вязким от сна, глаза фокусировались с трудом. — Пришёл... а тебя нет... Подумал, ты с мамой... ждал... и вот... уснул...
Растрёпанные светлые волосы торчали во все стороны, делая его похожим на взлохмаченную куклу. Этот огромный сильный мужчина, который не смог вынести и одной ночи в разлуке и в итоге уснул в обнимку с маленькой потрёпанной плюшевой игрушкой... Картина была одновременно комичной и до невыносимости трогательной.
Чонин не сдержался, наклонился и крепко обнял его.
Чейз сонно заворочался, сползая с подушки, и переложил тяжелую голову Чонину на колени. Он тут же уткнулся лицом ему в живот, обхватывая руками его талию. Чонин запустил пальцы в спутанные волосы и принялся молча гладить по спине, терпеливо дожидаясь, пока этот большой ребенок окончательно вернётся в реальность.
Когда они спустились в гостиную, Сьюзи уже сидела в кресле с чашкой кофе, лениво листая ленту в телефоне. Услышав шаги, она подняла голову и, завидев Чейза, рассмеялась:
— Похоже, с наступлением темноты ты напрочь забываешь, где в этом доме находится парадный вход?
Чейз в ответ лишь пожал плечами, блеснув озорной, совершенно мальчишеской улыбкой.
Чтобы окончательно прогнать остатки сна, они выпили по чашке кофе и вышли на улицу. Чейз бросил короткое «нам нужно кое-куда заехать». Чонин не стал задавать лишних вопросов, просто кивнул, уверенный, что путь лежит в ту самую больницу в Сан-Мартин.
Но, едва ступив с крыльца, он замер как вкопанный.
— Это... — слова застряли в горле.
У тротуара, ослепительно сверкая на утреннем солнце, хищно притаился серебристый кабриолет «Porsche».
Автомобиль выглядел до боли знакомым, хотя это точно была не та машина, на которой Чейз рассекал в школьные годы. Тот, первый «Порше», ставший свидетелем их юности, достался кузине Чейза, Оливии, в качестве тренажера после получения прав. Чонин слышал, что после бесчисленных царапин и пары серьезных столкновений машину в итоге списали в утиль. Перед ним стояла новая модель той же серии. Прошло почти десять лет, изменилась приборная панель, салон стал современнее, но этот фирменный, струящийся, как ртуть, силуэт остался неизменным.
Чейз подошёл к автомобилю, распахнул пассажирскую дверь и обернулся к Чонину.
Чонин направился к машине, и его накрыло мощнейшее дежавю. Он вдруг ярко, до головокружения вспомнил себя восемнадцатилетнего — того, кто с бешено колотящимся сердцем впервые опускался на кожаное сиденье того, первого серебристого «Порше».
— Такое чувство, — тихо, словно прочитав его мысли, произнес Чейз, — что мы сейчас должны прогулять уроки в школе Уинкрест.
Он усмехнулся, мотор довольно заурчал, и автомобиль плавно вырулил на дорогу.
Серебристый кабриолет свернул на Палм-Гроув-драйв и устремился вперед. Чонин, придерживая волосы, которые нещадно трепал ветер, удивлённо нахмурился. Если память ему не изменяла, клиника, о которой говорил Чейз, находилась в Сан-Мартин. Но этот маршрут вёл в совершенно другую сторону.
— Мы разве не в Сан-Мартин? Куда мы едем?
Городская застройка стремительно редела. Магазины исчезли, уступив место живописным пейзажам, по обеим сторонам дороги потянулись бесконечные ряды виноградников, перемежающиеся густыми рощами. Они выехали на Оук-Хилл-драйв, тихое шоссе, где изредка встречались лишь вывески частных виноделен.
Только когда Чонин решил, что они окончательно покинули пределы Беллакоув, машина резко свернула направо, на ещё более узкую и извилистую грунтовку. Он по-прежнему не понимал, куда они направляются.
Прошло слишком много лет. Да и... при свете дня он здесь никогда не бывал.
— А? Погоди, это же... — слова замерли на губах.
Только когда перед капотом выросли высокие кованые створы, пазл в голове Чонина наконец сложился. Он уже был здесь.
Воспоминания нахлынули волной: чёрные, увитые паутиной прутья, ржавая табличка «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ВХОД ВОСПРЕЩЁН» и толстая цепь, намертво душившая ворота.
Но сейчас... сейчас створки были распахнуты настежь, словно в приветственном жесте.
То, что прежде скрывала непроглядная тьма, теперь было залито ярким торжествующим солнечным светом. Но дело было не только в освещении. Перед ним раскинулся пейзаж, которого в его памяти просто не существовало.
Разбитая грунтовка, по которой они когда-то пробирались, исчезла. Теперь под шинами мягко шуршала брусчатка, выложенная из мелкого, идеально подогнанного камня, точь-в-точь как на старинных европейских площадях. Дорога, петляя, уходила вдаль и мерцала на солнце, словно драгоценная мозаика.
Они проехали вглубь территории. Впереди кипела жизнь. Жёлтые экскаваторы и погрузчики деловито сновали в облаках пыли, а за ними вырастало великолепное здание, напоминавшее не то элитный гольф-клуб, не то роскошный загородный курорт.
Перед особняком полным ходом шли ландшафтные работы. Уже угадывались контуры величественного круглого фонтана. Повсюду пестрели саженцы с корнями, бережно укутанными в мешковину. Чуть поодаль, в огромном котловане, рабочие укладывали гидроизоляцию — очевидно, здесь планировался искусственный пруд.
Чонин, не в силах скрыть потрясения, повернулся к Чейзу:
— Что... что вы здесь строите?
— Ты сказал, что не хочешь пышный банкетный зал. Сказал, что тебе всё равно, хоть в лесу, хоть в поле. Лишь бы это место... что-то для нас значило.
Чейз вытянул руку, указывая куда-то вдаль, поверх строительной суеты. Чонин медленно проследил за его жестом.
Там, на самом краю холма, возвышалось изящное классическое строение с круглым куполом. Тот самый павильон. Вокруг него суетились рабочие, возвращая камню белизну и лоск. В прошлый раз от него оставался лишь полуразрушенный остов.
Это было то самое поместье Прескоттов, куда Чейз привёз его в ночь олимпиады. Место, служившее смотровой площадкой и летней резиденцией с начала 1900-х, а затем на десятилетия преданное забвению.
— Я решил... вернуть этому месту былое величие. Воссоздать золотой век Прескоттов. Как в «Великом Гэтсби», — Чейз улыбнулся, глядя на ротонду. — Воссоздать декорации той сцены, с которой всё началось.
Чонин открыл рот, но горло перехватило. Он не смог выдавить ни звука, лишь растерянно моргал, глядя на Чейза.
— Идем, — Чейз переплел их пальцы и уверенно повёл его за собой.
Вскоре Чонин замер, чувствуя, как ноги сами приросли к земле.
Он стоял на том самом пятачке. На вершине холма, где когда-то они расстелили дешевый плед из супермаркета. Где любовались звездами и где уснули, утомленные и счастливые, прижавшись друг к другу.
Той памятной ночью город внизу пылал мириадами огней, соперничая с небом. Но сейчас, в честном свете дня, этот пейзаж раскрылся иначе — глубже, спокойнее, величественнее.
Весь мир лежал у их ног. Взгляд скользил по панораме, по мягким очертаниям города, плавным изгибам береговой линии. Пологие холмы, террасами спускавшиеся к океану, были укрыты виноградниками. Лозы еще спали, но уже чувствовалось дыхание весны. А на горизонте океан ловил солнечные лучи, вспыхивая миллионами искр, будто поверхность воды была укрыта драгоценной серебряной чешуей.
— Вау... — выдох получился почти беззвучным.
Чейз мягко взял его за плечи и развернул.
— Выход будет вон оттуда. А здесь, прямо на этой точке, встанет арка. И здесь мы произнесём клятвы.
Реальность на секунду поплыла. Радость смешалась с шоком, неверие — с восторгом. Чонину казалось, что он наблюдает за происходящим со стороны, словно в замедленной съемке.
— Когда... когда ты успел всё это начать? — голос предательски дрогнул, споткнувшись о ком в горле.
— Почти сразу, как ты надел мне кольцо на палец.
Чонин медленно обвёл взглядом пространство. Строительные леса, груды досок, мешки с цементом — всё это начало таять, растворяясь в воздухе. Воображение, подстегнутое словами Чейза, рисовало поверх серой стройки совсем иную картину.
День. Холм, залитый солнцем, утопающий в зелени и цветах. Тихий шелест ветра и слова клятвы, звучащие в унисон.
Вечер. Банкет под открытым небом, на фоне сияющего внизу города, который зеркалит звездный купол над головой.
Мягкое теплое свечение гирлянд. Столы с безупречно белыми скатертями, блики на серебре. Ненавязчивая мелодия струнного квартета, плывущая в воздухе. Счастливый смех гостей, хрустальный звон бокалов с шампанским.
И в эпицентре этой вселенной — они вдвоём.
Этот день ещё не настал, но видение было таким ясным, таким осязаемым, что сердце пропустило удар. Чонин уже проживал его прямо здесь и сейчас.