Проливной дождь (Новелла) | Джин Ёвон, часть 2 | 2.1
Над главой работала команда WSL;
Наш телеграмм https://t.me/wsllover
Рассказ Хван Сунвона «Ливень». Краткое содержание.
История начинается с того, что мальчик подглядывает за девочкой, сидящей на камне в ручье. Она черпает воду, пытаясь поймать своё отражение. Внезапно она оборачивается и бросает в мальчика камешек, который тот поднимает.
На следующий день мальчик возвращается к ручью, но девочки там нет. С этого дня у него появляется привычка тереть брошенный в него камешек. Однажды, сидя у пруда и глядя на воду, он замечает отражение девочки. Смутившись, он убегает, но спотыкается о камень.
Позже они встречаются снова, становятся близкими друзьями и вместе бегают по окрестностям. Однажды они попадают под сильный ливень и ищут убежища в старой смотровой башне, но позже решают укрыться в стоге сена, так как дождь всё ещё не прекращается. Они оказываются близко друг к другу. В этот момент вся прежняя неловкость отступает перед разделённым ими простым, но значимым моментом. Когда дождь заканчивается, мальчик несёт девочку на спине, чтобы помочь ей перебраться через ручей.
В последующие дни мальчик возвращается к ручью, но девочка не появляется. Спустя некоторое время девочка приходит и говорит ему, что заболела с тех пор, как простудилась под дождём. Она также показывает ему платье, в котором была в тот день, испачканное тёмно-красными пятнами грязи и перед уходом дарит мальчику финики.
Вечером мальчик пробирается в рощу, чтобы собрать орехи для девочки. Однако, вернувшись домой и лёжа на кровати, он слышит, как отец говорит матери о том, что девочка умерла. Отец также отмечает, что она просила похоронить её в том же платье, в котором была, когда дети попали под ливень.
По дороге домой, расставшись с девочкой, мальчик снова и снова мысленно повторял её слова о том, что она уезжает. Не было в этом ни печали, ни горечи. И всё же, мальчик не чувствовал сладости финика, который жевал.
Он думал лишь о том, что нужно поскорее дать девочке попробовать лучшие орехи дедушки Доксэ. И тут он спохватился. Он ведь так и не сказал ей, чтобы она, как только поправится, пришла к ручью в последний раз, перед отъездом.
Внезапный телефонный звонок разорвал тишину, и вырвал меня из мира рассказа. Ха Джэун. Я переключился на громкую связь.
Брякнув очевидное, Ха Джэун повесил трубку.
Я закрыл «Ливень», который несколько дней назад взял в библиотеке. Я не перечитывал его уже лет десять.
Хоть я и люблю читать, но модные журналы попадают мне в руки куда чаще, чем художественная литература. А уж наивные истории о любви — и подавно. Желание перечитать появилось, скорее всего, из-за Пак Сокёна.
Монолог мальчика из рассказа эхом отозвался во мне. Он до самой смерти девочки так и не осознал природы своих чувств. Не узнал любви, нахлынувшей, как ливень.
— Любовь нельзя просчитать. Сердцу не прикажешь. Как и наоборот: в какой‑то момент опомнишься, а уже весь пропитан этим человеком. Знаешь, что самое обидное? Что ты для меня – тропический ливень, а я для тебя – даже не морось. Такова любовь. Несправедливо, но насильно мил не будешь. Я устала от того, что больно только мне. Ты сочтёшь причину расставания слишком пафосной и назовёшь отговоркой. Но что поделать, если это правда? Придёт и твоё время помучиться. Джин Ёвон, неужели ты думаешь, что в твоей жизни так и не случится любовь?
Внезапно в памяти всплыли язвительные слова Мию. И эпизод, когда я посадил Пак Сокёна на багажник велосипеда. Я списал это на алкоголь. И то, что замурлыкал песню под моросящим дождём, я тоже списал на алкоголь.
В тот день, ранним летом, во время встречи с отцом, который снова завел шарманку о смотринах, в голове у меня был только Пак Сокён. Я и это отбросил, решив, что в неприятной ситуации мозг просто цепляется за воспоминание о ком-то забавном. Но что было, когда я позвал его, чтобы развеяться? Он пришёл в шиповках, и я подумал: «Предсказуемо».
«Сонбэ, я вам что-то сделал? Это из-за того случая? Поэтому вы распустили эти слухи?»
Лица хубэ, что задал мне вопрос, я, по правде, почти не помнил. В моей памяти от Пак Сокёна осталась только его поникшая спина. И эта спина была пугающе похожа на чью-то ещё.
Когда Мию объявила о разрыве, она хотела, чтобы я её удержал. Я знал, что сказать, чтобы она осталась. Знал, что она хочет услышать. Но я промолчал. И не пожалел. Единственное, что я мог для неё сделать, – это отпустить, не оставляя и тени надежды.
Сейчас воспоминания потускнели, но тогда расставание сбило меня с толку. Алкоголь был нужен не чтобы забыться. Он был катализатором, чтобы выжечь всё дотла и стряхнуть пепел.
«Что я к ней чувствовал? Что она чувствовала ко мне? Почему я её не остановил?»
Ответ на вопросы, которые я никому не задавал, пришел с неожиданной стороны.
Этим ответом была спина Пак Сокёна.
Прямая, но в то же время напряжённая, она будто говорила о чём-то. О глупости, с которой человек цепляется за тонкую нить надежды, зная, что всё кончено. Эта спина прижималась к кому‑то, трепеща, словно жалкая, иссохшая ветка на ветру. И случайно заметив Пак Сокёна на улице, я пошёл за ним не из-за внезапного порыва. Я просто хотел понять разницу.
Разницу между мной, тем, кто смог отпустить, и этим парнем, который не мог.
Я ведь считал, что люблю Мию, но она сказала: «Если любишь по-настоящему, то не расстаёшься и не отпускаешь». А я принял её решение. Я отпустил её.
Тем временем спина Пак Сокёна погрузилась в промозглый воздух бара и тут же растворилась в толпе. Он смеялся и что-то оживлённо говорил, но выглядел встревоженным. Он всё больше сжимался, заискивающе глядя на своего спутника, цепляясь за ледяного партнёра.
«Так почему же… почему эта спина так похожа на неё?»
Ответ пришел почти сразу. И она, и Пак Сокён – оба отчаянно жаждали чужой любви. И оттого оба выглядели одинаково жалко.
Только тогда я понял, почему она так торопилась с этой несвоевременной свадьбой. Я сам был источником её тревоги. Вес наших чувств был несопоставим. Я лишь дорожил ею. А она меня — любила. В этом и была разница. Мию, поняв это, не выдержала и ушла.
Я ощутил полную тщетность происходящего и уже собирался уходить. И тут ко мне, улыбаясь, подошел Пак Сокён.
— Сонбэ, а ваша девушка, случайно, не прикрытие? Как ни крути, но подобное поведение — это как-то неправильно...
Я прекрасно знал, что нахожусь в гей-баре. И мне было плевать на чужие домыслы. И всё же я разозлился. Вероятно, из-за накрывшей меня пьяной жалости.
— Я сам виноват, что ошибся дверью, — ответил я, глядя на него в упор. — Но и вы выбирайте выражения.
Глаза Пак Сокёна заволокло туманом растерянности.
«Какая ирония, — подумал я. — Этот парень, который так же отчаянно и безответно цепляется за кого-то, как и Мию, еще имеет наглость беспокоиться о ее мифическом статусе „прикрытия“».
«Впрочем, Мию умнее его. Поэтому она решилась на разрыв».
Меня начало тошнить от жалких оправданий Ким Дэёна и от Пак Сокёна, который не мог выдавить из себя ни слова.
Нет. Глупцом был я. Я, неспособный разобраться в собственных чувствах, притащился в это место следом за спиной, так похожей на её спину. Слушать их убогие объяснения не было никакого желания.
— И можете не оправдываться. Оба. Мне неинтересно. — я оборвал их.
Катализатор в виде алкоголя был больше не нужен. Я понял, что моё внутреннее смятение было вызвано вовсе не расставанием. Дело было в чувстве вины. И в отвращении к самому себе. Я отнял у неё время. Не смог полюбить её так же сильно. Не смог ответить на её любовь.
Смотреть на Пак Сокёна, в тот момент ставшего её отражением, было невыносимо. И я ушёл, не сказав больше ни слова.
Если бы в тот день я не пошёл следом за его спиной в душный, влажный воздух бара, правда о Пак Сокёне так и не выплыла бы наружу. Слухи всегда начинает один, но разрушительную силу они набирают, обрастая домыслами многих. И источником слухов, загнавших Пак Сокёна в угол, был Ким Дэён.
Ким Дэён пожертвовал Пак Сокёном, чтобы спасти собственную шкуру. Он подключил знакомых, чтобы доказать свою «невиновность» мне, единственному свидетелю. И чем «невиннее» становился Ким Дэён, тем сильнее травили Пак Сокёна. Это напоминало игру. Кто первым сходил – тот и победитель. Им оказался Ким Дэён. Пак Сокён выбыл из игры, так и не сделав ни единого хода.
Всё это было чужой историей, которая со временем забылась бы. И всё же слова Пак Сокёна намертво впечатались мне в память. Всё из-за того, что я увидел в жаркий летний день.
Отвергнутый всеми, Пак Сокён стоял и отрешенно смотрел на здание университета. Он стоял один, посреди толпы, и, казалось, даже не слышал перешёптываний за спиной. Наконец он обернулся. Выражение его лица было… спокойным. Он заметил меня, сидящего на скамейке, и подошел.
— Благодаря вам, сонбэ, я ухожу в армию. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся.
Мимолетное выражение исказило его лицо. Я смотрел ему вслед, когда он развернулся и пошёл прочь. Его плечи начали мелко дрожать. И дрожали, пока он не скрылся из виду.
Неужели он ни разу не заподозрил Ким Дэёна? Похоже, он наивно верил ему. Потому что любил. Более дурацкой причины и быть не могло.
И я был уверен, что уж мне-то подобного испытать точно не доведётся.